ПЛАНЕТА ДРАКОНОВ

Оказывается, страх вдохнуть жидкость, из-за которого он едва не умер от удушья, оказался из другой жизни. Он, получается, амфибия! Может жить в водной среде. Так вот почему так мечется дракон: он задыхается не потому, что Зол давит ему на гортань, а потому что у него закрыты жабры.

Дракон поменял траекторию и принялся всплывать. Взмах мощных крыльев оттолкнул тело пилота и пассажира от поверхности озера. Ещё два взмаха выбросили их из тени горы, и жидкость закипела на чешуе, мгновенно испаряясь.

Зол раскрыл жабры, и жидкость устремилась к поверхности, на глазах испаряясь. Дракон выплюнул воду через рот, ведь жабры его по-прежнему пережимал противник. Слабеющий ящер полетел по направлению к горе. Наверняка там его нора, а возможно, он рассчитывает на помощь того, кто не безразличен к его судьбе и окажет помощь в совместном поедании строптивой добычи. Этого допустить нельзя. Но как?

Зол достал красный алмаз из кармана в сломанных рёбрах и ударил рептилию в темечко. Дракон метнулся в сторону, дёрнул головой, и рука, удерживающая шею, стала соскальзывать. Зол положил алмаз обратно, но не успел перехватиться при следующем рывке, и рука разжалась. Стараясь хоть как-то удержаться, Зол вцепился когтями в жабру.

Дракон жалобно взвыл и совершил немыслимый кувырок, стараясь освободиться. Противник осознал слабое место и загнал когти второй лапы глубоко в жабры, схватил нечто попавшееся под руку и дёрнул это что было сил. Плоть дракона задымилась и почернела под ослепительными лучами малого солнца ещё до того, как он успел до конца разжать ладонь и выбросить эту дрянь.

Дракон расставил крылья, останавливаясь о плотную атмосферу. Зол, перелетев через голову, оказался на брюхе врага. К нему незамедлительно потянулись огромные когти задних конечностей рептилии, и он схватился за то, что первое увидел: за кишку, торчащую из вспоротого в начале поединка брюха врага.

Кишка сильнее вылезла из брюха, и Зол инстинктивно помог ей, полоснув своими когтями по ране. Внутренности стали выпадать из брюха дракона под весом добычи. Дракон спикировал вниз. Каменистая поверхность подножия горы со скудной растительностью стала стремительно приближаться. Зол дёрнул кишки и принялся по ним подниматься ближе к телу врага.

Дракон попытался к нему дотянуться клыкастой пастью. Наездник ткнул ему в целый глаз когтями одной руки, после чего крылатый монстр потерял ориентир и воткнулся головой в камни. Хрустнули позвонки, и послышался треск ломающихся от удара костей. Чьих, Зол не успел понять.

После удара Зол помнил, как они покатились кубарем, выпачкавшись в крови и замотавшись в кишки дракона, потом сознание убежало в пустоту.

Воспоминание пятое

Ненужный трофей

Подлинный самурай не думает о победе и поражении,

он бесстрашно бросается навстречу неизбежной смерти.

Если ты поступишь так же, ты пробудишься ото сна.

Хагакурэ. Сокрытое в листве Бусидо

Молодой офицер маршировал по ночной улице осаждённого города, чеканя шаг.

Полная луна усиливала контрастную игру света и тени. Разгромленные здания с разбитыми окнами казались огромными лицами, с презрением поглядывающими сквозь разбитые очки на одинокого чужака.

С высокомерием победителя он шествовал по улицам, ставшим алтарём смерти, порождающим новых демонов. И того демона, в которого он трансформировал себя. Ведь невозможно совершать благие дела убийствами, кто бы ни говорил обратное.

Ему вспомнилось, как в детстве испугался крысы, бегающей по комнате. Он тогда залез на полку шкафа и звал слугу, Ютаку-сан. Тот, прибежав на зов, убил крысу веником и спросил, почему молодой самурай не убил её сам.

– Я ненавижу крыс, – дрожащим голосом объяснил свою слабость Нори.

– Называйте вещи своими именами, Нори-сан – поправил его слуга, – вы боитесь.

– Нет, я её ненавижу, – упрямо заявил юный Абэ.

– Если вы, Нори-сан, ненавидя, не можете убить крысу, то, как будете убивать тех людей, которые вам ничего не сделали? – удивлённо пожал плечами слуга. – Главное, чтобы не наступил тот момент, когда вы полюбите крыс и возненавидите людей. Лучше относитесь к убийству как к долгу.

