
Полная версия:
ПЛАНЕТА ДРАКОНОВ
Он сидел на склоне холма. За долиной, усеянной снежной крупой, виднелась гора, своими контурами напоминающая Фудзияму. Физиономия Зола расплылась в радостной ухмылке, а язык от избытка чувств вывалился на грудь. Гора – это очень хорошо! Где гора, там и нора. А может быть, даже пещера, как та, о которой рассказывал отец, до того, как Зол его убил.
За время своих злоключений Зол всё же не потерял алмаз, который положил под выступающую на боку чешую. Алмаз сломал ребро и наполовину впился в тело, но не потерялся. Подумав, Зол, решил не выпрямлять ребро, слишком уж удобный карман получился. Скоро выйдет второе малое солнце и станет жарко. Нужно добраться до горы и попытаться найти там нору, и тогда он сможет выжить при появлении большого солнца. Нужно тащить за собой и добычу. Как хорошо, что эволюция не отняла у его расы хвост, которым можно обхватить такой своевременный припас.
После еды двигаться стало легче. Он даже мог сидя, облокотившись на левую руку и волоча за собой покалеченные ноги, ползти в сторону горы. Хвост, безапелляционно обхвативший тело падальщика, тащился за ним якорем, значительно замедляя передвижение.
В отличие от гранитных камней в его родной долине, под снегом здесь пряталась мелкая красная пыль, она напомнила то, из чего лепили посуду в одной из его прошлых жизней. Глина это называлось. Он показывал мальчику, едва научившемуся ходить, как нужно лепить из глины. Кем этот мелкий ему приходился тяжело вспомнить, сын? Брат? Почему он веселился?
Пожалуй, он тогда сошёл с ума. Как можно веселиться с мелким существом, ковыряясь в грязи. Весело, когда поел. Когда тебя не сожрали. Когда понял, что не испечёшься за большой день. Еды хватит на ночь и не придётся ощущать, как желудок от голода переваривает сам себя. Возможно, он веселился, потому что этот мелкий четвероногий ползун не мог на него напасть и съесть? Пожалуй, поэтому. А он не собирался его есть, поскольку и так еды хватало. Значит, такой запас еды, который он держал при себе.
Прошло много времени. Он безостановочно полз к горе. Удивительно, почему до сих пор не видно драконов.
Малое солнце уже показалось на горизонте, бросая острые лучи вдаль. Оно, наверное, тоже пыталось кого-нибудь зажарить своей злобой, но в отличие от своего большого брата силёнок у него не хватало.
Снежная крупа при первых лучах малого светила моментально растаяла и впиталась в пыль. Размокшие потёки грязи подсыхали на глазах, покрывая почву трещинами – безобразной коростой прокажённого. В его родной Долине камней при восходе малого солнца влага начинала испаряться и становилось очень душно. Но с теневой стороны камней испарения шли медленнее, и там начиналась жизнь. Там расцветал разноцветный лишайник – самое начало пищевой цепочки. Пища для различных мелких животных, которые становились едой для охотников, из которых он далеко не самый крупный и быстрый. Хватало наземных существ, стремящихся сожрать столь агрессивный деликатес, каким являлся он, не говоря уже о царящих в небе драконах.
Он увидел, что гора своей тенью закрывает почти всю долину. Он находился рядом с границей теней и в своём движении приближался к затемнённой стороне. Малое солнце припекало, и ему пришлось вздыбить жёлтую чешую и прикрыться изорванной шкурой щитоносца, съёжившейся и слегка дымившейся. Шкура давала некоторую воздушную прослойку, и организм меньше страдал от жара малого дня. Уши распластались по темечку, прикрывая лысую макушку.
Тёплый воздух медленнее растопил ледяные крошки и на почве, остающейся в тени горы. Из влажного грунта начали вылезать ноги пауков. Они вытягивались на глазах, и Зол в панике принялся соображать, как обороняться от такого полчища? И понял, что, если пауки ядовиты как те, что встречались в его долине, шансов нет никаких. Но тут на одной из ног показался фиолетовый бутон, на другой листик, потом жёлтый бутон.
Долина, насколько хватало глаз, начала раскрашиваться в замысловатый цветной узор на буро-жёлтом фоне. Это стебли растений имели такой необычный на адской планете цвет.
