Что ты считаешь правильным

– Да ладно тебе, посмотрит и отдаст, чего ты завелась-то? – Лилит вздрогнула, опасливо смотря на фурию напротив. – Он же начальник!

– И мочалок командир! – хлопнула по столу от злости Анна, отчего рядом стоящий столик удивлённо обернулся.

– Извините, у моей подруги аллергия на властных мужчин! – усмехнулась брюнетка соседнему столику.

– Лили! – девушка покраснела до корней волос под смех главного редактора.

– Шучу! – Вставая из-за столика, прошептала Лилит. – Пойдём, надо успеть показать обложку, чтобы отправить в типографию.

Вставая из-за стола, Анна поплелась за уверенной походкой брюнетки. Накинув пальто, она выскочила на улицу, вдыхая полной грудью прохладный воздух. Осень уже потихоньку вступила в свои права, и она бы хотела посидеть за чашечкой горячего чая с лимоном, наблюдая за каплями на окне, но никак не идти в логово огнедышащего дракона.

Прошло ровно пять с половиной лет с того момента, как она оставила его. Последний раз она его видела на берегу реки, подставляющего умиротворённое лицо навстречу ярким лучам солнца. Она хотела запомнить его именно таким. Запечатать в своём сердце то единственное, сокровенное для неё. Фотографии могут найти, подарки затеряться в куче хлама на антресоли, а вот воспоминания всегда будут ласкать душу. Ей казалось, что она поступает верно, надевая кольцо на палец новоиспечённого мужа. В один день она раз и навсегда решила перечеркнуть то, что навязчивой мухой жужжало у неё в голове.

«Ошибка, ошибка, ошибка».

Это убивало. Ненависть к себе прорастала незаметно, но было разрушительно в первую очередь для её мужа. Медовый месяц прошёл из рук вон плохо, она срывалась то на гнев, то на слёзы. Андрей был рядом. Собирал её по кусочкам, и она была каждый день ему благодарна. Она злилась на него, а он гладил её по голове и говорил, что это гормоны. Она просила прощения, а он не понимал – за что. Она плакала по ночам, а он обнимал её сзади и не лез с расспросами. И Анна потихоньку смирилась жить с вечным ощущением потери, которая была не последней в её жизни. Даже сейчас, стоя в лифте, она нервно почесала шею.

– Не драматизируй! – воскликнула Лилит, выходя из лифта и кивая Олесе в ответ.

– Я не драматизирую! – Анна зашла за ней в её кабинет. – Просто не понимаю, зачем ему это?

Кабинет главного редактора отличался от кабинета иллюстратора. И дело было даже не в обстановке. Дело было в маленьких деталях. Кружке в виде мухомора, упаковках начатых шоколадок, спрятанных в ящике стола, и множестве мелких побрекушек, украшающих рабочую поверхность. Кабинет главного редактора был больше похож на сувенирный магазин, нежели на рабочее место. Анна этого не понимала. Все эти антистрессы, слоники и арома-палочки только отвлекали от рабочего процесса. Поэтому каждая вещь, принесённая в кабинет её дрожащей подругой и коллегой, имела определённое место в кабинете Анны. Нижний ящик стола, например. Правда, он уже был забит под завязку.

– Он начальник. Имеет полное право совать нос в «рабочую машину», – Лилит достала папку из нижней стопки. – Вот, держи и не хандри. В конце концов, он тебя не съест, – девушка взяла папку, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

– Ладно, спасибо, – Анна закрыла за собою дверь, мысленно представляя очередную пытку. Отличительная черта всех тревожников – представлять конец света, которого ещё не наступило. Изощрённая самопытка для психики.

«Новый начальник» облюбовал кабинет заместителя главного редактора, который был на больничном. Анна шла медленно, с высоко поднятой головой, словно Анна Болейн перед казнью. И в этот момент у неё не было страха. Очередной самообман мозга. Её переполняло извращённое чувство облегчения. Может, оно и к лучшему. Она причинила столько боли, что желала лишь одного – искупления. Если ему хочется отомстить, пожурить её, так тому и быть. Она не будет жалеть себя. Единственное, что скребло её душу, – это чувство, что он зайдёт в своей мести слишком далеко. Делать больно своему супругу она не хотела.

