Ночь, когда погасли звезды

Пока девушка разбиралась в своих мыслях, ее учителя терзали собственные. Несмотря на все попытки защитить себя от гнетущего давления, со временем оно все сильнее касалось его. Ощущение сродни знанию о преследующем хищнике, но то лишь пол беды. Опаснее всего то, что он остается неизвестным.

Тилозир задержал дыхание. Его глаза сверкнули ярким, как молодая молния, зеленым светом. Через несколько секунд послышался храп старика. Услышав его Тилозир усмехнулся. Для таких, как он, подобный недуг в любой момент мог окончится плачевно. Волшебник взглянул на Дотрана. В темноте спящий рыцарь был похож на безмятежно лежащий камень. А сон Наи, казалось, не потревожит даже конец времен.

В дорожной сумке старика, поразившего Тилозира своей несгибаемой волей, – даже потеряв сознание, он вцепился в меч не слабее, чем пес в приглянувшуюся кость – лежала шкатулка. Одного взгляда на нее хватило, чтобы распознать отголоски сильной магии, доступной поистине великим колдунам или богоизбранным, и понять, что она была источником той жуткой ауры.

«Кто запечатал ее? Кто смог открыть? Орден? Как? – один за другим пронеслись вопросы в его голове. – В ордене Заката, даже после Охоты немало хороших волшебников, но едва ли им по силам даже „поцарапать” такие чары».

Заглянув внутрь, Тилозир рефлекторно отпрянул и отшвырнул шкатулку в сторону. Из нее выпал небольшой нож с клинком в форме копья с изображением двух змеев, ползущих к острию. Их головы доставали до изящной металлической рукояти, разделенной на три части цилиндрической формы. Навершие же ее украшало изображение волка с устрашающей вытянутой мордой, перевязанной цепью из металла другого цвета.

В груди воцарилась звенящая тишина, лишь иногда прерываемая слабым толчком, как эхом из далекого прошлого. О былой тревоге осталось только мечтать. Небольшой островок света в темном лесу в одно мгновение превратился в едва ли не самое опасное место, которое он только мог себе представить. Отовсюду слышались шорохи и звуки, похожие на осторожные шаги. От ощущения застывшего на нем взгляда из темноты, кожа на спине покрылась мурашками, а каждый волосок встал дыбом, как если бы его раздели до костей. Руки начали дрожать, а в легкие словно насыпали песка, каждый вдох давался с трудом. Глаза волшебника засветились ярко, как звезды в кромешной тьме. Взглянув в них, можно было ослепнуть. Он стал осматриваться в поисках источников шума, но ничего не заметил.

Внезапный злорадствующий хохот, подобно стреле, пронзил разум Тилозира.

– Наконец-то! – завопил высокий голос. В нем слышался металл. – М-м-м, прохладный ветер, – голос стал глубже так же внезапно, как появился, но оставался напряженным и угрожающим. – Свежесть, как после дождя. Я снова… снова чувствую. Я так скучал по этому! – тон вновь поднялся.

Воздух стал комом в горле волшебника, и все посторонние звуки просто пропали. Остался лишь он и треск костра.

– Ты боишься… – с наслаждением продолжил он. – Спустя столько лет этот страх не угас. Я скучал по нему так сильно! А ты, ты скучал по нему?

Голос упивался каждым произнесенным словом. Он был самым близким, кого Тилозир знал, и звучал прямо внутри него. Волшебник быстро подошел к костру и сел рядом. Он пристально посмотрел на пламя, которое волновалось от дуновения ветра, и, быстро собравшись с мыслями, мысленно заговорил, наконец прервав непрекращающийся хохот:

«Только мертвецы не ведают страха».

В желудке появилось легкое жжение.

– Ты ведь помнишь, чем все кончилось в прошлый раз, верно? Ну конечно же помнишь, – голос был немного раздражен, но при этом говорил с необычайным надрывом.

Из-за исходящего от учителя напряжения проснулась Ная. Она чуть привстала и посмотрела на Тилозира, но тот даже не заметил ее, будто находился в совсем другом месте. Он упорно смотрел на огонь, не отрываясь ни на миг. Вид у него был серьезный и встревоженный, по лбу стекали капли пота, а руки цеплялись друг за друга так, будто одна из них должна сорваться в пропасть.

«Ты всегда был слеп, слеп и теперь, – мысленно ответил ему волшебник. – Прежде я думал, что запер тебя достаточно хорошо, но вижу, что стоит закинуть тебя еще дальше. Оттуда ты не сможешь выбраться».