С горы ярко-зелёными змеями побежали потоки влаги, устремляясь к центру долины. На глазах образовалось огромное озеро. Учитывая существенную глубину котлована, озеро должно получиться не только с бескрайними берегами, но и очень глубокое. Обитатель Долины камней, собиравший капли утренней влаги в углублениях скал, никогда не мог даже представить, что её может быть так много.
Зол интенсивнее пополз к тени. Быстрее хотелось прикоснуться к тому, что он видел в прошлой жизни, когда жил в другом теле.
Трава и бутоны оказались очень мягкие. Как волосы той китайской девушки! Он забыл, как её звали. Как несправедливо, ведь любовь к ней казалась самым ценным, что запомнилось из его прошлой жизни.
А этот цветок похож на цветок сакуры, который он видел в детстве. Сакура ещё прекрасней, и её он помнил. Для чего дарили цветы? Их вроде не ели. Для того чтобы склонить самку его вида к ритуалу продления рода? Нет, потому что где-то в животе… нет, выше! – ощущалось тепло. Странное такое чувство, как будто сильно наелся вкусного и знаешь, что у тебя завтра будет еда. Такое: даже если голодный, не жалко отдать другому существу, потому что его жизнь важнее, чем твоя. Тогда это называлось «любовь». На голубой планете точно все сумасшедшие, раз чувства им важнее еды. Ну или еды у них слишком много.
Сидя на траве и смотря на торчащие между пальцами стебли растений, которые стремительно росли, Зол сел, удобнее поджав под себя правую, уже сросшуюся ногу. Огрызок левой ноги уже зарос и немного удлинился.
«Я тоже как эта адская трава, живу и расту, несмотря не на что. Значит, и она может помнить своё прошлое? – думал, возможно, первый раз в этой жизни так длинно Зол, впиваясь клыками в добычу. – Всё, что движется, всё живое.
Даже вон тот камень, бегущий на меня».
Зол вскочил на здоровую ногу, отбросив от себя остатки трапезы. Уже стоя он увидел, что со склонов горы катились камни. Забыв, что у него нет одной ноги, Зол сделал шаг к горе и покатился кубарем в траву. Падать оказалось мягко, а вот вставать сложно. Нужна опора, которая временно заменит ему ногу.
Воспоминание третье
Путь зверя
Путь самурая – это прежде всего понимание того,
что ты не знаешь,
что может случиться с тобой в следующий миг.
Хагакурэ. Сокрытое в листве Бусидо
Дома на улице, по которой шли вверенные ему пехотинцы, расступились, образовав площадь. Жестом приказав солдатам остановиться, Абэ осмотрелся. Вокруг царила оживлённая суета. Военные в такой же, как на них, форме сортировали группу бедно одетых людей, штыками отгоняя в одну сторону женщин и детей, в другую – мужчин. Жалобные крики гражданских чередовались с лающими приказами военных.
В центре площади Абэ Нори увидел своего непосредственного командира, майора Ито, отдавшего приказ о зачистке района. Отряд шо-и Абэ вывел под стволами винтовок на площадь группу задержанных. Шестнадцать мужчин, тринадцать женщин и шесть детей от четырёх до десяти лет.
Дав команду отогнать военнопленных к остальной толпе жителей захваченной столицы, Нори направился к майору Ито. Приблизившись, он встал по стойке смирно и доложил:
– Шо-са Ито, ваш приказ по зачистке района выполнен. Люди, не покорные приказам, уничтожены. Жители, не оказавшие сопротивления, приведены для сортировки.
– Почему так долго, Абэ? – недовольно буркнул майор.
– Движение отряда задержалось вооружённым сопротивлением, приведшим к ранению капрала Кумагаи. Раненого мы незамедлительно доставили к месту дислокации основных сил дивизии. В расположенную при нём медчасть.
Нори не убил капрала, тот взмолился о пощаде, поскольку вся спесь с него слетела, едва он увидел занесённый меч. Да и подобная выходка молодого командира неизбежно привела бы к трибуналу и в лучшем случае – разжалованию в рядовые. Позору, которого не достоин отец.
– Капрал Кумагаи – достойный воин, поэтому одобряю, что вы предприняли меры по его спасению.
Майор Ито посмотрел, как кричала женщина, чьего сына подростка отогнали от неё штыками, отсортировав к мужчинам, понуро стоящим на краю площади. Мужчин набралось около полусотни человек, а женщин раза в два больше.
