Звезда бессмертия

–Как тебя зовут? – улыбаясь, спрашиваю кота.

–Стивенсон, – отвечает за него Александр.

–Он что, писатель?

–Все коты писатели, особенно в детстве, пока не привыкнуть к своему месту. Хотя он был уже большим, когда налил полный ботинок одному папиному партнеру. Как тот потом разорялся про дорогущую крокодиловую кожу, – весело рассказывает Саша.

–Партнеры – то не поссорились?

–Потом оказалось, что Стивенсон был прав. Тип в дорогих ботинках кинул отца на круглую сумму. С тех пор, мы стали внимательнее следить за пристрастиями кота. Полезный оказался мамин подарок.

–Вы же живете все вместе.

–Живем вместе, а котов мама всегда приносит в дом, как подарок мне.

–Знаешь я очень удивилась, что ты до сих пор живешь с родителями, – признаюсь я.

–Отец давно предлагает купить мне квартиру, а я все отказываюсь. Я успел пожить самостоятельно, пока пять лет учился в Питере…

–Я знаю.

–Откуда?

–Я тебя там видела.

–Неужели ты помнишь всех, кого видела в Петербурге?

–Только некоторых.

Я стараюсь закрыть тему, не желая вспоминать и рассказывать про влюбленную девчонку в шапке с дурацким помпоном.

–Значит, самостоятельность не понравилась, предпочитаешь под маминым крылышком?

–Еще бы, – смеется Саша, – мне самому никогда не сготовить ничего даже отдаленно напоминающего мамины блюда.

–Готовить ты не умеешь, это уже кое-что, а то я совсем о тебе ничего не знаю. Скажи хотя бы, чем ты занимаешься сейчас?

–Работаю у отца в фирме, числюсь одним из замов, но моя должность носит длинное название: «Дай, подай, принеси, иди на фиг не мешай», есть еще одно наименование, – смеется Саша, – «Ты бы…». «Ты бы съездил к поставщикам», «Ты бы проверил ведомость», «Ты бы составил смету»…

–Ты бы дозвонился до Питера.

–Точно, точно.

–А в свободное время собираешь модели кораблей.

Я увлеченно рассматриваю кораблики, пока Александр не сообщает:

–Все. Пора перемещаться в зал, пришел отец с Семеном Семенычем.

–Семен Семеныч? – настораживаюсь я, – не может быть, чтобы здесь появился Маринкин сосед.

Но первым кого я встречаю в большой красивой комнате, где уже накрыт нарядный стол, оказывается добродушный «волшебник», знакомой моей подруги.

–Рад вас снова видеть сударыня, надеюсь ваш старый диван был выброшен не напрасно?

–Его почти сразу заменили новым, – рассказываю я, поздоровавшись.

–Марина довольна заменой?

–В высшей степени.

–Настолько, что ей не хочется даже появляться дома? – добродушно смеется Семен Семеныч.

–Уверена, что это не из-за дивана.

–Раз все друг друга знают, садитесь скорее за стол, – поторапливает Сашина мама.

–А я все поражаюсь, – подхватывает Владимир Петрович, – насколько маленький у нас город, все друг с другом знакомы или, по крайней мере, встречались хотя бы раз.

–И не только город маленький, мы с Лизой, оказывается встречались в Питере.

–А ты позорник, этого и не помнишь, – укоризненно качает головой Владимир Петрович.

–Специфика человеческой памяти, – заступается за Сашу Семен Семеныч, – про одно и тоже событие, каждый помнит то, что ему ближе. И часто воспоминание разных людей об одном и том же событии кардинально отличаются друг от друга.

–Неужели, конец света, мы умудримся запомнить по-разному? – вставляю я.

–Этот момент особенно, – загорается Семен Семеныч, – я полагаю, что для каждого человека конец света свой сугубо индивидуальный и приходит ко всем в разное время.

–Самое интересное, что большинство переживают свой персональный армагедон вполне благополучно, – замечает Сашин отец. – Но спроси любого, когда это произошло в его жизни, он сразу назовет точную дату.

–Кстати о датах, – вмешивается Александр, – я как-то слышал, что в 2025 году нас ждет «поворот от зеленого к квадратному». Хотел бы я знать, что это значит.

–По всей видимости, тот от кого ты это слышал, – охотно объясняет Семен Семеныч, – имел в виду ожидающие нас кардинальные изменения в области точных наук, особенно в физике. как он ловко обошел необходимость признать, что современная наука не располагает достойной доверия информацией, о том чего нам ждать.

