СOVERT NETHERTWORLD 3 Предверие бури

– Мы не дадим им другой альтернативы, – веско сказал финансист, активно жестикулируя. – Проект «Cinderfall». За который каждый из вас заплатит по пятьсот миллионов долларов.

Поднялся гул удивления. Ну ещё бы.

– Поверьте, что эти деньги того стоят, – примирительно сказал Трэверс. – В своих странах – Британии, Великоруссии, Дании, Франции, США – мы обладаем мощнейшим потенциалом, и, использовав своё влияние, мы значительно повысим конкурентоспособность нашего бизнеса. Подробное описание проекта и его маркетинговый расчёт в папках перед вами. Уверен, что изложенные там аргументы убедят вас.

– Допустим, мы готовы вложиться, – сказал маленький плотный брюнет, депутат парламента Великоруссии Евсей Исаков. – И всё же, как быть с возможным противостоянием общественности? С подъёмом скептических настроений многих будет трудно убедить в правоте нашей стратегии, и в этом случае все наши вложения просто лопнут.

Трэверс улыбнулся.

– Уверяю, что этот вариант тоже мной учтён, – сказал он. – К тому же об этом вопросе вам должно быть известно, даже, может быть, и больше меня. Ведь на ближайшем заседании вашего парламента планируется выступление некой альтерглобалистской активистки. Верно?

Исаков нервно кивнул.

– Это так, – произнёс он. – Некая Наоми Зибель, она называет себя климатическим реалистом. Её выступление в парламенте лоббирует Наталья Покровская – председатель комитета по международным делам.

Трэверс мягко засмеялся.

– Ах, да, как же, как же, – сказал финансист. – Я слышал её пламенную речь, связанную с этим законом о… как его… «Едином цифровом распределителе». Его, кажется, не приняли. – Трэверс улыбнулся Исакову, он знал, что тот был горячим сторонником контроля и лоббировал законопроект в своём парламенте. – Впрочем, в этом случае, я не думаю, что к словам двадцатилетней девушки кто-то прислушается всерьёз. Если бы было наоборот, то мы бы не заработали и сотой доли своих капиталов. Мир всегда гораздо более циничен, чем хотят романтики, пророки Ноосферы и пропагандисты глобальной устойчивости. И всё же, как я говорил ранее, эти варианты уже учтены при маркетинговом исследовании нашего проекта. Что же касается политического анализа, то вся необходимая составляющая была любезно подготовлена моим новым консультантом по политическим вопросам – сеньоритой Кристиной де Леон. Уверен, вы её знаете.

Трэверс жестом указал на сидевшую не за столом, а в кресле чуть поодаль блондинку в тёмно-синем морском блейзере и приталенных бриджах по щиколотку, идеально подчеркивающих изящную форму ног, оставляя у сидящих за столом мужчин богатое пространство для фантазий. Кристина де Леон элегантно склонила голову в приветствии, хотя в разговоре не принимала участия. Завидя её, мужчины стали активно перешёптываться, осторожно кося взглядами в сторону девушки, словно бы та была только что представленным дорогим аукционным лотом.

– Сеньорита де Леон любезно согласилась консультировать меня по некоторым вопросам, связанным с глобальной безопасностью, – со всей любезностью пояснил Трэверс. – Что также связанно с нашим проектом. Изучив документы, вы убедитесь в их надёжности и заложенных гарантиях. Проект «Cinderfall» является страховкой против любых рисков. Уверяю вас.

Сидевшая в кресле Кристина де Леон загадочно улыбнулась, очевидно, каким-то собственным мыслям.

* * *

«Просыпайся, тебе на прослушивание…» – услышал Мишель смутно знакомый голос. Он хотел было привычно пробурчать, что совсем скоро встанет. В последнее время отношения с Мией совсем не клеились. Она была уже признанной флейтисткой. Мечтала о высшем свете, богатых поклонниках. Он постоянно тянул её вниз своей бедностью и, что самое противное, почему-то вообразил себя её хозяином, хотя прекрасно понимал, что ничего постоянного в его состоянии у них быть не может, и он только закапывает её талант. В иные дни он думал, что Мия была послана ему Богом, чтобы заставить идти вперёд, что-то менять в своей жизни, потому что она верила в его талант, в его будущий успех…

