Звезда бессмертия

–Может отдохнем? Я уже устала.

–Какие же вы, девушки, нежные да слабые, – усмехнулся Громила поняв мою хитрость.

–Как прикажете госпожа, – серьезно кивнул бородач.

Отдохнуть мы присели на громадное бревно, заменявшее пришедшим на торги и лавку, и стол. Рассевшись на нем, целыми семьями, крестьяне расстилали чистые салфетки и платки, раскладывали привезенные из дому продукты. Люди обедали, обсуждали торговлю:

–Не удалась ярмарка в этот год. Прошлый раз куда богаче была, – рассуждал пожилой пузатый здоровяк, всем своим видом говорящий о том, что он зажиточный мельник.

–Зря бранишь торги, только потому что у тебя дело не задалось, – насмешливо гнусавил носатый сутулый мужик, сидевший рядом.

–Не при чем тут мои дела, товаров мало, все одно и то же, – упорствовал первый.

–А я тебе говорю, богатая ярмарка! – стоял на своем второй.

Они достали из дорожных сумок по вареному яйцу и разом ударили ими об бревно.

–Славная погодка сегодня, – довольно заметил сутулый, очищай свое яйцо от скорлупы.

–Да, хорошая. Главное, что дождя нет, – буркнул мельник.

Ганс весело подмигнул мне:

–Хоть в чем-то они согласились друг с другом. Представляю, как они спорят каждый раз из-за цены на муку.

Но крестьяне сошлись не только в обсуждении погоды. Тщательно прожевав яйцо, закусив его большой луковицей мельник подал новую тему:

–Что-то давно у нас не было публичных казней.

–С тех пор, как в соседнем городе прямо с костра улизнула молоденькая ведьма со своим помощником, монахи – доминиканцы видно опасаются, что опять все сорвется.

–А вдруг эта ловкая ведьмочка станет и другим помогать избежать божьей кары?

–Ох, расплодилось нечистая сила! Кругом ведьмы да колдуны. И ведь и не определишь сразу, кто есть кто. Можно и ошибиться, прости господи! – набожно перекрестился сутулый.

–Скорей бы эту ведьму изловили с божьей помощью!

Мне страшно захотелось убежать как можно дальше от этих людей, искренне желающих истребить всех «ведьм». Я потянула Ганса за рукав, шепнула тихонько:

–Пошли отсюда! Не нравятся мне эти двое.

–Чем тебе не угодили эти милые ребята? – хохотнул он. – они видно подмерзли, хотят погреться у доминиканского костерка. Только и всего.

–Идем дальше. Я достаточно отдохнула, – сказала я нарочито громко.

–Конечно, госпожа! – обрадовался дровосек. – нам надо поторопиться, а то всех стоящих лошадей раскупят.

–Да и покупатели с деньгами разойдутся, кому я тогда своего коня сбуду?! – поддержал его Громила.

Когда Ганс и дровосек стали прицениваться к лошадям, торговаться, обсуждать их достоинства и недостатки, я словно попала в страну, где все говорят на непонятном мне языке. Мама научила меня разбираться в молочных козах. Я легко отличила бы хорошую корову от больной, но кони для меня отличались только мастью. Я делила их на красивых и некрасивых. Дровосек по не понятной причине выбрал удивительно нескладную лошадь, какой-то линяло желтой масти, с короткими ногами и драным хвостом. Он твердил что-то о ее выносливости, сразу бросающейся в глаза, о молодости и здоровье кобылки. Но мне она все равно не нравилась, она скалила ровные, здоровые зубы, так и норовила меня укусить. Такая игривость сразу была признана еще одним достоинством.

А «Кроха» расхваливал баронского коня, так словно всю жизнь торговал лошадьми. Покупатель вытягивал губы, причмокивал:

–Что-то спина у него слабовата.

–Слабая спина?! Это у моего-то коня слабая спина! – взвился Громила. – Да как бы он меня на себе носил все это время, сам видишь, я вешу немало.