–Уважаемые профессора, – громко произносит Анна Валерьевна, – оставьте, хотя бы на время, ваши увлекательные научные дискуссии и обратите внимание на плоды моих стараний.

Вняв ее словам, все разом занялись едой. Заставляю себя сделать паузу в поглощении сказочно вкусного салата, тихо спрашиваю у Саши:

–Так значит Семен Семеныч профессор?

–Еще какой, занимается наукой, преподает, даже дома возится со студентами.

–Теперь понятно, помощники, которых он прислал Марине были его студентами, – бурчу я сама себе, снова погружаясь в приятный процесс уничтожения салата.

Какое-то время за столом царит аппетитное чавканье, вернее сказать тишина царит полная, не смотря на обилие вкусностей, все едят аккуратно, как на приеме английской королевы, я тоже стараюсь соответствовать. Прилагаю массу усилий, чтобы не ронять и не размазывать. Ненавижу этикет! Ну хоть бы маленький армагедончик, чтобы нарушить этот чинный порядок. Профессора опять заводят научные беседы:

–Я сейчас увлечен одной гипотезой. Мне уже давно кажется, что уже давно пора пересмотреть незыблемый постулат, о том что наш мир трехмерен, – увлеченно произносит Семен Семеныч.

–«Ох уж мне эти физики!» – грустно думаю я.

А он продолжает развивать свою теорию:

–Кроме длины, широты и высоты, время необходимо указывать при любых измерениях, и учитывать его сразу, а не постфактум как отдельную проблему. Ведь на земле нет ничего, что бы не изменилось с ходом времени.

–На мой взгляд, – поддерживает друга Владимир Петрович, – отношение к феномену времени, вы нашей науке слишком осторожное, испуганное какое-то. Мы научились его учитывать, но в наступающем двадцать первом веке пора уже начать с ним взаимодействовать, влиять на эту величину, так же как мы научились менять остальные.

–Управлять ходом времени? – настораживаюсь я. – Возвращать прошлое?

–Почему бы и нет? Сейчас как раз подходящий момент для подобных экспериментов. Конец тысячелетия не может не быть ознаменован, новым явлением.

–Проще говоря, сейчас должны непременно происходить чудеса со временем, -подытоживает Александр.

–Существует множество различных версий, но все они сводятся к тому, что мы живем в удивительные дни. – говорит Семен Семеныч.

–Все, все, хватит научных теорий, – смеется, видно уже привычная к таким застольным беседам, Анна Валерьевна. – Не то чего доброго изобретете машину времени.

–А что, было бы совсем неплохо, – подхватывает Владимир Петрович. – Ведь это не такая уж не разрешимая задачка.

–Вот уж не собиралась подкидывать новую тему для дискуссии, – улыбается Сашина мама. Вы можете хоть не надолго оставить физику в покое?

–Человек может все! – гордо произносит Семен Семеныч.

–Анна права, дискуссию пора закрывать. «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, да какая разница!»

Мне так и не удается услышать научного объяснения того, что происходит со мной в последнее время.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

ОТ ОТЧАЯНИЯ К НАДЕЖДЕ.

Отправляюсь домой, когда на землю спускается ранний осенний вечер. Саша предлагает отвести меня на машине, но мне опять хочется прогуляться по раскрашенным фонарями улицам. Он неохотно соглашается. Мы одеваемся, выходим из дома. Но едва успеваем неспешным прогулочным шагом пройти метров триста, как я понимаю, что очень погорячилась настояв на прогулке.

–Говорила мне мама, что эти сапоги рано или поздно начнут тереть, а я погналась за модной моделью.

–И что?

–Вот результат, при всем желании я не способна идти дальше!

–Странно, я всегда думал, что трет только новая обувь.

–Напрасно ты так думал!

Я не могу сдержать, отвратительно страдальческие гримасы перекосившей мое лицо.

–Я готова разуться и идти босиком!

–Зачем идти? – возмущается Саша, – я пригоню машину, сядешь и разуешься.

–Прекрасный план, пожалуйста возвращайся быстрее, – жалобно скулю я.

–Я мигом, только ты никуда не уходи. А может, тебя отнести домой, и ты подождешь там?

–Нет! – почему-то решительно отказываюсь, – я буду дышать здесь.

–Тогда, я побежал.

