Звезда бессмертия

–Успокойся, а то выдашь нас. Настоящие фрау так не суетятся.

Я сделала над собой усилие и величественно опустилась на скамью. Мало того, что мне уже несколько дней приходится держать спину гордо выпрямленной, словно я оглоблю проглотила; лениво складывать руки, как у глиняных статуэток святых; есть медленно маленькими ломтиками, пока Громила с дровосеком быстро уплетают лучшие куски; так мне еще грозит смерть от скуки из-за полного бездействия. Нет! Не хотела бы я быть знатной госпожой!

Когда мы ранним утром отправились в дальний путь, мне петь хотелось уже от того только, что я выбралась из кривой хибарки дровосека. На этот раз роль настоящей госпожи, мне была по душе. Бородач устроил мне удобное местечко на своей телеге. Я могла, наконец, двигаться вперед не боясь свалится со спины громадного коня и не изнывая от усталости.

Дровосек правил лошадью, он так и святился от радости в предвкушении будущей покупки. Бородач то и дело оборачивался, чтобы проверить все ли у нас в порядке. Баронского коня привязали за телегой. Дорогое седло и попону, украшенную баронским гербом тщательно спрятали под сеном. И благородное животное лишившись отличительных знаков, сразу стала одним из многих. Громила развалился на сене, закинул руки за голову и улыбался как сытый кот:

–Никогда так приятно не передвигался. Отец всегда говорил, что лень – это грех и заставлял нас ходить пешком.

–Рана уже тебя не беспокоит? – тревожилась я.

–Какая рана? – легкомысленно переспросил он. – Я и забыл о ней. Хорошо, что напомнила, будет повод покапризничать.

–Смотри, никто не поверит твоим жалобам, если ты будешь валяться с таким довольным видом.

Громила натянул на лицо скорбную мину. Выдержал одно мгновение и расхохотался:

–Не могу, уволь. Хватит того, что у герцога Ольденбурского вечно была постная рожа.

–Я знаю как избавить тебя от излишнего самодовольствия, – заявила я. – Вспомни, что инквизиция еще разыскивает, да и барон будет очень рад с нами расквитаться. Тем более, мы еще на его земле.

–Вот уж не собираюсь из-за всего этого впадать в уныние. Тем более, если радоваться осталось недолго. Вообще-то, никто нас не узнает, и те и другие разыскивают двоих, а если мы встретим хоть кого-нибудь я просто зароюсь в сено. В телеге останешься только ты – одинокая грустная фрау и дровосек на козлах, которого в округе все знают. К тому, что он мотается со своей телегой по дорогам, здесь давно привыкли. Нет, не судьба тебе сегодня вогнать меня в тоску.

–Да я и не пытаюсь. Просто, мне тревожно, сама не знаю от чего.

–Брось, посмотри какой день хороший. Любому заморышу должно быть радостно греться под прощальными солнечными лучами.

–День сегодня удивительный, осень будто уступила его ласковому и теплому лету.

Какое-то время мы молча грелись в желтых веселых солнечных лучах. Весь лес словно ожил, тоже наслаждался внезапно вернувшимся теплом. Счастливый птичий гомон переполнял придорожные кусты. Голые ветви деревьев шумели мощно и жизнеутверждающе, словно покрытые богатой зеленой листвой. Теплый ветер, как ранней весной пах свежестью. Хотелось думать только о хорошем, и верить в самые смелые мечты.

–А что мы будем делать добравшись до ярмарки? – тихонько спросила я.

–Уедем куда-нибудь подальше от вредины барона и озверелых доминиканцев. Поселимся там, где нас никто не знает.

–Вместе? – выдохнула я и с замиранием сердца ждала ответа.

Грубый Громила опять отшутился:

–Как госпоже будет угодно.

–А чего хотел бы герцог Ольденбургский? – поддержала я его игру.

К моему немалому удивлению, я увидела что мой Громила покраснел и смутился. Он даже отвернулся в другую сторону от меня. Наш увлекательный разговор прервало неожиданное вмешательство дровосека.

–Впереди на дороге какие-то люди.

–Тогда я прячусь, – обрадовался Ганс.

–А мне что делать? – растерялась я.

–Как всегда, ничего, ты же настоящая госпожа, – съязвил «Кроха», исчезая под кучей соломы.

