Спортивное пиратство для начинающих

– Разумеется, чёрт побери, здесь есть тайный запасной выход, иначе что же это было бы за пиратское логово? Что тебя в этом удив… гм… Так, отставить распаковывать старика. Роллинз, слезай оттуда, и хватай его за ноги…

Используя всё ещё плотно спелёнутого д’Арманьяка в качестве тарана, сквозь непролазную пиратскую толпу в порту добрались мы до «Макфьюри», корабля Макроджера. На этот раз, к счастью, обошлось без погони.

– Свистать всех наверх! По фор-бом-брамселям! С якоря сниматься, по местам стоять! – скомандовал Макроджер, берясь за штурвал.

Паруса взвились вверх, натянулись, расправились, наполнились ветром. «Макфьюри» отвалил от причала и полетел в открытое море. С грустью оглянулся я назад, туда, где лежали останки несчастного «Росинанта».

– Но как же так?.. Почему у меня эти команды не работали?

– Это потому, что ты салага, салага.

Макроджер залихватски крутил штурвалом, лавируя меж стоящих на якорях кораблей.

– Ладно уж, не переживай так. Той посудине, что тебе подсунули, сто лет в обед было. На таких уже давно никто не пиратствует. Сказать по чести, у меня б, пожалуй, тоже ничего не вышло. Разучился уже.

Он похлопал рукой по большому сундуку, стоящему рядом с местом рулевого.

– Вот. Автоматический сундук поднятия парусов. С тех пор как капитан Монте-Винчи эту штуковину изобрёл, никакой уважающий себя пират даже не посмотрит на корабль, ею не оборудованный. Один сундук на пятнадцать человек парусной команды. Сам подумай, какая экономия получается.

– Так вот почему на «Чёрной белой акуле» я не видел ни одного человека!..

– А их там и нету, человеков-то. Клинт всегда один ходит. Это ж самого Монте-Винчи бывший корабль. С ним и младенец управится. Правая педаль – вперёд, левая – назад, подшутрвальный рычаг вверх – пушки правого борта, вниз – левого. А в остальном – знай себе, нужный курс держи.

Оставив Макроджера, в одиночестве ушёл я к носу. Береговая линия уже растаяла в туманном мареве, и лишь бесконечная водная гладь простиралась вокруг. Невидящим взором смотрел я на пенящиеся у форштевня буруны и подводил итоги.

Что ж, по всем формальным признакам я наконец-то стал пиратом. Летящий по волнам корабль, товарищи, готовые – пусть и по меркантильным причинам – сражаться со мной плечом к плечу, таинственный клад, ожидающий где-то впереди… Всё, о чём мечталось когда-то бессонными ночами, ныне стало реальностью… Но отчего же?.. Отчего душа моя была полна тоской? Отчего былая прелесть флибустьерской романтики вдруг потускнела, съёжилась, затаилась где-то в глубинах сознания, оставляя в груди зияющую пустоту? Отчего же терзала меня предательская мысль, что быть пиратом я больше не так уж и хочу?

Страх?.. За себя, за Дженни?.. Нет, я не боялся. Не больше обычного, во всяком случае. И в том, что Дженни сумею отыскать и спасти, был уверен. Ну, почти уверен… Но что ждало меня дальше? Провести всю жизнь в хаосе полубезумных приключений? В мире, который, словно ищущий развлечений ребёнок, будет швырять меня из одной переделки в другую до тех пор, пока игрушка не надоест ему и, капризно смешав кубики, не обрушит он их мне на голову…

Я вдруг поймал себя на том, что в точности повторяю слова мистера Тича. Разве же не об этом пытался он мне рассказать? Рассказать, что чувствует, чего боится, от чего жаждет спастись и – как умеет – спасти других?.. Пытался рассказать… Рассказать…

Вот! Вот он, мой потерянный элемент. Тот, что заполнял ранее пустоту в груди.

