Каталина

– Заберите его, – прохрипел он, – сейчас он не в состоянии нормально мыслить.

Но едва мэра повели к двери, тот выгнулся, как сломанная марионетка, и завопил так, что дрогнула лампа, проводка задымилось:

– ВСЁ ПАДЁТ! ВСЁ СГНИЁТ! ИЗ-ЗА НЕЁ! КРОВАВАЯ ЛУНА – ВАШЕ СПАСЕНИЕ! ОТДАЙТЕ ЕЁ ИМ!

Он метался, руки судорожно размахивали, глаза закатывались к потолку, губы бледные тянулись в немой крик. Словно разум полностью оставил тело, а на его месте осталась лишь истерика и предчувствие гибели.

Его утащили силой. Тишина вернулась – вязкая, гулкая, мёртвая.

Толпа шумела. Сцена уже была готова, дети в костюмах репетировали какую-то танцевальную постановку. Джон стоял в тени и курил. Сигарета давно прогорела. Он не замечал. Он наблюдал за Каталиной из тени, глаза не отрывались. Она говорила со священником. Рядом с ними стоял высокий молодой человек – аккуратный, с открытым, слишком ясным лицом. В нём было что-то раздражающее – не злость, скорее явное противоречие, тихая, горькая ревность, смысл которой Джон не мог уловить. Этот парень словно излучал свет, который лишь сильнее обострял тьму, окутывающую Каталину.

«Почему она такая? Только холод и тайны? Почему я не могу быть тем, с кем она открыта?» – сдавленно подумал Джон, сжимая сигарету в пальцах. Внутри разлилась горечь: он снова потерпел поражение, не сумел найти настоящего виновного, не смог разгадать тайну, которая тянула его за собой, не дал ответов ни себе, ни ей.

Разочарование опустилось на него тяжелым сигаретным дымом. Он чувствовал себя бессильным, словно закованным в собственную неспособность действовать. Снова – вопросы, но ни одного ответа. Снова – одиночество среди людей, шумящих и живущих своей обычной жизнью, тогда как его собственная оставалась запутанной, чуждой и лишённой радости.

***

Каталина едва слушала отца Уильяма и Эдварда. Толпа волновалась, смещалась, как море. И вдруг – в этой серой материи людей – она увидела Габриэля.

Он стоял у фонтана, чуть в стороне. Всё тот же изгиб губ, тот же огонёк в глазах – взгляд, в котором не было злобы, только… ирония. Слишком личная. Так смотрят во сне – когда понимаешь, что человек перед тобой уже давно мёртв, но всё равно выглядит настоящим.

– Простите, – выдохнула она, делая шаг назад.

– Каталина? – отец Уильям нахмурился. – Куда ты?..

– Мне нужно идти.

Не дожидаясь ответа, она пошла за ускользающим юношей. Толпа сомкнулась и проглотила её.

Каталина шла быстро, потом першла на бег. Габриэль двигался сквозь людей плавно, почти нереально, будто воздух сам расступался перед ним. Он всегда оставался чуть впереди – на расстоянии вытянутой руки, которую она так и не решилась протянуть.

– Габриэль! – крикнула она, но голос растворился в шуме.

Он свернул за угол. Её шаги стали неровными, почти судорожными. Толпа редела. Улицы пустели. Камни мостовой сменились влажной травой, потом землёй, потом – лесом. Ветки цеплялись за платье, рвали ткань, оставляли белые царапины на коже. Воздух стал влажным, тяжёлым. Сзади шевелились ветви. Шорохи становились похожи на слова.

И вдруг – словно из старого сна – вернулся голос матери. Тихий, будто прошептанный прямо в ухо:

«Каталина… не верь людям с мёртвыми глазами. Беги…»

Она остановилась. Дыхание вырывалось рывками. Глаза искали силуэт Габриэля – но его не было. Под ногой хрустнула ветка. Каталина опустила взгляд – на земле лежала роза. Точно такая же, какую Габриэль подарил ей при первой встрече. Она подняла её, продолжая искать его глазами. Только лес. Деревья стояли плотно, будто наблюдали.