Он пулей уносится обратно. Я остаюсь стоять на тротуаре. Еще минуту вся себя чувствую одной жутко натертой пяткой, но боль постепенно стихает. Мне надоедает ждать, и я робко делаю один шажок. Боль не возвращается, зато я чувствую, что от неподвижного стояния ноги начинают подмерзать. «Ох уж мне эта модная обувь!» делаю еще шажок, еще, еще. Задираю голову, разглядываю новые фонари, в стиле Пушкинских времен, еще шаг…

Не посмотрев под ноги наступаю на крышку канализационного люка, она переворачивается! Я падаю! Падаю внутрь, темноту! Страшно! Искрой проносится мысль: «Потерять бы сознание, ничего не чувствовать!»

Темно. Яркий свет показался мне ослепительным. Я даже не могла понять откуда его так много в большой зале. Желтый, веселый яркий солнечный свет переполнял комнату. Я с удивлением вижу на противоположной стене три больших, высоких, стрельчатых окна.

–Их же не было вчера вечером, – вырвалось у меня.

–Какая же ты внимательная, – шепнул мне Ганс, – просто они были закрыты черными бархатными портьерами. Постарайся скрыть удивление, думаю в герцогском замке окна еще больше.

Я выпрямилась, приняла благородный вид, подходящий к моему новому наряду. Пока барон и герцог обменивались затейливыми приветствиями и поклонами, я все разглядывала удивительные окна. Их сияние казалось таким ослепительно летним благодаря витражам состоящим в основном из желтых стекол. Художник пытался изобразить на витраже райские сады. Но видно был плохим мастером, и все фигуры были грубы и не красивы. Однако барон очень гордился своими окнами. Первое время, он просто не мог говорить ни о чем другом.

–Как вам нравится моя новинка? Я знаете ли, не так давно побывал в Италии, там с пренебрежением относятся к нашим неприступным замкам. Плюют на безопасность и устраивают в своих палаццо огромные окна везде, где это только возможно. В них так светло и радостно, что я непременно решил устроить у себя что-нибудь подобное. Нашел архитектора и велел пробить в этой стене три самых больших окна, какие только возможны.

В зале уже собрались все вчерашние «собутыльники», барон уже не раз пересказывал им историю своих витражей. Но они еще раз вежливо выслушали его хвастовство и даже задавали вопросы.

–Вы долго его искали?

–Первого я выгнал, он утверждал, что исполнить мою фантазию невозможно.

–Но ведь кто-то с этим справился.

–О да, я нашел другого. Он долго возился, но сделал-таки три дырки в стене, а потом превратил их в красивые окна.

–Неужели и витражи, работа того же человека?

–Нет, пришлось нанять художника и платить еще и ему. Столько денег потратил, будто новый замок строил.

–Оно стоило того, эти витражи великолепны, – важно произнес мнимый герцог.

В высшей степени довольный его похвалой, барон наконец-то, оставил тему своих окон и предложил:

–Господа, за долгие годы, нашел только одно средство от скуки. Давайте сыграем в кости.

Его приятели шумно поддержали:

–Чем еще можно заняться в нашей глуши?!

–Почитать хорошую книгу, – произнесла я совсем вжившись в роль приближенной герцогини. И сразу поняла, что ляпнула глупость.

Барон и вся его компания дружно загоготали.

–Может еще жемчугом вышивать?!

–У женщин свои занятия. – вступился за меня «герцог Ольденбургский».– Не стоит быть к ним слишком суровыми.

Грубый       смех разом смолк.

–Возможно фрау и права, однако прежде чем посвятить себя интересному чтению, нужны долгие неприятные часы обучения этому умению. Я предпочел не тратить на это свое время, – признался барон.

–Барон прав, нам более приличевствует старинная рыцарская игра в кости, – поддержал его герцог.

Барон с радостью указал на еще один предмет своей гордости –стаканчик с костями. Но не обыкновенный, а украшенный затейливыми узорами.

–Эту диковину мне привезли с востока, магометане в кости не играют, предпочитают нарды и шахматы. У них там мания украшать всякую безделицу драгоценными камнями и тонкой работой.

Герцог поднял стаканчик и заглянул внутрь.

–А игральные кости-то внутри самые обыкновенные.

–Честно говоря, не могу себе представить, украшения которые не помешали бы игре.

–Чем проще, тем лучше. – весело сказал Ганс.

Я с удивлением наблюдала, как ловко он преображается из грубого парня в солидного вельможу. Опять ожило во мне сомнение, в том кто на самом деле мой спутник.