–А хорош ли он на ходу?

–Галопирует легко, залюбуешься. Или ты рысь предпочитаешь?

–Мой хозяин предпочитает, ему спешить некуда, а я только конюх.

–Прекрасно, – расплылся в улыбке хитрый Ганс. – Рысь лучший аллюр этого коня. Он же рысак, как ты не видишь?!

Мне показалось, покупатель немало удивился. Ганс все говорил, говорил не давая несговорчивому конюху вставить ни слова. На любое возражение он находил массу доводов в свою пользу. Даже я заслушалась, какого золотого коня он вынужден был продать. Мне стало искренне жаль, что мы не можем его оставить себе. Но видно конюх был калач тертый и не очень-то верил россказням Громилы. За жеребца он предложил такие смешные деньги, что я готова была возмутиться и проболтаться, о том что в баронской конюшне, не стали бы держать такую дешевку. Дело неожиданно спас толстый мельник, который недавно рассуждал о ведьмах. Он заявил, что готов купить жеребца вдвое дороже. Ума не приложу, зачем ему понадобился дорогущий верховой скакун. Скорее всего, дядьке просто нравилось торговаться, а может со съеденным им яйцом было что-то не так. Конюх встрепенулся, как бойцовский петух, и перебил цену.

–Вот молодец! – похвалил его Громила.

У конюха вид был несколько озадаченный. Он и сам себя удивил своей щедростью. Но слово не воробей, пришлось ему платить. Кошелек он доставал долго, монеты отсчитывал еще дольше, а уж когда передавал их в огромную лапищу Ганса, он весь посерел, и готов был свалиться без чувств.

–Что с тобой, приятель? – как ни чем не бывало весело хлопнул его по спине «Кроха».

–Все нормально, нормально пока, – вздохнул щедрый конюх.

–Хозяин его прибьет, – шепнул мне Ганс.

Он не считая сгреб деньги. Теперь пришла наша очередь платить за новую, некрасивую кобылку Дровосек. Ганс вовсе не собирался быть таким же щедрым, как незадачливый конюх, но и торговаться он не стал. Отчитал столько серебра, сколько просил продавец. И мы все вместе двинулись в обратный путь к телеге. Бородач шагал такой гордый и довольный, словно вел в поводу самого дорогого Андалузского жеребца или по крайней мере арабского скакуна.

Совсем неожиданно для меня, Громила вдруг помрачнел, увидев кого-то в ярмарочной толпе. В следующее мгновение он грубо толкнул меня в сторону и буквально затолкал под стоявшую там старую грязную телегу. Следом он швырнул кошелек с деньгами, который свалился у самого моего носа. Я даже возмутиться не успела. К счастью, я привыкла доверять своему вечному спасителю и не стала шуметь, только испуганно уставилась на Ганса. Он тоже искал, куда спрятаться. И вскоре я увидела от кого. Прямо к нему решительно направлялись наши старые знакомые: палач со своим помощником! Они узнали своего бывшего подопечного и орали дружно:

–Стража! Стража! Держите его, он колдун!

Громила бросился бежать, расталкивая зевак. Палачи припустились за ним. Раненый Ганс, конечно, понимал что его легко догнать. Он устремился к коновязи, надеясь верхом уйти от погони. Он уже протянул руку к ближайшей оседланной лошади, когда наткнулся на подбоченившегося, гнусно смеющегося барона:

–Герцог, какая встреча! Эй, все сюда. – кликнул он своих людей. – окажите достойный прием обманщику и вору!

Ганс резко остановился, повернул в другую сторону. Но опять не успел убежать далеко, его окружила вооруженная алебардами* городская стража, следившая за порядком на торжище. Беглец попытался уйти и от них, он бросился назад, надеясь проскочить мимо толстого помощника палача. Когда он оказался возле великана дровосека, тот неожиданно подставил ему подножку и навалился сзади на упавшего «Кроху». И что вдруг нашло на бородатого?! Ведь только что стоял с тупым видом, глазел вокруг. На помощь дровосеку подоспели палач с помощником, и люди барона. Ганса быстро скрутили и куда-то увели.

