скачать книгу бесплатно
Он был среди этих грубых и дюжих – маленький, худенький, на первый взгляд незаметный меж них. Его руки наигрывали заезженную мелодию, без которой не обходится ни одна свадьба, а в глазах было столько искренней радости и неподдельного удовольствия быть рядом с этими людьми…
«Вот кем ты работаешь, – подумала я и шарахнулась в сторону, пока он меня не заметил. – Ты бы ещё в похоронном оркестре играл!»
Свадьба прошла, и Лазарь Давыдович прошёл вместе с ней.
Я покосилась ей вслед и сказала себе, что должен же кто-то играть и на свадьбах, и на похоронах, не всем же в филармониях работать, ну правда, ну с самого начала надо было об этом думать, у тебя Жорик, у тебя всё схвачено, не реви, не реви, не реви!!!
Я проглотила слёзы и пошла домой.
Ночью мне снился мартеновский цех. Я шла по нему с Серёгой.
– Да у вас декорации лучше, чем во МХАТе! – Сказала я. Серёга засмеялся:
– Центровая, ну ты даёшь! Это же настоящий цех! Нам сталевары для спектакля помещение предоставили, прям здесь и будем играть!
– А зрители придут в такое место?
– Да куда они денутся! – Серёга отошёл к окну цеха и зачем-то постучал по стеклу. И громким заговорщическим шёпотом позвал меня: – Марта! Марта!
И тут на него откуда-то налетела Люда со шваброй. Она огрела его этой шваброй по затылку и крикнула:
– А ну кыш!
Я села в кровати и проснулась.
– Кыш, кому говорят! – Послышалось из-за окна, и я сонными глазами увидела за окном очертания чего-то тёмного и круглого – а потом услышала звук падения.
Сна как не бывало. Я выбежала на балкон.
Серёга собственной персоной стоял под ним, отряхиваясь и потирая колено. Услышав стук балконной двери, он поднял голову и помахал мне рукой.
– Милиция!!! – Крикнула Люда из соседнего окна.
Серёга неловко улыбнулся и рванул в подворотню, прихрамывая, но всё равно так быстро, что только его и видели.
– Что такое?! – В коридоре послышался голос дедушки.
– Да к Марте на балкон какой-то парень залезть пытался, – сердито ответила Люда.
– Жора?
– Вы чего, Жору я знаю! Он же чёрненький, с длинными волосами, а этот белобрысый и стриженый. Есть у меня подозрение, кто это…
– Марта не проснулась?
– Я её видела на балконе…
– Марта!
Я вздохнула и вышла из комнаты.
Дедушка, встревоженный, в одной пижаме, и злая-презлая Люда в ситцевом халате, наброшенном на ночнушку, дружно повернули ко мне головы.
– Ну что, Джульетта? – Строго спросил дедушка.
– Это Серёга, – сказала я. – Он рядом с библиотекой живёт.
– Ну и что бы ты стала делать, если бы он долез?
– Не знаю. Наверно, не проснулась бы, – честно сказала я. – Он меня звал, я слышала, но не просыпалась. А потом Люда закричала, вот тогда я вскочила.
– Нет, а Жора в курсе? – Спросила Люда с нескрываемой злостью.
– Да что у тебя так за Жору душа болит?! – Рассердилась я.
– Солидарность обручённых, – улыбнулся дедушка, но тут же снова нахмурился: – Тише, давайте хоть Веру Александровну будить не будем. Марта, ты какие-то авансы давала этому Серёге?
– Ну так… Проводил он меня пару раз.
Дедушка подошёл ко мне почти вплотную.
– Люда, идите спать. Дальше я с Мартой сам поговорю.
Люда смерила меня каким-то странным взглядом, осуждающим и в то же время недоверчивым, и удалилась. Дедушка взял меня за руку и повёл в мою комнату.
– Только давай ты не будешь лгать, – сказал он.
– Давай, – я села на кровать.
– Марта, тебе семнадцать лет, из них я знаю тебя девять, и все эти девять лет ты была удивительно благоразумна. До тебя я просто не знал, что бывают такие дети. Когда твои друзья отпрашивались у родителей на какие-то дальние прогулки, в поездки, их родители звонили мне и спрашивали, едешь ли ты. И говорили: «С вашей отпускать не страшно!»
– А теперь я вышла из доверия? – Спросила я сердито.
– Я подозревал, что это может случиться, но…
– Ну спасибо! – Мне захотелось кинуть в стенку будильник, но за ним было далеко тянуться. – Хорошо же ты обо мне думаешь! По-твоему, я вот так возьму и перечеркну свою жизнь, все девять лет, которые здесь прожила?! А для чего я вообще тогда буду жить, для чего?!
– Марта, я спрашиваю напрямик: что это за мальчик?
– Нормальный мальчик. С друзьями самодеятельный театр делает.
– Это не характеристика. Этим сейчас занимаются все подряд.
– Если ты беспокоишься насчёт Жорика, то у нас всё отлично. С Серёгой мы просто приятели.
– А он знает, что он просто приятель? – Спросил дедушка и кивнул в сторону распахнутой балконной двери.
Я присмотрелась и ахнула. На балконе, в углу, были брошены неопрятные, невесть откуда надёрганные яркие астры.
ЧАСТЬ 2. ЛЕДЫШКА
«Здравствуй, батя мой Алексей Филимонович!
Сегодня полтора месяца, как я работаю в библиотеке. К работе привыкла. Готовлюсь в институт.