Этот момент уязвил его тогда до самой глубины души. И, главное, уязвил тем, что Нори понял правоту слуги.

Он всегда уважал Ютаку за его прямоту и недолюбливал по той же причине. Учась военному делу, Нори всегда убеждал себя, что действительно к смерти врагов проще относиться как к работе и выполнению долга. Жаль, что, когда довелось столкнуться с этим непосредственно, всё оказалось не так просто.

От воспоминаний отвлекли приближающиеся шаги.

Навстречу Нори шли два выпивших офицера с бутылками в руках. Увидев марширующего им на встречу чудака, они рассмеялись.

– Вольно, шо-и, парад ещё не начался, – произнёс мужчина лет около тридцати с нашивками лейтенанта, и они вновь рассмеялись. Абэ уже видел его в части, но случая познакомиться не предоставлялось.

– Лучше выпей с нами, – доброжелательно предложил второй офицер, чуть младше первого, с нашивками второго лейтенанта, такими же, как у Нори.

От неожиданности Абэ Нори остановился, растерянно глядя на пьяных офицеров.

– Разве можно пить при исполнении? Какой это пример для пехотинцев? – спросил он тут же его обожгла мысль, ведь только что он сам выпил саке с полковником.

– Можно! Я тебе разрешаю как старший по званию, – вальяжно заявил лейтенант и сунул ему в руки бутылку.

Абэ Нори, помедлив, глотнул, и его внутренности обжёг жидкий огонь с острым вкусом аниса. От необычных ощущений он закашлялся.

– Молодец, наш человек, – хлопнул его по спине лейтенант, – должны же мы отпраздновать безоговорочную победу, ради которой рисковали жизнями.

– Тебя же Абэ зовут? – спросил лейтенант.

– Второй лейтенант Абэ Нори, – сдавленным голосом ответил молодой офицер.

– Нам сейчас пехотинцы такую девку подарили, в жизни такой красавицы не видел, – похвастался лейтенант.

– Мне тоже понравилась! – согласно закивал второй лейтенант.

– Там ещё и тебе достанется, а потом выпьем, прогуляемся. Смотри, какая луна яркая. Даже о трупы не спотыкаешься.

Абэ кивнул в пустоту и, не прощаясь, продолжил свой путь.

– Куда ты? Пошли с нами! Не одним же рядовым гулять! – крикнул ему вдогонку второй парень с такими же погонами, как у него.

– Странный какой-то, – хмыкнул ему вслед лейтенант.

– Эй, бутылку отдай, – крикнул ему вслед второй лейтенант.

– Да ладно, пусть берёт, у нас ещё есть, – благодушно позволил лейтенант.

Абэ не стал оборачиваться и отвечать, он хлебнул ещё жидкого огня из бутылки, стараясь залить им огонь, горящий в душе. Китайская анисовая водка смешалась с японским саке и ударила в голову.

Марш стал походить на безобразное подобие танца. Здания пошатывались и то приближались к нему, то убегали в сторону. Ноги заплетались, удерживая тело, стремящееся завалиться куда-то в сторону.

Кричала девушка, двое пехотинцев тащили её за руки, ещё человек десять шли за ними, весело подбадривая. Девушка сопротивлялась как могла, пыталась вырваться. Ей это удалось, и она упала. Один из солдат пнул её начищенным сапогом, и она свернулась в позу зародыша, схватившись за живот.

Абэ Нори уронил бутылку, которая звякнула о камни мостовой. Звеня, покатилась, тонкой струйкой разливая своё огненное содержимое. Словно рисуя линию, отделяющую «тогда» от «сейчас».

– О, шо-и Абэ собственной персоной, – один из пехотинцев, возможно, даже подчинённых узнал его, – да ещё и отметил лучше нас. Присоединяйтесь к нам. На правах старшего по званию попробуете эту милашку.

Шагнув к валяющейся на мостовой девушке, рядовой схватил её за волосы и, резко дёрнув, приподнял и повернул лицом к Нори, не обращая внимания на её крики.

– Смотрите, симпатичная и молоденькая. Сколькие уже тобой попользовались? – рассмеялся он вопросом в лицо девушке, и она закрыла лицо двумя ладонями.

Остальные солдаты вторили ему дружным гоготом.

Несмотря на своё чудовищное опьянение, Абэ узнал её. Это та девушка, чей братишка подстрелил капрала и которому он, второй лейтенант Абэ, отсёк голову. От этого воспоминания Нори словно облили ушатом холодной воды.