Однажды, это было в жарком июле, Мишель помнил парижские платаны, раскалённую брусчатку и выступление Мии в Опере на концерте, который продюсировал её друг детства. Они не виделись несколько лет и вот случай так подвернулся, что встретились в Париже. Он смотрел на неё так, как мечтают все девушки, чтобы на них смотрели мужчины. Смотрел весь концерт. А после пришёл к ней в гримёрную с букетом дорогих лилий. Мишель тогда тоже зашёл в гримерную. Он принёс её сумочку. Друг детства, что сидел в её гримёрной, манерным голосом поинтересовался у Мии, кто это, демонстративно не замечая вошедшего. Мия тогда ответила, что, возможно, кто-то из персонала театра. Своей изящной рукой взяла сумку и поблагодарила Мишеля, но без всякой радости. Много позже только он понял, что она проделала тогда эту штуку нарочно, чтобы показать вдруг образовавшуюся между ними разницу. Как будто произошло землетрясение, и они оказались на двух разломах, которые уже никогда не сойдутся…

Мишель открыл глаза. Он лежал распластанный в коричневой жиже, образовавшейся на месте концертной площадки. Почему он вдруг вспомнил Мию? Головная боль накатилась волной и чуть вновь его не опрокинула. Впрочем, ничего не сломано, и даже на голове нет никаких ран. Он, пошатываясь и едва сдерживая стон, посмотрел вокруг. Потеря сознания заняла всего-то пару секунд, и торнадо ещё не успело уйти далеко. Снеся крышу у вокзала, полностью уничтожив сцену и всё, что находилось рядом, воронка неспешно, но неотвратимо направилась в сторону города, продолжая причинять разрушения по дороге. И самой дороге, судя по всему, тоже. Где-то за деревьями, со стороны железнодорожных путей раздался взрыв, на мгновение заглушив рёв стихии. Вокруг была полная разруха. Остатки сцены плавали вокруг, вперемешку с грязью, обломанными ветками деревьев, фонарных столбов и.… тел. Каким чудом он миновал смерти, оставалось загадкой. Мишель направился прочь от руин вокзала, к дороге, тянущейся по всей долине в сторону города, которую таковой уже и назвать было сложно, вся в рытвинах, чёрных провалах, трещинах, в которых, судя по звуку, плескалась вода. А ко всему прочему, предположение о пожаре удручающе быстро оправдалось, причём с лихвой. Со стороны железной дороги подбиралось к дороге бушующее пламя, быстро пожирающее небольшой лесок, разделяющий их. И продолжали слышаться хлопки взрывов, иногда сопровождающиеся вспышками и столбами пламени, взвывающими над деревьями.

Мишель брёл по дороге, стараясь по мере возможности держаться подальше от затемнённых участков. Свет фонарей горел не везде, и потому продвигаться удавалось с трудом. Кое-где дорогу перегораживали упавшие деревья, те, до которых ещё не добралось быстро распространяющееся пламя. Пришлось выбирать: идти в темноте, перепрыгивая провалы и надеясь не поскользнуться на слое грязи, покрывающем остатки асфальта, или двигаться на свету, но терпеть жар от огня, почти нестерпимый, едва ли не облизывающий пятки. Мишель выбрал первое. Он падал, вставал, но продолжал идти. В лес, разумеется, не совался. Приближалась ночь, и делать там было нечего, только рисковать быть пойманным в огненную ловушку. Судя по дыму, пожары начинали перекидываться на новые участки, и никакая грязь и потоки воды не были им помехой. Мало того, горючее вещество смешалось с водой, и теперь уже она начинала дымить и местами загораться. Это прибавляло света, но также и банально мешало дышать, заставляло глаза слезиться. Мишель ускорил шаг, нужно как можно скорее убраться из этого филиала преисподней!

Он уже и перестал высматривать по пути выживших, не видно никого, спрятались или сбежали, или погибли – запросто такое может быть. Смотрел только вперёд, на дорогу, на светлеющий горизонт и шумящую черноту, приближающуюся к горизонту сбоку, и чувствовал себя бессильной песчинкой в этом мире.

А потом отвлёкся, заметив краем глаза движение. Он пригляделся. Впереди, на краю дороги, теперь превращённом в край обрыва, с бушующим потоком дымящейся жижи внизу, стояла девушка.

Ах да, эта самая девушка, похожая на Мию, сидевшая в первом ряду и как-то особо на него смотревшая. Медно-рыжие волосы, точёная фигура. Она выглядела прекрасно и при плохом освещении. Было в ней нечто магнетически притягательное.