«…а потом я приеду обратно на трёхмачтовом фрегате под чёрными парусами. И скажу: „Йо-хо-хо, Дженни, я вернулся!“…»

Не о подвигах и кладах были мои мечты, о нет… Ну хорошо, и о них тоже. Но главное… Главным было однажды вернуться. Рассказать обо всём. И услышать в ответ: «Ты молодец. Я тобой горжусь».

Теперь же возвращаться было некуда. Не к кому. И виноват в этом был я сам. Сам стал тому причиной… Что ж, спасибо вам, мистер Тич. Вы указали мне путь. Вот что отныне станет моей целью. Вот что поведёт меня вперёд.

– Завтра, – сказал я вслух, – мы доплывём до острова. Отыщем сокровища Клинта. И самого Клинта. И Дженни. И тогда мы вернёмся. Домой. Вместе!.. И нам будет, что друг другу рассказать. Но прежде… Прежде этот мерзавец заплатит за всё. Ты ещё не знаешь меня, Клинт. Но ты меня ещё узнаешь!.. Ко мне, злой дух мщения! Ко мне!

– Вот и я! Ну, чем удивлён ты? Право же, я совсем не страшен.

– Ты не страшен, ты жалок и мерзок. Убирайся отсюда, предатель, видеть тебя тошно.

– Мда… Это вот сейчас обидно было.

Призрак и впрямь выглядел обиженным. Кроме того, выглядел он странно. Чёрная фрачная пара, накрахмаленная манишка и лаковые туфли плохо сочетались с палубой и морским пейзажем.

– И чем же, позволено ли будет узнать, я заслужил такое к себе отношение?

– Ты бросил нас в тюрьму!.. Ну, не совсем так… Но и не без твоего участия. А потом бросил нас в тюрьме. На какой-то паршивый билет променял.

– Протестую. Не на билет, а на визит в оперу. И, должен заметить, не паршивый, а чудесный визит, давно я такого удовольствия не получал. Что за дураком я был бы, если бы отказался?.. А билет… пфф!.. на что он мне теперь?

Покопавшись в кармане, он вытащил знакомый конверт и небрежным движением бросил его за борт в набежавшую волну.

– Подожди-ка… Значит, ты мог отказаться?.. Значит, врал, что это не в твоих силах?

– Ну, положим, не врал, а деконструировал и иронически обыгрывал вложенные смыслы. Предпочёл бы оперировать такими категориями, если не возражаешь.

– Да как ни назови, это не превращает их в меньшую ложь!.. И теперь у тебя хватает наглости стоять здесь как ни в чём не бывало. Между прочим, хочу напомнить, после того, как поклялся нам больше не помогать. Клятвы свои ты тоже иронически обыгрываешь?

– Так, персонаж, попридержи-ка язык. Не рекомендую тебе забываться. Это во-первых. Во-вторых – хочу напомнить, – ты-то тоже стоишь здесь как ни в чём не бывало. Поклялся же я – хочу напомнить – исключительно в том, что не буду помогать вам сбежать из каземата. И честно клятву держал, пока Монте-Винчи и Макроджер с двух сторон одновременно, независимо друг от друга, по собственной инициативе и в полном непротиворечии с сюжетом, вас оттуда вытаскивали. А что ещё, по-твоему, я должен был делать? Толпу создавать?.. Но лишь только у них это получилось, лишь только клятва меня сдерживать перестала, как я, даже не заскочив домой и не переодевшись, примчался сюда, дабы убедиться, что всё в порядке. Нашёл вас в добром здравии, а тебя лично – успешно пережившим кризис середины развития персонажа, сделавшим некие – пусть и сумбурные – выводы и даже умудрившемся подвести под них какую-то – не очень, надо признать, внятную – мораль. И теперь, когда всё наконец хорошо, и мы все дружно готовы вступить в следующий акт повествования… Ты вдруг решил обвинить меня во всех смертных грехах.

– Знаешь, а ведь мистер Тич прав. Это подступающее безумие. Ты просто бредишь. Или я брежу. Нет никакого сюжета. Нет никаких персонажей. И призраков тоже нет!.. Хватит. Убирайся. Убирайся с этого корабля и убирайся из моей головы, чёрт тебя подери!