Каталина медленно повернула голову – и застыла. Среди стволов стоял человек в капюшоне. Лицо скрывала тень, но она чувствовала взгляд. Настоящий, тяжёлый. Мгновение. Другое. Фигура дёрнулась – и исчезла между деревьев.

Каталина бросилась следом. Лес ожил: ветви били по рукам, воздух шипел, как змея. Она бежала, пока лёгкие не начали резать изнутри. Выбежала к озеру – и вдруг всё стихло. Перед ней – вода. Неподвижная, как стекло. Ни следа. Каталина стояла у самой кромки, чувствуя, как собственное дыхание звучит чужим.

– Каталина!

Она обернулась. Из-за деревьев выбежал Джон – запыхавшийся, растерянный. Лицо бледное. Она повернулась к нему. Не сказала ни слова. Только посмотрела через плечо – туда, где ещё дрожал воздух.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Джон, приближаясь. Голос хриплый от долгого бега.

Туман расползался по поверхности. Она не хотела говорить про Габриэля.

– Я… – она обернулась. – Я пошла за человеком. В капюшоне. Он стоял там, на площади, смотрел прямо на меня. Потом побежал – и я за ним.

Джон нахмурился, осматривая её с головы до ног. Его взгляд остановился на цветке в её руке.

– Где ты взяла это? – спросил он глухо.

Каталина опустила глаза. Красные лепестки уже начинали темнеть от влаги. На пальцах осталась тонкая, почти кровавая влага.

– Не знаю. Она лежала здесь, на земле. Джон медленно протянул руку, будто хотел взять цветок, но передумал.

– Роза… – пробормотал он. – В таком месте?

Он чуть отстранился, вглядываясь в неё, словно пытаясь понять, зачем она вообще подняла её.

– Странно, – наконец сказал он. – Я тоже бежал за ним.

Она молча ждала, приводя дыхание в норму. Джон продолжил, голос стал ниже:

– После задержания мэра я вышел на улицу. Видел, как ты с кем-то разговариваешь. Потом ты вдруг ушла, стала протискиваться сквозь толпу, и я пошёл следом. А потом – увидел его. Человека в капюшоне.

– Ты видел его лицо? – тихо спросила она.

– Нет, – ответил он. – Только силуэт. Но, Каталина… – он замолчал, подбирая слова. – Я подумал, это был Лиам.

Воздух между ними стал вязким.

– Лиам? – повторила она. – Ты уверен?

– Не знаю, – признался Джон. – Только походка, движения. Всё – как он. Я побежал за ним, но он исчез.

Они стояли друг напротив друга, и на мгновение обоим стало ясно: с ними играют. Тщательно, хладнокровно. Как кошка с двумя мышами.

Джон заговорил снова, голос низкий, чуть с хрипотцой:

– Мэр… он бредил. Говорил странные вещи.

Каталина молчала, глаза прилипли к темной воде, отражавшей искажённые тени деревьев.

– Про какие-то ритуалы, – добавил он, почти шепотом.

Долгая пауза. Вода у берега колыхнулась, будто кто-то невидимый скользнул над поверхностью.

– Значит, у нас есть шанс… – сказала Каталина, голос срывался. – Остановить ритуал.

Джон отвернулся, сжал кулаки. Его глаза блестели в сумраке: вина, страх, решимость.

– Да… – наконец сказал он. – Но ты останешься с Аникой. А я пойду туда. Закончу всё это… чтобы никто больше не пострадал. И вытащу Лиама.

– Почему я не могу пойти? – тихо спросила она.

Он встретил её взгляд, и в его глазах мелькнула буря эмоций.

– Потому что… они охотятся за тобой. Ты есть в списке. Рисковать нельзя… – он замолчал, тяжело выдыхая. – Просто, ты не должна быть там…

Каталина молчала. Внутри всё кипело от недосказанности.