– Зачем ты привёл женщин? Нам бы с мужчинами разобраться.
– Они не уходили, не желая оставлять своих мужей и сыновей.
– Расстреливал бы сразу за невыполнение приказов.
– Не поступало приказа расстреливать мирных жителей, только мужчин, оказывающих сопротивление.
– Ну пристрелил бы их мужей и сыновей, они бы остались плакать над ними, зачем их сюда тащить, – недовольно поморщился майор.
– Вас понял, майор Ито. Какие будут дальнейшие распоряжения?
– Обеспечьте перемещение военнопленных мужчин на набережную в распоряжение полковника Ооно и вернитесь сюда.
– Слушаюсь, майор Ито, – отрапортовал Абэ и направился к расположению своего отряда.
Организовав построение и оцепление пехотинцами отряда пленных мужчин, Абэ распорядился конвоировать их к реке.
По дороге ему встретились несколько солдат, куда-то тащивших молодую женщину. Из богатого дома раздавались крики о помощи. Двое пехотинцев гнались за молодым парнем, но, когда он стал отдаляться, остановили его выстрелами в спину и, подойдя, принялись обыскивать.
Абэ Нори смотрел, как пехотинцы его отряда отвлекаются на произвол, учиняемый солдатами других частей, вырвавшимися из-под контроля командиров, и вполголоса переговариваются.
Когда отряд свернул на набережную, в рядах пленных китайцев пробежала волна волнения. Раздались крики. Многие ускорили шаг, чтобы увидеть нечто взволновавшее их.
– Не ускорять шаг, – скомандовал Абэ на местном диалекте китайского языка, которым он владел в совершенстве благодаря своей няне Мэй Ли. – В случае попытки побега стреляем без предупреждения.
После последнюю фразу повторил по-японски для своих пехотинцев.
Выйдя на набережную, Абэ Нори понял, что так взволновало пленных. Набережная и мелководье реки оказались устланы телами убитых. Причём не только мужчин, но и женщин.
Четверо китайцев побежали к реке, по-видимому, испугавшись, что их тоже расстреляют, а там можно спрятаться между тел. Залп оглушительно громких выстрелов изрешетил их тела, не оставив шансов на спасение.
– Я же говорил, что при попытке к бегству будут стрелять без предупреждений! – возмущённо закричал на китайском Нори.
– А если мы не побежим, то расстреляете с предупреждением, – дрожащим голосом обречённо произнёс китайский парнишка примерно его возраста.
– Здесь будет производиться сортировка. Мирные жители не пострадают, только выявленные и скрывающиеся военные, – уверенно заявил второй лейтенант Абэ.
– Вон та беременная женщина, или вон тот молодой мальчишка, или бабушка – тоже военные преступники? – с видом учителя, спрашивающего урок у нерадивого ученика, спросил седовласый китаец интеллигентного вида. – Мы все здесь мирные, просто военные не дали нам эвакуироваться, а сами сбежали.
– Значит, они выказали непокорность императорской армии и будут уничтожены, – уверенно заявил Нори. – Власть императора, проявляющаяся через генералов армии, мудра, поэтому мирные жители, оказывающие содействие армии Японии, не пострадают.
– Похоже, ты и сам веришь в то, что говоришь, – сдерживая дрожь в голосе, произнёс седовласый пленный, – тогда ради собственной души не навлекай на себя проклятия и позаботься о нас.
К Нори подбежал солдат, которого он послал вперёд отряда разыскать полковника Ооно.
– Шо-и Абэ, – доложил он, – полковник направляется сюда.
Но Абэ уже и сам увидел приближающихся офицеров во главе с полковником Ооно, которого знал с детства. Холодное декабрьское солнце клонилось к закату. Стены домов с узорами из дырок со спрятавшимися в них пулями окрашивались в розовые отблески, как бы стараясь скрасить нежными тонами ужас происходящего и лежащие под ногами трупы.
– Полковник Ооно, согласно распоряжению майора Ито пленные сопровождены для сортировки в целях определения скрывающихся военных. Также по дороге выявлены случаи мародёрства, для чего прошу разрешения пресечь произвол силами моего отряда.
– Второй лейтенант Абэ, приказываю вашему отряду самостоятельно провести сортировку, – распорядился полковник, – дисциплинарными работами с солдатами других подразделений оставьте право заниматься их командирам.