Я приняла серьезный вид и во все глаза смотрела вперед, боясь среди незнакомых мне людей узнать кого-нибудь из слуг барона. Мои волнения были напрасны. Нам на встречу о чем-то жарко споря и размахивая руками двигалось человек семь крестьян, судя по их нарядной одежде, возвращавшихся с какого-то праздника. Мужчины были явно навеселе, один едва держался на ногах, и единственная среди них женщина громко его отчитывала:

–Не возьму тебя больше на ярмарку!

–Эт-о-о я те-ебя не возьму. О-один пое-е-еду! – грозился пьяный, беспомощно повиснув на ее руке.

–Да ты братец, один и шага не сделаешь! – смеялся над ним шедший рядом высокий парень. – давай-ка, лучше я тебе помогу.

Он отцепил пьяницу от жены, и они с приятелем подхватили его под руки. Поравнявшись с нами, крестьяне стали кланяться, а я и понять не могла, что поклоны адресованы мне. Спохватилась в последний момент, милостиво кивнула. Очень неуютно, я чувствовала себя в роли знатной особы. А бородач еще придержал коней и принялся расспрашивать встречных:

–Вы не стой ли ярмарки возвращаетесь, куда только мы едем?

–Да она одна тут на всю округу, – откликнулся высокий парень.– У вас какой товар? Продаете или покупаете?

–Всего понемногу, – стал рассказывать ему дровосек. – Госпожа хочет продать одного коня, а я купить другого.

–На ярмарке коней много и продают, и покупают. Только поторопитесь, сейчас торговля в самом разгаре.

Когда возвращавшиеся с ярмарки пошли дальше, и старая лошадь дровосека резко дернув скрипучую телегу, двинулась вперед. Я вздохнула с облегчением.

–Слава богу, что они ничего не заподозрили.

–А с чего бы им нас подозревать? – пожал плечами дровосек.

–Да, да, не в чем нас подозревать, – поспешно согласилась я, боясь опасений бородача больше, чем любого недоверия других людей.

–Помогите же мне выбраться отсюда! – потребовал Громила, напрасно пытаясь самостоятельно выбраться из-под сена.

Я помогла ему выбраться на поверхность, он хотел сесть, но не усидел на нещадно трясшейся, на неровной дороге, телеге и повалился на спину.

–Я уж лучше полежу, пока. Мне силы еще пригодятся. А то я такой слабенький, как цыпленок, – рассмеялся он.

–Фу, заморыш! – фыркнула я с наслаждением.

Трястись до ярмарки пришлось еще долго, однако, солнечная погода сделала путь легким и приятным. Я вертела головой, разглядывала пустые поляны, на которых совсем недавно золотилась пшеница, красивую аккуратную деревеньку в долинах холма, потемневшую, холодно серую воду в излучине реки. Солнышко даже припекало и я распахнула свой новый плащ. Желтые лучики играли на золотых шнурах моего платья и я чувствовала себя настоящей королевой. Ганс проспал весь оставшийся путь, честно решив набраться побольше сил. Я сразу разбудила его, как только мы подъехали к цели нашего путешествия.

Впереди дорога упиралась в крепостные ворота большого торгового города. я даже не стала спрашивать у бородача его названия. Ведь я прекрасно знала, что нам с Гансом заказана дорога в любой из городов, где нас обязательно найдут монахи-инквизиторы. Да нам и не надо было пересекать крепостной ров и вступать на городскую территорию. Богатые торги, конечно, заняли все его площади, но каждому товару свое место, и скотом всегда торговали на большом поле за пределами крепости. Сюда пригнали сотни голов разной живности: и коров, и волов, и коз, и овец, и ушастых осликов и конечно, коней.

Дровосек свернул туда, где был веден загон для лошадей…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

СВОБОДА ТВОРЧЕСТВА.

…Я резко прихожу в себя то ли от холода, то ли от боли. Болят руки, ноги, спина… Нет, лучше об этом даже не думать! Вокруг кромешная тьма, но кажется со всех сторон пугающе близко поднимается стена. Вроде бы кирпичная. Вытянуть руку, пощупать, проверить – боюсь. Медленно, осторожно наклоняю голову, смотрю вниз. В темноте различаю светлую бетонную балку, на которой сижу, ниже только душная вонь, шум воды в трубах и омерзительный крысиный писк. Откуда-то сверху льется слабый свет и падают снежинки. Задрав голову вижу высоко над собой вижу небольшое, как серпик луны, светлое отверстие. Прислушиваюсь, где-то надо мной далеко, приглушенно звучат человеческие голоса:

–Вы не видели здесь девушку?

–Нет.

–А она здесь была?