Ветер донёс с озера запах сырости, холодный и удушливый, будто сама земля готовилась к чему-то страшному. Вдалеке, за лесом, вспыхнула молния – яркая, предупреждающая.

Она подняла взгляд на Джона.

– Нужно покончить с этим.

Он кивнул. Но в этом молчании не было доверия – лишь горькая ложь, которой они прикрывались, пытаясь спасти друг друга, не понимая, что именно она ведёт их к гибели.

Глава 11

Каталина стояла у воды, неподвижная, как часть берега. Озеро застыло мёртвым зеркалом – тихое, безжизненное, будто затаило дыхание в ожидании, когда кто-то снова потревожит его покой.

Она смотрела на ледяную гладь – ту самую, под которой когда-то чуть не осталась навсегда. Отражение дрожало в глубине, как живое, будто другая она – всё ещё там, на дне, где время остановилось.

– Я думала… – её голос был тихим, – что ты хотел избавиться от меня, шесть лет назад. Когда ты сбросил меня в эту воду. Я не понимала – почему? Что я сделала не так? Почему ты меня ненавидел?

Джон стоял неподвижно, будто сама земля держала его за лодыжки. Только дыхание выдавалo напряжение – неровное, сдержанное, как у человека, который слишком долго носил в себе правду и теперь боялся выговорить её вслух.

– Я никогда тебя не ненавидел, – наконец произнёс он. Голос звучал медленно, почти спокойно. Так говорят те, кто держится из последних сил. – Я… знал, что за тобой кто-то следит. Несколько недель. Один и тот же мужчина. Я видел его у школы. У твоего дома. Он просто стоял, смотрел.

Каталина не шевелилась. Лицо оставалось неподвижным, но в глазах промелькнула усталость – не от него, а от воспоминаний, возвращая её обратно.

– В тот день я увидел, как ты шла к пирсу, – продолжил Джон. Его голос стал глуше, будто слова вытекали через боль. – А он – за тобой. В руке у него был нож. Я побежал. Хотел защитить, но не успел. Толкнул тебя, чтобы он не достал… и ты упала. Потом всё произошло быстро. Он бросился на меня, я успел лишь отбить удар. Всё – одно движение, один вдох. Его голова с глухим звуком ударилась о край пирса, и он обмяк. Без крика, без звука – просто повалился, как мешок, и скользнул в воду. Всплеск и тишина.

Он провёл рукой по лицу – будто хотел стереть с себя тот день.

– Помню запах воды, – тихо добавил он. – И кровь. Она текла по доскам, смешивалась с ледяным дождем. Я стоял, не двигаясь, смотрел, как тело тонет, а потом понял – ты не всплываешь. И тогда… я прыгнул за тобой.

Каталина смотрела в воду. Волны были едва заметны, но ей чудилось – где-то под ними всё ещё светится тот миг. Она помнила: всплеск, холод, такой острый, что резал кожу. Воздух вырвался из лёгких, а тело пошло ко дну. Мир стянулся до одной точки – боли в груди и темноты. И в этой темноте – голос. Нечеловеческий, глубокий, словно из самой глубины души:

"Ты не умрёшь.

Ты нужна мне.

Не сдавайся, Каталина.

Не сейчас."

Этот голос был не снаружи – он говорил в ней. Прошёл сквозь, как ток, как ожог, вырывая из объятий смерти. И с того дня она знала: что-то вошло в её жизнь навсегда.

Она моргнула, отгоняя наваждение, и вновь увидела Джона. Он стоял ближе, чем прежде. Его плечи дрожали – от холода или воспоминаний, она не знала.

– Я вытащил тебя, – сказал он. – Отвёз в больницу. Ждал, пока очнёшься. Но ты долго не приходила в себя. Потом… я ушёл. Не смог остаться.

Он сжал кулаки, словно пытался удержать невидимое.

