скачать книгу бесплатно
– Не поставил он ему, – рассеянно пояснила Полина. – Говорит, «не он делал». Мол, его переводы в первом и втором семестрах кошмарно отличаются.
Внутренний Агрессор хмыкнул и побагровел.
Хорошо, блин, устроился.
– У Еремеева новый виток климакса? – хмуро отозвался Петренко.
– Ты у меня спрашиваешь?! – вспылила коллега по старостату. – Просто скажи своим, что Еремеев настроен серьёзно. И зайди в деканат, тебя ядерная война искала. Бессмертный, что ли, – не вернуть ей оригиналы статей?
Махнув копной волос, Полина рванулась к выходу, распихивая локтями студентов.
Безразлично засунув в рюкзак символы надоевшей социальной ответственности, Олег двинулся по её следам, пропуская вперёд тех, кто сильнее спешил под мартовское небо. Толкнув тяжёлую дверь, неторопливый склонный к опозданиям староста шагнул во двор, залитый набирающим силу солнцем. Властные шквалы ветра пахли терпкой свежестью ранней весны.
…Март обрушился на голову без единого предупреждения; застучал по карнизам капелью и побежал в землю ручейками снега. Самый настойчивый снег, впрочем, ещё укрывал тротуары кучами блестящего стройматериала, который многие превращали в сырьё для прощальных снежков. Весна в этом году не опоздала; был только пятый день марта, а она уже свежим муссоном влилась в каждый уголок города.
Будоража надежды и утепляя мечты.
Сегодня толкаться в транспорте не хотелось особенно сильно.
Обогнув край маленького сквера, Олег вышел на улицу Пушкина, что пахла хлебозаводом и вилась узкой лентой между центром города и его жилым сектором.
Сырой ветер мягко ласкал лицо; на обочинах копошились дворники в ярких жилетках; в сточных решётках глухо гудела вода, что ещё недавно была снегом.
Моральная опустошённость стала вечным спутником; она отступала редко и неохотно.
У этой опустошённости просто не было выхода; не было.
– Вот ты говоришь, «бога нет», – лукаво протянул Спасатель, подперев рукой выбритый подбородок. – Но кто же тогда оставил Марину в старом корпусе?
…Едва Варламов отошёл от гневной ошарашенности при виде Улановой бок о бок со Святом, он с жаром взялся за искусную пассивную агрессию.
С ним и раньше было невозможно поговорить; теперь же настал полный аут.
Артур явно чувствовал себя полным дураком и совершенно не знал, что делать. Всё указывало на то, что Свят преуспел в споре, но пари отменил, – а значит, старина Артурио не только проиграл, но и стал моральным евнухом, которому простили проигрыш.
Дабл трибл. Держись, кукловод.
Свят Артуру был слишком выгоден, и весь гнев, что он не мог в открытую посвящать сыну заведующего кафедрой, он короткими плевками лил на Олега.
– Себе надо говорить «держись», – прошептала заплаканная Жертва. – Себе, дурачок.
Отныне в их компании пуще прежнего замалчивались важные вопросы и отрицались любые противоречия; мозгу эмпата было невыносимо существовать в этой атмосфере. Если бы она только знала, что друзьям её чёртового парня теперь хоть удавись.
Каждому по своей причине.
– Да она знает, слушай, – сообщил Агрессор, сложив руки на груди. – О тебе – точно.
Знает, наверняка. Ведь её эмпатичные глаза горят пониманием и почти сочувствием.
Как это мило. Конечно, я жду от тебя именно сочувствия.
– А чего ты ждёшь от неё? – прошипел Спасатель, толкнув Хозяина в бок. – Уймись.
Да, чего? Какое чувство при виде Веры и Свята было самым громким?
Вроде не злость – какой бы сильной она порой ни была.
Не зависть. Не усталость. Не досада. Не тяга. Не раздражение.
А что?
До чего просто было поначалу верить, что его – борца за справедливость – злил только факт пари, который унижал как своих создателей, так и свой объект.
И до чего сложно стало теперь – когда он понял, что его злило на самом деле.
Смиренно добродетельнопринципствовать и демонстрировать по отношению к Вере только учтивость, становилось тяжелее и тяжелее – с каждым днём. С появлением Улановой его Корабль ежедневно рисковал затонуть.
До того свирепые штормы рвали на части Бермудское море и сердца экипажа.
Спасатель – суетливый добропорядочный альтруист с тонной обязанностей – кричал, что нельзя предавать дружбу. Он привычно пытался окружить заботой тех, за кого, по его мнению, нёс прямую ответственность – мать и Святослава.
Жертва – тусклая девица с жидкими волосами, что превыше всего ценила жалость, – считала себя заложником этой жестокой ситуации; она кошмарно обижалась на подопечных Спасателя: за их извечную невзрослость.
Агрессор же – дерзкий своенравный волюнтарист с кошачьей грацией, изумрудами вместо глаз и кучей гражданских прав – брал на себя самое сложное и неблагодарное.
Он злился на тех, кого был вынужден нянчить Спасатель, напористо оберегал истинные желания Хозяина и отказывался ругать его за содержимое сердца.
И это – это – было грозовее всего.
Решив войти со стороны курилки, Олег миновал парк Жилибера и свернул за угол спящего зимой кафе. С лавочки донёсся кокетливый оклик одной из навязчивых любительниц светского трёпа. Угрюмо проигнорировав её, он дошёл до беседки во внутреннем дворе универа, окинул взглядом старый корпус и застыл.
Сто лет будут жить.
* * *
Издав победный рык, Свят сделал несколько шагов и упал на колени возле огромного сугроба. Вера наклонилась к земле, собрала кучу снега и принялась утрамбовывать его между ладоней.