–Была, точно была. – убежденно произносит первый голос. – я же просил ее никуда не уходить. Куда же она могла деться? Лиза! Лиза!

Я слушаю равнодушно, как сквозь вату. Не сразу узнаю Сашин голос.

–Лиза! Лизонька! Где ты?

–Я здесь! Помогите! – кричу я, и сама удивляюсь насколько глухо звучит мой голос.

Набираю в легкие побольше неприятно-теплого воздуха, кричу что есть сил:

–Помогите! Я внизу!

Серпик света совсем темнеет, потом становится шире и мерзко лязгнув превращается в полную круглую луну. Я понимаю, что сижу в колодце. В круге «луны» появляется силуэт:

–Лиза?!

–Я… это я… – всхлипываю жалобно.

–Потерпи чуть-чуть, сейчас что-нибудь придумаем. – утешает меня Саша.

А мне, вдруг, становится так нестерпимо себя жалко.

–Спасайте же меня скорее!

–Но как ты туда попала? – голос Александра звучит ошарашено.

–Не знаю! Ничего не знаю!

–Ты сильно покалечилась? Руки, ноги целы?

–Спина болит!

–Шевелиться можешь?

–Если я пошевелюсь, то свалюсь вниз. Что ты спрашиваешь?! Доставай, доставай меня быстрее!

Сашин силуэт исчезает из светлого отверстия, сверху медленно падают крупинки снега, тают не долетев до меня. Зато до меня добирается холодный ветер и лезет под куртку. От холода и страха, хочется стучать зубами. Долгую минуту, мне кажется, что меня все бросили. И одиночество становится нестерпимым.

–Саша!

–Я здесь, здесь… – отзывается он совсем еле слышно издалека.

Когда его силуэт опять появляется над моей головой, я спрашиваю обиженно:

–Куда ты девался? Не бросай меня одну!

–Я никуда не делся, – оправдывается Александр. – я ищу способы достать тебя из колодца.

–И как?

–Жалко у нас в городе нет специальной службы спасения, я пробовал звонить в другие места, но все посылают меня очень далеко.

–А пожарные?

–О, эти указали мне особенно конкретный адрес. Пока ты не загоришься, от них помощи ждать нечего.

–Мне только гореть не хватало. – скулю дрожащим голосом.

–В общем, спасение утопающих, предоставили самим утопающим. Но у меня есть идея.

–Представляю себе эту идею.

Ежусь от холода, жду, пока мою голову не задевает что-то повисшее сверху.

–Что это? – в брезгливом ужасе спрашиваю я.

–Парашютные стропы, – весело объясняет Саша, – хорошо что я так и не вытащил из багажника свой парашют.

–Хорошо, а что дальше? Забраться по ним вверх я не смогу! Не стоит и пробовать.

–Зачем забираться, ты только пристегнись. А я тебя сам вытяну.

Стропы спускаются ниже, я стараюсь, ругаюсь, боюсь потерять свое хрупкое равновесие и свалится со спасительной балки вниз, пыхчу, забываю о боли. Вожусь, как мне кажется, очень долго, но справляюсь таки со сложной задачей, защелкиваю крепление и радостно кричу вверх:

–Тяни! Я готова!

Я повисаю на стропах, медленно-медленно начинаю подниматься. «Неужели я такая тяжелая?!»

–Сюда бы Громилу! – вздыхаю я, – он бы легко с этим справился.

Раскачиваюсь от стены до стены, выставляю руки, ноги чтобы не стукнуться. Стенки холодные, влажные, пальцами прикасаться не приятно. Яркий круг над головой все ближе, ближе. Вокруг все светлее и холоднее. Я уже ясно различаю охристые выщербленные кирпичи из которых сложен колодец, и ледяные звездочки снежинок, пролетающие возле лица и исчезающие в облачках пара изо рта. Самым трудным оказалось перебраться через край колодца. Мне пришлось перестать висеть спелой грушей на ветвях, и активно включиться в процесс собственного спасения. Моя прошлая встреча с парашютом показалась мне немыслимо опасно, но теперь я понимаю, что тогда все было легко и понятно. Зато в этот раз я оцениваю по достоинству это гениальное человеческое изобретение. На четвереньках отползаю от злополучной дырке в земле, Саша сгребает меня в объятьях, гладит по голове, утешает:

–Все, все кончилось! Все позади!

–Мне было так страшно, так холодно… Что ты так долго меня не доставал?

–Долго?! Я отсутствовал минут десять. Как ты успела за это время исчезнуть?!

