Империя добра

– Думаешь, у Алека будут какие-нибудь неприятности, раз его вызвали?

– Я надеюсь, что он помирится с родителями. Мне странно, что так мало людей видят, какой Алек замечательный! – Регина практически бежала по лестнице.

– Он сам себе такой образ создал: легкомысленный и немного развязный, – Благовещенский едва поспевал за ней.

– Ну, теперь-то у него образ народного любимца, пора его за это похвалить! Кстати, к чему готовитесь?

– У нас на этой сессии всего три экзамена. Сперва готовлю отчёт по диплому…

– Мамочки! – воскликнула Региша, раскладывая тетради у камина. – Я и забыла, что вы в этом году выпускаетесь… Да, с кем же я буду сталкиваться в очереди в библиотеке?

Благовещенский устроился за столом и достал планшет. За окном уже темнело, начинал идти снег. Снова Невский занесёт, и ему придётся лезть по всем сугробам до дома.

– Быть может, тебе пора дать шанс однокурсникам?

– Вот ещё! – хмыкнула Регина. – Я даже немного опасаюсь, что меня опять начнут травить, если вы с Алеком выпуститесь.

– Я мог бы поговорить с братом…

– О, мне кажется, тогда Артём совсем мне житья не даст!

В коридоре раздались шаги. Дверь распахнулась – одетый и заснеженный Алек, оставляющий за собой мокрые следы.

– Что снова? – ужаснулась Региша.

Алек помедлил, посмотрел на Регину, сидевшую на полу. Развернулся и пошёл прочь, очевидно в свою комнату.

– Что это было? – скорее сам у себя спросил Благовещенский.

– Дадим ему десять минут, если не вернётся – пойдём искать… – У Регины заныло сердце. То, что гложило её с самого утра, становилось истиной.

Благовещенский сделал вид, что снова погрузился в свой отчёт, хотя на деле краем глаза посматривал за тем, как тревожится Регина. Она даже не пыталась изобразить работу, нервно барабаня ноготочками по полу, всё смотрела на дверь. Там расторопная служанка протирала пол.

Наконец, в коридоре снова послышались шаги. Уже без верхней одежды. Алек прошёл в гостиную. Всё так же молча подошёл к окну. Резко развернулся и произнёс:

– Я должен жениться.

Сердце Дмитрия пропустило удар: Алек и Котова поженятся. Но лишь на долю секунды им владел этот страх. Раньше Регины он понял, что именно сейчас сказал его друг, поэтому спросил сам:

– На ком?

Алек с некоторой благодарностью посмотрел на Дмитрия, он боялся тишины и не понимал, что именно сказать.

– Норвежская принцесса Сигрит.

– Странное… имя, – как-то рвано произнесла Регина. – Как sicret…

Алек порывисто подбежал к ней, не думая о Дмитрии, опустился рядом и взял её руки в свои. Поцеловал их:

– Это ничего не значит… Такие браки заключаются постоянно. Для нас с тобой ничего не изменится…

Регина улыбнулась, приложив все силы, чтобы не расплакаться. Она посмотрела на Дмитрия. Тот коротко кивнул. Благовещенский знал, что Регина не дура, что прямо сейчас Алек разбил ей сердце. Наверное, в тот момент Регина сама этого ещё не поняла. Но так оно и было. Алек прав: такие браки – формальность, но такой брак делает Регину вечной злодейкой, ведь теперь она будет мешать семейному счастью царской четы.

***

– Ольга Анатольевна, – Генрих поравнялся с Трубецкой в библиотечном коридоре университета.

– Граф, как жаль, что не видела вас среди прогрессивной молодёжи, – Ольга неприятно улыбнулась.

– Как красиво вы называете преступников.

– Очевидно, мы с вами по-разному видим происходящее. Чем могу вам помочь? Насколько я знаю, мы не то что с разных кафедр, но с разных факультетов. – Она не остановилась и не замедлила шаг.

– Я попрошу вас оставить Дину в покое.

Бюсты учёных с каким-то страшным осуждением взирали на эту парочку.

– Насколько мне известно, с Диной мы подруги, а дружба – дело добровольное.

– Ольга Анатольевна, вы понимаете, что то, во что вы втянули первокурсницу, могло стоить для неё всего. Не все могут делать санкционные выплаты и платить за учёбу без скидки.