Абэ Нори сделал несколько шагов заплетающимися ногами к рядовому и ударом кулака в лицо отбросил его от девушки, которая, упав на камни мостовой, билась в истеричных рыданиях. Остальные солдаты замолчали и растерянно переглядывались, не зная, как реагировать.

Поверженный рядовой вскочил и выхватил нож. Винтовок при себе они не имели. Их командир догадался разоружить своих солдат, возможно, стараясь этим помешать бесчинствам.

– Мы же к тебе с уважением отнеслись, – прошипел пехотинец, второй рукой трогая повреждённую челюсть. Презрительно сплюнул кровью, подступая к старшему по званию. – Мы офицерам уже свой долг отдали, теперь это наша добыча.

Толпа обступила Абэ Нори и лежащую на земле девушку и начала подступать, сжимая круг. Чувствуя, что утрачивает контроль над ситуацией, второй лейтенант Абэ обнажил родовой меч, висящий на поясе, и наступающий отпрянул. Один из солдат достал револьвер, но Абэ заметил это движение боковым зрением. Сблизившись с ним за несколько плавных, но резких шагов, поднёс отточенную сталь к его горлу.

– Плавно положи пистолет на землю, – скомандовал заплетающимся голосом офицер. Годы тренировок активизировали заложенные инстинкты, а вот язык не хотел поддаваться. Тем не менее пехотинец медленно принялся приседать, направив револьвер дулом к центру планеты, скосив глаза на поблёскивающий лунным светом клинок. Сталь, начинённая свинцом, клацнула о камни.

– Командование не узнает о том, что вы хотели поднять оружие на офицера, – добавил Абэ Нори, в этот раз слова получились более связные, – ступайте прочь, это моя добыча, и я не собираюсь ей делиться.

Толпа стала медленно расходиться, злобно поглядывая на того, кто нагло забрал их законный трофей.

Абэ Нори демонстративно взял в левую руку револьвер, чтобы избавить солдат от мысли выплеснуть свою злобу выстрелом в спину. Он одинаково хорошо стрелял с обеих рук. Хоть они и сдали винтовки, пистолеты могли быть у многих.

Когда солдаты ушли, юный офицер направился дальше к площади, где располагалась часть. Насколько он ориентировался, идти уже было не далеко. Сделав несколько шагов, он бросил взгляд на озирающуюся, по-прежнему лежащую на земле девушку.

– Спрячься где-нибудь, надолго. Может, и выживешь, – преодолев сухость во рту, произнёс он на китайском. – Я возвращаю тебе жизнь, которую забрал у твоего брата. Главное – не выходи никуда завтра, поскольку завтра погибнут многие.

Пьяный офицер пошёл, прочь не оглядываясь.

– Нет! – вскрикнула девушка и села на земле. – Не бросай меня.

Он шёл не останавливаясь. Девушка вскочила на ноги и побежала за ним.

– Солдаты рядом, едва ты уйдёшь – они вернутся, – лепетала она.

– Я сделал для тебя всё что мог, – ответил он, не останавливаясь и не глядя на неё.

– Ты ведь китаец? Не бросай меня, – умоляла девушка.

– Я чистокровный японец из древнего самурайского рода, – запальчиво заявил Нори. – Просто меня воспитывала нянька-китаянка и научила вашему диалекту.

Сверстники с детства дразнили его «китайцем», находя какие-то сходства, за что он всегда дрался с теми, кто посмел его так оскорбить.

– Уходи. Я тебя уже раз отпускал и ещё раз отпускаю.

– Видишь! Я тебе сразу говорила, не надо меня отпускать.

– Ты бы тогда сидела за забором из колючей проволоки.

– Пусть лучше там. Можешь посадить меня туда, только не бросай.

– Зачем вообще я за тебя вступился, – сквозь зубы процедил Абэ.

– Ты же не бросил бы сейчас свою няньку, хоть она и китаянка? Ведь ты добрый, и достоинство настоящего самурая закладывали в твоё воспитание! Иначе ты бы не вступился за меня! – остановившись, всхлипывала девушка ему вслед. – Самурай не может отказать женщине, молящей его о помощи!

Он резко остановился и, развернувшись, взглянул в глаза девушке. Та не ожидала такого хамства и скромно, как и полагается по восточному воспитанию, потупила взор.

