СOVERT NETHERTWORLD 3 Предверие бури

– Это всё, – бросил ASI. – Через две недели будет очередное заседание ООН по вопросу разграничения сторон Северян и Директории и выполнения резолюции ООН. Нашему правительству очень бы не хотелось, чтобы поднимался вопрос о том, что на подведомственной нам территории пачками убивают дипломатов. Так что не разменивайтесь на ерунду. Пока, Штильхарт.

Долгого прощания ASI не удостоил. Старый разведчик к нежностям не привык. Он быстро кивнул и ушёл в рассветную дымку, оставив Флориана в глубоких раздумьях.

Впрочем, совсем ненадолго. Чьи-то мягкие ласковые руки обвили его шею.

– Ну вот, опять, – насуплено прощебетала Камилла. – В прошлый раз примчалась твоя сумасшедшая подружка, теперь он. А ты снова уезжаешь. Между прочим, я в прошлый раз не видела тебя целых два месяца.

Штильхарт устало вздохнул. В своё оправдание он мог сказать только то, что действительно был очень занят.

– Кстати говоря, я тоже кое-что знаю, – многозначительно произнесла Камилла. – Об этих дипломатах. И ты мог бы меня допросить, прежде чем отправляться в какой-то участок.

Штильхарт развернулся к девушке. На её лице была написана благодушная невинность, однако, поняв по сосредоточенному взгляду, что интересуются больше информацией, а не её прелестной фигуркой, девушка обиженно поджала губки и стала рассматривать свой маникюр.

– Достоверно сказать не могу, но на коктейлях говорили, что у Заутера здесь завелась подружка, – пояснила девушка.

Флориан удивлённо приподнял бровь. Ох уж эти посольские коктейли. Вместо заботы о мире и безопасности – одни сплетни. Хотя, чего ещё делать здесь, кроме как сплетничать и играть в Бридж? Глобальная эволюция ошиблась с выбором местечка, отвечающего за судьбы планеты. Впрочем, она и раньше то не была особо точна.

– Знаешь, кто она?

Камилла покачала головой.

– Понятия не имею, – прощебетала девушка. – Говорят, что он часто заказывал доставку цветов куда-то в восточный район. Так что, скорее всего, это девушка. Вряд ли парень. По этому делу специалистом был Спайсер.

Штильхарт расширил глаза. Камилла громко рассмеялась.

– Аххаха! Вот и мне тебя удалось удивить. Пари держу, ты не знал, – продолжая смеяться, она приблизилась к Штильхарту и мазнула его губы своими. – Разве мне не положена награда?

Сквозь чувственные объятия Штильхарту удалось дотянуться до телефонной трубки.

– Флориан Штильхарт, – бросил он в аппарат. – За мной должна прийти машина через час. Пусть пришлют через полтора часа.

Камилла подпрыгнула от радости и умоляюще захлопала глазами. Штильхарт подчинился.

– Лучше через два часа, – вздохнул он.

Положив трубку, Штильхарт повернулся к девушке и обнял её за талию.

– Итак, – сказал он, наклоняясь к нежным губам. – Как насчёт раннего завтрака?

* * *

Нежное утреннее солнце красило стены древней крепости, и из широкого панорамного окна было прекрасно видно, как расцветают нежным цветом мощные башни и пряничные маковки собора. Наталья Покровская, председатель Комитета по международным делам Государственной думы Великоруссии (всё ещё, несмотря на последние события), смотрела на этот рассвет каждый день. Ей нравилось смотреть на рассвет. Как медленно рдеющее солнце потоком заполняет своим светом всё вокруг. Хаксли писал, что ничего нет страшнее рассвета. Она с рассветом была в союзе. Ей рассвет был другом. За рассветом всегда шла надежда, что сегодня ты успеешь сделать то, что не успел сделать вчера. Утро всегда было мудрее вечера.

Наташа поставила чашку с её любимым лунго на стол и закуталась в кашемировый платок, наброшенный поверх чёрного платья. Ей не было холодно, просто, как всегда, неуютно от гнетущей ауры парламента с его сонной атмосферой и полным отсутствием вдохновения. Наташа не знала, как это объяснить, но, когда она попадала в парламент, из неё словно вакуумом начинала высасываться энергия. Ей иногда хотелось буквально растрясти это сонное царство, ну или вызвать экзорциста.