Дверь быстро приближалась, а решимость Анны ускользала. Сжав папку, как спасательный круг, она постучала. Тихо, почти извиняясь. Приглушённый голос за дверью разрешил войти. Открыв дверь, девушка зашла в кабинет, попутно закрывая её за собой. Кабинет был погружён в полумрак из-за наглухо опущенных жалюзи. Слышен был лишь монотонный стук дождя по окну, пахло кофе вперемешку с вишнёвыми сигаретами.

«Он никогда не курил».

Прошлый – да, не курил. Настоящий он, сейчас сидел перед ней, расслабленно откинувшись в кресле, и с интересом разглядывал её. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Стол был абсолютно пуст, за исключением мятой пачки сигарет и серого ноутбука, который он отодвинул, как только она вошла. Молчание затянулось, и Анна прошла вглубь кабинета, почти бросая папку на стол, прямо перед его носом. Сложив руки на груди, она просто стояла и молча смотрела на то, как он медленно открывает папку и рассматривает страницы. Настолько медленно, что нога начала предательски дёргаться, отбивая ритм об дорогой паркет.

– В вашей обложке не хватает души, – захлопывая папку, сказал он.

Стук прекратился, она удивлённо уставилась на него.

– Чего не хватает? – Ей казалось, он просто смеётся над ней.

– Души. Знаете, у меня была знакомая, которая очень красиво рисовала. Все её персонажи были живые. Она вкладывала в них душу, любовь. Ваши – плоские и бесчувственные. Больше похоже на рекламные баннеры, если честно.

– Возможно, вам стоит найти ту самую знакомую, – холодно парировала Анна, чувствуя, как сжимается сердце. – Если, конечно, она всё ещё согласна с вами работать после такого тона. – А мои «бездушные» работы, между прочим, последние три года приносят издательству награды.

Он улыбнулся, откинувшись на кресле, и с вызовом смотря на неё:

– Тогда я думаю, вы можете это исправить до вечера, чтобы не задерживать тираж. Вы же «лучшая» в этой компании.

– Вы только что усомнились в моей профессиональности, перечеркнули мою месячную работу и всё ещё называете меня лучшей в этой компании? – её голос дрогнул от ярости. – Или это новый метод мотивации? Унизить, чтобы добиться лучшего результата?

Она желала затянуть потуже галстук на его жилистой шее, наблюдая, как синеет его нахальное лицо. Девушка кипела от злости, он ею упивался. Тихо хмыкнув, он встал из кресла, ближе подходя к ней.

– Вас это возмутило? Обидело? – Его спокойный тон только больше подливал масла в разгорающийся огонь её души. – Я не хотел вас обидеть, я всего лишь указал на недочёты вашей работы.

– Там нет недочётов! – голос сорвался. Она была похожа на львицу перед прыжком, Марка это лишь забавляло. Огонь в её глазах разгорался, впиваясь в его физиономию. Анна не любила беспочвенную критику. Это было больше похоже на искусное манипулирование. Игру кукловода со своей марионеткой.

– Ты всегда так реагируешь, когда тебя прижимают к стенке? – Он сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию до опасной. – Превращаешь профессиональную критику в личное оскорбление? Или тебе просто нечего ответить по существу, кроме женских истерик?

Его слова висели в воздухе, отравленные ядом. Анна застыла, чувствуя, как горит лицо. Она так и не научилась противостоять этому – когда он переходил на личности, прикрываясь «объективностью».

– Я… – голос дрогнул.

– Что случилось, Анна? Испугалась, что кто-то посмел усомниться в твоём гении? – Он приблизился так близко, что она почувствовала запах его парфюма. – Или просто боишься признать, что за эти годы растеряла всё, что делало твои работы живыми?

Он наклонился чуть ближе, его голос прозвучал почти как шёпот:

– Сбежишь, как тогда? Предпочтёшь удобную ложь неудобной правде?

В его словах было столько подтекста, столько осуждения, что она готова была провалиться под землю. Речь уже шла далеко не об обложке и не о её работе в целом. Речь шла о том, что произошло между ними и оставило одну лишь ниточку, связывающую их друг с другом. Недосказанность.

– Хорошо, – она выдохнула, разрывая с ним зрительный контакт и делая шаг назад. Смотреть на то, что она увидела в его глазах, было почти больно. Почти преступно. К обсуждению прошлых «правильных» решений сейчас она была не готова. Молча взяв папку со стола, она выбежала из кабинета.