Я осталась одна, под старой телегой, лежать на промерзшей земле. У меня было много денег и мало надежды. Я страшно боялась, что меня найдут и узнают. Поэтому я как мышь сидела в своем убежище и решилась выйти, только когда темнота разогнала торговцев и покупателей. Я осторожно поднялась на ноги, отряхнула плащ и платье, привязала на пояс кошелек полный звонких монет и остановилась в нерешительности.

–Куда мне теперь идти? – спросила я пустую телегу, брошенную хозяевами под открытым небом до следующего торгового дня.

Само собой, телега хранила молчание.

–Как хорошо было раньше, – продолжала тихонько рассуждать я, – Ганс всегда знал, что делать дальше. У него, наверное, всегда был план, куда мы должны придти в конце концов. Вот бы мне его узнать! Хотя… зачем мне теперь куда-то идти?!

Я совсем загрустила, вспомнив, что теперь моего Громилу, неминуемо ждет костер, и горько вздохнув, поплелась к стенам города, в который стража утащила Ганса.

–Бывает же такое невезенье! – продолжала жаловаться я. – Все недруги собрались в одном месте! Толстяк палач, притащился продавать коня, которого оставил его родителям Ганс, а барон, наверняка, приехал на ярмарку прикупить жеребца, взамен украденного. С ними все понятно. Но бородатому чего понадобилось? Неужели тоже боится колдунов? Или сильно опасается, что за травы и заговоры сам отправиться на костер, вот и старается прослыть борцом с ересью.

Я шла к городу, даже не надеясь, что его ворота, могут быть еще открыты. К моему немалому удивлению, жители городка были столь беспечны, что оставляли ворота открытыми на всю ночь. Долговязый стражник прислонил свое копье к стене, устроился на перевернутом бочонке, и мирно спал. Даже храпел во сне. Звук этот мог бы отпугнуть диких зверей, но врятли был способен остановить разбойников. Я уверенно, не прибавляя шага прошла мимо стражника, вступила в грязный лабиринт тесных улочек.

–Не хотела бы я жить в этом городе!

Каменные дома сиротливо жались друг к другу. Темные как норы улицы не освящало ни одно окно, ни один факел. Даже в ночной морозной свежести поздней осени, здесь стояла духота и вонь. Я боялась в темноте наступить в сточную канаву. Старалась идти быстрее, чтоб выбраться на какую-нибудь площадь. Куда?! Зачем?!

Я никого не знала в этом чужом городке, даже название его мне было не известно. Мама любила повторять, что мир полон хороших людей. Оставалось надеяться, что и здесь они найдутся!

Темнота и теснота расступились на небольшой площади, зажатой плотной стеной домов. Всю ее перегораживали столы и лотки, недавно отшумевших торгов. Ветер гонял между ними обрывки соломы и другой мусор. Мои глаза уже привыкли к кромешной тьме улочки, и при бледном свете луны, я могла различить даже мелочи. Мир утративший теплые краски стал особенно враждебным. На другом конце площади я увидела в окне крохотный желтый огонек свечи.

–Удивительно, в такое время кто-то не закрыл ставни.

Я зябко поежилась под плащом и неуверенно пошла на огонек, не зная чего ждать впереди. Я решилась даже постучать в освященное окно. Свет погас, но я не успела расстроиться, как на меня внимательно уставилось лицо немолодой полной женщины, резко приблизившееся к стеклу.

–Кто здесь?

–… не подумайте ничего плохого… – я лихорадочно подбирала слова, – простите, я слишком задержалась на ярмарке, все мои родные уже успели уехать…

–Так заходи! На то у меня и трактир, чтоб путникам было где отдохнуть, – заулыбалась женщина.