– Я думал, если уйду – тебе будет лучше. Что забудешь. Что не вспомнишь, что случилось. – Он усмехнулся, коротко, безрадостно. – Но, кажется, я просто испугался. Боялся увидеть в твоих глазах то, что видел в тот день.

Ветер шевельнул её волосы. Каталина молчала, и в этой тишине чувствовалось всё – понимание, боль, странная благодарность.

– Я пытался узнать, кто тот человек, – продолжил Джон. – Ни тела, ни следа. Как будто его и не было вовсе. А когда ты очнулась… – он поднял взгляд на неё, и глаза его потемнели, – ты уже была другой.

Он не сказал какой. Но в этом молчании слышалось всё: чужой взгляд, в котором пульсировала тьма; холод, что появился в её голосе; и что-то в ней, от чего у него – у живого, сильного мужчины – сводило сердце страхом. Каталина отвела взгляд.

– Почему не рассказал мне правду? И позволил ненавидеть тебя все эти годы?

– Думал, тогда – это единственный выход. Исчезнуть, – ответил он тихо, почти без интонации.

– И всё?

Джон усмехнулся, коротко.

– Не совсем, – сказал он, делая шаг ближе. – Ты хочешь знать, почему я тогда был таким ублюдком? Почему следил за тобой, задевал, провоцировал?

– Хочу.

Он выдохнул. Воздух вышел из груди, как признание, которому слишком долго не давали волю.

– Потому что не знал, как ещё быть рядом, – сказал он наконец. Голос дрогнул, но не от слабости – от усталости, от боли, застрявшей где-то глубоко, под кожей. – Потому что ты была другой. Странной. Отчуждённой. Мне хотелось, чтобы ты злилась, чтобы кричала. Хотел чувствовать, что ты есть.

Он на мгновение опустил взгляд, будто не смел смотреть на неё, и продолжил уже тише:

– Я любил тебя, Кэти. Всегда. Но по-своему. Темно. Больно. Без надежды. Я ненавидел себя за это, но ты была… как бездна. И чем дольше смотришь – тем сильнее тянет прыгнуть.

Каталина стояла неподвижно. В глазах – не слёзы, а отблеск чего-то далёкого, умирающего света.

Он сделал шаг ближе. Сердце билось тяжело, будто каждое слово рвалось наружу сквозь страх.

– Мне говорили, что я нужен, – прошептал он, голос дрожал от сдерживаемой боли, – что кто-то любит меня. Но я ничего не чувствовал. Только когда ты была рядом… – он провёл рукой по своим волосам, медленно, – только тогда мир оживал. Всё остальное… всё без тебя… было пустым. Пустым и холодным, как вечная тьма.

Каталина отвела взгляд. Тень от ресниц легла на щёку.

– Я и есть пустая и холодная, Джон, – сказала она тихо. – Та самая тьма, в которую ты смотришь.

Голос был ровный, усталый, как будто она повторяла уже прожитое.

– Я не умею любить. Ни тогда, ни сейчас. Всё, чего касаюсь, превращается в пепел.

Он подошёл ближе. Пальцы дрогнули, когда коснулись её плеча – осторожно, будто боялся, что она растворится. Кожа была холодной, как лёд, но под ней что-то всё же жило – слабый, неуверенный пульс.

– Тогда позволь мне сгореть первым, – прошептал он.

Она не ответила. Только закрыла глаза – и на мгновение показалось, будто ветер, повеявший с озера, прошёл прямо сквозь неё. Она подняла глаза. В её взгляде промелькнуло что-то – отторжение, словно он приблизился к грани, за которой начинается то, что нельзя трогать.

– Не говори так, Джон, – прошептала она. – Ты не знаешь, что просишь.

– Знаю, – ответил он. – Но всё равно прошу.

Ветер прошёлся по воде, сорвав зеркальную гладь. И в этот миг, в шорохе листвы, что-то словно шепнуло из глубины:

"Он не спас тебя. Я – спас."