Покровская покачала головой. Разгладила обеими руками складки на подоле. Сейчас она ничуть не отличалась от той девочки, вошедшей в думу с горячей головой, полной надежд и идеализма. Верившая всей душой, что убеждение и здравый смысл могут спасти Мир, и не утратившая эту, возможно, и детскую веру в людей и будущее. Окружающие так к ней и относились, разве только теперь стали чуть больше опасаться. Тогда, в истории с единым цифровым распределителем, она показала зубы и огорошила многих влиятельных людей. Наташа прекрасно понимала, что ей это никогда не забудут.

Дверь в кабинет отрылась. Вошла помощница Надя, как всегда румяная, улыбчивая и с кипой бумаг.

– Наталья Владимировна, – сказала она. – Здесь последние данные по экологическому мониторингу.

Покровская отстранённо кивнула и жестом велела положить документы на стол. Сама она взяла со стола чашку с кофе и, присев на подоконник, стала внимательно изучать листок, который держала в другой руке.

«Налог на загрязнение углеводородом в составе эколого-экономической политики предусматривает нормы, придерживаться которым должен каждый загрязнитель, чтобы соответствовать принимаемому закону».

Несколько последних недель она раз за разом перечитывала комментарии и пояснения к текущей редакции закона о выбросах CO2, с которым стали носиться все кому не лень в последний год. И поскольку инициатива была международной, то Наташу, как председателя Комитета по международным делам, поставили во главе экспертной комиссии, состоявшей как из противников закона, так и его сторонников.

Экология сейчас стала общемировым трендом. Каждый, от школьника на демонстрации до руководителя крупного концерна, пытался внести свой вклад в спасение планеты. Вот только на поверку все их действия выливались в достижение ими решающего экономического преимущества. Теперь уже было не важно, насколько твой продукт хорош и полезен, главное, насколько он отвечает, нет, не экологии, а общепринятым стандартам. Правительства всерьёз обсуждали идею оплачивать гражданам доклады о нарушении экологического законодательства. То есть чтобы они сочиняли доносы на загрязнителей, с которых потом взимался бы штраф. Идея широкой поддержки не получила, особенно в бывших социалистических странах, имевших свой печальный опыт с доносами. Остановились на выработке углеродного налога, то есть платы за сжигание топлива на основе углерода. В глобальном плане налог на углерод являлся основной политикой многих стран мира, направленной на ликвидацию использования ископаемого топлива, сжигание которого дестабилизирует и разрушает климат планеты.

«Данный налог можно отнести к разряду косвенных, т. е., налогом на сделку», – прочла Наташа.

По идее, это значило, что данный налог должны платить в первую очередь промышленники. Да только лоббирование происходило как раз от них, и контролировать его исполнение тоже собираются они. Что разделит мир на тех, кто платит, и тех, кто собирает деньги, минуя экономики стран. И навязывая им своё мнение. Промышленники-то в большинстве своём транснациональны…

«Разработан ряд мер для решения проблем, связанных с конкурентными потерями из-за того, что одна страна платит налог на выбросы углерода, а другая – нет». То есть прямо сказано об этом: платить будут страны со своим производством.

Наташа изучала разные мнения. Независимые исследования предоставляли точные данные, что введение налогов на углерод может эффективно сократить выбросы парниковых газов. Ведущие экономисты в большинстве своём были согласны с данными суждениями, подтверждая, что налоги на выбросы CO2 могут являться наиболее эффективным и действенным способом сдерживания изменения климата с наименьшими неблагоприятными последствиями для экономик стран-плательщиков.

Налог на выбросы углерода был пока единственным способом, чтобы потребители углеродного топлива платили за ущерб климату, вызванному выбросом углекислого газа в атмосферу. Идея инициаторов меры заключалась в том, что если установить планку достаточно высоко, налог станет мощным сдерживающим фактором и мотивирует переход на экологически чистую энергию.