–Я не нарочно. Я только несколько шагов сделала и …

–Я же просил тебя стоять на месте, как знал, как чувствовал, что ты куда-нибудь провалишься.

–Я там так замерзла, – всхлипываю, уткнувшись носом в его куртку.

–Сейчас будет тепло, – обещает Саша. Отцепляет от меня парашютные стропы, подхватывает на руки и несет в машину. – Я же специально включил печку, чтоб тебе быстрее согреться.

Усаживает меня на мягком, большом сиденье джипа. В машине действительно очень тепло, но я скукоживаюсь, и меня еще долго трясет то ли от холода, то ли от пережитого ужаса. Александр сворачивает парашют, убирает его в багажник, садиться за руль. Я сразу жалуюсь ему:

–Я провела в этом колодце целую вечность! Кажется я даже теряла сознание и видела…

–Загробную жизнь?! – живо интересуется Саша, – и что там?

Я решаю, что для средневековых признаний момент более, чем не подходящий, и молчу о виденных мной новых приключениях Заморыша и Крохи. Но мне ужасно хочется задать вопрос, который мучил меня еще там: «Откуда Ганс знает что такое вилка?». А спрашиваю я совсем о другом:

–Кто придумал парашют?

–Зачем тебе? – удивляется мой спаситель, – ну, вообще-то первым был Леонардо да Винчи. Про современную модель я не помню.

–Буду знать, а то второй раз задаюсь этим вопросом болтаясь на стропах. А пока ты не появился, мне в голову и вовсе всякие ужасы лезли. Тебя не было целую вечность!

–Странно, – удивляется Александр, – разве что тебе так показалось из-за страха. Теперь боятся нечего, уже все позади. Ты больше никогда не бойся. Знай, что я всегда приду и спасу тебя.

–Лучше, ты просто всегда будь рядом.

–С превеликим удовольствием, – улыбается Саша. – Ну что, куда тебя вести? В травму или домой?

–Нет, – решительно заявляю я, – никаких больниц! Сейчас я хочу только оказаться дома, напиться чаю с медом и почувствовать себя в безопасности.

–Я слышал, успокоению души гораздо больше способствует напитки погорячее, – Саша лукаво смотрит на меня.

–Можно и погорячее, – соглашаюсь охотно.

Только я прикрываю глаза представив, сколько тепла и удовольствия разольется по моему промерзшему телу, как Александр неожиданно грубо рвет мои мечты восклицанием:

–Серега! Черт!

Меня холодный пот прошиб. Не может быть чтобы Саша был знаком с моим бывшем сожителем?! На дорогу почти под колеса джипа выскакивает вихрастый парень. Он машет руками, старается обратить на себя наше внимание. Александр резко давит на тормоз.

–Так это и есть Серега? – спрашиваю я, еще не совсем успокоившись.

–Он и есть, мой давний дружок Сережка, – смеется Саша. – он отличный парень, хоть и чокнутый немножко.

«Хороший парень» забирается на заднее сиденье, сразу начинает болтать так быстро, что не остается даже надежды вставить в его монолог хоть слово.

–Я уверен Искандер меня уже представил. Все что мог вам наплести обо мне, сразу предупреждаю, все враки. Я на самом деле белый и пушистый. Умею все или почти все, даже крестиком вышиваю. Искандер, подтверди!

–Точно вышивает, – кивает Саша.

–А почему он зовет тебя Искандер? – недоумеваю я.

–Мусульмане так называют Александра Македонского, – объясняет Саша.

Друг Серега тут же перехватывает инициативу:

–Мы все на курсе его так звали. Но какой он Саша, сами посудите.

–Нормальный, – только пожимаю плечами.

–Это вы еще плохо его знаете. Пообщаетесь годик другой и сами начнете называть его Искандером.

Ответа он не дожидается. Переключается совсем на другое: изображает руками, какого крупного щенка родила его собака.

–Тебя куда отвести собаковод? – прерывает его Саша.

Серега удивляется, словно этот вопрос ему задал ему экскурсовод в музее. Кажется, он и забыл, что находится внутри транспортного средства.

–Отвести? Дай подумать. Куда бишь я шел?! А знаешь, поехали к тебе, мне такое надо рассказать. Только не при дамах.

–Дама вовсе не желает слушать ваши секреты, – фыркаю я, – отвезите меня ко мне домой и секретничайте сколько угодно.

–Прекрасный план, – радуется Серега. – Ну что, Брусилов, вперед!

Машина плавно и легко набирает ход, а я задаюсь новым вопросом:

–Теперь еще и Брусилов? Это еще кто такой?

