Империя добра

– Милость? Это вечеринка студентов, насколько я понимаю, всякий студент имеет право прийти. А вам, я повторюсь, великодушия и выдержки не хватает меня принять.

Регина страстно желала оказать повыше, не быть маленькой безродной девчонкой. Она мечтала о том, чтобы ее спасли.

– К тому же, если я и должна кого-нибудь благодарить, то, видимо, хозяина дома, – Региша обвела взглядом собравшихся, только теперь поняв, что не знает, к кому именно пришла в гости.

– Да, – внезапно заговорила Марианна, – мне впредь стоит быть осмотрительнее приглашая гостей. Вам, Регина, здесь больше не рады.

Регина была готова поклясться, что сейчас рухнет в обморок, что совершенно не понимает, что именно происходит вокруг. Она работала словно на генераторе, ведь основной заряд ее бодрости и смелости уже давно иссяк.

– Благодарю за теплый прием, Марианна, на этом откланяюсь, – с благородной гордостью заявила Регина и поспешила уйти.

Благовещенский, все это время сидевший на диване в стороне и лишь слушавший разговор, наконец встал, приобнял Марианну за талию и достаточно холодно, как мог говорить лишь старший брат, продолжил:

– Откуда в вас, дети, столько глупости и спеси.

– Дима, ты был здесь? – словно скукожилась Марианна.

– Обожаю студенческие вечеринки, – неоднозначно отозвался он. – Хотя… Ладно Даниил, он у нас богат и прекрасен, к чему такому как он расположение единственной, кажется мне, подруги наследника, да и самого наследника. Но вы… – Дмитрий пристально посмотрел на растерянную девушку, – простите, позабыл, как вас?

– Дина Гирс… – промямлила Дина.

– Разумеется, – губы расплылись в надменной улыбке, – не знал вашего имени, потому что у вас, какая досада, влияния куда меньше, чем у вашей подруги, которая, невероятно, известна нынче каждому в столице.

Дмитрий похлопал сестру по плечу, посмотрел на экран телефона, усмехнулся, словно сделал какой-то вывод:

– Что ж, дети, не буду вам мешать и дальше.

Вальяжно Дмитрий взял бокал с подноса лакея и удалился в свои комнаты.

***

Поджав губы, Регина плелась в сторону Невского. После вчерашнего разговора с отцом, ей казалось, что все может наладиться. Возвращение Дины тоже виделось ей подарком свыше, а что по итогу? Маленькая и одинокая Региша бредет одна с мероприятия, которое подтвердило все ее опасения: она никогда не станет частью этого мира. Неужели мама права?

Опустив голову, она хотела спуститься к воде, стащить туфли и посидеть с видом человека, желающего утопиться. Но тут раздалось громкое ржание, а затем рядом с ней резко остановился мустанг. Девушка подняла глаза, полные слез, на коне был Алек:

– Что, тусовки без меня совсем тухлые? – он сидел подбоченившись, как сидели гусары. Алек был явно доволен собой.

– Как ты узнал? – Региша быстро размазала по щекам слезы.

– Я будущий император, мне положено знать о тяготах подданных, – он подмигнул, а затем протянул ей руку.

Регине не нужны все остальные. У нее уже есть ее принц, который спасет ее ото всех бед. Она ухватилась за его руку и уселась на коня. Регина этого еще не осознала, но Алек нуждался в ней также, как и она в нем.

13

Слишком яркий свет перед глазами. Регине показалось, что она умерла и теперь видит последний свет. Она приподняла брови, словно пыталась вслед за ними поднять веки. Подумалось про Гоголя. Машинально и слишком резко девушка коснулась лба. Что-то не похожее на кожу.

– Рина! – Алек заслонил яркий свет, отчего показалось, будто у него нимб.

– Ты ангел? – спросила Регина словно чужим голосом.

– С ней точно все хорошо? Может в больницу? – Алек отвернулся от Региши, свет вновь больно ударил в глаза.

Она зажмурилась. Голова в районе лба раскалывалась. Да нет, голова в районе лба и в самом деле раскололась. Кто бы мог подумать, что такая славная неделя закончится столь скверно?