Наташа была, в общем-то, не против. Она сама голосовала за ратификацию Парижского соглашения по климату. Но здесь её смущал тот же вопрос, что и в законе о Едином цифровом распределителе: контроль за исполнением налога будет возложен не на государства, а на неправительственные организации, которые финансируются частными фондами, что открывало путь к манипулированию и коррупции. Липовые свидетельства об экологическом соответствии она ещё во время работы следователем в Понтии видела. Она не говорила об этом вслух, но подозревала, что на самом деле углеродный налог в нынешнем варианте был специально выкинут нефтяным лобби, чтобы подорвать доверие к зелёной энергетике.

Наташа предлагала иное. Она выступала за международную экологическую безопасность, основанную на рекреации экосистем. Великоруссия была держателем колоссального природного капитала, который нещадно эксплуатировался не одну сотню лет. Природное богатство же нужно было оценить и проанализировать. Используя свои экосистемы, Великоруссия могла бы стать одним из главных провайдеров по декарбонизации, причём через самые разные системы: и лесные, и тундровые, и болотные. Именно огромная территория могла стать ответом на системный климатический вызов. Глобальная экономика уже перезагружалась в пользу природносообразных решений. Экосистемы Великоруссии были носителями уникальных природных технологий, создавая умную устойчивую экосистему с сочетанием технологических, человеческих и природных компонентов. Его всего лишь нужно было научиться выстраивать, а не обкладывать данью друг друга. Она предлагала разработать модели пилотных территорий, в которых бы внедряли новые модели сельского хозяйства, изучения возможностей очищения и опреснения воды. Здесь она всегда ссылалась на Кристину, что если уж говорить об устойчивости, то следует говорить не только о климате.

В то же время Наташа не слишком идеализировала и противников закона, среди которых были, во-первых, нефтяники, которые, боясь потерять свои барыши, твердили о глупости зелёного перехода и надувательстве, мол, чистая энергия никогда не сравнится с дешевизной и эффективностью углеводородной, что, конечно, было глупостью. Кроме того, многие депутаты, высказывавшие негативные мнения о налоге, действовали не из идейных соображений, а именно из корыстных. Ведь лоббирование интересов противников налога многим законодателям было выгодно только на первом этапе формирования инициатив, когда коммерческая сторона вопроса была очевидной. Тут важна была скорость принятия решений и своевременное приобщение к сильной стороне.

А вот для тех депутатов, для которых «золотая ложка» прошла мимо их уст, теперь важно было сохранить свои интересы за счёт противостояния первой группе и создания объективных условий, когда с их мнением тоже будут считаться.

Покровская это прекрасно понимала. Не за горами был момент, когда дебаты станут принимать высокий градус накала. Наступало время договорённостей, интриг и компромиссных решений. Наташе нужно было пройти между враждующими сторонами и сохранить почтительность и к тем и другим.

Иногда во время долгих заседаний комиссии ей начинало казаться, что бесконечные споры «за» и «против» инспирированы какой-то внешней силой, которая хочет стравить друг с другом депутатов, на самом деле дирижируя ими. Вот только кто стоит за этим? Разобраться бы, чтобы знать, в каком направлении работать.

Иначе какой смысл в этих бумажках? Её в прошлый раз послушали, но послушают ли в этот? Историю с голосованием по цифровому распределителю она списывала больше на удачу, чем на собственные способности. Хотя после того, как подобный закон был введён в Директории, государственное телевидение Великоруссии называло её не иначе как спасительницей Отечества, а оппозиция обожала её за то, что она проявила волю в отстаивании своей позиции и свободы совести.

Наташа одёрнула платье. Сегодня она не только оделась, но даже причесалась так, чтобы раздразнить депутатов, предварительно ещё и надев совсем новые жемчужные серёжки. Всё, чтобы показать, что она настроена по-боевому. Она знала, что в политике каждая мелочь имеет значение и свой символизм. Даже причёски. Утром, когда она уходила из дома, дочка каверзно ухмыльнулась: «Никогда не думала, что в прокуроре может жить пламенная революционерка».

Наташа засмеялась тогда, но сейчас слова дочери эхом отдались в её голове. Чёрт её дёрнул возиться с этой комиссией, да ещё она почему-то решила, что предложит свой экологический проект. Хотя было ясно, что над налогом работали матёрые юристы разных стран, прописавшие всё так, что подкопаться было сложно даже к самым очевидно несправедливым вещам, поскольку они были доходчиво объяснены и чрезвычайно убедительны.