– Слушаюсь, полковник Ооно, – торжественно ответил Абэ, вытянувшись как струна.
– Пойдёмте осмотрим военнопленных, – предложил полковник и направился к загнанному в камни руслу реки, сделав едва заметный знак одному из сопровождающих офицеров.
Они направились к согнанным в кучу пленным. Остальные офицеры тактично немного отстали, давая возможность командиру и подчинённому, связанными неформальными отношениями, поговорить без свидетелей.
– Нори-тян, мальчик мой, как ты вырос, – вполголоса заметил полковник, когда они отделились от остальных офицеров.
– Здравствуйте, Ивао-сан, – именем, которым он называл его в детстве, поздоровался с полковником молодой офицер.
– Как здоровье моего дорогого друга Амида-сан? – поинтересовался полковник.
– Благодарю, всё хорошо. Отец очень вдохновлён начатым мной служением империи, – с теплотой ответил Нори. – Благодарю за содействие моему назначению.
– Не стоит благодарности. Для воплощения мечты, которую мы так долго взращивали, сейчас важен каждый воин. А сам ты вдохновлён? – испытующе, посмотрел на него полковник.
– Конечно! Я всю жизнь мечтал сражаться, как мои предки, за славу императора, – Нори старался, чтобы его голос звучал как можно более восторженно.
– Ну, это отлично. Я рад, что ты не испуган реалиями войны, – доброжелательно похвалил его полковник.
– Ивао-сан, а как мне определить кто из пленных – солдат китайской армии, а кто мирный? – поинтересовался Нори, вспомнив распоряжение провести самостоятельный разбор.
– Понимаешь, мальчик мой, китайское правительство прикрылось своими мирными жителями, запретив их эвакуацию. У нас нет возможности содержать такое количество военнопленных. Поэтому каждый китаец, способный держать оружие, считается врагом, противящимся воле императора.
– Значит, все они враги? – опешил Нори.
Полковник Ооно остановился, разглядывая пленных в дешёвой блёклой одежде небогатых горожан, согнанных в плотную кучу. По сути, их невозможно отличить от таких же жителей Японии, но военная машина империи вынуждена подавлять сопротивление, тотально перемалывая всех без разбора.
– Ты сейчас, как расстреляешь своих китайцев, возвращайся в часть. Вечером приходи ко мне, мы выпьем по чашке саке. Поговорим о необходимости избегать сомнений в выполнении воли императора, – по-отечески проникновенно произнёс полковник, давая понять, что личное знакомство не даёт права отлынивать от выполнения служебных обязанностей.
– Ваш приказ понят, полковник Ооно, – вновь вытянувшись по стойке смирно, ответил Нори, поклонился уважительно, с задержкой.
Полковник кивнул едва заметно и со своей свитой проследовал дальше по берегу древней как сама история империи дракона реки. Солнце окрашивало крыши домов в кровавые краски заката. Сумерки сгущались.
Окинув затуманившимся взглядом строй военнопленных, Нори думал.
– Всем построиться для пересчёта, – наконец найдя, какими словами нарушить затянувшуюся паузу, скомандовал Абэ. После чего повторил команду по-японски и дополнил её обращением: – Сержант Тибо, ко мне.
К нему подбежал плотный мужчина средних лет.
– Гун-со Тибо явился по вашему приказанию, – доложил он.
– Сержант Тибо, – громким голосом обратился к нему Нори, но в горле запершило. Откашлявшись, он продолжил вполголоса, поправляя душивший воротник: – подготовить солдат для расстрела военнопленных.
Раскосые глаза сержанта слегка расширились от удивления, но, пресекая дополнительные вопросы, Нори бросил контрольную фразу: – Выполнять.
– Слушаюсь, – ответил сержант и направился к солдатам, отдавая приказы о построении.
На набережной выстроилось две колонны, одна напротив другой. Японские солдаты с ружьями, направленными дулами вверх, и безоружные китайские жители города Нанкин, не имеющие достаточно денег и влияния, чтобы подобно правителям государства скрыться от смерти, надвинувшейся вслед за солнцем. Смерти, принесённой на штыках пехотинцев островной империи.
Второй лейтенант Абэ шёл между колоннами, вглядываясь в лица пленных. В мимике каждого стоящего перед лицом смерти читался характер. У некоторых просвечивалась злость, у других ужас. Некоторые в ступоре не понимали происходящего. У большинства в глазах светился страх, лишь в лицах некоторых Абэ увидел надежду.