***

В понедельник с льняной котомочкой на плече Регина вернулась в общежитие Академии. Первый, кого она встретила – Матвей Шипов. По первым встречным в понедельники можно вполне гадать. Вот встретила бы она Алека – неделя бы точно задалась, Благовещенского… ну, положим к типичной для Петербурга погоде, а вот Шипов… Да, лишь завидев Матвея, ей стоило махнуть рукой на весь учебный процесс и вернуться домой.

Короткий парнишка в неприятного вида очках, смерил Регишу взглядом и с видом эксперта поделился:

– Ну и мешок у тебя, Котова! С таким только на покос!

– Не знаю, Шипов, тебе, очевидно лучше знакомы покосные тренды, – она лучезарно улыбнулась.

Регина уже смекнула, что здесь к чему, и старалась смириться с тем, что еще не скоро ее примут за свою. И все же, Региша была бы не собой, если бы не верила, что в конечном счете она и здесь приживется. Они правы, Регина – не культурное растение, она – сорняк. А с сорняками так просто не справиться.

– Неприятная ты дамочка, – как будто бы обиделся Матвей и шумно закрыл дверь спальни.

Регина покосилась на родную котомочку: сумка как сумка, в Зимнем дворце бывала, зарекомендовала себя практичной. Да и вообще, ее подарила маманя, а это вам не шутки. Региша пожала плечами и вошла в свою каморку.

Приятная особенность местного общежития – отдельная комната каждому курсанту. Все первогодки занимали третий этаж, а вот редкие старшекурсники, задержавшиеся на казарменном положении, спускались на второй и первые этажи. При этом первый этаж считался самым фартовым – близость к земле позволяла бегать по ночам из общаги.

Из сумки Регина достала стопку фотокарточек, собираясь вечером их развесить над небольшим письменным столиком. Дальше из недр котомочки появилось маленькое зеркальце, две книжки про неугомонную девчонку из Канада. Маманя читала эту историю Регише в детстве. Регина никогда не любила художественную литературу, но вот эти книги зачитывала до дыр. Казалось сейчас самое время почитать что-то душевное.

Регина огляделась. В целом, скромность помещения была для нее понятной, привычной. У нее и дома комната пустая. В конце концов, ее семья входила в категорию купцов новой формации, а они намеренно отказывались от излишеств в быту.

Регина присела на край кровати, покосилась на единственную яркую деталь убранства – парадный мундир.

Сложно представить, но вот уже третья неделя ее обучения в Академии стартовала. Вот только чувство страшного одиночества. Непривычного одиночества. Алек, несомненно, ей помогал, но в ноябре они все должны были принять участие в групповой проектной работе. А сложно принять какое-то участие в групповой работе, когда группа тебя не принимает.

Она вздохнула, стянула с руки резинку, заплела косу. В любом случае эта прическа веселее, чем те благородные изыски, которые их заставляли вертеть в гимназии. Вероятнее всего из-за отсутствия надобности в дополнительном прописывание укладок для женщин, которые и вовсе перестали зачисляться в Академию после той славной дипломатической миссии князя Ададурова на Востоке, когда не пойми зачем стали отправлять курсантов сражаться за интересы отчизны. История мутная, закончившаяся невероятным количеством смертей, в том числе и наследников славных фамилий.

Регина откинулась на кровать. У нее еще два часа до лекции. Как глупо при таком раскладе сидеть в Академии с восьми утра. С Аликом у них время первой пары совпадало, но он и без того страдал от ранних подъемов, а потому не спешил ворваться в стены альма матер. Нужно идти в библиотеку, иначе того и глядишь – уснешь по новой.

Девушка встала, накинула мундир, поправила волосы и закинув планшет в котомочку, о которой так нелестно отозвался Матвей Шипов, отправилась доделывать доклад по истории военного дела. Ох, как же скучно все это было! Хоть какой-то интерес у нее вызывала разве что физкультура. К тому же, там она и в самом деле блистала. Ловкая и быстрая, она обгоняла парней в коротких дистанциях, а некоторых опережала и в подтягиваниях. Хотя, едва ли это добавляло ей хоть каких-то бонусов в глазах уязвленных графьев и князьев.

Задержавшись возле доски объявлений, она чуть ли не столкнулась нос к носу с младшим Благовещенским и каким-то неизвестным ей студентом, очевидно из другой группы, а может со старшего курса. Артем выругался, сказал что-то не особо остроумное и продолжил невероятно захватывающее обсуждение того, что в Большом Университете с этого года нельзя получить больше трех незачетов – вылетишь. Регина лишь покачала головой: нашли проблему, чтобы обсуждать ее которую неделю!