Боже, о чём он только думает. Нужно было немедля помочь ей, увести её отсюда, кем бы она ни была. Он окликнул её, но девушка не ответила и не повернулась. Она продолжала стоять и как-то подозрительно смотреть вниз, совершенно не думая спасаться от стихии. Словно всё для себя решила и больше её ничего не волнует.

Мишель ускорился, уже не сильно заботясь о грязи и не отвлекаясь на впервые за всё время увиденную машину, припаркованную у обочины. Всё его внимание заняла девушка, которая, похоже, решила свести счёты с жизнью.

Почему он так решил, он сам себе объяснить не мог, но он стрелой метнулся к девушке, будто пролетая последние метры до неё, и, схватив за пояс плаща, оттащил от обрыва и прижал к себе.

Некоторое время течение событий как будто прекратилось. И Мишелю вдруг показалось, что так и должно быть, что они так и должны стоять, пока их не занесёт пеплом и гарью. Неожиданно девушка отлепилась от него и, не говоря не слова, бросила пристальный взгляд на торнадо, словно бы она передавала что-то стихии.

Мишель отошёл от края и сел на холодную грязную траву. Посмотрел назад, на пожары, вперёд, на торнадо. Посмотрел на девушку:

– И ты думаешь, что из всего этого нет выхода? – спросил он. – Думаешь, что покончить с собой – это выход?

Девушка, наконец, повернула к нему голову. Неожиданно засмеялась. Это была самая неожиданная реакция, которую Мишель ожидал получить.

– Любопытно, – констатировала девушка сквозь смех – Почему вы решили, что я собираюсь покончить с собой?

Мишель не нашёл, что ответить. Но отметил, что спасённая им, очевидно, та ещё штучка.

– У вас кто-то был здесь, да? – за неимением лучшего спросил Мишель.

Неизвестная покачала головой.

– Я всего лишь оказалась на вашем концерте, – сказала она. – Мне нравится ваш стиль. Неудачное стечение обстоятельств помешало насладиться им до конца.

Мишеля как-то сразу поразила та холодная отстранённость, с которой говорила девушка, но ему почему-то было с ней удивительно хорошо, и он списал её странное поведение на некое шоковое состояние, которое обязательно должно было присутствовать, по мнению Мишеля. Должно быть, девушка плохо понимает, что с ней произошло.

– Тем не менее, я благодарна за помощь, – отозвалась девушка. – Признаюсь, мне нечасто доводится такое говорить.

Благородное удивление в её голосе удивительным образом соседствовало с какой-то фаталисткой отрешённостью. Мишель нервно усмехнулся. Странным образом она была похожа на него самого. По крайней мере, при самом первом впечатлении.

– Наверное, вам просто не везло с помощниками, – неумело попытался отшутиться молодой музыкант. Он не мог подобрать слов. Эти показались ему не хуже других.

– Возможно, – последовал холодный нейтральный ответ. – В любом случае, спасибо. Я Лаура Финчер.

Рука девушки отработанным движением достала визитную карточку. Сквозь темноту мало что можно было разглядеть, кроме герба США и надписи «Исполнительный офис». Мишель машинально взял карточку и пожал протянутую руку. Это было и впрямь удивительное знакомство.

Он не запомнил, чем тогда продолжился разговор. Всё это странным образом начисто стёрлось из его памяти. Что он помнил, так это появившихся спасателей, которые теперь объединёнными усилиями пытались в мешанине из грязи и мусора найти хотя бы тела жителей.

Выживших собирали у здания мэрии, оно стояло на возвышенности и почти не пострадало.

Теперь Мишель обнаружил себя сидящим рядом с небольшим количеством спасённых, он сидел голый, завёрнутый в одеяло, а врач в толстой медицинской куртке поочерёдно осматривал выживших. Девушка из Исполнительного офиса, которую он спас, сидела рядом. От одеяла она почему-то отказалась. Она по-прежнему сохраняла спокойное и сосредоточенное лицо.

Тот врач, что их осматривал, задал пару стандартных вопросов о состоянии, на которые Мишель что-то неразборчиво ответил. Врач посветил фонариком, проверил пульс и всё тому подобное. Не столько помог, сколько сделал вид, что полезен.