–Генерал, герой первой мировой войны, – живо откликается Серега.

–Брусилов – это моя фамилия, – терпеливо объясняет Саша.

–А как же генерал?

–А генерал его родственничек, – тараторит Серега. – У него вообще, полно знаменитых родственников. Куда не плюнь в учебнике по истории – везде его родственники. Страшное дело!

–Почему страшное?! – спорю я. – Это же здорово.

–Вот посмотрите его родовое дерево, растущее, как я помню, из Адама Киселя, поймете что дело страшное. Его пра-пра-пра-пра-….– дедушка еще против Богдана Хмельницкого воевал. Не может быть, чтоб Искандер до сих пор вам ничего не рассказал. Ну, хотя бы родовой герб-то демонстрировал?

–Нет, пока.

–Не может быть, чтоб мой друг так изменился! Раньше он всегда с этого начинал.

–Так ты из дворянской семьи? – поворачиваюсь я к Александру, сосредоточившемуся на дороге.

–С одного боку.

–Ладно, не скромничай, – хлопает его по плечу Серега, и советует мне, – Вы следующий раз обязательно расспросите Искандера про его предков. Получите весьма увлекательное повествование.

–Непременно так и сделаю.

–А пока нам с вами срочно нужно перейти на ты, – восклицает Серега, опять мгновенно переключившись.

Я охотно соглашаюсь, но пообщаться «на новом уровне», как выразился Сашин друг, мы не успеваем. Джип останавливается возле моего подъезда. Я прекрасно вижу, что Серега ждет приглашения, но мне сейчас не до гостей. Торопливо прощаюсь и убегаю. Хорошо что Саша прекрасно понимает мое желание оказаться в горячей ванной.

Только забравшись в теплую, почти горячую воду, я чувствую, как сильно успела промерзнуть. Долго выгоняю холод из своего тела. Согревшись, блаженствую вытираясь и надевая большущий махровый халат. Сушу волосы, в тапочках, как на лыжах двигаюсь через зал. Вот, она прекрасная, мягкая, теплая, уютная, родная кроватка!

–Кого еще черти принесли?!

Никогда звонок в дверь не вызывал у меня такого раздражения. Я вообще люблю, когда ко мне приходят в гости. Но только не сейчас! Однако, я не могу даже представить себя такой хамкой, чтоб не открыть человеку дверь. Делать вид, будто меня нет дома не мой стиль. Тем более, пришедший был твердо уверен, в том что его немедленно впустят, и налегал на звонок.

Распахиваю двери, Ленка сразу обрушивает на меня свой восторг:

–Все отлично складывается! Нам очень повезло!

–В чем повезло? – подозрительно хмурюсь я.

–Ты, помнится, заикалась что хотела бы сама послушать моего Пашу.

–Разве я это тебе говорила?

–Кому еще ты могла такое сказать?!

–Ну, многим…

Но Лена не слышит моих признаний. Она твердо уверена, что весь белый свет спит и видит возможность услышать песни ее любимого рокера. Глупость какая! Я бы вообще предпочла больше никогда о нем не слышать. Будто у меня других дел нет?!

–Нет, Лиза, даже не пытайся возражать! Ты сейчас же оденешься и мы пойдем в ангары.

–Куда, куда?

–Паша снял для своей группы небольшое помещение за городом. Там обычно тренируются всякие борцы и каратисты. Они и прозвали их ангарами.

–А твой Паша с кем там борется?

–Они там репетируют. Паша говорит, что в ангарах отличная акустика. Идем, идем быстрее!

–А может быть…

–Никаких может быть! Бегом одевайся! – требует Лена.

–Да я только что с улицы, – отчаянно сопротивляюсь я. – Я только что из колодца! Из-под земли, понимаешь?!

Ничего она не понимает! Я пробую даже рассказать о своем недавнем ужасном приключении. Влюбленная Лена хлопает глазами повторяет:

–Пошли, тебе нужно развеяться! Пошли, пошли быстрее! Ты потом сама скажешь, что я была права, и ты зря отказывалась.

Убедившись, в бесполезности любых возражений, с великой неохотой все же уступаю. Тем более, что бурный спор окончательно разрушил мою сладкую сонную истому.

–Ладно, пошли. Только прекрати меня торопить. Я физически не способна двигаться быстро.

–Обещаю тебя не подгонять, если ты не будешь спать на ходу.