– Успокаивай себя, как хочешь. Тебе это не поможет. Когда Голод явится за тобой – он явится за ней! – Тилозир бросил взгляд на дочь и тут же вернулся к огню. Девушка притворилась спящей и удивилась, что это сработало. – Да-а-а. За нее ты боишься даже больше, чем за остальных, – сказал он и рассмеялся. Волшебник, сдвинув брови, прикусил губу. – Скоро тебе придется дать мне свободу, – произнес постепенно затихающий голос. Его последние слова звучали почти шепотом.

Тилозира знобило от страха и гнева. Он резко взмахнул рукой в сторону, и где-то далеко послышался хруст деревьев, а вскоре и грохот, разбудивший рыцарей. Они рефлекторно схватились за мечи. Глаза волшебника вновь ярко сверкнули, и окружающие, почувствовав сильную слабость, заснули.

Волшебник посмотрел на нож, лежащий на земле, и достал из-под одежды амулет. Прошло всего несколько дней с начала их путешествия, а он уже начал жалеть, что взял Наю с собой: она сильно ограничивала его. Это было неприятное открытие, которое затмевает даже камень, притаившийся в сапоге, но в сто крат уступает внезапному пробуждению старого соперника.

«Вернуть ее назад еще не поздно, – размышлял Тилозир, глядя на девушку. – Вернуть и… снова оставить ее? Какими бы ни были объяснения – все равно не поймет, не теперь. Не простит ведь… Но даже если не простит, разве такой риск для ее жизни не хуже? – он перевел взгляд на пламя. – Сражаться или бежать с ней за спиной… едва ли выполнимо. Конечно, лучше всего покинуть новых знакомых как можно раньше, но и оставить его без присмотра мне нельзя», – волшебник метнул взгляд к ножу. За попыткой найти решение он не заметил, как из-за горизонта показалось солнце. Его время вышло.

«Сопроводить рыцарей до их твердыни – лучшее, что можно сделать, учитывая, что Азура вероятнее всего там же. Оставить Наю с ней, а самому заняться возникшими неприятностями. Плохо, что на дорогу уйдет не один месяц, а там… там остается лишь надеяться на то, что за это время ничего серьезного не случится. А если и случится, то решим по обстоятельствам. Не в первый раз. Да, пусть так и будет. Нельзя чтобы кинжала кто-то коснулся в дороге», – рассудил наконец Тилозир. Волшебник с помощью магии вернул шкатулку с ножом на место и медленным шагом вернулся к Аркану.

В отличие от рыцарей, Ная видела, как учитель повалил деревья. Она заметила злость на его лице, эмоцию, казалось, такую далекую от него. Она не знала, что и думать. «Если решения нет – значит его время не настало, – сказал ей как-то дедушка Амброзиус. – Наблюдай и жди», – учил он ее.

К полудню раненый рыцарь стал приходить в себя. Глаза с трудом открылись, ему не сразу удалось распознать знакомые лица.

– Арк, ты как, в порядке? – спросил его Дотран.

Различить звуки было тяжело, но великан раз за разом повторял свой вопрос, пока Аркан не собрал все имеющиеся силы и не произнес слабое:

– А?

– А? – удивился Дотран, тут же взглянув на старика. – Что значит «А?». Он стал еще дурнее и не может сказать «Да»?

Алген, очищая кусок хвоста мантикоры простым ножом с неказистой деревянной рукоятью, улыбался. Ная чуть слышно хихикнула.

– Заткнись, – выдавил из себя Аркан.

– Ха! – взголосил Дотран. – Он в порядке.

Аркан так и не расслышал его, просто сказал первое, что пришло в голову. Его тошнило, все тело ломило. Яркая вспышка света перед лицом заставила его зажмурится.

– Все хорошо? – прозвучал суровый голос старика. Он был довольно далеко.

– Сейчас пройдет, – спокойно сказал Тилозир.

– Зачем так орать? – заговорил Аркан, почувствовав давление в висках. Как только в глазах появилась ясность, он, глядя на Дотрана, продолжил. – Только не говори, что я жив…

– Еще как жив! – задорно заявил великан.

– Проклятье… думал, что, наконец, отдохну от тебя.

– Ну он точно в порядке, – фыркнул старик. – Ты встать можешь?

Аркан постарался подняться, но, лишь немного оторвавшись от земли, запыхался и лег обратно. Он помотал головой и глазами наткнулся на Наю, стоявшую рядом с Тилозиром. Его взгляд застыл на ней. Он был так напряжен, словно пытается что-то вспомнить.