Не желая казаться напуганной, она еще какое-то время постояла у доски, гипнотизируя объявление о том, что и пара в десять двадцать у нее отменяется. Регина вновь вздохнула и поплелась в библиотеку. Теперь у нее лишь одно занятие, которое начнется только после обеда.

В библиотеке оказалось ожидаемо пусто. Размышляя о том, что невероятно глупо с таким расписанием торчать на казарменном положении, девушка постукивала ноготочками о библиотекарский стол. Библиотекарь словно потерялся в недрах фонда. Все этим утром у нее не складывалось.

– Странная у вас сумка, Регина.

Региша вздрогнула. Она не заметила, как в «очередь» встал Дмитрий.

– И вам доброго утра, Дмитрий Александрович, – она кивнула при этом даже не пытаясь отыграть дружелюбность.

– А вы я погляжу не в духе? – у Благовещенского настроение было явно лучше, чем у всех остальных.

– Простите мою грубость… – она немного потупилась, хотя это было совершенно не обязательно: у них с Дмитрием разница в росте была даже значительнее чем с Алеком, поэтом, чтобы не смотреть Благовещенскому в глаза, девушке было достаточно смотреть перед собой.

– Я уже говорил, вы слишком прямолинейны для нашего общества.

Регина была готова поклясться, что Дмитрий ей улыбнулся. Котова, не привыкшая грубить и грустить, прищурилась:

– Дмитрий Александрович, в конце года готова сдать вам экзамен на усвоение всех уроков по пониманию механизмов высшего света!

Благовещенский хотел сказать что-то еще, возможно даже рассмеяться, но тут из недр хранилища со скоростью шустрой столетней черепахи вылез старенький библиотекарь, уже прихватив книги для Дмитрия. Регина подумала, что Благовещенский та еще зубрила и, быть может, поэтому такой же аутсайдер, как она сама.

Девушка уже приготовилась отдать свой список литературы, но тут ее китаец звякнул. Старик библиотекарь недовольно нахмурил лоб. Решгиша извинилась и полезла отключать звук. Писал Алек. Он приехал в Академию пораньше и, захватив для Рины кофе, теперь ждал ее в столовой.

Она внимательно ознакомилась с посланием, еще раз извинилась перед библиотекарем и поспешила в обеденный зал. Благовещенский проводил ее взглядом. Он привык к тому, что до пар он один сидит в библиотеке. Это всегда устраивало. Отчего-то сейчас, вновь оставшись без компании, он почувствовал неприятное одиночество. Уткнувшись в пособие, он постарался забыться в пучине дат и фактов, которым еще только предстояло стать частью его дипломной работы. Вышло скверно.

***

Глупо было бы отрицать, что Региша постоянно совершала какие-то опрометчивые, даже нелепые поступки. Но видит Бог, в этот раз она была не виновата. Почти не виновата.

Алек сидел в столовой вместе с Дмитрием. В этом году они не сговариваясь заняли одну парту на первой паре профессора Вяземского, что автоматически сделало их напарниками на целый ряд проектов. Алек не возражал: все знали, что никто не пишет научных работ лучше Благовещенского. Да и Благовещенский, которому еще карьеру строить, не отказался бы, например, от статуса пажа наследника. Чистая формальность, но отличная прибавка к жалованию и прямая дорога к высокому чину на государственной службе.

Алек и Дмитрий общались и прежде, но как-то не близко. С Алеком все дружили поверхностно, на всякий случай. И все же, не без удовольствия, Благовещенский отметил, что с цесаревичем общаться приятно. Наследник отличался природной беззлобностью.

Итак, немного припозднившаяся, Региша вошла в столовую, когда Алек и Благовещенский уже расположились за столом возле окна. Регина почувствовала какое-то непонятное смятение, наверное, подобное чувство было у Алека, когда тот узнал, что и у Регины есть друзья. Они одинаково сильно не хотели делить друг друга с прочими людьми.

Покрепче вцепившись в поднос, она устремилась к своему цесаревичу. К ее удивлению, Благовещенский ничуть не огорчился ее появлением.

– Регина, как находите профессора Сорокина?

– Какие-то странные вопросы, – Региша перевела взгляд на Алека.