Даже если бы я захотела вздремнуть между делом, шумное Ленкино волнение, мне бы сильно мешало. Все дорогу она взахлеб рассказывает мне что-то очень увлекательное, но абсолютно непонятное из жизни музыкантов и их поклонников.

Пресловутые ангары, действительно, больше всего напоминают помещения для стоянки самолетов. И всевозможных борцов, внутри видимо – не видимо. В самом дальнем углу за не доходящей до потолка, фанерной перегородкой, внутри сплошь заклеенной большими плакатами групп, вроде «Нерваны», мы и находим Ленкиных музыкантов. Я придирчиво разглядываю солиста бренчащего на гитаре и подвывающего себе под нос:

–…Сомнения не для нас,

Мы поняли жизни суть,

Все, что прошло забудь…

Он худой, щуплый, с длинными руками. Рваные джинсы, кожаный жилет, татуировка на плече. Каштановые давно не мытые волосы, собраны в жидкий засаленный хвостик. Четверо остальных участников группы выглядят не лучше. Больше всего они похожи на кучку бомжей, а сами себя наверняка называют «Великолепным квартетом» или «Мушкетерами». Небось, кричат перед началом репетиции: «Один за всех, и все за одного!». Не хотела бы я видеть эту жалкую пародию на киношных красавцев.

Я не успеваю додумать мысль о крайне странном вкусе моих подруг. Заметив Лену, Паша резко обрывает завывание, и довольно приятным голосом поет выразительно глядя на нее:

–…Всю вселенную подарю,

Только той, кого полюблю,

Лишь она одна на земле,

Будет тайны знать обо мне,

Она прошлое мне простит,

И от памяти защитит…

Смотрю на певца, не могу отделаться от мысли, что где-то с ним уже сталкивалась. Нет, не в прошлом. Где-то здесь совсем недавно, мельком, не заострив на нем внимания. Припомнить не получается и я бросаю это бесполезное занятие. Со стен грозно смотрят размалеванные лохматые рокеры, какое творчество, под прицелом таких взглядов?! Слушаю песню и не могу не отметить, что текст очень не плохой, мне даже нравится. Но вот музычка сильно подкачала. Избитые дворовые аккорды мало походят на настоящую мелодию для песни. Припев так и вовсе не звучит.

Мое крайне критичное отношение по всей видимости отражается на лице. Музыканты хотят понравиться, может быть только из гордости стараются доказать, что имеют право называться профессионалами. Выходит все хуже. Барабанщик так усердствует, что жонглируя то и дело роняет палочки, а в конце звонким ударом пробивает в мембране дыру.

-Они наркоманы? – спрашиваю я в Маринкином резком стиле, когда мы с Леной идем домой.

–С чего ты взяла?! – возмущается моя влюбленная подруга.

–Рок музыканты все наркоманы.

–Ты судишь слишком поверхностно.

–Короче говоря, ты не знаешь.

–Мне это неважно.

–Действительно, какие мелочи, – меня тянет ерничать, – таланту прощается все: наркотики, алкоголь, воровство, убийство.

–Не утрируй. Но талантливому человеку много прощается.

–Талантам даже мыться не надо, – не теряю игривого настроения я.

–Ну тебя! Я хотела чтоб ты услышала классные песни, а ты… Каждый видит то, что хочет.

–Хорошо, – благодушно соглашаюсь я. – Будем считать тебя поклонницей современного рока, а меня фанаткой шампуня.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ.

КОНЕЦ ЯРМАРКИ.

Как хорошо лечь спать не в вонючем колодце, а у себя дома, в собственной пастели. Правда сны мне снятся все равно про то же:

…Сколько же здесь было животных! Бестолковые овцы толкались в своем загоне, коровы флегматично жевали сено, кони беспокоились, вставали на дыбы, трясли головами, ржали. Я смотрела на этих мощных красавцев: ярко-рыжих, дымчато-серых, бархатно-черных и молочно-белых; длинноногих и тонкошеих, пузатых и приземистых, жеребцов и кобылиц с жеребятами. Смотрела и сомневалась, что в таком разнообразии можно найти именно того коня, который сейчас нужен. Как только мужчины это делают?!

Дровосеку такие сомнения были не знакомы. Мне показалось, он еще издалека увидел ту свою будущую лошадь. Телегу мы оставили довольно далеко от ярмарки, там где толпились другие повозки, и пешком направились к большим загонам с лошадьми. Дровосек отвязал бившего копытом верхового, сам повел в поводу. Ганс шел медленно, тяжело, но не подавал виду, силился улыбаться. Но я-то видела как трудно это ему давалось.