До этого момента наблюдать за этой словесной перепалкой было забавно. Девушка спряталась за плечом Тилозира. Она коснулась шарфа и посмотрела на рыцаря украдкой.

– Арк, не пялься так, а то даже мне страшно от твоей рожи. А ведь она и без того кошмарная. – После того, как брат никак не отреагировал на его просьбу, Дотран сел прямо перед его глазами. – Опять оглох?

– Да уйди ты от меня!

Аркан попробовал оттолкнуть его, но сил на это не хватило. Великан рассмеялся и полез обнять его.

Увидев, что все впорядке, Тилозир решил не мешать воссоединению друзей. Ная поспешила за ним. Пристальный взгляд рыцаря до сих пор не давал покоя.

– Волшебник, постой, – быстрым шагом догнал их старик. – Когда он сможет встать?

Тилозир глядя через плечо ответил:

– Когда наберется сил. Не думаю, что это займет много времени, но… – он поднял глаза к небу, затягивающемуся тучами. – Надвигается буря. Надо уходить.

Алгена удивили его слова. Он тоже посмотрел наверх и удивился еще больше: еще пару минут назад на небе не было ни облачка.

– Мы движемся в Альшалон. Если вам по пути, может, окажете честь составить нам компанию? Аркан все еще не пришел в себя, да и мало ли что.

Тилозир был доволен тем, что его попросили об этом – не пришлось придумывать, как пойти с ними. Он немедленно согласился, добавив, что они тоже движутся туда, и цели их совпадают. Ная потянула его за рукав. У нее был очень недобрый взгляд.

– Никогда, слышишь, ни-ког-да не позволяй мантикоре ударить себя. Это ужасное чувство, – говорил Аркан брату, продолжая смотреть в сторону девушки.

Дотран копался в сумке в поиске фляги с водой.

– Да ты прям мечту мою разрушил.

Аркан усмехнулся и тут же схватился за ребра, чем только раззадорил брата. Он потянулся рукой к поясу и сдавленным тоном произнес:

– Где мой меч?

– Ну… эм… сломался в бою.

Аркан отвел взгляд в сторону и закрыл глаза.

– Туда ему и дорога, – тихо подытожил он.

Дотран заметил, как тот схватился второй рукой за предплечье так крепко, что она дрожала от напряжения.

– Раз уж на то пошло, то я уже почти придумал, как в красках описать вашу доблестную смерть графине Барбиль, светлейший, – саркастично говорил великан, едва сдерживая смех. – А ее мужу то, в каких непостижимых муках это происходило. Уверен, его сиятельство бы здорово заплатил за такие радостные новости.

– Сволочь… – сквозь зубы выдавил захохотавший Аркан.

– Ох, трагедия-то какая.

– Заткнись, наконец.

Вскоре Аркан смог подняться. С помощью Дотрана он тихо ковылял до повозки, которую старик с волшебником уже приготовили к дороге.

– Ты что-то знаешь о повадках мантикор? – спросил Алген поджегшего по его просьбе монстра Тилозира.

– Нет, – скупо ответил тот.

Старому рыцарю хотелось выяснить причины странного поведения чудища. Алген был раздосадован полученным ответом. В обычное время он мог бы годами оставаться в этих местах, исследуя это происшествие.

Аркан разлегся в повозке. Его клонило в сон. Почти сразу нехотя туда залезла Ная и села с другой стороны. Она постоянно смотрела на учителя со смесью злобы и обиды.

– Что? – не выдержав агрессивно спросила она рыцаря, который хмурясь смотрел на нее.

Тот, слегка привстав, нахмурился еще сильнее.

– Мне… знакомо твое лицо, – внезапно сказал он. – Где я мог тебя видеть?

– Нет… не думаю, – робко ответила она, отсев подальше.

– Я… – начал рыцарь.

– Тебе лучше? – подошел сзади Дотран.

– Да, – раздраженно ответил он другу.

– Тогда на!

Хлесткий звук удара по голове заставил старика оглянуться. Аркан скорчил такое лицо, что Ная была вынуждена закрыть лицо рукой, чтобы скрыть улыбку.

– Это тебе за то, что ты родственничка своего по крови копытной привязать, как нормальный человек, не можешь.

Дальнейшей перепалке никто не стал мешать. Один бросил в другого перчатку, заявив, что, если бы мог подняться, тот уже ел бы землю. Второй рассмеялся, продолжая дразнить друга его «немощностью».