Профессора Сорокина она знала лишь из газет. Видный оппозиционер, которого все грозились уволить с кафедры Свободных искусств Большого университета.

– Я полагал, вы в числе его преданных почитателей, – Регина не могла точно сказать смеется он или нет.

– С чего бы?

– Он ведь поддерживает инициативу равных прав для всех…

– Для всех желающих продолжить учиться, – поправил Алек.

– Глупость какая-то, – фыркнула Региша, начиная ковырять супчик.

– Глупость? – переспросил Благовещенский.

– Мне Сорокин никогда особо не нравился. Я вообще думаю, что он все такое говорит лишь для того, чтобы рейтинг цитируемости у газетчиков поддерживать.

Региша не любила Сорокина. Она в нем страшно разочаровалась два года назад, когда смогла попасть на его открытую лекцию в Доме книги. Тогда, сидя прямо перед сценой, слушая о том, что всякий житель Империи должен иметь равные права, она внезапно поняла, что он сам так не считает. Он возвышался за трибуной, смотрел на всех сверху вниз и… И все.

Его лекция ничем не отличалась от иной. По окончании пламенной речи, Сорокин принялся подписывать свои книги и делать портретные карточки с поклонниками. Сорокин был звездой, а не оппозиционером. Странно, что одна лишь Региша это ощущала.

– Вы, Дмитрий, подозреваете во мне либерала? – сощурилась Регина.

– Как можно! – заулыбался он.

Алек смотрел на это с какой-то неприятной озадаченностью.

– Сорокин сделал пост, что в Университете начинаются какие-то неясности, – заговорил Алек, боясь стать здесь лишним.

– Неясности? – Региша едва ли улавливала дискомфорт в беседе, поглощенная супчиком.

– Да, студенты недовольны новыми правилами и тем, что, якобы, в вуз берут не лучших, а избранных, – Алек поморщился.

– Не, ну здесь-то не поспоришь, – девушка пожала плечами и отставила пустую тарелку.

– Я твою позицию, Рина, не понимаю, – признался Алек, который окончательно запутался в ее противоречиях.

– Хочу чтобы все могли поступить туда, куда хотят, не верю, что имеющий преимущества, готов от них отказаться, – она как-то триумфально наколола котлету на вилку, – Я права, Дмитрий Александрович?

Артем Благовещенский неприятно скрежетнул ножом о тарелку. Отчего этой неприятной простолюдинке так везет? Отчего она так непринужденно общается с его братом? Если бы не наставления маменьки, с ним Димка бы сесть и не подумал. А с этой? Нет. Котовой нужно указать ее место. Если прежние жесты она считать не смогла – не мудрено, интеллектуальность ей явно не свойственна – то новый должен быть понятен даже ей!

Собственно, будучи дворянином, Артем Александрович Благовещенский был и человеком слова. Поэтому в пятницу, он подстроил все с мастерством умелого стратега. После пар девушка немного посидела в библиотеке и только, когда рисковала не успеть выйти с кампуса после комендантского часа, вернулась в комнату, чтобы оставить там некоторые вещички и радостно ринуться принимать ванну в доме, где ее ждал, по крайней мере, отец. Ничего не подозревая она открыла дверь, но стоило ей сделать шаг, как на голову тут же рухнуло ведро, наполненное помоями.

Очередная шутка, к которым Регина, будем честны, успела привыкнуть, вышла из-под контроля, когда ведро не забавно наделось ей на голову, а ударила краем по виску. Помои смешались с кровью. Регина рухнула на пол. Она даже не успела понять, что именно происходит. Услышав оглушительный грохот, из спальни выскочил ее ближайший сосед – Шипов.

Матвей замер, а потом заорал, как орала бы пожарная сирена. До конца не понимая, что нужно делать, он стащил с себя рубашку, приложил ее к голове девушки. Полуголого Шипого, с окровавленной Региной обнаружил комендант. Он тоже не совсем понял, что случилось, но вместе с Матвеем дотащил это тело до лазарета.

Не придумав, что может сделать еще, Шипов поспешил поделиться новостью в беседе курса, оттуда карточка бездыханной Регины долетела до остальных курсов. Долетела, приобретя неприятную подпись: выскочку поставили на место.

Алек вскинул свою Надежду. Его глаза расширились. Он побледнел, покраснел и помчался в лазарет. От его дома до Академии было не более пятнадцати минут, оседлав мустанга, он преодолел это расстояние за пять. Лишь прохожие разбегались в разные стороны, стараясь не угодить под копыта богатого всадника.