– Ах вот как. Нету меня, значит. Реализма, значит, захотел?.. Ладно же, будет тебе реализм. Только потом больше не попугай мне среди ночи и явиться на помощь слёзно не умоляй.

– Даже не подумаю. Не больно-то и хотелось!

– Ну и хорошо. Ну и всё!

– Вот именно! Ну и всё!

Не очень понимаю, как можно хлопнуть дверью, растворяясь в воздухе, но у него это получилось.

Утреннее солнце озаряло… Что именно оно озаряло, установить представлялось затруднительным. Мало того, нельзя было с уверенностью сказать, где находится само солнце. Непроницаемая пелена тумана окутывала корабль. Паруса обвисли бесполезными тряпками. Ни малейшего дуновения ветра.

Это продолжалось уже неделю. Макроджер целыми днями просиживал над картой. Роллинз утверждал, что разработал хитрый план и тайком от всех что-то мастерил в уголке. Очертаниями это что-то напоминало шаманский бубен. Крюк развлекал себя тем, что именовал эхолокацией: влезал на мачту и принимался орать в туман. Единственным, кто проводил время с пользой, был Патрик. Он упросил д’Арманьяка дать ему несколько уроков фехтования, и с тех пор всем нам приходилось соблюдать осторожность, дабы не угодить ненароком под скрещивающиеся с яростным лязгом шпаги.

Но в тот момент д’Арманьяк хлопотал на камбузе, остальные же уныло расселись в кружок на спардеке. Временами Роллинз поднимался, смачивал палец слюной и подставлял под ветер. Вернее сказать, тщился подставить. Разочарованно качал головой и вновь опускался на палубу.

– Никогда не видел настолько мёртвого штиля.

– Я тоже, – согласился Макроджер. – Монте-Винчи говорил, что такое проклятие насылает морской дьявол. А потом является сам, чтобы пожрать души несчастных моряков.

Крюк заёрзал, беспокойно озираясь по сторонам.

– А выглядит он как, этот твой дьявол?

– Говорят, у него множество обличий. Но чаще всего он приходит в образе чудовища с телом кита, головой дракона и лапами спрута.

– У спрута нет лап, у него щупальца, – сказал Патрик.

– Ну-ну. Это ты ему будешь рассказывать, когда он тебя ими облапит… – Макроджер предостерегающе вскинул руку. – Тихо!.. Слышите?.. Что это?

Из тумана доносилось размеренное поскрипывание. Казалось, звук идёт со всех сторон одновременно. И усиливается с каждой секундой. Мы повскакали на ноги. Скрип нарастал, приближался, заставляя трястись поджилки. Вдруг всё разом стихло. В наступившей тишине было отчётливо слышно, как стучат зубы Крюка.

Чудовищный, дыбом поднимающий волосы на голове рёв содрогнул «Макфьюри» от киля до клотика. К неописуемому ужасу моему, из тумана вынырнула и нависла над палубой оскаленная драконья морда. Не успели мы и глазом моргнуть, как десятки рогатых, покрытых густой шерстью демонов окружили нас плотным кольцом.

Один из демонов, едва ли не на голову превосходивший остальных ростом, выступил вперёд, снял увенчанный рогами шлем, расстегнул плащ из медвежьей шкуры и поднял руку с раскрытой ладонью.

– Хау, альтернативно краснокожие! Моя есть Бьорн Олафсон, сын Олафа Свенсона, сына Свена Торвальдсона, сына Торвальда Ларсона, сына Ларса Ахмедсона, сына… гм… дальше скальды не запоминать. Моя есть выборный великий конунг племени Грёнрагнарёк. Моя просить прощения за беспокойство. Наша быстро-быстро проводить инспекцию судна, ваша скоро-скоро плыть дальше.

– Хорошо… эмм… Здравствуйте, – сказал я. – Но что именно вы ищете? И… уж простите, это, конечно, не моё дело, но… Почему вы так странно разговариваете? Вы индейцы или… Или кто?