Глядя на это усталым взглядом, Тилозир улыбнулся.

– Коня? – спросил его проходящий мимо с лошадью раненого старик.

Волшебник, увидев животное перед своим носом, сделал быстрый шаг назад.

– Нет, – невозмутимо ответил он. – Я предпочитаю передвигаться на своих ногах.

– Ты будешь отставать, – настоял Алген, протягивая ему поводья.

– Вовсе нет.

Старик пожал плечами и пошел дальше.

– Голод точно нагонит вас, – внезапно прошептал ночной голос, от которого Тилозир вздрогнул. – Ты теряешь конт…

На этот раз волшебник не дрожал от ужаса и сразу смог заглушить его.

«Не в этот раз», – словно хлопнув дверью за спиной неугомонного дебошира, мысленно ответил ему Тилозир.

Глава 8

На небольшом холмике за «Зеркалом дриады» Гослин тренировался в обращении с мечом. С него было хорошо видно редких путников, проходящих мимо, а одинокое раскидистое дерево укрывало от солнца.

– Восемь дней… – с угрюмым лицом проговаривал он себе под нос, вспоминая Алгена. – Сколько его знаю, не помню, чтобы он хоть раз опоздал.

Забыв о еде, рыцарь усердно тренировался весь день. Усталость постепенно стала одолевать его, но тот все продолжал и продолжал махать мечом. Повторяя это раз за разом, он перебирал сценарии, которые могли бы случиться со стариком. Худшие исходы считались им настолько маловероятными, что не стоили совершенно никакого внимания.

Совсем иначе дело обстояло с близнецами, которые, казалось, давно должны были вернутся. Он посмотрел на дорогу, по которой их увел плененный разбойник и, продолжая пыхтеть, как запряженный вол, сел под деревом. Убирая со лба мокрые волосы, он достал походный дневник и остановился на первых страницах.

* * *

Будущий рыцарь пришел в себя в каком-то каменном здании с высокими потолками. На стенах чередовались флаги орденов Заката и Рассвета. Через большие округлые окна помещение хорошо освещалось. В воздухе витал странный аромат: смесь лекарств, меда и целой сокровищницы неизвестных запахов. Все это казалось до тошноты непривычным.

Каждый вдох Гослина вызывал боль: то жгучую, то колющую. Вокруг царил страшный холод, но к нему удалось привыкнуть настолько быстро, насколько это возможно. Пошевелиться, даже повернуть голову удалось только превозмогая ощущение того, что голова вот-вот отделится от шеи. Он молча смотрел на ходящие по залу черные очертания, пока под тяжестью век не закрыл глаза.

Вдруг кто-то дотронулся до его щеки. От этого обжигающего касания он вздрогнул бы, если б мог, но даже замычать, чтобы излить боль, не вышло. Симпатичная женщина в белой рясе с убранными под капюшон волосами обошла и присела перед ним.

– Живой? Понятно, – с задумчивым тоном отметила она.

С трудом Гослин держал их открытыми, наблюдая за ее неспешными действиями, смысл которых был ему непонятен. Она несколько раз дотронулась до него и, ему казалось, выглядела очень довольной тем, что человек морщится от боли. Когда в женских руках появилось небольшое зеркальце, он увидел в нем свое отражение: обугленное лицо, в котором глаза напоминали две молочные лужицы. Поначалу ему показалось это странным наваждением, но, проморгавшись, Гослин понял, что оно действительно принадлежит ему.

Парень сразу перевел взгляд на нее. Заметив это, она широко улыбнулась и продолжила заниматься своим делом. Гослин не сводил глаз с ее губ. Он не понимал, что происходит, но почему-то улыбающееся лицо успокаивало само по себе. Так продолжалось до тех пор, пока она медленно не растворилась у него перед глазами.

В следующее пробуждение ему удалось охватить взглядом зал целиком. Оно было заставлено койками, в нем было не просто тепло, но душно. Боль при дыхании покинула его, словно никогда не заявляла о себе. От бесконечных стонов соседей вскоре заболела голова.

Среди бродивших от койки к койке людей он узнал женщину, посетившую его в прошлый раз. Она проводила почти все время за широким рабочим столом, который, для своих размеров, выглядел поразительно пустым. На нем находились лишь чернила, перья, пачки бумаги и толстая книга. Подперев голову рукой, женщина медленно вела записи, создавая впечатление, что вот-вот уснет. Она бы обязательно уснула, если бы не подходившие к ней люди.