Она уязвила его самолюбие. Воспитывая в нём мужественность и устраняя все слабости характера, воспитатели культивировали ещё и самолюбие, без которого самурай не мог стать самураем. Даже убивая себя, самурай защищал своё самолюбие, поскольку о достойно умершем никто не смел сказать дурного слова.

В голове всплыла фраза на проповеди в храме мёртвого бога, который хотел изменить мир. В тот храм Нори раз случайно забрёл из детского любопытства. Религия, принесённая с запада, показалась ему странной и глупой и тем более недостойной самурая. О чём проповедовали, Нори толком не помнил. О грехе, жертвенности, покаянии, но врезались в память слова: «на тысячу убиенных – один спасённый». Что вроде это может смягчить грехи даже самых страшных грешников.

– Следуй за мной, женщина, – хмуро буркнул он и продолжил свой путь.

Глава 6. Обретение мечей

Третье из 666 проклятий ада –

это то, что смерть брезгует поживиться тобой,

хотя всегда рядом.

Он почувствовал щелчок где-то рядом с правым глазом. Не услышал, а именно почувствовал, поскольку этот звук отозвался болью во всём теле. Он что, перепил саке? Или немецкого шнапса, которым угощали союзники? Но не боль и не чувство опасности заставило открыть засыпанные гранитной крошкой глаза, а любопытство. Глаза на ушах, похоже, были сломаны или оторваны, и воспоминание о них отзывалось болью потери. Звук казался похож на удар боккэн – деревянной копией меча о такой же деревянный меч его друга Иноэ Хару, но только звучал намного громче и ближе, заставляя раны пульсировать болью.

Мутное синее пятно оказалось кровоподтёком от воткнувшегося в белок глаза острого как игла камня. Внутреннее веко, моргнув ещё раз, вытолкнуло инородный предмет и закрылось, давая глазу питательную среду для восстановления. Второй глаз сфокусировался на искорёженной морде дракона с переломанной шеей и вывернутой набок челюстью. В потускневших от объятий смерти глазах не видно ненависти. В них светилась цель. Наверняка только эта цель и удерживала ненавистную душу в истерзанном теле. На брюхе зияла дыра, из груди торчали вывернутые наружу рёбра. Сломанные крылья грязным разорванным тряпьём валялись под его телом и вокруг неудачной посадочной полосы. Виднелось пульсирующее большое сердце. Малое сердце, наверное, оторвано вместе с выдернутыми из брюшины кишками. Одна задняя лапа оторвана, вторая тянулась к его голове, щёлкая когтями. Дракон намеревался воплотить цель, прикончить врага, размозжив его голову.

Зол смог слегка двинуть головой и увидел, что когти не дотягиваются до него на длину самого короткого из его пальцев. Сначала он пошевелил копчиком. Один из двух позвоночников точно цел. Потом карябнул камни когтями ног – импульсы и туда доходят. А вот правая рука оказалась опять сломана в новых местах. Почему-то в этом мире места переломов и ссадин становились более крепкими, чем раньше. Иммунитет адских созданий заботился о них и позволял мучиться от этого существования дольше.

Наконец чёрный демон решил оторвать от поверхности планеты ставшее таким невыносимо тяжёлым тело. Неспешно облокотившись на левую руку, Зол приподнялся. Неспешно, поскольку щелчок когтями не вызывал боли, а шарахаться в страхе от врага не позволяла гордая душа проклятого самурая.

Каменная поверхность не хотела его отпускать, и для того чтобы оторваться от поверхности, пришлось напрячь все оставшиеся силы и левой рукой и коленями оттолкнуть от себя подальше эту злосчастную планету.

Боль резанула под ребра и скрипнула в позвоночнике. Оказывается, дракон всего-навсего наткнулся на острый уступ скалы и наделся на него, как шашлык. Хорошо на Земле, сделал себе харакири и спокойно истекай кровью, корёжась от судорожной боли, здесь же то ли смесь газов в атмосфере, то ли свойства голубой крови заживляли раны практически моментально. Нет гарантий, что это растерзанное на части туловище не выживет и не будет таскаться за ним бледным призраком, мечтающим об отмщении.

Зол облокотился спиной об довольно ровный камень и нажал на клык, из которого выделился яд, обработав им, кисть лапы. Вставил на место рёбра и сомкнул края ран. Неужели он выжил? Опять!

Слабый рык вырвался из пробитой груди. Он сам не смог бы ответить, это рык торжества или боли.