Она радушно распахнула передо мной дверь и я опять подивилась, бесстрашию жителей этого городка. Трактирчик был совсем маленький: всего три стола да закопченный очаг.

–Последнее время, дела идут совсем плохо, – пожаловалась хозяйка. Вроде бы и город торговый, заезжих купцов ремесленников, всегда полно. Да только не торопятся они оставлять здесь деньги. Каждый старается сэкономить.

–Я сейчас богатая и экономить мне не к чему.

Эти мои слова сразу расположили ко мне хозяйку трактира. Она взяла меня за руку, усадила за стол, стала расспрашивать, заглядывая в глаза:

–Устали, наверное? Хотите, я вам принесу чего-нибудь поесть? Только боюсь, все уже давно остыло. Подождете пока разогреют?

–Не надо, я очень голодная, – призналась я, – сил нет ждать.

–Тогда я быстро, очень быстро.

Я сняла тяжелый плащ и села за стол, уже скоро я блаженствовала над тарелкой с горячей похлебкой, напрасно хозяйка переживала, видно в ее трактирчике всегда ждали гостей. Особенно был хорош, большой прекрасно пахнущий ломоть хлеба. Пока я торопливо наедалась, улыбчивая женщина занимала меня разговорами:

–Меня зовут Гретта. Я жена хозяина этого трактира. А вы наверное, первый раз в нашем городе? Я вот тоже, как-то приехала сюда на ярмарку с родителями, да так и осталась здесь на всю жизнь.

–Как же это? – успела спросить я, на мгновение перестав жевать.

–Ко мне посватался молодой сын трактирщика. Отец не долго думая выдал меня замуж. с тех пор и живу в этом доме над трактиром. Уж и дочки выросли, а моя жизнь все не меняется. Разве что постарела. Да трактир наш захирел совсем.

–Как же так, он ведь выходит на рыночную площадь?

–Так-то оно так, да народ здесь торгует небогатый, обедать норовят дома.

–Дома всегда вкуснее, – кивнула я.

–Как бы я ни старалась, или готовлю я плохо, или пиво у нас плохое. Муж говорит, другие уже давно взялись виноградным вином торговать, мол, пьяные больше платят. А мне эта идея не нравится. Да что ж я все болтаю, глупая! У тебя я смотрю глаза слипаются. У нас нет комнат для постояльцев, но пойдем я тебя в прежней дочкиной комнате постелю.

Я охотно согласилась. Текла моя жизнь светло и спокойно, вовсе не было в ней никаких приключений. Только и случалось иногда, что моя козочка убегала. И дни шли чередой, похожие как две капли воды. А теперь, вдруг, все сорвалось как лавина и каждое новое мгновение совсем не похоже на предыдущее. Еще и месяца не прошло, с тех пор как доминиканцы увезли меня из родной деревни. А я уже успела привыкнуть не ночевать два раза на одном месте. Я лежала, смотрела в низкий потолок чужой спальни и даже боялась представить, что может ждать меня дальше.

Но гораздо сильнее опасений за свою жизнь, меня мучила мысль о Гансе. Где он? Что с ним сейчас? Неужели стража передала его в руки инквизиции? Боже мой, а если его сейчас пытают! Мне осталось только помолиться за него.

Не суждено мне было заснуть в эту ночь. Когда мои веки уже смыкались от усталости, скрипнув отворилась дверь в маленькую комнатку, где я спала на широкой лавке. С огарком свечи в руке, в комнату осторожно вошла хозяйка трактира. Я сразу же села на постели.

–Что случилось?

–Вы простите меня, – быстро зашептала Гретта, – я не хотела вас разбудить… надеялась что вы не спите… нам надо поговорить. Меня совсем совесть замучила, когда молилась перед сном, жалко мне вас стало. Ведь не знаете ничего, а я и пользуюсь…

–Не знаю чего? – так же шепотом спросила я.