Может, она вообще делает из мухи слона? Не слишком ли она зашлась в приверженности справедливости? Многие полагали, что председатель комитета по международным делам в силу своих горячих убеждений истинно верит, что красота государственной системы проявляется в постоянном её улучшении. В такие минуты ей очень хотелось превратить своё лицо в непроницаемую маску. Слишком уж часто приходилось себя сдерживать.

Впрочем, сегодня от неё этого впервые за много дней не требовалось. Сегодня в парламенте выступала Наоми Зибель – климатический скептик из Германии. Она выступала против экологоцентризма и климатического алармизма, распространяя «климатический скептицизм» на своём YouTube-канале, став звездой среди консервативно мыслящей молодежи. Впервые о юной немке Наташа узнала от дочери, когда та узнала о новой работе Покровской в комиссии по треклятому налогу. В один из вечеров, которые они проводили за чаем, дочь прокрутила пару роликов и, изучив Наоми и её работы на тему разумной экологии, Наташа решила, что, в общем-то, неплохо пригласить девушку выступить на заседании комиссии, так сказать, освежить бесконечные «нудные дебаты ни о чём». Ох, и сколько она получила за эту свою идею. Особенно в прессе. Но коллеги, скрипя зубами, согласились. Это была её крошечная, но победа. Мало-помалу Наташа начинала получать удовольствие от своих полномочий. И даже возможность «дёргать за усы» коллег доставляла ей радость. У депутата было меньше ограничений для самовыражения.

Однако в Наташе, возможно, от прошлых времен всегда сидело специфическое чувство самосохранения, которое сегодня почему-то вдруг особенно обострилось. Неизвестно почему, сегодня утром её охватил необъяснимый страх, от которого захотелось немедленно отменить заседание или просто не пойти на него. Но этот страх моментально прошёл. Она умела контролировать его. Будет контролировать и сейчас.

Она вновь вспомнила и мысленно повторила в первоисточнике своего любимого Данте:

Nel mezzo del cammin di nostra vitami ritrovai per una selva oscura,ché la diritta via era smarrita.Ahi quanto a dir qual era è cosa duraesta selva selvaggia e aspra e forteche nel pensier rinova la paura!Tant' è amara che poco è più morte;ma per trattar del ben ch'i' vi trovai,dirò de l'altre cose ch'i' v'ho scorte.Io non so ben ridir com' i' v'intrai,tant' era pien di sonno a quel puntoche la verace via abbandonai.

Наташа расправила плечи, потерла замерзшие руки, в последний раз поправила прическу. Она понимала, что должна быть безупречной в Думе, чтобы диктовать коллегам свою адженду в том диком лесу, дремучем и грозящем, чье уныние она в своей памяти несла. Всё будет правильно.

* * *

Наоми Зибель смотрела через иллюминатор снижающегося самолета на массивные хвойные леса, от густоты своей казавшиеся чёрными. Маленький аэробус приступил к снижению, и стюардесса на трёх языках вежливым голосом объявила, что примерно через тридцать минут они приземлятся в аэропорте «Пушкин» – одной из трёх воздушных гаваней столицы Великоруссии.

Когда её пригласили выступить с речью в парламенте или, как здесь говорили, думе, Наоми без колебаний согласилась. Она всегда цеплялась за любую свободную площадку в то неспокойное время, когда цифровые гиганты вводили рестрикции за любое мнение, альтернативное общепринятой точке зрения. В независимости от вопроса. К тому же с Великоруссией она уже имела дело, точнее, с её главным международным информационным ресурсом – каналом GRT, журналисты которого с большой охотой брали у неё интервью без каких-либо купюр. А страшных великорусских казематов и неуловимой ГРУ Наоми не опасалась.