Голос был мягок, почти нежный, как дыхание возле виска.

"Я держал тебя, когда холод рвал лёгкие. Когда мир умирал вокруг. Ты дышала только потому, что я не позволил тебе уйти."

Каталина не пошевелилась. А Джон смотрел на неё, не подозревая, что в темноте, за его спиной, чьи-то глаза уже смотрят на него – с древней холодной ревностью.

***

Каталина молчала. Воздух замер, но в этой тишине чувствовалось – что кто-то слушает. Джон говорил будто издалека: его голос тёк поверх пространства – мягкий, усталый, человечный.

– Я верю, мы найдём их, – пытался ободрить он.

Её плечи под его ладонями были холодными и неподвижными. Он хотел согреть, а она – не позволить этому случиться.

Она слышала, как под его словами колышится вера. И знала: вера – это лишь форма самообмана. Как и любое обещание – оно исчезает, стоит лишь проверить его.

Но он не знал. Не знал, что её отец – святой, запятнанный ложью. Что письма с предупреждениями приходят от рук мертвеца. Что за каждым углом ждёт древний культ, где каждый шаг может стать последним. И ещё – Он. Тот, кого она впустила и от кого уже не могла избавиться – Демон. “Я рядом”, – отзовётся он, стоит лишь подумать о нём. А за всем этим – тьма, порок и жажда, смысл которой неведом даже Богу.

Джон замолчал. Просто прижал её крепче. Она позволила.

– Спасибо, – произнес он едва слышно, не уточняя, за что именно.

В тени, за его спиной, шевельнулось тьма. Каталина знала – Демон здесь. Его взгляд был обращён только к ней. Сумерки густели, лес медленно тонул во мраке. Джон не отпускал, но она чувствовала: это объятие не может длиться дольше. И в эту зыбкую, почти нежную паузу вплёлся голос – тихий, холодный:

– Тебя так легко растрогать? – произнёс он, не повышая голоса. – Стоит мужчине сказать «мы найдём» – и ты уже веришь в общее «мы». Какая прелесть.

Каталина сжала пальцами ткань его рубашки и всматривалась в клубящуюся темноту.

– Замолчи. – прошептала она, сквозь зубы.

– Ты же не хочешь, чтобы я замолчал, – мягко ответил он. — Ты хочешь, чтобы я был рядом, когда все остальные уйдут. И я буду. Потому что он держит тебя руками…, а я – изнутри.

Его смех был лёгким. Каталина не шелохнулась. Только дыхание стало глубже. Джон почувствовал перемену и заглянул ей в лицо.

– Всё хорошо?

Она кивнула. Улыбка – мягкая, но ледяная пустая.

– Ты не понимаешь, – шептал демон, почти вполголоса. — Он боится того, что увидит, если заглянет тебе в глаза. – Он замолчал на мгновение. — Он обещает тебе свет… но нужен ли он тебе? Свет – это ведь лишь тьма, научившаяся исповедываться.

Она не ответила. Лишь чуть выпрямилась, когда он произнёс слово "свет". Тогда он заговорил иначе – без усмешки, почти по-человечески:

– Когда станет слишком темно, он не услышит твоего крика. А я – услышу.

Он вошёл в её голову, как дым – сквозь трещины, через дыхание.

– Признай, ты боишься не тьмы, Каталина! Ты боишься себя – того, что однажды выберешь меня по собственной воле.

Сердце ударило.

– Ложь!, – повторяла она про себя, словно набат. — Ложь! Ложь! Всё ложь!

Он умолк, будто пробуя вкус её слов. Это было признание, замаскированное под угрозу. Каталина отстранилась от Джона и шагнула вперёд – туда, где сквозь деревья мелькали огни площади.

– Что теперь с Миллером? – спросила она, быстрее обрывая внутренний разговор.

– Психотерапевты, – голос Джона стал глуше. – После допроса у него что-то… сорвалось.