Приятели барона охотно уселись за непокрытый стол. Барон кидал кости первым, ему сразу не повезло. Выкинув только троечку, он сразу потерял надежду на выигрыш дворяне так торопились начать азартную игру, что позабыли даже договориться о ставке. Спохватившись стали вытаскивать свои туго набитые кошельки. Я испуганно смотрела, что же станет делать мнимый герцог. Он и бровью не повел, только стал еще более напыщенным.

–Очень мило, – досадливо произнес Громила, – я совсем позабыл, что к этому дурацкому костюму, для точности впечатлений взял с собой жалкие деньги. И мне стыдно доставать их в приличном месте.

–Позвольте герцог, я сделаю ставку за вас, – масляно разулыбался барон.

–Вы очень меня этим обяжите, в случае проигрыша верну с троицей, выигрыш же поделим пополам.

Хозяин улыбался все масленей. Нахальный Ганс умудрился выиграть и забрать несколько золотых. Я была просто в ужасе от того, что он зарывается еще больше. Ловкий громила зарабатывал на доверчивом тщеславии барона. И при этом был удивительно спокоен. А я, не могла усидеть на стуле в скромной позе, как подобало роли, которую я играла. Мне хотелось соскочить и убежать, заранее спасаясь от тех бед, которые могли обрушиться на наши головы.

И они обрушались. Вошел Фриц, со кучным, но торжественным лицом и, громко объявил:

–Герцог Ольденбурский с супругой.

Я замерла от ужаса, не в силах шевельнутся. «Боже! Что сейчас будет?!» – гремело в моей голове, как набатный колокол. Все движения остальных участников немой сцены виделось мне замедленным, как в печальном танце. Барон широко открыл рот, собираясь что-то крикнуть, но не зная, что теперь кричать. Его приятели хватались за шпаги или загнанно оглядывались. Зато Ганс действовал решительно, будто заранее отрепетировал каждый жест. Он не спеша сложил в свой потертый кошелек выигранные золотые монеты, даже привычно взвесил его на руке. Поднял одной рукой один из тяжелых с высокой резной спинкой, дубовых стульев и широко размахнувшись, швырнул его в центральный витраж. Стекло со звоном разлетелось на сотни осколков. Яркие стекляшки дождем осыпались на серые камни пола. Разбитое окно, как дыра зияла в середине стены. Громила одним прыжком оказался возле меня, рывком схватил меня на руки, и ринулся к окну. Я зажмурилась и боялась открыть глаза, когда почувствовала резкий толчок. Когда Ганс уселся на лошадь, я решилась на это только, когда поняла, что он крепко меня держит на седле, перед собой. Я конь несстся бешенным галопом.

–За нами гонятся? – мой голос сорвался со страха.

–Само собой, – весело откликнулся Ганс.

–Что мы будем теперь делать? – я горестно всхлипнула.

–Уходить от погони.

–А потом?

–Какая ты шустрая, хочешь сразу все знать. Сначала погоня, а потом…

–Ты что-нибудь придумаешь, я знаю.

–Как скажешь.

Многочисленная погоня сильно отставала от нас. Но холеный баронский конь, которого все пришпоривал Громила, вот-вот мог выдохнуться под двумя седоками. Ганс крутил головой, ища места где спрятаться. Когда по кроям дороги поднялся густой лес, Громила спросил неожиданно:

–С лошадью справишься?

–Не-е-е-ет! – отчаянно крикнула я, когда он вдруг спрыгнул за землю и я одна осталась в седле.

–Ты легкая – закричал мне Ганс весело. – гони во всю прыть. Пусть гонятся за тобой! Я с ними разберусь!

Никогда в жизни мне не было так страшно, хоть за последнее время я уже стала привыкать к этому чувству. Но править бешено несущейся лошадью, неудобно сидя боком, оказалось выше моего понимания. Я все силы тратила на то, чтоб только не свалится под копыта коня. Мое сердце билось быстро-быстро, его удары шумели в ушах. От страха зуб на зуб не попадал. Я боялась повернуться, но слышала, что грозные звуки погони стали редеть и будто отстали. Я хватала ртом воздух и скакала, скакала вперед по дороге. Мне показалось, что успело пройти лишь мгновенье, а мой конь уже стал ронять хлопья пены, и устало всхрапывать. Я не сразу поняла, что он двигался все медленней и медленней, пока совсем не перешел на шаг. При таком аллюре я даже смогла посмотреть назад. Там никого не было: ни преследователей, ни моего Громилы. По спине пробежал противный холодок.