Произведя эти нехитрые манипуляции, он перешёл к другому спасённому – у того была сломана рука. Врач потрогал руку, вколол обезболивающее и велел сидеть тихо.

– А руку вправить? – спросил Мишель.

Врач повернулся к нему, нахмурился:

– Не моя специализация. Я только провожу первичный осмотр. Скоро им займётся другой специалист, их группа на подлёте.

Врач хотел ответить ещё что-то и, возможно, не очень лицеприятное, но его позвали, и он быстрым шагом отошёл в сторону, более ничего не говоря. А тот выживший, которому вкололи обезболивающее, так и остался сидеть, прижимая к груди покалеченную конечность. Что поделаешь, система здравоохранения теперь работает так. Сначала оценка ущерба и восстановления, затем помощь в заданных протоколами рамках. Мишель всегда терпеть этого не мог – жизнь по инструкции.

И сейчас он тоже не стал действовать по инструкции. Музыкант взял пострадавшего за грудную клетку и развернул запястье повреждённой руки ладонью вверх, потянул её в сторону от себя, вниз и одновременно с этим поднял её вверх с отводом вперёд. Раздался хруст, и сустав оказался в надлежащем положении. Пострадавший тихо простонал, но было видно, что ему стало легче и он мог немного шевелить рукой.

– Неплохо для музыканта, – иронично оценила сидевшая рядом девушка.

Лаура Финчер, напомнил себе Мишель, её так зовут.

– Я два года прослужил в иностранном легионе, – бросил Мишель. – В Сахеле. Так что опыт имею.

Короткий смешок.

– Полагаю, что за этот факт из биографии музыканта журналисты и критики отдали бы гораздо больше, чем за переписку виндзорского двора перед гибелью принцессы Дианы, – отозвалась Лаура Финчер. – В вас есть неплохой потенциал, – в глазах девушки загорелся какой-то недобрый огонёк. Мишель решил не уточнять дальше.

– Я не настолько известен, – сухо отрезал молодой человек.

Девушка хмыкнула.

– О, подобное легко исправить, – почти весело сказала она. – Но это потом. Вы так и не сказали почему решили, что я самоубийца? – неожиданно спросила Лаура.

Мишель посмотрел на странную девушку, склонив голову набок.

– Ну, – замялся он. – Знаете, в жизни всякое случается, иногда так наваливается всё сразу и прямо не знаешь, что делать. А порой так валится, валится, валится, валится, и единственный выход, самый простой, очевидный, позволяющий выйти из ситуации – это шагнуть в пропасть. Я думал, что вы потеряли кого-то.

Лаура задумчиво сдвинула брови.

– Занятно, – проговорила она. – Вы не выглядите депрессивным.

– А должен? – непонимающе спросил Мишель.

Лаура пожала плечами.

– Мир живет по заранее построенным аксиомам, – сказала она. – Постоянная депрессия творческих личностей – одна из них. Только депрессия может позволять создавать истинные шедевры.

Мишель кивнул. Он понимал, хотя сам до такого не доходил. Неожиданно он поймал себя на мысли, что эта Лаура выбрала весьма странное место для философских дискуссий. Интересно, кто она и зачем оказалась рядом с ним? Ему почему-то вдруг показалось, что его знакомство с этой Лаурой – это чья-то заумная комбинация. Бред это всё, конечно, и его очередные химеры.

– Депрессия – это боязнь будущего, – заметил Мишель. – Уныние, тоска. Возможно, подбор литературных сюжетов и требует этого, но не музыка. Даже в «Реквием» Моцарта есть надежда. Музыка – это жизнь.

– И всё же вашу жизнь делает неудавшаяся любовь, – хитро заметила Лаура.

Мишель удивлённо покосился на девушку.

– Вы слишком придирчиво меня рассматривали на концерте, – пояснила девушка. – Я сделала вывод, что во мне вы находите её черты. Я права? Чёрт, я определенно права!

Мишель склонил голову.

– Да, действительно, вы на неё очень похожи, – сказал он весьма сконфуженно. – Признаюсь вам, я даже сорвал ноту, увидев вас. Ещё один неожиданный факт для журналистов и критиков, да?

– Как её звали?

– Мия, – ответил Мишель. – Она талантливая флейтистка. Ушла, потому что считала меня неудачником. Просто рядом оказался мужчина, который дал ей то, что она хотела.

– То есть вся ваша карьера – это способ доказать ей, что она неправа, – констатировала Лаура. – Мне поразительно везёт.