–К нам в трактир не случайно никто не ходит. Боятся люди. Мать моего мужа забрала инквизиция. Казнь назначили на завтра. Сожгут как ведьму. А она только добрая старая женщина.

Гретта умолкла, я тоже молчала, придумывая как лучше признаться ей, что я и сама чудом избежала такого костра. Но она неверно истолковала мое молчание:

–Теперь вы знаете все и можете уйти в любой момент. Ночь на дворе, вас никто не видел. Платить за ужин не надо. Для меня уже то подарок, что в этот страшный вечер не осталась одна.

–Я никуда не уйду, – решительно сказала я, – доминиканцы и меня считают ведьмой, так что здесь мне терять нечего.

Женщина только ахнула.

–Такую молоденькую. Я когда увидела твое зеленое дорогое платье, подумала, что ты из знатной семьи, что не поймешь меня.

–Меня саму едва не сожги, а я и не знаю толком за что.

–Как же тебе удалось спастись, девонька?

–Пропала бы я, если б не встретила одного очень хорошего человека. Он меня и спас.

–Где ж он теперь?

–Боюсь, и его завтра ждет костер, – всхлипнула я.

–Ах ты, горе какое! Раньше, я бы и не поверила, что святая инквизиция может ошибаться, а теперь и сама вижу как не правы бывают отцы-доминиканцы.

–Самое ужасное, что мы ничего не можем поделать!

–Но ведь вы один раз уже сбегали!

–Вот и Ганс так бы сказал, наверное.

–Ганс – это кто?

–Это мой спаситель и…, – потупилась я.

–Твой возлюбленный, – подсказала Гретта.

–Да… – выдохнула я совсем тихо. – Я совсем не могу без него! А как он ко мне относится, я даже не знаю. Он все шутит! Зовет меня Заморышом, значит я совсем ему не нравлюсь.

–Ты не слушай его шутки, ты по делам смотри, – стала наставлять меня мудрая женщина. – сама говоришь, он тебя спас от костра.

–И потом заботился, как о маленькой.

–Вот видишь, значит любит, точно любит.

–Ганс меня любит! – повторила я, – а его завтра сожгут.

–Значит, теперь твоя очередь его спасать от казни…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ.

ОГОНЬ.

-Единственное, что нам осталось, – в слух рассуждала трактирщица, – попытаться выкрасть наших колдунов у доминиканцев.

–Боюсь такое нам не под силу, – горько вздохнула я. – жаль что я не настоящая ведьма, а только слабая девушка.

–Не знаю как ведьмы, а мужчине такое дело совершить было бы гораздо проще. Жаль, мы с тобой одни.

–А где сейчас твой муж?

–Он далеко, я даже не знаю где именно. Мы решили, что самое главное спасти детей, ему гораздо проще устроиться на новом месте. Я приеду к ним потом, когда все уляжется, может и трактир продать удастся.

–Но как же ты узнаешь куда ехать? – недоумевала я.

–Специально, чтобы сообщить мне где они поселятся, муж купил на рынке пару почтовых голубей. Голубя взял с собой, а голубку оставил мне. Когда придет время, он отовсюду вернется к своей любимой и принесет мне письмо от мужа.

–У меня раньше тоже была парочка белых голубей, только не почтовых, обыкновенных. Я только любовалась на них, и подумать не могла, что они такие верные.

–Чем ты хуже голубя? Ну что, идем спасать твоего Ганса?! Потом будет поздно.

Решительно настроенные, мы вышли из дома, шли в полной темноте, не зажигая факела, завернувшись в плащ, набросив на головы капюшоны.

–А мы не заблудимся без света? – опасалась я.

–Я здесь каждый шаг знаю. Дорогу наизусть выучила. И план придумала. Только мне одной его воплощать было боязно, да и денег у меня мало.

–Зато я сегодня удивительно богата.

Я погладила кошелек Ганса, так заботливо им наполненный золотыми монетами.

–Тогда у нас все получится!