Какая ирония: он тыкал её, будто котёнка, в её же трусость, и в итоге она позорно сбежала из его кабинета, прячась в своём.

– Не хватает души, значит! – зло проговорила про себя Анна, сжимая мышку компьютера. – Ваши персонажи плоские и бесчувственные! Ха!

Её причитания больше были похожи на помешательство. Она мечтала утереть ему нос. С первого раза этого не случилось. Просидев два часа, она снова вернулась в свой кабинет, впору готовая разрыдаться.

– Слишком тусклые цвета, не находишь? Исправь это! – Повелительный тон выбивал устойчивый пол из-под ног.

– Я жду новую через час, – уже на выходе из кабинета сказал он. – Не разочаровывай меня.

Последняя фраза влетела ей в спину, раскрошив её и без того болезненный позвоночник. Прямо в цель, Орлов. Только он так умел искусно хлестать фразами оппонентов. Она это знала, и её привлекало это преимущество. Теперь же оно было направлено против неё.

Устало потерев глаза, наплевав на косметику, она вытянула ноги и бездумно смотрела в монитор. Время поджимало, а у неё не осталось никаких сил. Она даже не заметила посетителя в своём кабинете, пока рука на плече не заставила её вздрогнуть.

– Тебе помочь? – Лилит сочувственно посмотрела на подругу.

– Нет, я уже заканчиваю, – Анна устало улыбнулась Лилит.

– Что ему не нравится? Ты летаешь по издательству, как почтовый голубь! – Лилит зло всплеснула руками. – Это больше похоже на издевательство, а не профессиональный взгляд!

Анна лишь хмыкнула в ответ, исправляя свою работу.

– Ты сама сказала, что он начальник. Начальник требует – мы исполняем, – Анна с горькой иронией в голосе провела рукой по исправленным эскизам. – Просто этот решил, что в его должностные обязанности входит ещё и лично проверять мою профпригодность.

– Ну, я же не думала, что он такая задница! – воскликнула брюнетка, отходя от стола. – Пойду сделаю тебе фруктовый чай, пока ты совсем не иссохла здесь.

– Спасибо, Лили.

Лилит лишь махнула ей рукой, выходя из кабинета.

Нужно срочно закончить обложку. Она бы давно была отправлена в печать, если бы не вечные поправки, которые, как казалось Анне, были сделаны специально, не подкреплённые нормальными аргументами.

Марк выбрал её как куклу для битья из многочисленных работников в издательстве. Было ли это сделано из мести за прошлое? Или сделано из-за того, что основатель в ней души не чаял? Анна была уверена в одном: он решил подорвать её репутацию, опустить в глазах основателя и других коллег. Но она так же была уверена в том, что ни черта у него не выйдет. Она скорее в лепёшку расшибётся, чем допустит хоть тень на её профессионализме. Телефон, лежащий рядом, завибрировал, высвечивая иконку входящего звонка.

– Алло? – Она прижала телефон плечом к уху, одновременно внося правки в обложку.

– Дорогая, я выехал к тебе, буду через час. Ты заканчиваешь? – голос мужа на удивление был бодрым. Анна посмотрела на часы. Осталось полтора часа до окончания рабочего дня, а она так и не сдвинулась с места.

– Не знаю, – не устало, скорее раздражённо, пробурчала в трубку девушка. – Я доделываю обложку, боюсь, придётся задержаться.

– Ты же её сделала! – в трубке был слышен шум колёс. – Или вы решили выпустить ещё одно произведение?

– Нет, скорее новый начальник хочет, чтобы я вскрыла себе вены!

– Ладно, я понял, – чувствуя злость жены, волнами исходившую даже сквозь мобильный, проговорил Андрей. – Буду ждать тебя на парковке.

Он сбросил звонок, а девушка продолжала слушать гудки. В такие моменты, как этот, она любила своего мужа. Он чувствовал её смену настроения даже на расстоянии и знал, что в моменты, когда она уже почти дошла до ручки, пичкать её нравоучениями не стоит. Лили была права, её супруг в какой-то степени был терпим к ней. Она же таким качеством не обладала.

Кружка ароматного чая была почти выпита, а работа закончена, и всё благодаря щебечущему ангелу напротив. Злость как рукой сняло, на место ей пришло спокойствие и даже радость. Стук в дверь отвлёк её внимание, и она осипшим голосом разрешила войти незваному гостю в свой кабинет. Лучше бы не разрешала.