– У вас было так же? – сам не зная почему, спросил Мишель.

Лаура коротко улыбнулась.

– Скажем так, мне это знакомо, – сказала девушка. – Я бы могла вам предложить альтернативный путь развития, – неожиданно добавила она.

Мишель непонимающе посмотрел на девушку.

– Вы мне интересны, – кивнула Лаура. – Думаю, у нас бы с вами получился неплохой тандем.

– В самом деле? Почему?

– У вас есть потенциал, о котором вы не знаете, – сказала девушка. – Я готова показать его вам. У меня есть такие возможности.

Мишель потоптался на месте, чавкая водой в ботинках. Он снял их, вылил грязную жижу, но это немногое дало.

– Мне многое предлагали девушки, – сказал он. – Только не раскрытие потенциала. Что вам с этого?

Мишель попытался улыбнуться, но получилось как-то вымученно. Его вдруг испугал этот разговор. Ещё несколько, может быть, часов назад он сам говорил себе о «своём Тулоне» и обо всём прочем, и вот появляется Она. Такая прекрасная и холодная и она готова вести его туда, куда он сам хотел. Мишелю стало страшно.

– Наверное, вам просто не везло с девушками, – безэмоциально ответила Лаура, повторив собственные слова Мишеля. – Хотя правильного выбора никогда не существует. Есть только наше суждение о выборе и суждение окружающих. Наше суждение является правильным. Вот как сейчас, вы можете всё начать с чистого листа, не задаваясь вопросом, куда девать нажитое, и кто что подумает об этом. Потому что некому думать. Есть только вы и новая цель в жизни.

Мишель обдумывал её слова. Минуту или две.

– Не знаю, что и ответить, – сказал он. – Не думаю, что вам понравиться со мной. Я сложный человек.

– Я тоже, – холодно ответила Лаура. – Вы даже не представляете насколько.

И Мишель решил положиться на неё. Произошло много всего за короткое время, и нужно было всё это осмыслить. А Лаура Финчер? Что ж, она интересная особа, и раз она обещает каким-то образом заниматься его делами, то пусть так и идёт, пока что. Ритмичный стук капель напомнил ему гитарное тремоло. Очень хотелось спать.

* * *

Прозрачно-бирюзовая волна ласково омывала ноги Кристины, сидящей на белом, почти серебряном пляже одного из островов Трэверса. С виду он был бесконечно восхитителен. Ничего лишнего, только белые домики, утопающие в зелени, небольшие пальмовые рощицы, создающие тени, и море вокруг с разноголосьем птиц. Глеонохэра – так назывался этот остров, что в переводе с одного из древних языков означало «Источник». Трэверс купил года три назад и сразу развёл на нём бурную деятельность. По его указанию на острове стал возводиться экологически-чистый город. И теперь, на самом деле уже где-то с полгода как, американский финансист объявил это местечко первым в мире кварталом с нулевым выбросом углекислого газа. В противовес разлагающемуся от химии глобальному миру, Трэверс здесь развивал источник знаний, новшеств, гармонизации с природой – своего рода спасительный ковчег. Такова была официальная стратегия его телекоммуникационной корпорации IBF, разрабатывавшей технологии космического интернета, одно из подразделений которой – Solarlight inc., собственно говоря, и отвечало за масштабный проект города будущего.

Но Трэверс не был бы Трэверсом, если бы вокруг него не скапливались, как рой ос, разные нехорошие истории. Некоторое время назад в одной из гостиниц Гомелума нашли мёртвым бывшего финансового трейдера Solarlight inc. По результатам достаточно быстрого расследования было установлено, что этот Лэндон Циммерман, так звали трейдера, извлекал прибыль, используя свою осведомлённость об энергетическом рынке и продавая сведения сторонней компании. Трейдер был уволен и пропал, незадолго до выхода компании на фондовую биржу. А после оглушительного успеха первичного размещения акций трейдер был найден повешенным в своём номере, правда, с характерной резанной раной на шее. На которую никто не обратил внимания. Никто, кроме Кристины Левоновой.

Девушка закопалась пальцами ног в песок, глубоко вдохнула морской воздух. В своём яхтенном комплекте она на белоснежном песке казалась парящей морской фигурой. Девушка уже вдоволь накупалась и успела оценить обширное меню местного ресторана, официантов и поваров которого в глаза не видела. Всё было роботизировано настолько, что это начинало утомлять. Кристина никогда не любила излишнюю приторность.