Она вообще ничего не опасалась с тех пор, как год тому назад сбежала из дома, устав слушать бесконечную панику родителей о том, что нужно экономить воду, свет, отказаться от газа. Последней каплей для неё стало семейное требование отказа от мяса и переход к веганству. Вот почему в один из дней она собрала свои вещи и ушла одна ночью. Родители, как это водится, объявили её в розыск, но она сумела убежать от преследования. Ночевала на вокзалах, в трущобах. Пока, наконец, не сумела купить на оставшиеся деньги авиабилет из Берлина в Лос-Анджелес. Улетев на другой край света в надежде, что там её оставят в покое и позволят жить своей жизнью. Прилетев в Лос-Анджелес, Наоми тогда добралась до маленького городка в южной Калифорнии, на самом берегу океана.

Первое время ей пришлось спать под открытым небом, на горячем песке, под шум океанского прибоя. Ей ужасно нравилась такая жизнь: ночевать на пляже, делать, что хочется и когда хочется. И больше всего ей нравилось, что она не следует конформизму, не учится в каком-нибудь университете, где рафинированная молодёжь и важная профессура кричат о глобальных катастрофах и кризисах, вводя в панику неподготовленного обывателя, или работает в каком-нибудь унылом офисе с подобным же, ибо другого ныне в общественном понимании не существовало. Планета гибнет, и мы все умрём. Реальных же действий никто не предлагал. Только паника.

Мало-помалу она завела пару-тройку друзей в этом городке, которые ей помогали. Она поселилась в маленьком расселённом домике на первое время и решила начать свою главную деятельность, о которой долго мечтала. Стала вести свой влог на ютубе для таких же молодых людей, как она. Главный её принцип был – борьба против паники, борьба за разум.

Поэтому она была польщена, что пригласил её не кто-нибудь, а Наталья Покровская, ответственная в их парламенте за всю международную повестку. Для Наоми она была одним из примеров для подражания. Зибель, как и многие другие, была покорена историей Покровской, её приключениями в Канаде и смелой позицией по закону о приватности в интернете. Наоми, как и многих молодых людей, очень заботил вопрос сбора данных, и она была благодарна Наталье, что закон, который могли бы использовать как фреймворк для других государств, не прошёл в Великоруссии. Вот почему она решила поехать туда, несмотря на опасность, что её найдут родители. К тому же поездка в Великоруссию скрашивала расстройство от недавнего репортажа на одном из глобальных телеканалов, где девочку назвали куклой-марионеткой в руках консерваторов.

Ей до этого было всё равно. Она призывала остановиться на секунду в бесконечной беготне и панике и подумать, а что делать, чтобы избежать катастрофы.

Однако надо сказать, что сделать это было весьма сложно. Панике поддавались даже самые светлые головы того времени. И оно понятно, ведь в мире, который только что пережил пандемию, без всякого преувеличения творилась по-настоящему глобальная неразбериха. Глобальная открытость из-за «зелёного призрака» уступила место протекционизму с национальным эгоизмом, и под каким флагом будет продолжаться глобализация, ещё никто не знал.

США позиции сдавать не хотели, и новый вице-президент Джаспер Ричмонд объявил очередную войну глобальному потеплению, надеясь объединить либеральный Запад вокруг общего вызова. Западная Европа вроде бы клялась в соблюдении атлантических ценностей, но платить за эти ценности не желала, предпочитая наравне с «энергией будущего» традиционный газ, прокладывая трубопроводы из Великоруссии, минуя терзаемую войной Понти́ю. Международная политика из привычного состояния упорядоченности сжалась и готова была рассыпаться на множество частей. Но не это главное, а главное то, что над народами глобального мира нависла угроза всеобщей войны всех против всех. Все ждали, что будет делать Великоруссия – единственная страна, способная предложить альтернативный глобальный проект. И по иронии судьбы именно в Великоруссию летела Наоми, угодив, сама того не зная, в самые жернова закулисных интриг международной политики.

Она, конечно, этого ничего не знала, смотря на зелёную равнину, раскинувшуюся внизу. Запустив руки в длинные светлые волосы, она представляла, как будет выступать перед новыми людьми. Боязнь публики уже давно забыта, остались лишь энергия и вера в собственные слова. Наоми замечала, что с каждым разом всё больше людей проникается её идеями. Она была юна, красива и привлекательна, что было не маловажно для публичной личности. Эрудированна, прекрасно ладила с людьми. Словом, она была создана для общественной работы и отдавалась ей вся без остатка, трудясь на благо рационального понимания мира.