Марк широким шагом зашёл в её кабинет, абсолютно не обращая внимания на затихшую Лилит, и подошёл вплотную к рабочему месту.

– Как успехи?

– Я закончила и уже хотела идти к вам, – Анна пододвинула к нему свежераспечатанные листы.

– Если гора не идёт к Магомету… – усмехнулся Орлов, беря в руки бумагу.

Лилит цокнула, а Анна сложила руки на груди, разворачиваясь корпусом к мужчине.

– Отлично, намного лучше, чем было! – Усмешка исказила его лицо. – Лилия, вы успели ознакомиться?

– Меня зовут Лилит! – отчеканила девушка, буравя его взглядом. – Да, я видела, но и старый образец был не хуже!

– Разумеется! – он положил бумаги обратно на стол. – Анна Алексеевна, можете отправлять в типографию и будем расходиться по домам. Всего доброго!

Он развернулся на каблуках и исчез за дверью, провожаемый раздражёнными взглядами девушек.

– Доброго он явно не принёс! – вставая с кресла, прошипела Лилит. Анна встала следом и взяла бумаги со стола.

– Ты же хотела за ним приударить? – рассмеялась шатенка, беря вещи и выходя из кабинета.

– А вдруг он и в обычной жизни такой же дотошный? – Лилит накинула чёрное пальто, которое принесла с собой. – Моя тонкая, любящая, как ты говоришь, «хлам» душа просто не выдержит!

Они направились к лифту, громко смеясь и наконец расслабляясь. Рабочий день наконец закончился.

-–

Они спустились в самое сердце издательства. Типографию. Здесь пахло свежей полиграфической краской, бумажной пылью. Воздух был густым и сладковатым, с примесью озона от работающего оборудования. Огромные рулоны бумаги, похожие на спящих исполинов, стояли в тени, готовые в любой момент ожить и закрутиться в бешеном танце печатных валов.

Машины, даже молчавшие, дышали мощью и холодом металла. Их стальные бока отсвечивали тусклым светом редких ламп, а лабиринты рычагов и шестерёнок казались застывшими нервными узлами. Но одна из машин – офсетная печатная гильотина – была жива. Она ритмично вздыхала и выдыхала, с шипящим звуком нанося удар за ударом. С каждым её движением рождался новый лист, испещрённый чёткими строчками, и воздух наполнялся терпким ароматом свежей типографской краски.

Это был запах творения, запах только что рождённых миров, заключённых в стопки аккуратной бумаги. И в этом сердце, где мысли обретали плоть, было странно тихо, будто сама мощь этого места не нуждалась в громких звуках.

В самом центре стоял стол, заваленный различными бумагами, за которым на высоком стуле сидела женщина. Татьяна была далеко не молодой. Её лицо, испещрённое сетью морщин, казалось картой прожитых лет и прочитанных книг. Седые волосы, убранные в строгий пучок, поблёскивали в свете лампы под абажуром, отбрасывавшим тёплый круг света на её рабочий островок.

Она не подняла головы при их появлении, продолжая водить длинной указкой с набалдашником по развёрнутому на столе макету. Её движения были точными и выверенными, несмотря на лёгкую дрожь в тонких пальцах. Казалось, она была не просто сотрудником, а самой душой этого места – хранительницей, которая помнит каждый шрифт, каждый кегль и каждую вышедшую из-под пресса книгу.

Воздух вокруг неё пах не только краской, но и старым переплётом, сухими чернилами и временем.

– Татьяна Михайловна, мы принесли обложку! – опираясь на стол, улыбнулась Лилит. Аня молча положила бумаги на кучу.

Татьяна Михайловна медленно подняла глаза. Взгляд её, затуманенный близорукостью и сосредоточенностью, постепенно прояснился, остановившись на девушках. Уголки её губ дрогнули в подобии улыбки.

– Ну, наконец-то! – её голос был хриплым, как перетираемая бумага, но в нём слышалась твёрдость. – Я уж думала печатать без обложки.

Она отложила указку и протянула руку, пальцы которой были испачканы чёрной краской до самых суставов. Татьяна Михайловна надела на нос очки и склонилась над работой. Дыхание её стало ровным и замерло. Казалось, она изучала не просто изображение, а вглядывалась в его душу, оценивая каждую линию, каждый оттенок.