К ней часто обращался высокий мужчина с длинными худыми пальцами, охватывающими медный посох, который на вид был слишком тяжелым для него. Он отражал солнечный свет и приковывал к себе внимание. Лицо мужчины скрывалось под маской и капюшоном. Левое плечо венчала эмблема ордена Заката. Красный символ сильно выделялся на черном фоне опаленного внизу плаща.

– Красивая, правда? – прозвучал рядом хриплый голос.

Увлекшись наблюдениями, Гослин не заметил, как к нему подошел низкорослый старик с небольшой книжечкой в руках. Смуглая кожа, седина, едва коснувшаяся висков, несколько глубоких морщин на лбу и ужасно усталый взгляд – бросались в глаза, добавляя ему полтора десятка лет. Черный плащ и такая же эмблема, как и у человека с посохом, отличались только едва заметными пятнами крови.

– Как ты себя чувствуешь? – продолжил он. – Говорить можешь?

Морщины поднялись, словно морские волны.

– Д…да, – почти беззвучно ответил Гослин.

Почувствовав резкую боль, он поспешил схватится за грудь.

Лицо старика вновь переменилось и морщины колыхнулись, как колосья пшеницы при смене ветра. Юношу позабавила такая перемена и от усмешки его удерживала только боль.

– Ну ничего, не утруждайся. Ты так обгорел, что это еще ерунда. Вот, выпей-ка, – старик протянул ему флакончик с темно-желтой жидкостью.

Ярко-красная кожа на руке Гослина напоминала свежую рану и немного пугала юношу. Стоило жидкости коснуться языка, как к горлу подступила рвота.

– Мда, – вздохнув сказал старик, глядя на парня. – Думал, что будет получше. Хорошо, что не ел. Раз ты не в состоянии задавать вопросы сам – слушай. Во-первых, меня зовут Алген, и это командорство ордена Заката в Эльдатте. Ты здесь три дня. Во-вторых, твой город обратился в пепел, и тебе повезло выжить даже обгорев до углей.

В голове юноши всплыли обрывки произошедшего, больше походившие на неприлично дурной сон. Дотронувшись до лба, он ощутил жгучую продолжительную боль как в ладони, так и лице.

Выждав немного, Алген продолжил:

– Но об этом позже. Ты пока отдыхай, поешь, если сможешь. Завтра попробуем поговорить еще разок.

Гослин ободряюще кивнул, и старик отправился дальше. Он подходил к другим, но не задерживался рядом с ними и минуты.

Весь день юноши прошел в головных болях и безуспешных попытках восстановить картину произошедшего. Поесть так и не удалось, а от повторяющихся обрывков огненного вихря он потерял сон. Стоило закрыть глаза, и перед глазами то и дело мелькали люди. бессильно бившиеся в панике, словно рыбы в сетях.

Утром вернулся Алген. Он пребывал в приподнятом настроении и что-то жевал. Гослин рассказал ему, что уже ночью у него получилось подняться и сесть на кровать.

– В остальном как себя чувствуешь?

Не дожидаясь ответа, он полез в поясную сумку, скрытую под плащом, и достал оттуда вещи, которые нужны ему для письма: небольшую книжку, с которой ходил вчера, гусиное перо и стеклянный цилиндрический стаканчик с верхней частью в форме опрокинутого конуса, наполненный чернилами.

– Что с моими родителями?

Считая себя обреченным на ответ, Гослин смотрел в ноги. Это настроение передалось рыцарю, который с хлопком закрыл книжку.

– Я не знаю, – прохрипел он так, будто говорил это каждый час. – Пострадавших распределили в ближайшие обители. Здесь те, кому досталось более всего, обреченные. Я видел, как ты обгорел. Если они были рядом, я бы на многое не надеялся, но если хочешь – можем поискать, мало ли.

Этих слов хватило, чтобы Гослин подорвался с места. Для него они прозвучали как надежда на удачный исход. Но старик положил руку на плечо и помешал подняться. Несмотря на возраст, в его руке было достаточно сил, чтобы удержать пятнадцатилетнего юношу, с детства не покидающего поля.

– Сначала вопросы, мальчик, а потом все остальное, – твердо сказал старик.

– Задавайте, – быстро ответил он.

Рыцарь снова открыл книжку.

– Как твое имя?

– Гослин Брерр из Ватте.

– Что последнее ты помнишь?

Гослин долго и эмоционально описывал обрывки памяти, но с каждым словом он все больше думал, что старика это не сильно волнует.