– Наши предки приходить в эти морские прерии задолго до Колумб. Предки есть могучий и мудрый воины. Предки интегрироваться в язык, культуру и обычаи новой родины. Наша чтить заветы предков. Наша с гордостью носить звание викингоиндейцев!.. А сейчас наша искать альтернативно воспитанных и не получивших достаточного образования пиратов Сан-Януарио. Наша выходить с ними на тропу войны.

– И почему же, – осторожно, чувствуя, что ступаю на скользкую почву, спросил я, – вы с ними воюете?

– Их не оставлять нашей другого выхода, – конунг скорбно покачал головой. – Пираты вырубать леса на костры и постройку фортов. Перепахать земля в поисках кладов. Разрушать уникальные экосистемы. Загрязнять атмосферу ромными выхлопами. Наша просить. Наша умолять. Наша ждать. Наша лишь вздыхать и ничего не предпринимать. Но потом их делать суп из черепах. Сам великий Один заносить черепах в красную книгу мудрости!.. Тогда наша откопать томагавк войны. Ненасильственной войны, моя хотеть сказать.

– Ненасильственной? – Крюк оживился. – Значит, бить и убивать вы нас… кхм… этих мерзких пиратишек не хотите?

– Бить?.. Великий Тор уберегать!.. Наша не мочь нарушать базовое право человека на личную неприкосновенность. Наша хотеть только спасать черепах. И потому сейчас моя настоятельно просить, чтобы ваша раскрывать персональные данные. Ваша говорить, ваша точно не есть пираты?

– Нет-нет! – сказал я. – Мы… эмм…

– Энтомологическая экспедиция, – сказал Макроджер. – Следуем ловить бабочек.

– Изучать и потом сразу же отпускать обратно на волю, – добавил я на всякий случай.

Конунг внимательно осмотрел попугая на моём плече, повязку на глазу Макроджера и крюк Крюка. Задержал взгляд на пороховой татуировке с черепом и костями, виднеющейся из-под расстёгнутого камзола Роллинза.

– Ахеронтиа атропос, – сказал тот, поспешно застёгиваясь на все пуговицы. – Семейство Бражники, род Мёртвые головы, вид Мёртвая голова. Мой любимый вид бабочки.

– Хм… – конунг задумчиво подёргал себя за бороду. – Великий Локи учить нашу не ставить слова других под сомнение. Моя ваша верить. Ваша может плыть дальше.

Из дверей кормовой надстройки, пятясь задом и с трудом удерживая в руках огромный поднос, появился д’Арманьяк.

– Обед готов! Правда, и в этот раз мне не удалось найти ничего, кроме солонины и галет… Но терпение, судари мои! Лишь только доберёмся до Острова Черепа, я приготовлю вам такой суп де тортю, что не подают и в Версале…

Д’Арманьяк повернулся, заметил викингоиндейцев. Улыбка сползла с его лица.

– Мон дьё, вы пригласили гостей… Боюсь, на такое количество порций я не рассчитывал…

– Суп де тортю?!.. – переспросил конунг.

– Вегетарианский, вегетарианский! – поспешно сказал я.

– Викингоиндейцы! – уже ревел конунг, не обращая на меня внимания. – Час последней битвы наставать!.. За Одина, отца нашего!.. Ваша встречать нашу, чертоги Вальхаллы!.. Наша идти к вашей!

Тяжёлый боевой молот словно бы сам собой запрыгнул ему в руку. Вознёсся прямо надо мной. Я втянул голову в плечи и зажмурился.

– Пираты! – орал тем временем Макроджер. – К бою!.. За… хм… за капитана Монте-Винчи, моего второго папу!.. Эй, погодите, вы что делаете?.. Немедленно прекратите, так нечестно… Это не по правилам!

Я осторожно приоткрыл один глаз. Действовавшие с неистовым проворством викинги уже заканчивали приковывать себя толстыми цепями ко всем мачтам и реям «Макфьюри».