– Новый начальник зверствует, – тихо проговорила Анна.

Татьяна Михайловна подняла выразительные серые глаза на девушку:

– И до тебя добрался. Тоже заходил тут ко мне. Всю документацию и лицензии оборудования проверил! – она обвела рукой заваленный стол. – А мне убирай! – фыркнула Татьяна Михайловна, снимая очки.

Она снова наклонилась над обложкой, но теперь её взгляд был рассеянным.

– А знаешь, что он спросил? – голос её стал тише, почти конспиративным. – «А где у вас бизнес-план на ближайший квартал?» Я ему: «План, милок, у меня в голове. А вон тот станок с шестидесятого года печатает так, что никакому твоему плану не снилось».

Лилит сдержанно хихикнула, а Аня лишь грустно улыбнулась, глядя на заляпанные краской пальцы старушки. В её словах была не просто злость, а горькая обида – будто кто-то чужой вломился в её дом и начал устанавливать свои правила, не понимая, что он здесь всего лишь гость.

– Давай мы тебе поможем? – Анна начала разбирать стопки, но была прервана твёрдой рукой старушки.

– Идите-ка домой, дорогуши, – твёрдо проговорила она. – Нечего молодым особам дышать вековой пылью. Я сама разберусь, ступайте.

Она проводила их до выхода, стоя прямой и негнущейся, как старый, но ещё крепкий дуб. Когда дверь за девушками закрылась, её плечи чуть ссутулились. Она медленно обернулась, окидывая взглядом своё царство – застывшие машины, рулоны бумаги, горы неразобранных папок. Тишина снова сгустилась, нарушаемая лишь ровным гулом спящих агрегатов.

Спустившись на погрузочном лифте, Лилит и Анна вышли на подземную парковку.

– Хочешь, я попрошу Андрея тебя подвезти, а потом мы поедем к его родителям? – спросила Анна, проходя мимо многочисленных машин.

– Нет, ты что, с ума сошла! Заставишь свекровушку ждать? – Лилит игриво подмигнула подруге, когда фары внезапно ослепили их. Рёв двигателя нарушил гулкую тишину парковки.

Сзади послышались шаги. Анна не шелохнулась. Она узнала эти шаги – чёткие, отмеряющие ритм по бетонному полу. Она медленно обернулась.

Марк шёл к сверкающему седану, его тёмное пальто развевалось за ним, как мантия. В одной руке – дипломат, в другой – ключи.

– Дамы, вас подвезти?

– Нет, спасибо, меня ждёт муж, – Анна отошла в сторону, смотря на носки лакированных туфель.

Марк лишь слегка приподнял бровь, его губы тронула едва заметная усмешка.

– Как пожелаете, – его голос был ровным и безразличным, будто он просто выполнял формальность.

– Я бы не отказалась! – подала голос Лилит, подходя ближе к начальнику.

Марк замер с открытой дверью, его взгляд медленно переполз с Анны на Лилит. В его глазах что-то мелькнуло – не удивление, скорее холодный интерес, как у шахматиста, заметившего неожиданный, но потенциально выгодный ход.

– В таком случае, – он откинул дверь чуть шире, – прошу.

Его голос оставался ровным, но в нём появилась лёгкая, почти неуловимая нотка – намёк на то, что сценарий внезапно стал интереснее.

Анна инстинктивно шагнула вперёд, словно желая остановить подругу, но Лилит уже уверенно шла к пассажирской двери, бросая Анне через плечо ободряющий взгляд: «Не волнуйся!». Кинув дипломат на заднее сиденье, он посадил Лилит в машину.

Дверь закрылась с тихим щелчком. Он обогнул машину, не удостоив Анну взглядом, холодное лицо отражалось в стёклах машины. Но в самый последний момент, уже садясь за руль, он на мгновение задержал взгляд на Анне. Взгляд был быстрым, оценивающим, и в нём не было ни капли тепла. Анна осталась стоять одна в гулком полумраке парковки, глядя, как тёмное стекло скрывает улыбающееся лицо Лилит и бесстрастный профиль Марка. В воздухе повисло тяжёлое предчувствие, такое же густое и маслянистое, как запах бензина.

Он плавно тронулся с места, и тёмный седан бесшумно растворился в полумраке подземки, оставив после себя лишь лёгкий запах дорогого парфюма и бензина.