–Одна! Совсем одна! – громко вскликнула я.

Конь мой вздрогнул и встал. Раньше я не верила, что породистые жеребцы просто могут замереть и остановиться от усталости, точно так же как деревенские тяжеловозы или упрямые ослики. Я сползла со спины измученного животного. Почувствовала, что колени дрожат и ноги подкашиваются, я схватилась за уздечку руками и повисла на ней.

–Держи меня.

Конь, как будто понял, покосился умными глазами. Хорошо ему, он не боится одиночества. А я даже боялась додумать до конца мысль о том, что Ганс погиб и никогда не вернется. Мне очень хотелось броситься назад, туда где он остался и искать моего Громилу, но я знала, что будь он здесь, Ганс отчитал бы меня за бестолковые мысли. Он же велел мне скакать совсем в другую сторону. Я не знала, что делать. От страха и отчаяния кружилась голова, мир казался зыбким. Мне вдруг стало холодно.

–Как жаль, что мой теплый шерстяной плащ так и остался в баронском замке, – вздохнула я, – Ганс бы обязательно что-нибудь придумал, может костер развел бы.

Мне стало стыдно за то, что я так привыкла во всем надеяться на Громилу, что мне даже в голову не пришло развести самой. Я потянула коня за повод.

–Давай-ка уйдем с дороги, здесь нас слишком хорошо видно. Устроимся вон под тем старым дубом.

Конь, само собой спорить не стал. Привязав его к толстой ветви дуба, я принялась собирать хворост. Но большая куча сухих веток, еще не костер. В моем нарядном платье не было и быть не могло сумки для огнива. У меня оставалось единственная надежда на то, что в седельной суме найдется столь необходимый мне предмет. Я тщательно обшарила все что барон считал нужным брать в дорогу. Там было много бесполезных вещей: флакончик с ароматной водой, крохотный веер, тупой уже тронутый ржавчиной кинжал с украшенной дорогой резьбой рукоятью и большой кусок беленой льняной ткани с вышитым баронским вензелем, видимо служивший в дороге полотенцем. Но и вожделенная огнива тоже нашлось в седельной сумке. Осторожно развязав кожаный мешочек, я вытряхнула на ладонь все что мне было нужно, для того, чтобы согреться у костра.

–Просто удивительно, что хотя бы здесь все хранится в полном порядке, – улыбнулась я, – ни ржавчины, ни плесени и трут сухой.

Находка меня порадовала и взбодрила, однако разговаривать самой с собой было очень грустно. Я ловко высекла яркую искорку. Трут занялся огоньком, но тут же погас. Я повторила попытку снова и снова. Но вместо веселого огонька, передо мной плясал только сизый дымок.

–Да что ж это такое?! Даже костра не могу сама разжечь, – расплакалась я.

Сидела растирала слезы по щекам, всхлипывала, мерзла. Будто пожалев меня над моей кучей хвороста поднялся одинокий синенький язычок пламени. Полизал тонкую веточку, пробежался по ней, пропал и поднялся вновь веселым рыжим костерком. Как завороженная я следила за его движениями, протянула к костру замерзшие пальцы, почувствовала ласковое тепло.

–Хорошо устроилась, зеленый заморыш.

Я повернулась на голос, протерла заплаканные глаза.

–Ганс! Как хорошо!

Я хотела броситься к нему на шею, но он устало отстранился.

–Подожди, – вздохнул Громила, – я только посижу отдохну…

Он опустился на сухую корягу, я не могла сдержать испуганного крика.

–Ты весь в крови!

–Это не моя, в основном…

Вся его одежда была в бурых, уже засохших пятнах, но одно темное мокрое неумолимо расползалось по его боку.

–Ты тяжело ранен?!

–Ерунда.

Он сполз с коряги, разлегся на голой земле, прикрыл глаза.

–Я щас, я мигом… я соберусь…

Я бросилась к нему.

–Ганс! Ганс!