Я шла за трактирщицей, с трудом различая даже ее силуэт в кромешной темноте. Где мы шли, куда, Бог его знал! Только через некоторое время мы благополучно вышли к мрачному зданию, стены которого зловещими отсветами озаряли многочисленные факелы.

–Доминиканцы не скупятся на огонь, – заметила моя новая подруга. – жгут, гонят ночную мглу. Словно боятся чего.

Я задрала голову, разглядывая тяжеловесное старинное здание. Так не похожее на новенькие соборы со стрельчатыми окнами и высокими шпилями. Маленькие, узкие окна – бойницы живо напомнили мне, негостеприимный замок барона.

–Странный дом, у слуг божьих.

–Ох, говорят они творят там такое, – вздохнула трактирщица. – что уж многие сомневаются, бога ли служат инквизиторы.

–Как же мы попадем внутрь?

–О, это как раз не трудно. Гораздо сложнее выйти отсюда. А нам только нужно постучать вот в эту дверь.

Она указала на низкую неприметную дубовую дверцу, и на вход-то не похожую. Скорее какая-то заплатка на каменной стене. На ее негромкий стук ответил неприятный мужской голос:

–Чего надо? Кого еще черти принесли в такое время?

–Открой, мы заплатим.

Эти волшебные слова сразу отворили загадочную дверцу. На свет показалась абсолютно лысая голова монаха. Трактирщица показала ему золотую монету.

–Мы заплатим гораздо больше.

Лысый натянул на голову капюшон, хмыкнул гнусаво:

–Это за что?

–Если ты приведешь сюда старую колдунью, которую должны сжечь завтра.

–Не могу, – замотал головой лысый монах.

–Не сомневайся, мы хорошо заплатим! Никто не узнает. Только решись!

–Да не могу я. Деньжат бы подзаработать – это хорошо, только… померла она.

–Так мы опоздали? – ужаснулась Гретта.

–Вы бы все равно не успели. Сразу как ее привели, она улыбнулась главному инквизитору так ласково и говорит: «– Глупый ты, в ад же пойдешь». Перекрестилась и померла вот так с этой улыбкой, словно уснула. Наш главный забоялся, говорит: «-По всему видно, бог ее к себе забрал». Велел снести ее на городское кладбище, и похоронить у самой кирхи. Даже надгробие ей приказал сделать. Днем ты могилку легко найдешь.

Гретта страшно побледнела, прижала руки к сердцу, ни слова не могла вымолвить. Я схватила доминиканца за руку:

–А Ганс? Рослый парень, которого вчера стража привела. Он жив?

–Жив, еще как! – усмехнулся лысый. – стража отвела его в камеру, а едва наши братья-доминиканцы сунулись к нему, он будто озверел. Накостылял троим нашим здоровякам, монахи отступились. Дрыхнет теперь бычара. Инквизиторы отложили допрос до завтра.

–Приведи его!

–Что ж, мне жить надоело?! Он же прибьет и кто такой не спросит.

–А ты ему сразу скажи, что Заморыш прислал. Скажи еще, что Кроху очень ждут.

–Это он-то «кроха»? – усмехнулся монах. – Ладно, попробую, только стоит это будет очень дорого.

Я потрясла перед его носом увесистым кошельком, золотые монеты приятно звякнули. Лысый остался доволен, но буркнул еще, набивая себе цену:

–Если, ваш «Кроха» не зашибет, так свои со свету сживут.

–Свои пусть думают, что колдун сам освободился, улетел через замочную скважину.

Лысый хихикнул, потер костлявые пальцы и ничего больше не сказав юркнул обратно в свою темную «нору», хлопнув дубовой дверцей. Мы остались ждать. Приютившая меня трактирщица молча вытирала слезы. Я не знала что сказать ей в утешенье.

–Не плачь, даже великий инквизитор признал, что она ушла в лучший мир…

–Я любила ее как родную мать… если не таким как она, то кому же вообще быть в раю?! А доминиканцы назвали ее ведьмой! Ведьмой!