Её куртка была расстёгнута, шарф съехал с шеи, а щёки алели как грудки снегирей.
Наконец удовлетворившись видом холодного оружия, она отвела руку назад и с силой швырнула снежок в сторону малодушного елисеевского тыла.
И именно в эту минуту её наивный бойфренд вздумал выяснить обстановку.
Просвистев по воздуху, гигантский снежок врезался аккурат в его лоб и взорвался сотней ледяных драже.
– ОХ, Ё! – заорал Елисеенко; завертевшись, как небрежно пущенный волчок, он принялся стряхивать с волос и лба комья снега.
Его противница заливисто захохотала, а наблюдатели в курилке беззвучно захихикали.
– ДЕСЯТИОЧКОВЫЙ! – провизжала Вера, наконец отсмеявшись. – ПОЛУЧИЛ?!
– БЫЛ ПЕРЕРЫВ! – с жаром возмутился Елисеенко. – Я БЫЛ В УБЕЖИЩЕ!
– В хренежище, – отрезала девушка, дыша на замёрзшие пальцы. – Не было перерыва! Кто его согласовывал?!
– Я ЖЕ КРИКНУЛ «ПЕРЕРЫВ»!
– После того, как мне в спину саданул?! – парировала Вера, отбросив с лица влажные волосы. – Хитрожопый какой! ЛУЧШЕ СДАВАЙСЯ!
Только что скептически сложенные, губы Олега сами собой расплылись в ухмылке.
Десятиочковый и правда неплохо летел.
Вера выглядела так, словно была баснословно и легкомысленно счастлива.
Но её речь походила на речь того, кто с утра успел подавить тонну раздражения.
– Олег, здорово!
Сияя не хуже снега, что доживал на солнце последние дни, Свят подбежал к нему и протянул навстречу ледяную руку.
– Привет, – буркнул Петренко, на миг сжав мокрую елисеевскую ладонь.
Мелкие куски снега перебежали на его пальцы и тут же растаяли.
– На выходные уезжаешь? – бойко спросил Свят, щурясь от солнечных бликов.
Передёрнув плечами, Олег не ответил. Вера за спиной Свята с хитрым видом лепила особо крупный снежок, и от неё почему-то было… сложно оторвать взгляд.
До того упоительным нимбом из энергии и света было окружено всё её существо.
Уланова напористо размахнулась, резко подалась вперёд и отпустила бок снежного ядра. Олег успел услышать, как воздух разрезает лёгкий свист, а потом… ПФЛЮЩ!
Лицо облепил громадный снежный ком; виски и скулы свело холодной болью.
Твою мать! О чёрт. О…
Солнечный март выключился; на голову опустилась яркая темнота.
Вскинув руки, он рывком сбросил большую часть колючих хлопьев и снова обрёл зрение. По шее ползли и степенно скрывались за шиворотом куски снега.
Елисеенко оглушительно захохотал, согнувшись пополам и уперев руки в колени.
– ПРОСТИ, ОЛЕГ! – дрожащим голосом выкрикнула Вера, прижав ладони к щекам.
– Да, прости, Олег, – выдавил красный от смеха Свят, хлопнув рукой по его спине. – Прямо… в башню… Сука… Идеально…
Уланова спешно подбежала к ним и отправила в сторону бойфренда укоризненный взгляд. На её лице был написан жалобно-совестливый ужас.
– Прости, пожалуйста… Извини, – испуганно повторила она, поспешно счищая с его головы куски снежной гранаты.
Её пальцы были кошмарно холодными; им ни капли не помогло, что она так долго и усердно дышала на них. Они были тонкими и изящными, но в то же время крепкими.
Они походили на упругие пальцы пианистки.
Спасатель и Агрессор замерли в пятне солнца, что залпом залило пасмурные Бермуды.
Над Кораблём сияло солнце; сияло солнце.
Но и бешеный шторм никак не отступал.
Казалось, из палубы вот-вот полезут грибы-дождевики размером с тент.
…Ресницы Улановой хлопали в двадцати сантиметрах от его лица, губы что-то бессвязно бормотали, а взгляд искрился стыдом, перемешанным с сочувствием.
Десятиочковым сочувствием.
И снова. Её голубо-стальные глаза опять мерцали лёгким бирюзовым отливом.
Я сумасшедший, или этот оттенок замечает и кто-то ещё?
– Надо… меткость подкорректировать, – выдавил Олег, тонко улыбнувшись.
– Успел его взгляд переодеться в учтивость? – забеспокоился Спасатель, с суетливым заискиванием поглядывая на Свята. – Успел? Не успел?..
– Плевать на это! – отчеканил Агрессор, улыбаясь солнцу, как чеширский кот.
Вернув ему смущённую улыбку, Уланова убрала с лица волосы и принялась с преувеличенным вниманием разглядывать галку, что пила из лужи.
– Да сам он отряхнулся бы, – лениво процедил Елисеенко, крепко обхватив её плечи.
Она привычным жестом вжалась в его грудь и опустила ресницы.
Словно решив, что и слов, и действий с неё пока хватит.
Свят поднял её подбородок и коснулся губами носа. Девушка нехотя подчинилась.
А теперь она будто понимала, что сейчас не время для их нежностей.
– Интересно, она так же считывает каждый твой жест? – пробормотал Агрессор.
С усилием вернув на лицо учтивую усмешку, Олег беспечно произнёс:
– На пару идёшь?
– Иду, – пробурчал Свят; отпустив плечи Веры, он зашагал к их вещам, что были кое-как свалены у стенки беседки. – Похлюпаю побеждённым куском говн…
– Да хватит! – воскликнула Вера; её глаза вновь сверкнули досадой. – Ничья! Может ведь не быть проигравших!