Он буквально влетел в медицинский кабинет. Все еще грязная, на кушетке лежала Региша. Слишком миловидный врач проворно штопал ей лоб. Штопал, словно это была не кожа, а какая-то обивка дивана. Почему Алек подумал о диване?

– Что с ней?!

– Тише, я работаю, – отмахнулся врач.

– Она в порядке? – Алек не мог и не желал сдерживать эмоций и чувств.

– Потише, ваше Высочество, – врач улыбнулся усталой улыбкой.

И в самом деле, к чему такой шум? Неужели травля первокурсников – нечто уникальное для Академии? Нет. Он работал в вузе достаточно давно, чтобы не удивляться подобным травмам.

– Не думаю, что дело и впрямь стоит таких нервов. Однако прошу вас не шуметь.

– Где она?! – внезапно в лазарет влетела Марина Владимировна.

Словно не заметив Алека, женщина ринулась к дочери. Цесаревич машинально отступил к стене. Интересно, если бы с ним случилось что-то подобное, Вера Эдуардовна примчалась бы к нему? Едва ли. В начале лета его пытались убить, и что же? Алеку подумалось, что это страшно не честно, что его так сильно не ценят. Он, Александр Павлович Романов – единственный наследник империи. И что же? И ничего. Ничего.

Марина Владимировна осмотрела дочь. Поморщилась от запаха и накинулась на врача. Алек же подошел к Рине. А если бы она умерла? Погибла бы единственная, кому не плевать на Алека. Девушка словно это почувствовала. Она поморщилась и как-то искусственно, словно невидимый кукловод дернул за ниточку, ударила себя по лбу, в том месте, где только недавно появилась повязка.

– Рина! – Алек быстро наклонился к ней.

– Ты ангел? – как-то невпопад спросила Региша.

– С ней точно все хорошо? Может в больницу? – Алек отвернулся от Региши.

Он явно хотел спросить что-то еще, но резким движением, без всякого пиетета, Марина Владимировна отдернула его от дочери.

– Не приближайся к ней! – как разъяренная медведица, заорала мадам Котова.

Алек ошарашенно покосился на рукав, за который его, как мальчишку, отшвырнули от Рины.

– И не смотри на меня так! Думаешь, если наследник, то жизнь моей девочке портить можешь? – продолжила Марина Владимировна. – Я с самого начала говорила, что знакомство с тобой – страшная беда! Страшная! И вот, полюбуйся, она чуть не погибла…

– Едва ли она и в самом деле могла погибнуть… – хотел вмешаться врач, но Марина Владимировна вновь перебила.

– Сейчас я заберу ее в больницу, а после ее выписки, заберу документы из вашей Академии!

– Но как же…

Регина, которая была так близко, снова могла стать недосягаемой. Без нее все это не имело никакого смысла… Никакого…

– Не нужно этих игр в заботу и привязанность, – презрительно бросила Марина Владимировна, набирая телефон скорой. – Взгляните правде в глаза, она как репейник среди клумбы. Вам может этот цветок и симпатичен, но здравомыслящие люди спешат вырвать его с корнем!

14

– На тебе, Александр, лица нет.

Дмитрий хотел сказать, что если цесаревич продолжит витать в облаках, они не закончат исследование в срок, профессор снизит им баллы и прощай всякая надежда на красный диплом, но, будучи типичным аристократом, отыграл заботу о ближнем.

– Неделя как-то не задалась.

– Ты хотел сказать выходные, – не то с насмешкой, не то с пониманием, поправил Благовещенский, знавший об инциденте с Котовой.

– А какая в сущности разница? – Алек лег лицом на стол, как скорее сделала бы Регина.

В сентябре библиотека все еще была малолюдна, от этого в ней можно было нормально говорить, не ожидая недовольного цыканья более усердных студентов.

– Ну, знаешь, у нас здесь не Университет, чтобы жизнь тормозилась из-за каких-либо недовольств студентов… – Благовещенский сделал паузу и добавил, – хотя, устройте вы, ваше Высочество, какую забастовку, полагаю, многие бы вас поддержали.

– Мне, Дмитрий, не до шуток. И, признаюсь, не до проекта.