Он меня не слышал. Я сразу вспомнила все чему учила меня мать. Что любую рану нужно промыть и туго перевязать. Я беспомощно оглянулась вокруг. Чем промыть? Чем перевязать? Я подбежала к коню, снова стала шарить в седельной сумке. Большое полотенце, пахучая бутылочка. Вернулась к Гансу. Под изорванной курткой все в крови. «Я боюсь крови» вспомнила я и сразу забыла. «Некогда боятся!» в заветной баронской бутылочке жидкости всего ничего, хотела плеснуть на полотенце и передумала. Наклонилась, оторвала край от своей нижней рубахи. Намочила, протерла рану. Прижала к ней сложенное полотенце с вензелем, поискала глазами чем бы завязать. Опять в дело пошла длинная полоса оторванная все от той же нижней рубахи.

Закончила, перевела дух, а Ганс так не приходил в себя. Я расседлала коня, тот уже шарахался, когда я приближалась к нему, наверное, вид у меня был очень дикий. На красивую бархатную попону с огромным трудом, но все же смогла уложить Громилу, а седло положила ему под голову.

Пока я была занята хлопотами вокруг раненного, думать о будущем было некогда. Но когда я поняла, что больше ничем не смогу помочь Гансу и мне осталось только поддерживать огонь, страх снова подступил ко мне и забрался в душу. Я сидела на корточках возле костра, подбрасывала тонкие прутики, смотрела как они чернеют, гнутся и исчезают в пламени. Искала, но не находила ответа на вопрос: «Что же делать дальше?». Я чувствовала себя такой одинокой и беспомощной. Оставалось только молится. Грустно шептала я латинские молитвы выученные еще в детстве.

–Нашла время и место, – прервал мою набожность хриплый голос.

Я вскинула глаза. Надо мной, как гора возвышался незнакомый бородатый человек. Вся его одежда была сшита из кусков грубо выделанной вытершейся от времени, кожи. Он показался мне огромным, даже больше и выше Громилы.

–Кто вы такой? – испуганно выдохнула я.

–Не бойтесь, госпожа, я местный лесоруб, просто лесоруб.

–Госпожа? – глупо переспросила я, не сразу сообразив, что на мне дорогое платье.

–Проводить вас в замок?

–Ни за что! – возмутилась я. – мне нужна совсем другая помощь.

–Все что госпожа прикажет, – с тупой готовностью произнес лесоруб.

Я совсем растерялась, первый раз в жизни оказавшись в такой роли. Отдавать распоряжения я совсем не умела. Куда проще было задавать вопросы:

–Что ты здесь делаешь?

–Ищу подходящие деревья для баронских каминов. Потом их срубаю, гружу на телегу и отважу в замок. – подробно объяснил хриплый бородач.

–А живешь ты далеко?

–Нет, госпожа, совсем рядом отсюда. Барон разрешил мне построить хижину в его лесу.

–И телега у тебя есть, – в слух рассуждала я.

–Есть… – подтвердил здоровяк.

Я воспряла духом, Бог услышал мои молитвы. Наконец-то я знала, что делать. Решительно поднялась и распорядилась:

–Видишь раненого? Его обязательно надо отвести в твою хижину и вылечить.

–Это я легко, – обрадовался лесоруб. – хворых выхаживать меня бабка учила, все повторяла, что в жизни пригодится. Вот и пригодилось!

–Вези сюда быстрей свою телегу.

–Слушаюсь госпожа! Вы только подождите чуток, – заторопился бородач.

Я милостиво кивнула. Теперь я могла спокойно ждать, уверенная, что все будет хорошо.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.

ХИЖИНА В ЛЕСУ.

Хижина дровосека пряталась в самой чаще. Но узкая грязная, вся в ямах и выбоинах дорога, долго петлявшая по лесу вела к самому порогу.

–Ох, и долго я возился с тем, чтобы здесь проходила телега, – охотно рассказывал бородач. – Но мне обязательно нужна дорога, а то где ж я буду оставлять коня и телегу?!

–Что-то я не вижу конюшни.

–Вон в том сарае, – пальцем показал дровосек, – я держу своего тяжеловоза и телегу. Туда и вашего красавчика пока поставим.

Как ни мало меня интересовала судьба баронского скакуна, но даже мне стало его жаль, когда я увидела, где ему предстоит провести ближайшую неделю. Сколоченный из толстых досок сарай, через широкие щели продувался всеми осенними ветрами, и казалось, вот-вот был готов завалится набок. Впрочем и жилище самого дровосека не слишком отличалось от него. Это была небольшая землянка, верхняя часть которой, так же как сарай, кренилась в сторону.

–Ты здесь живешь весь год? – усомнилась я.

–А что?! Жилище, конечно, плоховато, но для одного пойдет. А надумаю жениться, тогда и дом буду строить.