– Хау, Один! – сказал конунг и молотом вогнал последнюю заклёпку в намертво соединившую его со штурвалом цепь. – Теперь ваша никуда не плыть. Черепахи мочь спокойно спать.

– Защищайтесь, канальи?.. – спросил меня д’Арманьяк без особой уверенности.

– Нет, конечно, – сказал я. – Мы же не можем нападать на безоружных и связанных людей. Боюсь, они победили, граф… И проследите, пожалуйста, чтобы Роллинз не наделал глупостей.

Роллинз презрительно фыркнул и сунул пистолет обратно за пояс.

– Хорошо, – сказал я конунгу, – будем считать, вы одержали верх. Вопрос: что дальше?

– Теперь ваша и наша вместе отправляться в Вальхаллу от голода, болезней и старости. Или ваша соглашаться на испытание.

– Ладно, наша соглаш… гм… В общем, мы согласны. А что за испытание?

– Ваша сражаться… – конунг с тревогой огляделся по сторонам и понизил голос, – с Тем-кто-всё-называет.

– С Тем-кого-нельзя-называть? – переспросил Роллинз.

– Почему нельзя? – переспросил конунг. – Моя твоя его называть. Моя называть его Тот-кто-всё-называет.

– Так, давайте потом с названиями разберёмся, – сказал я. – Меня интересует, что будет, если мы этого того-кого одолеем?

– Ваша побеждать – ваша плыть куда пожелает. Ваша не побеждать…

Конунг хотел развести руками, но ему помешали цепи.

– Вы долго ещё болтать собираетесь? – спросил Макроджер. – Меня, знаете ли, эти дикари, развешанные на мачтах, что твои ёлочные игрушки, раздражают. Давайте ваше чудовище, я его голыми руками порву, лишь бы от них избавиться.

– Ваша ждать одну минуточку. Моя только от штурвала отковаться, – сказал конунг, берясь за молот.

Деревня викингоиндейцев стояла на берегу пальмового фьорда. На песке золотистого пляжа лежали наполовину вытянутые из воды драконоглавые пирогодраккары. Рубленые бревенчатые вигвамы являли собой характерный образец помпезного дикарского минимализма.

Но было в этой мирной картине нечто странное. Что-то было не так. Пустые и безлюдные улицы открывались нашему взору. Не дымились очаги саун, не стучали тамтамы скальдов. Никто не вышел встречать мерно вздымающий вёсла пирогодраккар конунга. «Макфьюри» уныло плёлся в его кильватере, хотя буксир ему уже и не требовался: снова поднялся ветер и туман наконец-то рассеялся.

Мы высадились на берег. Конунг хмурился, выглядел обеспокоенным. От крытого пальмовыми листьями величественного трапезного чертога к нам бежал смуглый викингоиндеец в пончо и широкополой шляпе.

– Беда!.. Беда приходить в твой дом, Бьорн Олафсон, сын Олафа Свенсона, сына Свена Торвальдсона и так далее!.. Тот-кто-всё-называет появляться опять! Тот-кто-всё-называет опять называть!

Конунг схватил его за плечи, с ужасом заглянул в глаза.

– Твоя быстро-быстро говорить моя… Хильдурбок?!..

Тот печально кивнул. Испустив вопль горя и ярости, конунг устремился вглубь селения. Дружина его следовала по пятам. Проводив их взглядом, смуглый викинг повернулся к нам.

– Привет, пираты. Я бы сказал – добро пожаловать, но у нас тут сейчас не очень добро, сами видите.

– Хвала богам, вы без акцента умеете говорить, – с облегчением сказал я.

– Да, меня, признаться, это тоже раздражает. Всё время их убеждаю: учиться, мол, надо, языками овладевать, сознание расширять, горизонты разума… Ни в какую!.. Предки, видите ли, твоя-моя, ну и мы туда же… Тьфу!..

Он вытащил из-под пончо мясистый кактус, откусил от него кусок и принялся угрюмо жевать. Лицо его постепенно разглаживалось, вновь обретало беззаботное выражение. Он вдруг спохватился.