Самолёт выпустил шасси и коснулся земли с лёгкими толчками колёс по бетону. Виды лесов и полей сменились на казавшуюся бескрайней взлётную полосу и стоящие под парами Аэробусы и Боинги самых разных авиакомпаний, летящих в Московск или из Московска.

В аэропорту, благодаря обилию терминалов, было немноголюдно, и девушка быстро, без особых расспросов, прошла пограничный контроль и таможню. Разве что попросили показать свидетельство о вакцинации – теперь обязательный атрибут постпандемийного мира. Вещей у неё особых тоже не было, только один саквояж. Не задерживаясь, Наоми отправилась из зала прилёта в сторону платформы аэроэкспресса, минуя таксистов, назойливо предлагавших свои услуги. И уже совсем скоро ярко-красный поезд мчал девушку мимо деревенек и пригородных станций.

Как и было оговорено, Наоми вышла на центральной станции вокзала, откуда отправлялись поезда на западное направление. На платформе было немноголюдно, и Наоми сразу заметила круглолицую девушку чуть старше неё самой. Она приветливо махала рукой.

– Добрый день! – звонко поздоровалась она. – Вы Наоми?

Девушка улыбалась и выглядела очень по-дружески. Никакого официоза. Никаких тебе формальных табличек, засунутых в файловые папки. Ну и прекрасно.

– Это я, – улыбнулась Наоми – А вы, Надежда?

– Точно, – сказала круглолицая девушка. – С прибытием в Московск, как долетели? Какая погода в Калифорнии?

Надежда говорила на весьма сносном немецком языке. Было видно, что она его учила не вчера. Она перехватила у гостьи саквояж и пошла чуть впереди, как бы указывая дорогу. Видимо, всё это было положено по этикету.

– Спасибо, хорошо, – ответила Наоми. – Я люблю летать. Тем более, что сейчас я рада вырваться из дома, там жарковато.

Надежда кивнула.

– Тогда Московск не самое лучшее место, чтобы спастись от жары, – со смехом сказала она. – У нас тут так жарит, а воды нет, чтобы спастись.

Так мило болтая на светские темы о погоде и городе, девушки зашли на парковку, где их ждала чёрная ауди с представительскими номерами. Наоми пробралась внутрь и упала на сиденье, наслаждаясь комфортом и мягкой температурой климат-контроля. Такой роскоши она давно не видела. В своей жизни в Калифорнии она привыкла к простым и временным радостям.

Дверь захлопнулась. Машина выехала с парковки и плавно покатила по дороге.

– Мы сейчас отправимся в гостиницу, – сказала Надежда. – Отдохнёте, позавтракаете. Заседание комиссии будет после обеда, так что у вас куча времени на отдых.

Наоми, улыбнувшись, согласилась. Хороший отдых – это то, что было нужно. Тем более, что в Московске она планировала пробыть несколько дней, если позволит время. Перелёт через океан – это дело непростое.

К тому же поселили её что надо. Просто вау! Гостиница Four Seasons была одной из визитных карточек столицы Великоруссии и располагалась непосредственно у крепостных стен и красного здания парламента. Наоми слышала, что международных гостей Думы часто здесь размещали, чтобы те, почтенные, долго не добирались до здания и заодно могли насладится всей мощью и красотой столицы. Вне всякого сомнения, в Великоруссии гостей принимать умели.

Надежда проводила Наоми до апартаментов и тепло попрощалась, сказав, что зайдёт за девушкой в два. Закрыв за сопровождающей дверь, Наоми задёрнула штору и, не раздеваясь, в обуви, с наслаждением плюхнулась на кровать. Вот оно, блаженство. В роскошной жизни есть, чёрт возьми, свои прелести. Особенно, когда тебе её оплачивают.

Завтрак она заказала в номер после водяного моциона и, выпив кофе с булочкой и нежным йогуртом, сама не заметила, как заснула, проснувшись только от аккуратного стука в дверь. Подняв голову, Наоми обнаружила, что часы показывали четырнадцать ноль пять. Ого! А говорят ещё про немецкую точность. На пороге стояла Надежда.