– О, так вы просто обеспокоены судьбой подруги? Как мило! – заворковала Трубецкая. – Будьте покойны: мы открыли сбор пожертвований для тех, кто не способен оплатить неправомерные штрафы.

Гена ускорил шаг, обогнул Трубецкую и вынудил её остановиться. Они были практически одного роста, но Генриху повезло родиться с широкими плечами.

– Не нужно делать её вам обязанной. Сегодня утром её долг был погашен. Я прошу впредь не втягивать её в это!

– Ах вот что вы делаете в главном здании! Пришли в кассу. А здесь я… Как удобно… Делаете такой широкий жест, а после уже она должна не мне, а вам. Умно. Вы ведь на психолога учитесь? Первый курс, а уже столь изящная манипуляция… Превосходно, Генрих!

– Я уповаю на вашу порядочность и благородство, Ольга Анатольевна.

Трубецкая ничего не ответила, лишь дотронулась алым ноготком до плеча Гены, отодвигая его в сторону. Она выглядела поразительно спокойной и гордой. Точно в душе её не бушевала буря ярости. Точно ей не перестали приходить приглашения на некоторые балы.

Генрих долго смотрел ей вслед, а потом поспешил вернуться на свой факультет. Сегодня сдавали «Общую психологию», и он не хотел опаздывать.

***

Печальная Дина сидела в Американской кофейне возле Казанского и всеми силами пыталась забыть, сколь жутко прошёл сегодняшний экзамен. Она пошла сдавать в первой пятёрке, обнаружив, что Генрих ещё не подошёл. Меньше всего на свете она хотела встретиться с бывшим одноклассником. Скорее всего, Гена не скажет «Я же говорил», но всё в нём будет кричать о её неверных выборах. А может…

Дина положила голову на руки, стараясь скрыться от яркого света. От взглядов немногочисленных посетителей кофейни, которые точно знали о её провале.

– Родное сердце, что с тобой приключилось?

Дина приподняла голову на Трубецкую.

– Неужели ты успела завалить первый же экзамен? – Ольга говорила спокойно, словно не провела всё утро в деканате, словно не выслушивала все каникулы омерзительные упрёки князя Ададурова.

– Нет… Я блестяще сдала… Мне всегда нравилась общая психология… Но…

– Но теперь у тебя глаза на мокром месте, – Трубецкая отвернулась, услышав, что её кофе готов. – Подожди, я возьму чашку и побуду твоим психоаналитиком!

Дина восхищалась Ольгой. Если бы у неё когда-нибудь спросили, на кого ровняется графиня Гирс, Дина бы без промедления ответила: на Трубецкую. Сильную, неунывающую и очень умную. Ольга точно ничего в этой жизни не боялась. А Дина боялась и теперь столкнулась с самым страшным: она потеряет место в университете, как только матушка поймёт, что денег им на покрытие долга не сыскать.

– Так, что тебя тревожит, ангел мой? – Зимой Трубецкая пила только чёрный кофе.

Дина пожала плечами. Не принято говорить о деньгах.

– Я боюсь, что больше не смогу бороться с тобой за правое дело.

– Отчего же? Неужели подобное мелкое поражение уже тебя отпугнуло?

– Я думаю, что уйду из университета после сессии…

– А, это! – точно обрадовалась Трубецкая. – Если вопрос оплаты обучения – единственная преграда на твоём пути к справедливому миру, то спешу тебя обрадовать: сегодня за тебя внесли плату.

– Врёшь! – слишком уж просто воскликнула Дина и полезла в личный кабинет студента. И в самом деле все долги и ближайшие два семестра были оплачены. – Но как? Это ты?

– Увы, у тебя есть иной благодетель…

– Кто?

– Генрих, кажется…

– Гена? – изумилась Дина.

– Как всё же причудливо сокращается его имя…

– Я должна его поблагодарить!

– Не думаю, – спокойно продолжила Ольга. – Если бы он хотел, чтобы ты узнала, он бы сказал.

– Нет, Гена бы никогда о таком не сказал! Прости меня, Олечка, но я должна его поблагодарить! – Дина начала поспешно залезать обратно в шубу.

– А что если он тебе скажет перестать водиться с членами студенческого совета? Он ведь наши идеи предал.

Дина замерла, так и не дотянув рукав шубы. Скользкая подкладка тут же заскользила по руке вниз. Да, он её просил не выходить в то утро.