– Из головы ж совсем вылетело, уж извините… Дон Карлоссон, берсеркошаман. Буду вашим духовным наставником в битве с Тем-кто-всё-называет.

– А как вы догадались, что мы для этого приплыли?

– Один милосердный, да знали бы вы, сколько вас таких здесь перебывало, с тех пор как эта черепашья война началась!..

– И что, никому того-кого победить не удалось?

– Шутить изволите? Как же его победишь, если он непобедимый?

– А подробнее?

– Нет, подробнее нельзя. Предки наши были настолько великими и отважными воинами, что подробности испытания считали нужным сообщать испытуемым лишь в момент его начала. И нам так поступать завещали. У них, как по мне, вообще много странных идей было, – он мрачно захрустел кактусом. – С другой стороны, оно, может, и правильно. Так испытуемые заранее не перепугаются. И не сбегут. Но есть и позитивный момент. Перед испытанием предки завещали пировать до упаду.

– Но разве же полный желудок не притупляет остроту реакции в бою и не клонит в сон?

– Много ты понимаешь, – оборвал меня Крюк. – Слушай предков, предки мудры. Плохого не посоветуют… Ну, Карлоссон, где тут у вас таверна?..

Главный зал чертога украшали златовышитые ткани и стеклянные бусы. На стенах его были развешаны грозные боевые топоры, боевые молоты и другие боевые инструменты. Пиршественный стол самообслуживания ломился от яств. Уставив подносы разнообразной снедью, присоединились мы к конунгу Олафсону, с отрешённым видом макавшему бороду в чашу маисового эля.

– Как там есть Хильдурбок? – участливо спросил его Карлоссон, вновь переходя на викингоиндейский диалект. – Её сильно переживать?

– А как твоя думать?.. Её много-много страдать. Её плакать.

– Что, всё есть настолько плохо?.. Её твоя сказать, как его её называть?

Конунг покосился на нас. Склонился к уху Карлоссона, что-то прошептал. Берсеркошаман едва не подавился кактусом. Несколько секунд просидел в оцепенении, встрепенулся и предложил кактус Олафсону. Тот, не глядя отмахнувшись и расплескав эль, вскочил на ноги и выбежал из чертога в слезах.

– А можно мне эту штуку попробовать? – спросил Крюк.

Карлоссон пожал плечами и протянул ему кактус.

– Ы-ы-ы!.. – сказал Крюк, остервенело вытаскивая из языка иголки. – Ы-ы-ы?!..

– Да, путь воина нелёгок и полон испытаний, – согласился с ним Карлоссон. – Хм… Это, пожалуй, надо будет записать.

– Извините, но не могли вы пояснить, кто такая Хильдурбок и что с ней приключилось? – спросил Патрик.

– Хильдурбок, чьё имя означает «очаровательная в любую погоду», – брачный партнёр Бьорна…

– То есть жена?

– Да, но предки завещали, что так говорить невежливо… Третьего дня она неосторожно задержалась тут, в чертоге, после заката солнца, в тот самый час, когда сгущаются ночные тени, протяжно ухают попугаефилины и Тот-кто-всё-называет выходит из своей тайной норы… Ну, он её и назвал, ясное дело.

– Как назвал?

– А вот этого я вам не скажу. Сами услышите. А до тех пор, если все наелись, предлагаю ложиться спать. Ночь нам предстоит долгая.

– Нам? – спросил я. – То есть вы остаётесь здесь? И чудовища не боитесь?

– Нет, конечно же. Мне-то чего бояться? Я же берсеркошаман. Умею при необходимости впадать в состояние яростного отрицания реальности и полной нечувствительности к боли, горестям и тяготам вещественного мира. Ну, того мира, что считается вещественным…

Карлоссон повалился на скамью и сразу же захрапел. Хотя и подозревал я, что укладываться спать в преддверии встречи с опасным и неведомым врагом было не лучшей идеей, но храп берсеркошамана звучал столь убаюкивающе, а пиршественные яства в желудке наделяли веки такой тяжестью, что проснулись мы уже только от…

– Что это было?.. Пушка? – спросил Патрик, вскакивая на ноги.