Дракон продолжал тянуться в его сторону когтями, уже заметно приблизившись, в его глазах горели безумие и страх не реализовать свою ненависть в убийство, которое, похоже, являлось целью его рождения. Воплощение кровожадного капрала способно уже шевелиться, если его не убить, то может ещё и выжить. Как-то раз он в самом начале рассвета малого дня убил змеенога, так он называл существо, похожее на огромную змею, но с шестью парами лап, малое солнце прижгло его рану, и голова, оторванная от тела, ещё долго щерилась при его приближении, норовя укусить.

Тогда он съел мозг проигравшего в честной схватке противника, избавив бессмертную душу этой твари от мучений жизни в аду. Быть может, змееног уже возродился на другой планете, может пить пиво и чесать брюхо, выглядывающее из-под майки, ведя бесполезную жизнь лёжа на печи, и надеется, что попадёт в рай за своё непротивление насилию не из доброты, а из лени и трусости. Нет уж! Не делать никому зла – этого мало, чтобы не попасть в ад. Нужно научиться бескорыстной доброте к тем, кто этого достоин. Только тогда колесо сансары закинет на райскую планету, где одна жизнь длится сотни земных жизней и избавлена от страданий и старости, а тело умирает, только когда душа решит, что готова к новым свершениям, и опять спускается в серединный мир людей.

Именно поэтому люди, живущие на земле, считают, что идёт война добра и зла за место под солнцем, поскольку они сами – ангелы и демоны своего мира и сами выбирают, каким богам служить, пока ещё не поймут, что воплощение разумности вселенной едино и неделимо, а война идёт лишь в головах.

Нижняя конечность отросла уже до прежней длины, но ступня на ней ещё не сформировалась. Впрочем, передвигаться на двух конечностях он уже сможет.

Зол встал на четвереньки и поднялся, облокотившись о булыжник, возле которого сидел. Шкура щитоносца, обожжённая и порванная, уже не защищала от атмосферной агрессии, а лишь сковывала движение, и он её отбросил, показав дракону красоту своего тела, залитого высушенными пятнами синей крови.

– Наша кровь смешалась во время боя, теперь мы с тобой братья по крови, – обратился к полуразумному существу, наверняка не понимающему издаваемых им звуков, – поэтому, капрал, я убью тебя нежно, дабы избавить от мучений.

Так редко у него появлялся собеседник, вот в прошлый раз он поймал какую-то ящерицу и разговаривал с её шевелящимся хвостом, пока поедал плоть. Дракон засипел каким-то из отверстий на своём теле, непонятно, естественным или вновь приобретённым, и двинул нижней конечностью с щёлкающими когтями в сторону ковылявшего вокруг него вновь обретённого родственника.

Легко сказать – убью, а чем можно убить того, кто даже с вырванными внутренностями и оторванными конечностями не хочет умирать? Подойдя к голове с внимательно смотрящими на него глазами, выпученными от бессильной ярости, наклонился за булыжником, раза в два превосходящим в диаметре голову врага. С трудом подняв оружие одной лапой, Зол замахнулся так, что рана на груди опять открылась и закипела пенящейся голубой кровью. От удара такой с виду безупречный снаряд разлетелся на куски.

Дракон хрюкнул от злорадства. Хотя, возможно, от боли или злости, диапазон негативных чувств в аду огромен. Где взять оружие такое же прочное, как когти этой адской машины, крушащие даже камни? И взгляд упал на щёлкающую двумя когтями лапу. Третий коготь, почти оторванный, болтался на нескольких связках. Пожалуй, идеальное оружие найдено. Осталось придумать, как добраться до него так, чтобы не потерять собственные конечности.

Дракон уже набрался сил, или безысходность придала их ему. Неупокоенная душа капрала Кумагаи сделала стремительный выпад в сторону врага. План уже созрел. Зол, обхватив лапу врага, упал на неё и всем своим весом нажал на один из когтей, загнав коготь в расщелину. Оставшийся на свободе палец беспомощно защёлкал по поверхности камня. Дракон привстал, пытаясь укусить противника, но свёрнутая набок челюсть лишила его такой возможности.

Зол контратаковал противника, ткнув когтем в приблизившийся глаз. Когда туша рефлекторно откинулась назад, наклонился над когтем и попытался оторвать его. Бесполезно. Связки не поддавались. Тогда вспомнился алмаз, уютно причиняющий боль в кармане из сломанных рёбер. Орудуя алмазом, как молотом по наковальне, Зол смог перебить связки и торжественно поднять к небу коготь. Почти как короткий самурайский меч – сёто, только загнут в другую сторону. Зато самое острое и прочное оружие на этой планете. А может, его ещё можно наточить?