– Некоторые люди совершают добрые дела, чтобы вынудить нас быть им должными. Сейчас, Дина, ты можешь выбрать сама, как распорядиться своей судьбой. Но если Генрих тебе признается, что это он оплатил, если он попросит тебя успокоиться, сможешь ли ты принять верное решение?

Ольга боялась, что Дина сделает то, что сделала бы любая порядочная барышня, принявшая дорогой подарок. Она боялась, что Дина испугается, что Дина её бросит. Ольгой Трубецкой восхищались многие, но было в Дине что-то родное. И больше всего на свете княжна боялась потерять своего верного ангела.

– Я должна его поблагодарить, – медленно начала Дина. – Но я не отступлю. Кем я буду, если позволю купить свою свободу? Я не просила Генриха делать то, что он сделал. Нас с ним не связывают никакие обещания. Оля, ты первая, кто отнёсся ко мне как к равной.

– Мы и есть равные.

– Нет, ты понимаешь, о чём я. Меня так часто стали попрекать денежными трудностями, что я стала сомневаться в том, что вообще на что-то способна. А ты показала, что я право на всё имею. Я тебя не оставлю в твоей борьбе. Я хочу жить в мире, где все люди равны. Где ты не становишься заложником своей фамилии и нелепых условностей. Меня страшит, что прочие этого не видят!

Ольга улыбнулась. Да, поэтому она и любила свою милую маленькую Дину.

– Хорошо, – кивнула Трубецкая. – Если тебе кажется, что ты должна поговорить с другом, иди. Сдавай сессию, а после мы начнём всё с самого начала. Дина, мы будем свидетелями невероятных перемен, ты же сама видела, что мы уже смогли сделать!

Тогда княжна ещё не понимала, насколько её слова верны. Насколько всё в Империи приходит в движение. Свидетелями каких событий им суждено стать. С невероятными историческими событиями всегда так: будучи их современником, ты не можешь даже представить, какие повороты ждут впереди. А оглядываясь назад, можешь лишь дивиться тому, что всё это случилось на твоём веку, что, став свидетелем этому, ты не сошёл с ума.

23

Есть вещи, которым ты просто не должен быть рад, но почему-то ничего не можешь с собой поделать. Благовещенский ненавидел себя за слабости. Слабыми могут быть другие, но не он. Он должен быть идеальным. Должен быть стойким. Регина, запомнив его слова при первой их встрече, часто называла Дмитрия типичным. Это неверное слово. Князь Дмитрий Благовещенский – образцовый аристократ. Он верен Империи, чтит традиции и не допускает ошибок. Он такой один, а должен быть каждый.

И вот сегодня он ненавидел себя за то, что не мог чувствовать то, что должен. Он сидел в кабинете своей новой квартиры и думал о том, что случилось днём. А случилось слишком многое.

Утром первого февраля в столицу Империи прибыла принцесса Норвегии Сигрит. По этому случаю весь двор принарядился, студенты Академии, допущенные до подобных мероприятий, вновь достали парадные мундиры и повесили на грудь наградные знаки. Дмитрий был доволен тем, что матушка перестала причитать, будто он загубил себе жизнь дружбой с цесаревичем, а блестящий орден лишь придавал ему уверенности.

И это его приподнятое настроение длилось ровно до тех пор, пока он не отыскал среди гостей Котову. Алека сразу увели к родителям, поэтому девушка стояла в мрачном одиночестве. Она словно вся потухла, померкла. И без того невысокая, теперь казалась крошечной. Дмитрий сначала увидел её фигурку, а уже потом решился подойти. Не сразу. У неё было горе, и ему это было очевидно. А это очень сложно – выдерживать боль человека, когда ты сам счастлив.

Благовещенский сделал ту единственную вещь, которая была нужна Регине: он подошёл к ней и встал рядом. В толпе знати никто и не обратил внимания на то, сколь близко они стояли друг к другу. Дмитрий ничего не сказал, даже не поздоровался. И Котова была благодарна ему, ведь если бы ей пришлось говорить, она непременно бы заплакала – так страшно ей было терять Алека. У купцов ценилась верность. Они женились раз и навсегда.

Сначала объявили о прибытии императорской семьи. Дмитрий встретился взглядом с Алеком и кивнул ему, тот улыбнулся своей дурацкой улыбочкой. А затем объявили о ней. И все точно замерли, стараясь разглядеть гостью. Словно реальность могла и в самом деле оказаться отличной от портретов газетчиков.