– Вероятно, судари мои, уже полночь, – сказал д’Арманьяк. – Я когда ещё мушкетёром работал, Его Величество завсегда повелевал ровно в двенадцать ночи палить из пушек. Он, знаете ли, страдал бессонницей и в превеликой милости своей не желал лишать добрых парижан счастливой возможности разделить с любимым монархом сию прискорбную кондицию.

– Ты что делаешь? – спросил я Макроджера, который почему-то спешно и деловито стягивал с себя всю одежду.

– Я… гм… Обещал же я это чудище голыми руками порвать… А капитан Макроджер привык держать свои обещания! – он воинственно подтянул разрисованные черепами и костями чёрные ситцевые кальсоны. – Теперь слушайте меня внимательно…

– РУЛИГАТРУСОР!

Мы обернулись на голос. Перед нами стояло крошечное существо, с головы до пят укутанное в густую бороду. На сморщенном личике было написано чрезвычайное неудовольствие, глаза злобно сверкали из-под кустистых бровей. Голову венчал красный ночной колпак. Палец вытянутой руки указывал на Макроджера.

– Как-как ты меня сейчас назвал? – с недоброй ухмылкой переспросил тот.

– РУЛИГАТРУСОР! – повторило существо и топнуло ногой.

– Ну вот, познакомьтесь. Тот-кто-всё-называет, – сказал Карлоссон, зевая и потягиваясь.

Палец существа развернулся в его направлении.

– ДРУГМИССБРЮКЕРЕ!

– И что это значит? – спросил я.

– ТЕККЕНУРСИНПЛЯЦ! – теперь существо назвало и меня.

– Да кто ж его знает? – берсеркошаман схватил кактус и быстро задвигал челюстями. – Но звучит очень обидно. Очень!

– Погоди, так это и есть ваше чудовище? – спросил Макроджер. – А что оно делает? Потом во что-то другое превращается?.. Когти выпускает? Клыки?

– Помилуй меня Фрия, с кем приходится наставником работать!.. Объясняю ещё раз: это Тот-кто-всё-называет. Он всё называет. И всё! Что тут непонятного?.. Это тот случай, когда название полностью отражает суть явления.

– То есть ты хочешь сказать, что он совершенно безобидный?

– Тсс!.. Не говори так. Это неуважительно по отношению к Тому-кто-всё-называет. Предки завещали использовать термин «альтернативно ужасный».

– Ага. Тогда я сейчас быстренько повырываю у него руки оттуда, откуда, дьявол их забери, они растут, и мы все уже наконец-то спокойно поедем на Остров Черепа, – сказал Макроджер, с хрустом разминая пальцы.

– Ты с ума сошёл! Духи предков…

– Что, духи предков завещали мне не отрывать ему руки?

– Он и есть духи предков, тупой ты пират!.. Единственный дух, точнее. В наши времена они так редки, что занесены в красную книгу мудрости Одина под первым номером. Черепахи, для справки, только под двести сорок седьмым. Если ты его хоть пальцем тронешь, – живыми вам отсюда не уйти. Покушение на духа предков – единственное преступление, за которое у викингоиндейцев предусмотрена немедленная смертная казнь. Это, конечно, негуманно, но так уж нам завещали поступать духи предков.

– И как мы тогда, по-твоему, должны его побеждать?

– А надо хотя бы иногда духовного наставника слушать. Я вам просто так разве говорил, что он непобедим?

– Успокойтесь, пожалуйста!.. Давайте разберёмся… Извините…

– ОСИНЛИТХЭЙГГ!

Мне вдруг показалось, что когда Тот-кто-всё-называет называл Патрика, взгляд его почему-то стал мягче, а голос потеплел.

– Да, спасибо, уважаемый дух… – сказал Патрик. – Но я всё же не понимаю, простите. Если он только называет и при этом является столь высокочтимой фигурой… То почему же вы хотите, чтобы мы с ним сражались?