Надежду перед лицом смерти могли проявлять лишь поистине мужественные люди. И тут его кольнула мысль: ведь лик смерти сейчас – это его лицо, это он сам.
Пугающая гордость наполнила грудь, растворив в себе нерешительность. Наверное, именно тогда он стал военным, поскольку не столь сложно убить, сколь сложно на это решиться.
– Шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть, – закончил Нори пересчёт пленных. Их оказалось несколько больше, чем он предполагал на первый взгляд. Будучи педантом, как все японцы, он не мог не знать точного количества расстрелянных китайцев. Второй лейтенант Нори не представлял, как можно ответить на столь серьёзный вопрос – «приблизительно». Ведь это его первый расстрел. Первое решение о жизни и смерти.
Встретившись взглядом с сержантом, он кивнул.
– Оружие наизготовку, – скомандовал сержант Тибо, и блестящие штыки, украшающие дула, заряженные свинцом, опустились, устремившись на пленных.
– Военнопленные, вы признаны виновными в сопротивлении расширению японской империи, поэтому подлежите немедленному расстрелу, – высокопарным слогом бывшего поэта на неродном ему языке произнёс второй лейтенант Абэ Нори. После чего, подняв свой револьвер, скомандовал: – Пли!
После слов «расстрел» пленные бросились врассыпную. Некоторые бросились на солдат, но большинство ринулось к реке.
Солдат мало, поэтому он посчитал нужным присоединиться к расстрелу. Тем более считал ниже своего достоинства перекладывать приказы на подчинённых.
Стволы винтовок с раскатистым лаем выплюнули свинец, за ним последовал второй залп.
– Добивать штыками, – вспомнив распоряжение командования по экономии патронов, скомандовал Нори. Его взгляд устремился на лежащего на спине смертельно раненого седовласого китайца с кровавой дырой в груди.
– Что ты делаешь?! – захлёбываясь пузырями кровавой пены и силясь ещё что-то сказать, выдавил из себя мужчина. – Ван Бей, сынок, спасайся, если жив.
– Отец, я с тобой, – преодолевая боль, прохрипел парень, держащийся за рану в груди и пытавшийся удержаться на ногах.
Ему это не удалось, и он упал на колени, а затем на живот.
«Извините», – хотел произнести Нори, но подавился словом, не подходящим к ситуации.
Прозвучал глухой выстрел револьвера, оборвавший слова, которые так никогда и не будут произнесены.
– Будь ты проклят и живи в аду! – закричал парень его лет с кровоточащей раной на животе, ползущий к седовласому.
Японцы издревле считали, что живот – самая важная часть человеческого тела. Энергетический центр человека. Поэтому имперские пехотинцы метились в живот, обрекая поверженного врага на долгую, мучительную и неизбежную смерть.
Подскочивший пехотинец проткнул штыком спину парня, но тот, из последних сил сделав усилие, дотянулся до седовласого отца. Обнял его, вложив в это последние силы уходящей жизни.
Зависшее над горизонтом заходящее солнце багряным румянцем лихорадочного больного освещало умирающий город, оглашаемый выстрелами и предсмертными криками. Всю новую жизнь в теле демона он жалел о непроизнесённых неуместных извинениях.
Возможно, им он мог хоть частично искупить свою вину. Тогда бы закат этого дня – шестнадцатого декабря 1937 года – для него хоть когда-нибудь закончился.
Глава 4. Бегущие камни
Адское правило иллюзий —
всегда всё не так, как кажется.
Опять встав и осмотревшись, Зол увидел, что на него катились и большие валуны, и небольшие булыжники. У всех виднелось много ног, и, добежав до растений, они начали их стремительно пожирать. Камни перескакивали через тех, кто остановился раньше, или оббегали их и устремлялись в самую гущу долины. Понятно, что это живые существа и, похоже, не хищники.
Над долиной показался дракон. Затем второй. Зол от ужаса попытался вжаться в землю.