– Я знаю, ты из-за Котовой переживаешь, но ведь все будет хорошо. Так ведь врач сказал? А иначе первокурсникам не избежать отчисления, сам знаешь.

Дмитрий выглядел поразительно серьезным. Не в смысле, что был сосредоточен (Благовещенский всегда держал себя в руках), а что не умалял значимости проблемы.

– Ее мать грозилась забрать документы, когда Регину выпишут из больницы. И, думаю, Марина Владимировна поспешит ее замуж выдать и сослать куда подальше… Едва ли многих в Академии это огорчит…

– Меня огорчит, – внезапно сознался Дмитрий. – Но постой, неужели ей нет восемнадцати?

– Будет в эту среду, но какое это имеет значение, если у нее нет заработка. Она полностью зависит от семьи, которой принадлежит…

– Ну, проще всего выдать ее замуж за кого-нибудь понимающего ситуацию.

– Кто будет просить ее руки? Ты? Я? – Алек устало потер лоб.

Какая глупая ситуация. Безвыходная, кажется. Благовещенский задумался. У него была одна мысль, но озвучивать ее не хотелось. Отказываться от своего будущего ради этой девчонки? Как глупо! Как страшно глупо! Но, что если Алек и в самом деле однажды обзаведется каким-никаким, а влиянием? Тогда он вполне может вспомнить про того, кто всегда найдет решение любой головоломки. На цесаревича слишком мало делают ставок, оттого выигрыш поставившего может быть невероятно высок…

– Но, постой, – Благовещенский принял решение, – если Регине всего лишь нужно от семьи открепиться, пожалуй ей статус пажа. Это в твоем праве. К тому же, ты сможешь ее забрать в Аничков. Ей по положению будет необходимо сопровождать тебя денно и нощно. Мало кто этим пользуется, но все же. Казна ей жалованье платить будет. А раз в среду она уже совершеннолетней станет, то все, может смело отчий дом покинуть.

Алек неуверенно покосился на Дмитрия. Гениальный и такой простой в исполнении план. Самое сложное – обзавестись благословением отца… А с другой стороны, зачем? Александр слишком часто обращается к родителям. Свое окружение он может выбирать сам. А пажа так и подавно.

– Дмитрий, если ты не станешь лучшим в этом выпуске, я и в самом деле начну студенческое восстание! – Алек вновь лукаво улыбался.

– Очень рад, что идея пришлась тебе по душе, а теперь, пиши своему секретарю, пусть бумаги готовит, а мы пока вернемся к проекту. Иначе прощай мой статус лучшего студента.

Дмитрий усмехнулся, углубляясь в чтение пособия по организации отрядов быстрого реагирования.

***

Регина лежала на больничной койке и тупо смотрела в потолок. Академия полностью оплачивала ее лечение, поэтому девушку разместили в одноместной привилегированной палате. Регише это не нравилось. В раннем детстве ей удаляли аппендицит, тогда за все платили родители. Ее разместили в шумной палате седьмого отделения городской мещанской больницы Георгия Победоносца. Палата на шесть девочек. Было весело.

Здесь в госпитале святого Пантелеймона, она, кажется, единственная не принадлежала к дворянству. К тому же, палата была одноместной. Телефоном пользоваться было нельзя, ведь прилетело ей по головушке. И вот она была предоставлена себе. Только раз в день заглядывала мама. Буквально заглядывала. Марина Владимировна словно проверяла не откинулась ли ее дочурка и тут же растворялась в коридоре.

Мадам Котова упорно наказывала дочь молчанием. Может и хорошо, что так. Ведь стоило Регише окончательно прийти в себя, как Мария Владимировна придвинула к койке стульчик и сказала страшное:

– После выписки мы идем забирать документы. Молись, чтобы Ваня согласился взять тебя в жены после всего этого безобразия.

И все. Марине Владимировне было нечего добавить. А Регина лишь молча плакала, отчего начинала болеть голова – и от этого развлечения ей пришлось отказаться. А может, права Марина Владимировна? Регине не место в Академии. Ее пытались убить. Над ней издевались, но главное, за все это время Алек ни разу не навестил ее.

Особенно горько лежать в лазарете было в среду. Регине исполнялось восемнадцать. А единственными, кто ее поздравил стал бодрый пожилой врач и его молоденькая медсестричка. И то, последняя поздравила Регишу, вгоняя иголку под кожу. Подарок так себе.