– Ну хорошо, Гослин Брерр из Ватте, а после этого ты что-то помнишь?

– Я проснулся тут и…

– Понятно, – прервал его Алген.

– Я что-то должен был помнить? – возмутился юноша.

– Ты не спрашивал себя, почему тут все лежат, а ты уже готов бежать, хотя всего пару дней назад был не более, чем ноющим угольком с глазами.

Гослин смутился. Дыхание перехватило, а взгляд застыл на собеседнике. Он ведь действительно не задумывался об этом, просто принял свое выздоровление как должное. Теперь это казалось очень странным. Парень медленно помотал головой.

– А вот стоило бы, юноша. У нас таких, как ты, называют «хоргас» – потомок нашего бога-защитника Бормиша. Считается, что они не могут умереть, пока не выполнят цель, данную им от рождения. Их не берут ни раны, ни болезни.

– Я-я-я… Это всего лишь сказки, – вырвались слова из уст потерянного мальчика. Сам он в них не верил. Причин не доверять рыцарю не было, а чудесное выздоровление делало все именно таким, каким он описал. – Я помню, как болел.

Алген потер лоб.

– Ничего удивительного, чтобы сила Бормиша пробудилась, – надо быть при смерти. Так было у меня и у всех остальных, кто стал хоргасом. Так что… будь это просто детской сказкой, ни ты, ни я не дожили бы до этого часа.

Выражение лица парня переменилось.

– И что я должен был увидеть?

Старик пожал плечами и, немного помявшись, ответил:

– Каждый что-то свое видит. Я бы рассказал, да уж лучше пусть меня Нессшар пережует и выплюнет.

– Нессшар?

– Проматерь половины всякой погани, но ты пока не думай об этом, еще успеешь. Не помнишь, и ладно, возможно, ты стал хоргасом немного раньше. Пойдем попробуем найти твоих родителей, мало ли, – старик хлопнул юношу по плечу, и тот поморщился. – Заодно расскажешь, как давно болел, когда последний раз поранился.

* * *

Здание оказалось гораздо больше, чем он думал. Несколько просторных залов было заполнено чуть живыми вечно стонущими людьми. Рыцари и прочие служители ордена постоянно оглядывались на Гослина. Кто-то улыбался, а кто-то обременено вздыхал.

От Алгена он узнал, что люди в белых одеждах принадлежат к ордену Рассвета, а в черном – к ордену Заката. Первые занимались в основном борьбой с нежитью, зверолюдьми и прочими видами нечисти, чья плоть закипает от прикосновения серебра. Вторые же уделяли все свое внимание исследованиям, созданию эликсиров и зачарованию снаряжения. Старик объяснил, что все эти различия довольно условны.

Оба ордена помогают людям и другими средствами: от раздачи еды до медицинской помощи, много внимания уделяют искусству. Нередко строят дома и школы для бедняков и беспризорников, где учат грамоте и счету, а те потом находят себе место в их рядах. Это вызывает большое недовольство знати, но правящая династия благоволит орденам и не препятствует этим инициативам.

– Правда, – не забыл добавить Алген, – братья Рассвета получают гораздо больше внимания империи, и численность их выше. От человека на троне много зависит.

Позже многие учившиеся юноши сами становились братьями-рыцарями, а девушки – сестрами, помогающими в хозяйстве и врачевании. Численность рыцарей и сочувствующих росла год от года.

Разыскать родителей так и не удалось. На обратном пути Гослин внезапно спросил идущего впереди старика:

– Дожить с вашей жизнью до таких лет, наверное, непросто. В таком возрасте хочется умереть в постели.

Алген рассмеялся так сильно, что закашлялся. При взгляде на юношу его глаза улыбались.

– Разорви меня Нирена! Мальчик, мне всего-то сорок три. Но если тебя это успокоит, – старшему из наших братьев более двухсот лет, а его руки, как прежде, полны сил. Досточтимый лорд Сагатон наверняка был бы рад умереть во сне, но, к сожалению, нам это просто не суждено. Наш удел – погибнуть в бою… И твой… в том числе, – эти слова прозвучали пугающе. – Не стоит отчаиваться, Гослин Брерр из Ватте. Наши имена сияют на мече защитника человечества. Этот путь ему указал светоносный Прародитель, и он поделился с нами своим величайшим даром – готовностью отдать жизнь ради других, – с благоговением твердил рыцарь. – Я предлагаю тебе присоединится к нам и прожить положенную тебе жизнь с пользой.