На этой неделе справили день рождения Люды, ей пошёл тридцатый год. Подарили ей наручные часы. Скоро будем покупать новые подарки: в январе во дворце бракосочетания «Аист» будет Людина свадьба. Поскольку она сирота, дедушка с бабушкой станут посажёными родителями.
После свадьбы Люда переедет к мужу в Долгопрудный. В глубине души никто этому не рад, человек десять лет в доме – считай, родня. Но молчим и улыбаемся, чтобы не омрачать Людино счастье.
Здоровье моё совсем поправилось, но я стараюсь вести себя осторожно, не бегать и не волноваться.
Погода у нас тёплая, за весь октябрь два-три дождливых дня.
Из плохих новостей – как ты уже, наверное, знаешь, умерла министр Фурцева, наша Екатерина Третья. Мы с Жорой тревожимся, ждём перемен в сфере культуры и очень боимся, что они коснутся ГИТИСа.
Конверт, в котором придёт это письмо, не выбрасывай. На нём – новое здание театра МХАТ. Именно возле него я каждый день выхожу из троллейбуса, когда приезжаю с работы. Вечера уже очень тёмные, а там большие-большие фонари, и воздух вокруг них такой плотный, сияющий, словно нарисованный.
Привет тебе от дедушки, бабушки, Люды и Жоры.
Поцелуй от меня маму и братьев.
Марта.
26.10.1974»
– Мышка! Мышка, кис-кис-кис!
Кошка Мышка с утра убежала в подвал. Её, бывшую уличную, время от времени начинало страшно туда тянуть. Она не уходила за пределы двора, но в подвале могла забиться в самый труднодоступный угол, и выманивать её приходилось свежим мясом и рыбой.
Павел Николаевич вынес во двор мелко нарезанную курицу, положил кусочек у одного подвального окна, кусочек у соседнего. Я перегнулась через перила балкона:
– Павел Николаевич, я сейчас ещё рыбки вынесу!
Люда на кухне как раз в этот момент разделывала щуку и охотно дала мне немного рыбных обрезков. Через десять минут приманки были разложены уже у всех подвальных окошек. Мы с Павлом Николаевичем присели на скамеечку.
– Всё. – Сказал он. – Есть захочет – вылезет.
– Я помогу её поймать, – сказала я.
– Спасибо. Я думаю, она недолго… Как у тебя дела? Ты же в библиотеке работаешь?
– Работаю… Вот только знаете – кем?!
Моя обычная сдержанность куда-то делась. Я начала рассказывать, не в силах остановить поток слов, и только об одном уже думала – не проболтаться между делом про Серёгу. Павел Николаевич сочувственно смотрел на меня, слушал, кивал…
– Да что же за год такой! – Закончила я. – И работаю… этим, и в институт не попала, и в больнице валялась в самое лучшее время, когда сирень и грозы… И выпускной через пень-колоду, пришла, получила аттестат и ушла…
– Потом это всё сгладится, уж поверь, – сказал Павел Николаевич. – У нас в музучилище был самый грустный выпускной в истории страны – а ничего, сейчас уже думаешь о том, как молод был, а не о том, что нас тогда ждало.
Я невольно бросила взгляд на его чёрную повязку.
– Наверно, вы правы.
– По-настоящему грустно было знаешь когда? На вечере встреч к пятнадцатилетию выпуска. Вы собираетесь и узнаёте, что из вашего курса живы только трое мальчишек. Остальные либо не вернулись с фронта, либо умерли в последующие годы от старых ран…
– Разве вам не давали бронь?
– Бронь могли получить те, кто уже учился в консерватории. А мы только училище закончить успели.
Мы помолчали.
Вчера Евдокия Максимовна сказала мне по секрету, что в день смерти Фурцевой ограбили ещё одну девочку, на Неглинке. Приметы грабителя были те же – чернявый парень в кепке, подваливший к девочке в подворотне со словами: «Слышь, курва, не хочешь отдать самое дорогое?». Я гадала, знает ли об этом Павел Николаевич и можно ли с ним эту новость обсудить.
Тишков расценил моё молчание по-своему.
– Ты, конечно, думаешь: «Разговорился старик, словно мне от этого легче станет»…
– Я совсем так не думаю, – честно ответила я.
Помолчала и добавила:
– Спасибо за поддержку. Я понимаю, что у меня всё хорошо, на самом-то деле.
Мне очень хотелось спросить про Лазаря Давыдовича, но я понимала, что выдам себя с головой. Пока я думала, как бы аккуратно завести разговор, Павел Николаевич встрепенулся:
– О! Вот и она!
Я повернула голову туда, куда он показывал, и увидела Мышку, уплетающую рыбные обрезки. Я встала, осторожно подошла и пошевелила соседний кусочек:
– Мышь, Мышка! Смотри, тут ещё курочка!
Мышка, напряжённо нюхая воздух, приблизилась ко мне и стала есть.
– Ап! – Я подхватила её на руки. Мышка начала извиваться, но я плотно прижала её к себе, радуясь, что сквозь пальто ей меня не оцарапать:
– Давай домой!
Павел Николаевич открыл передо мной дверь подъезда, потом – дверь квартиры. Я подождала, пока он зайдёт сам, и выпустила Мышку. Та с мявом понеслась куда-то в дальнюю комнату.
– Я помою руки? А то они в рыбе.
– Конечно, ступай.
Пока я возилась в ванной, зазвонил телефон. Павел Николаевич снял трубку, и сквозь шум воды я услышала:
– Да! Нет, Лазаря здесь нет.
Я убавила воду.