– Может, есть что-то ещё, что ты знаешь, Джон? – её взгляд стал острее.

Он лишь покачал головой и ускорил шаг. – Давай вернёмся на праздник.

Выходя на площадь, их поглотили музыка и смех – всё будто нарочно пыталось стереть недавнее напряжение. Каталина шагнула в сторону, отстраняясь. Джон что-то сказал, но она уже не слушала. Всё казалось фальшивым: сладкий запах выпечки, яркие огни – декорации к фильму, где все давно мертвы.

Он скрывает от тебя правду, – прошептал демон. – Хочешь, я узнаю?

– Узнай.

– Как пожелаешь. Но помни, – голос стал мягким, почти ласковым, — то, что я увижу, пройдёт через меня. И ты почувствуешь это тоже.

Она не отвела взгляда от спины Джона.

– Я готова.

Вдох – как мгновение перед болью. Потом холод. В голове взрыв его воспоминаний: ссора с братом – крик, удар, лица искажены злостью; ночные кошмары, где Каталина тонет в ледяной воде, а он не может её спасти; люди, которых он когда-то избивал, лежащие на полу под ярким светом лампы; сырой подвал, где капает вода, и в воздухе запах крови и страха; крики, обрывающиеся на полуслове, эхом отскакивающие от стен.

– Он идёт туда. Через два дня, в Кровавую Луну. Старое кладбище, склеп Брерли, – голос демона стал низким, почти довольным. — Он думает, что сможет тебя спасти. Какая наивная глупость.

Каталина приподняла подбородок, глубоко вдохнув после видений.

– Значит, я должна быть там.

– Разумеется, – ответил он. – Мы будем там вместе.

Тьма будто дрогнула, приблизилась.

– Знаешь, что странно? – продолжил демон, почти задумчиво. — Я начинаю понимать людей. Через тебя. Через то, что они… называют привязанностью.

– Это не делает тебя человеком.

– Нет. Но делает меня ближе к тебе.

Каталина чуть улыбнулась.

– Ты путаешь власть с чувствами.

– Рядом с тобой я путаю всё, – тихо сказал он. — Потому что, когда смотрю на тебя, Каталина… впервые не знаю, кто из нас – искушающий.

***

Она скользила взглядом по лицам, ища того, кто мог бы дать ответы. "Габриэль…"

Демон оживился мгновенно, почти с усмешкой: — Ты думаешь, он ответит честнее меня?

Она не дала ему удовольствия услышать ответ. На другой стороне площади мелькнула Аника – смеялась над чем-то, что говорил ей Марк. Легко, слишком беззаботно. Марк заметил взгляд Каталины и на миг замер. Он хотел было подойти, но она уже поспешила в другую сторону. Сейчас меньше всего ей хотелось его компании – она искала Габриэля. Через несколько секунд он потерял её из виду и, нахмурившись, вернулся к Анике, но всё ещё искал её взглядом сквозь толпу. Джон что-то говорил о планах, но её внимание было в другом месте. Шаг за шагом Каталина всё дальше уходила от него, растворяясь среди людей. Между рядами торговцев, за шумом оркестра, она уловила знакомую, спокойную манеру движения – как тень, скользящая между людьми. Габриэль обернулся ровно в тот момент, когда их взгляды встретились. Лёгкая улыбка, он знал, что она ищет его.

– Не доверяй ему, – голос демона стал резче.

Каталина чуть заметно усмехнулась:

– Тогда скажешь, когда он начнёт врать. – И пошла вперёд.

Габриэль возник из тени.

– Габриэль, – бросила она.

– И тебе здравствуй, – ответил он игриво, почти весело. – Как тебе мой подарок? Уже выбросила?

– Я пришла за ответами, – сказала она, не давая ему возможности улыбнуться или отвести взгляд.

Он приподнял бровь, уголки губ дрогнули.