Справа послышалось хрюканье, и, повернувшись, он увидел большое голубое рыло, торчащее из-под земли. Рыло продолжало откапываться. Наружу показалась вытянутая голова без глаз и ушей на жирной складке шеи. За шеей показалась вторая складка чуть больше, затем третья ещё больше. Сколько складок было всего, Зол посчитать не мог, ведь тело оставалось под землёй. Тут рыло повернулось и схватило ближайший камень, оголив саблевидные зубы. Камень, раскушенный наполовину, пронзительно визжал, продолжая жевать побег цветка, находящийся у него во рту. Действительно, процесс пожирания пищи – главный в этом мире. Важнее даже жизни. Пока ты ешь, ты живой, даже если едят тебя.
Зол запрыгал на одной ноге подальше от голубой землеройки, которая явно не отличалась доброжелательным характером. Когда же она повернула безглазое рыло в его сторону, Зол прыгнул на четвереньки и пополз подальше от неожиданного гостя. К счастью, в шею землеройке стукнулся ещё один бегающий булыжник, и она увлечённо принялась его пожирать. Брызги синей крови попадали на растения, те от неожиданного удобрения принимались расти ещё быстрей. Всё и вся на этой планете являлось хищниками, даже трава.
Новые и новые голубые рыла, отплёвываясь грунтом, появлялись на поверхности. Визг раздувающихся от обильной еды булыжников, поедаемых землеройками, смешался с их хрюканьем и довольным чавканьем.
Слепые пожирали слепых. Окружающее пиршество абсолютно не интересовал ползущий мимо демон.
Зол решил передохнуть и осмотреться. В своём беге на четвереньках он выбрал целью озеро и значительно приблизился к нему. Он никогда в этой жизни не видел столько жидкости. Максимум чем он мог себя порадовать – это каплями влаги на покрытых мхом скалах или ледяной крупой. А столько жидкости сразу! В неё же можно забежать и пить, пока она не кончится. Хотя столько выпить нереально. Озеро по форме напоминало округлости щитоносца. В длину больше двухсот полётов камня, а в ширину вполовину меньше.
Эта долина – самое красивое, что он видел в жизни. В этой жизни. Значит, и в аду бывает рай. Теперь, прячась в период большого солнца в норе, он сможет мечтать об этом месте, и в животе от этих воспоминаний будет тепло, даже если ничего не ел.
Над долиной летало уже несколько десятков драконов. Только они не обращали на такое ничтожество, как он, внимания, нападая на землероек, выдёргивая их и поднимая повыше, а затем бросая на торчащие валуны и скалы, не покрытые растительностью. Столько крылатого ужаса одновременно Зол не видел никогда. Кожа на телах драконов, проглядывающая сквозь чешую, оказалась такая же чёрная как у него. Почему он стал больше похож на драконов, чем отец? Может, палящее солнце наложило на него это клеймо жителя поверхности?
Кстати, о еде. Чёрный демон удобно уселся, прислонившись спиной к одному из растений, в ширину достигшее уже ширины его ноги и сверху образовавшее крону из длинных иголок. Схватив один из бегающих камней, Зол перевернул его, чтобы лучше рассмотреть. Камень начал пульсировать и дрыгать всеми восемью ножками, стремясь вырваться. Дрыганье сопровождалось пронзительным писком из расположенного на животе её четырехлепесткового рта. Затем существо обдало Зола струёй зловонно воняющей жижи.
Вытерев лицо куском обгоревшей шкуры, Зол тем не менее не выпустил добычу.
Пришлось думать, как это есть. Спину покрывала роговина кремниевой оболочки, а живот защищала плотная жёсткая чешуя. Клыками тут не достать.
«Буду называть их камневидами», – решил Зол.
Подумав, Зол разорвал пищащий рот и вывернул существо наизнанку. Визг сразу прекратился, но из существа брызнула жёлтая вонючая жидкость. Похоже, поедание камневидов ему не доставит никакого удовольствия.
Мясо оказалось жёсткое и воняло серой, как тот извергающий огнедышащую лаву вулкан, который периодически просыпался в долине камней.
Гребень на шее неожиданно встал дыбом. Не раздумывая, Зол сразу кувыркнулся вперёд. Он не знал, какие органы чувств отвечали за активизацию этого прибора выживания, но безапелляционно доверял ему. Это уже не раз спасало его никчёмную жизнь. За спиной раздался хруст разрезаемого как ножницами стебля растения, прислонившись к которому, он сидел. Даже дополнительные глаза на ушах, которые он положил на плечи, чтобы контролировать окрестности вокруг, не помогли избежать приближения врага.