Одним взмахом Зол отрубил щёлкающий по камню палец. Можно будет сделать ручку, а не держаться за широкую и скользкую часть когтя. Последний оставшийся палец с коротким когтем отлетел следом. Лапа вырвалась из плена, но она стала уже не такой опасной. За несколько взмахов Зол отделил и её от тела врага.

Череп оказался удивительно прочный и, хотя коготь рассекал кожу на темечке, кость оставалась не повреждена. Тогда Зол рубанул по смотрящему на него с ненавистью глазу врага, вот тогда черепная коробка поддалась, обнажив нежно-голубой мозг.

Теперь можно и силы подкрепить. Усевшись на отрубленную, но ещё шевелящуюся нижнюю конечность дракона, Зол принялся с жадностью поедать единственный деликатес этой планеты.

Наевшись, он смог наконец осмотреться. Малое солнце, зеленоватым светом освещающее безоблачное серое небо, сожрало почти половину «Долины тени» и иссушила озеро. Оставшиеся в тени растения пожелтели, а те, что ближе к границе света и тени, дымились. Цветы уже не удавалось рассмотреть. Землеройки попрятались, и лишь камневиды продолжали жевать жёлто-красное сено. Холодное солнце, как он называл луну своего ада, тоже виднелось высоко над горизонтом. Оно намного превосходило в диаметре малое солнце.

Возвращаться в долину смысла не имело. Да и шёл он изначально к горе, у подножия которой теперь оказался. Осталось найти нору, дотащить туда обильную провизию, закрыть вход и пережидать подступающий большой день двух солнц, чудовищной красоты которых он никогда не сможет увидеть и остаться при этом в живых. День двух солнц уничтожал всё, что осталось не укрытым от безжалостных лучей, расплавляющих даже камни.

Зол вырезал из необычайно прочной ткани крыла, способной поднять над поверхностью планеты такую огромную махину как дракон, себе новую одежду. На земле её назвали бы, наверное, пончо. Вырезав посередине отверстие для головы, Зол надел его на себя, радостно скалясь, оттого что ночью, по окончанию большого дня, его конечности не окаменеют от сковывающего холода и остывшая кровь не слишком медленно будет циркулировать по венам, замедляя движения и позволяя такой же заторможенной добыче ускользать от него.

Воспоминание шестое

Шорох в шкафу

Тот, кто совершил ошибку только один раз,

будет более осмотрителен и принципиален, потому что он раскаивается,

тот, кто никогда не ошибался – опасен.

Хагакурэ. Сокрытое в листве Бусидо

Прозвучали сигналы пробуждения. От ритмичного рокочущего гула боевых барабанов Нори проснулся незамедлительно. Скорее он проснулся даже до сигналов. Хотя, возможно, он просто спал с открытыми глазами.

Соскочив с кровати и встав на ноги, первым делом застегнул воротник на все пуговицы. Спал он обутый в сапоги и в одежде, лишь гимнастёрка висела на вешалке возле двери. Даже смертельно уставший, он позаботился о том, чтобы форма в этот день помялась как можно меньше. Нельзя ронять честь мундира. На маленьком столе, стоящем возле окна и обложенном татами, лежала его офицерская фуражка.

Голова пульсировала непривычной болью. Изо рта шёл неприятный запах, и очень хотелось пить. Его странная причёска не изменилась с детства, бритые виски и выбритый пробор, идущий ото лба. Волосы двумя параллельными, идеально уложенными полосами шли по голове и сходились в хвостик, сплетённый на затылке. Подобные причёски носили самураи его рода испокон веков, чтобы голова не потела под шлемом. Сейчас это выглядело странно. Даже, наверное, дико, но под фуражкой её не видно и замечаний от командования он не получал.

Нори схватился за пряди волос, идущие двумя полосами вдоль головы, и постарался разорвать голову, раскалывающуюся от последствий вчерашних алкогольных возлияний. Боль от резких движений стала только резче.

Самурайский меч предков – катана, покоился в изголовье кровати под валиком для головы. Кобура с револьвером лежала рядом на кровати. Из дома юный самурай взял с собой лишь один из пары мечей дайсё. Короткий меч сёто, именно тот, который отец отдал ему на хранение в его двенадцатилетний юбилей. В условиях современного боя схватка велась на коротких дистанциях и малый, более манёвренный меч, оказывался эффективнее.