– Предлагаю игру, – произнёс он негромко, но в его голосе сквозила опасная насмешка.

Каталина насторожилась. – Какую?

– Равноценный обмен, – ответил Габриэль, шагнув ближе. – Мы задаём вопросы по очереди. Один – ты, один – я. Всего по три. И ни слова лжи.

Каталина прищурилась.

– Согласна.

– Будь осторожна, Ланкастер. Правда не мёд, – сказал он с лёгкой усмешкой, но в его взгляде мелькнуло предупреждение.

Толпа осталась позади – гул голосов постепенно растворился. Они свернули в сторону, по узким улочкам, где дома стояли близко друг к другу. Камни мостовой были влажные, тусклый свет фонарей мерцал в лужах.

Габриэль шёл немного впереди, движения – почти беззвучные. Каталина ощущала, как в голове нарастает лёгкое давление – демон насторожился, но молчал. Они остановились у старого склона, где улица сходила вниз к кладбищу. Вокруг стояла тишина.

– Теперь можешь задать свой первый вопрос, – начал Габриэль.

– Где пропавшие люди? – спокойно спросила Каталина.

Он ответил без колебаний:

– У культа. Ты должна найти их в ночь Кровавой луны. Всё связано с тобой, Каталина. От этого не уйти. Твоё присутствие там откроет то, что долго было сокрыто.

Он улыбнулся мягко, почти игриво:

– Мой ход. – взгляд его ненадолго потускнел, – Почему ты так хочешь найти убийцу родителей? Ведь твой отец – не родной тебе.

– Мне всё равно. Он был моей семьёй, – холодно сказала Каталина. – Я должна знать, кто это сделал.

Он смотрел на неё долго, взглядом человека, который слишком многое пережил. И в этом взгляде было не осуждение, а понимание.

– Ты знаешь, кто убийца? – спросила она тихо.

Габриэль задержал дыхание.

– Догадываюсь… – пауза тянулась. – Это человек из культа. Влиятельный. Тот, кто всегда наблюдает за тобой.

В голове Каталины вспыхнули образы – лица, сцены, отрывки. Мэр – его вежливые улыбки, участие в каждом городском собрании, слова о “вере и сплочённости”. Но чем дольше она думала, тем яснее понимала – слишком очевидно. Миллер всегда был на виду, но не он дергал за нити. Мысль обожгла. Если культ прячется за верой, то смотреть нужно не на прихожан – а на тех, кто стоит у алтаря. На тех, кто читает молитвы, а сам обращается ко тьме. Каталина почувствовала, как внутри всё сжалось. Слова Габриэля складывались в пазл, который она не хотела видеть.

Он будто прочитал её мысли и негромко добавил, с лёгкой горечью в голосе:

– Не всё золото блестит… и не в каждой церкви – Бог.

После этих слов воздух будто стал плотнее. Где-то в глубине сознания шевельнулся демон – тихо, настороженно, – но промолчал, не перебивая.

Тишина потянулась между ними.

– Что сделаешь, когда найдёшь убийцу? – спросил он.

Каталина подняла взгляд.

– То же, что он сделал с ними.

Габриэль улыбнулся снова, но теперь усмешка была другой – с оттенком уважения и горечи одновременно.

– Какое жестокое сердце, – сказал он, словно взвешивая каждое слово. – Но, признаюсь, я бы поступил точно так же.

Они шли молча, пока мрак не расступился, открывая старое кладбище. Воздух здесь был неподвижен, как будто сама земля затаила дыхание.

Каталина остановилась у ряда могил. На одной из них тускло поблёскивали вырезанные в камне буквы: Габриэль Рован.

Она подозрительно повернула голову к нему.

– Кто ты, Габриэль? Человек ли?

Ветер перебирал сухую траву у подножия старой могилы.

– Там должен лежать я, – произнёс он после короткой паузы, словно не услышав её вопрос. – Но она пуста.

Он стоял чуть в стороне, словно боялся нарушить покой семьи.