Я гладила Гретту по спине, шептала глупые, бесполезные слова. Как страшные горести быстро роднят людей.

Время шло, луна стремительно прокатившись по небу, спряталась в низкие рваные тучи. Мы все ждали у низкой дверцы. Тьма вокруг была непроглядная, потом я заметила, что как будто стало гораздо светлее. От окрестных домов, в сторону протянулись четкие черные тени.

–Неужели уже солнце всходит? – подивилась я.

–Рано, слишком рано. Да и свет совсем другой, какой-то красный, неверный. Смотри как тени заметались из стороны в сторону. Что-то стряслось в доминиканской крепости.

Я задрала голову, чтобы посмотреть на верхние зубцы крепостной стены и отпрянула.

–Пожар! Там же пожар!

–Видно много богатств накопили святые отцы, раз горит так ярко.

Над краем крепостной стены метались длинные рыжие языки пламени, поднимался густой черный дым.

–Там же Ганс! – в ужасе воскликнула я.

Я бросилась к дубовой дверце, стала стучать в нее кулаками, бить ногами.

–Откройте!

Ответа не последовало, но от очередного удара дверь сама отошла и открылась. я рывком распахнула ее, заглянула внутрь. И сразу закашлялась. Из открывшегося отверстия в стене, валил едкий, серо-желтый дым.

–Что это?

–Видно, правду говорят, что отцы доминиканцы алхимики, – откликнулась Гретта.

Я не дослушав ее, ринулась внутрь горящей крепости. Темный коридор был узким и очень низким, мне пришлось двигаться согнувшись в три погибели и закрывать лицо краем плаща, чтобы мерзкий дым не лег в глаза и рот. Когда «крысиная нора» кончилась, узкая винтовая лестница повела меня куда-то вниз. Я торопилась, спускалась туда, где еще не было дыма, но спертым тяжелым сырым воздухом дышать было еще труднее. Когда мне уже показалось, что я бегу совсем не туда, я услышала впереди человеческие голоса:

–Эй, что там на верху? – спросил меня, скрипучий стариковский голос.

–Пожар, – выдохнула я.

–Вот черти! Решили нас спалить не дожидаясь публичной казни.

–Пусть палят! Лишь бы сами монахи погорели! – донесся с другой стороны злой женский голос.

–А я им компанию составлять не желаю! Пусть подыхают сами по себе!

Мне показалось, я услышала рассерженный голос Ганса, но ничего не могла различить в полной непроглядной темноте подземелья.

–Что это за место? – в отчаянии воскликнула я.

–Тюрьма, конечно! – хрипло рассмеялся старик. – тюрьма отцов-инквизиторов.

–А ты чаго тут делаешь? – спросила женщина. – еду принесла, иль сама костра ждешь?

–Да это ко мне, – услышала я хохот Громилы. – Заморыш, ты ли это?!

–Я пришла тебя забрать, – громко объявила я.

–Вот это заявление, – восхитился «Кроха», – Анхен, ты прелесть!

–Только я не знаю, как это сделать, – призналась я.

–Это как раз, очень просто, монахи долго не думали, и заперли все двери снаружи на обычный засов. Они же не знали, что найдется наглец вроде тебя.

–Но я совсем ничего не вижу! – пожаловалась я.

–Вчера у монахов был факел, пошарь там, у самого входа.

Я стала шарить руками вокруг себя, но везде натыкалась только на пустоту, или на шершавые сырые камни стен. Я сделала шаг назад и почувствовала под ногой что-то твердое. Наклонившись, подняла с грязного пола настоящее огниво. Пошарила еще, нащупала все необходимое и сама удивилась, как быстро мне удалось зажечь факел, прикрепленный высоко на стене. Когда его охватило пламя, я увидела коридор с потемневшими дверями по обеим сторонам. Каждая была задвинута тяжелым засовом.