– Они согласятся, вот увидите, – услышала девушка голос рядом с собой. – День-два, не больше, и побегут наперегонки вкладывать деньги, надеясь на больший куш, чем у остальных. Прибыль обладает столь замечательной силой, на которую неспособно ни одно метафизическое чувство, которым мы всего лишь умело закрываем нашу жажду обладания.

Кристина подхватила свою шляпу, которая вдруг вознамерилась улететь в море, но сама не стала менять положение, продолжая смотреть на море.

– Симонетта Веспуччи умерла на руках Джулиано ди Медичи, – проговорила девушка. – Молодой флорентинец так и не смог жениться по расчёту и умер через два года после смерти своей возлюбленной. – Те портреты Боттичелли, которые вы рассматривали, – пояснила она.

Трэверс лукаво улыбнулся.

– Меня восхищают ваши разносторонние знания, – сказал он. – И всё же теперь эти портреты у меня в доме. Да, об их любви складывали легенды, а теперь их портреты – всего лишь предмет удачной инвестиции. И они в моей коллекции, в которую я собираю всё лучшее и уникальное.

Кристина поняла, что это было сказано с явным намёком на неё саму. Девушка вежливо склонила голову. Чтобы кого-то победить, надо сбить его с толку. Она примет игру. Временно.

– С Симонеттой Веспуччи меня ещё не сравнивали, – сказала девушка с налётом учтивого сарказма, одним из тех её коронных приёмов обольщения, что действовали безотказно.

– Я неплохо разбираюсь в людях, – кивнул Трэверс. – Ваши таланты выходят гораздо дальше милого личика, и я собираюсь насладиться ими сполна.

Кристина достала из ведёрка элегантную бутылку белого вина и наполнила им высокий бокал на длинной ножке. Золотистый напиток заиграл на солнце.

– У меня есть одно качество, которое нравится не всем моим клиентам, – сказала Кристина расслабленным тоном, наслаждаясь вкусом вина. – Я всегда говорю им только правду. Иногда она разочаровывает. Слишком большой удар наносится по самолюбию и реальным возможностям, которые не всегда оцениваются верно.

Трэверс осклабился.

– Из всех грехов самолюбие для меня на втором месте после сладострастия, – сказал он. – Я обожаю самолюбивых людей. От них всегда легче добиваться необходимого тебе. А вот вы – другая. Вы умны, успешны, богаты, привлекательны, но, чёрт возьми, я не вижу в вас и тени самолюбия. Почему вы согласились на моё предложение?

Кристина вежливо улыбнулась. Она знала эту склонность Трэверса – играть на самолюбии других. Именно этот приём позволял ему обладать противоестественным магнетизмом как у мужчин, так и у женщин, используя который, Трэверс получал то, что ценил более всего на свете – прибыль, которая конвертировалась в исполнение любых его желаний, особенно самых порочных. И только самолюбие других позволяло им закрывать на это глаза.

– Мне нравится успех, – ответила девушка, играя пальцами на бокале с вином. – Успех в глобальном всегда важнее личного самолюбия. Я поддерживаю то, что вы продвигаете, и я не слушаю досужие сплетни. Предпочитаю убеждаться во всём опытным путём.

Последнюю сентенцию Трэверс явно оценил, хотя и не подал вида. Он всегда умел держать лицо. Как говорится, пусть ложь сердец прикроют ложью лица.

– Могу только сказать, что наши желания в этом вопросе совпадают, – сказал Трэверс и почти театрально развёл руками. – Думаю, вы знаете, что слухами о ваших талантах Земля полнится. Не скрою, я польщён, что именно вы займёте должность моего личного политконсультанта. Это весьма деликатная работа.

Ну ещё бы.

– Деликатная? – Кристина решила изобразить голубоглазую невинность.

– Убедить национальные правительства не всегда бывает просто, – заметил Трэверс. – Они слишком костные для того, чтобы признать очевидную истину: Природе с каждым годом всё сложнее справляться с деятельностью человека, и близок тот мир, когда катастрофа будет необратима. Звучит высокопарно, но всё так и есть.

«Слишком высокопарно», – мысленно вздохнула Кристина. Она от таких фраз начинала уставать где-то на середине.

– Что же предлагаете вы? – поинтересовалась девушка.