Анна сжала ремешок своей сумки. В горле встал ком, а ладони стали липкими. Почему-то эта формальная забота задела её за живое. Словно это она должна была сидеть там, в уехавшей только что машине. Это была не ревность. Это было что-то другое, более острое и обидное. Чувство, будто её место – то, которое по праву должно было быть её, даже если она сама от него отказалась, – занял кто-то другой.

Словно в отъехавшей машине осталось не сиденье, а часть её самой – та версия Анны, которая могла бы принять его вызов, сесть рядом и вести холодную, полную скрытых смыслов беседу. Версия, которой она не позволила себе стать. А теперь, глядя на тающие в темноте огни, она с горечью понимала, что та, другая Анна, возможно, была бы сильнее. И от этой мысли на душе скребли кошки.

– Анна!

Застигнутая врасплох девушка испуганно обернулась. Из-за бетонной колонны, запыхавшийся, с лицом, расплывшимся в улыбке облегчения, бежал Андрей.

– Анна! Наконец-то! Я тебя по всей парковке обыскал! – Он подбежал к ней, его дыхание сбилось, от него пахло осенним воздухом и корицей. Тёплые руки схватили её за плечи. – Машину у входа оставил, думал, ты уже вышла. Испугался, что с тобой что-то…

Его слова оборвались, когда он увидел её лицо. Улыбка с его лица сползла, сменившись тревогой.

– Ты как будто привидение увидела. Что случилось?

Анна молчала, всё ещё чувствуя на своей коже призрачный холод от взгляда Марка и запах его парфюма. А перед ней стояло настоящее – живое, тёплое, дышащее беспокойством о ней. Но щемящее чувство упущенной возможности, как заноза, сидело глубоко внутри.

– Нет, я… – она устало потерла лоб. – Я просто устала, – голос прозвучал глухо, будто из пустоты. Она сама услышала эту фальшь в своих словах и поспешно поправилась: – И замёрзла. Здесь, внизу, сыро.

Андрей не сводил с неё встревоженного взгляда. Он видел, как её пальцы бессознательно сжимают ремешок сумки, как взгляд упорно избегает его глаз, предпочитая рассматривать трещинки в бетонном полу.

– Хорошо, – мягко сказал он, не споря. Его рука легла ей на спину, и это привычное, тёплое прикосновение заставило её вздрогнуть. – Поехали. Мама испекла тот яблочный пирог, который ты любишь.

Он повёл её к выходу, к своей чистой белой машине, что стояла у входа, и Анна покорно шла рядом, чувствуя, как каменеет внутри. Этот пирог, эта забота, это надёжное плечо – всё, о чём она, казалось бы, мечтала, сейчас ощущалось как ловушка. Ловушка, в которую она добровольно загнала себя, отказавшись от тёмного седана и холодных глаз, что уносились в ночь. И эта мысль была горче самой едкой ревности.

-–

Семейство Разумовских жило за городом. Как они любили выражаться – подальше от городской суеты. Их небольшой дом, усыпанный листвой и старой черепицей, стоял в самом конце квартала. Выйдя из машины, Анна прошла по извилистой щебёнке под руку с Андреем, рассматривая светящиеся окна, в которых мелькали силуэты домочадцев.

Их встретила младшая сестра и по совместительству школьная подруга Анны – Кира.

Кира выскочила на крыльцо, озарённая светом из приоткрытой двери. В её руках болтался плед, наброшенный на плечи, а с ног свисали огромные, явно отцовские, шерстяные носки.

– Наконец-то! – крикнула она, подпрыгивая на месте от холода. – Я уже думала, вы заплутали в трёх соснах! А мама начала нервничать, что пирог остынет.

Её взгляд, весёлый и чуть озорной, скользнул по лицу Анны, и на мгновение в глазах мелькнула тень беспокойства. Но Кира тут же улыбнулась ещё шире, словно пытаясь рассеять напряжённость, витавшую вокруг Анны почти осязаемой дымкой.

– Иди греться, а то вся продрогла, – она взяла подругу под руку и потащила в дом: – Мама, они приехали!

И вот Анну втянуло в водоворот домашнего тепла, запаха корицы и яблок, громких голосов и смеха. Но даже здесь, среди этого уюта, она чувствовала себя сторонней наблюдательницей, будто тонкое стекло отделяло её от всего этого счастья.