Принцесса Сигрит была прекрасна. Словно мифическая вейла, сошедшая со страниц книги сказок. У неё были длинные, практически белые волосы, собранные в изящную прическу. Алые губы на белоснежной коже – как рябина, упавшая на свежий снег, и холодные прозрачные глаза. В принцессе наивность юности мешалась с гордостью. Она словно была невесома – столь легко двигалась по залу. Регина с ужасом подумала: «Порода». А Благовещенский – о том, что она ему не нравится. Слишком похожа на Ольгу.

Принцесса подошла к монархам и сделала глубокий реверанс. Она внимательно посмотрела на Алека, он ответил ей тем же, а затем озорно улыбнулся. Так, как прежде улыбался Рине. В этот момент Дмитрий отчётливо ощутил, как Котова задрожала. Не раздумывая, он взял её за руку, словно доказывая, что она не одна, что ей не нужно бояться. Её ледяные пальцы тут же ухватились за его ладонь. Они стояли плечом к плечу, и никто из присутствующих не мог бы заметить, что Регина ещё жива лишь благодаря Благовещенскому.

И вот за это Дмитрий себя ненавидел. Он был рад, что Сигрит сразу понравилась Алеку. Он был рад, что Котовой плохо настолько, что она не отринула его руки.

Принцесса Сигрит плохо говорила по-русски, но очень старалась. Она была хороша собой, умна и любима родителями. Нет, она была любима всеми. Весьма справедливо. Принцесса была из тех, кто родился, чтобы стать королевой людских сердец. Ей не стоило трудиться, чтобы всем нравиться, она была как редкое северное солнце – всеми желанна.

Когда ей предложили отправиться в Россию и стать будущей императрицей, Сигрит не колебалась. Кто из ныне живущих монархов маленьких европейских держав откажется возглавить самую могущественную империю? К тому же, жених пришёлся ей по душе. Нет, она не ехала за большой и неземной любовью, но мужу её следовало быть весёлым, покладистым и обаятельным. Всё остальное Сигрит могла дополнить сама.

И теперь она смотрит в его небесные глаза и не может оторваться. Какие, должно быть, прекрасные у них будут дети! Как чудесно они будут выглядеть на всех приёмах! Сигрит не верила в любовь с первого взгляда, но… она внезапно захотела в неё поверить.

Регина видела это всё. Она видела, что Алек очарован северной гостьей. Это хуже измены или предательства. Если бы Алек изменил, все бы непременно его осудили, а осудят здесь только Регину Котову, которая замахнулась на что-то, до чего ей никогда не достать.

С трудом Регина дождалась конца этого кошмара. Сердце её сжалось, когда объявили эту страшную дату. Как только официальная часть кончилась и настало время для бала, она в последний раз подумала, что всё может быть хорошо. Алек тут же пришёл к ней и Благовещенскому. На миг Регина расслабилась. На миг. Тут же за спиной цесаревича возникла длинная тень Августа Аристарховича, который напомнил, что жениху следует танцевать первый танец с невестой.

Регина молча посмотрела на Благовещенского. В тот вечер они не сказали друг другу и слова, но это было и не нужно.

– Вы прекрасно танцуете, Александр Павлович, – медленно произнесла Сигрит.

– Благодарю вас, близкие зовут меня Алеком.

– Милое домашнее имя, – тепло улыбнулась принцесса. – Вы тоже можете звать меня Ири.

– Хорошо, Ири.

Сигрит ему понравилась. Она создавала впечатление понимающего и кроткого создания. С ней точно можно найти общий язык и быстро стать друзьями. Алек уже успел представить, что ничего страшного в этот день не произошло, что его жизнь едва ли изменится.

***

Регина вышла на улицу, обогнула дворец и направилась к давно забытому окну – тому самому, с которого всё началось. Несмотря на мороз, на низком подоконнике сидела одинокая фигура, закутанная в меховую шубу.

– Дина? – удивлённо выдохнула Регина.

– Я знала, что ты сюда придёшь, – та улыбнулась, не поворачивая головы.

– Я думала, мы теперь враги…

– Мы столько лет дружили. А сегодня тебе точно нужна поддержка.

– Прости, что я не пыталась поговорить с тобой всё лето, – Регина сказала это слишком просто для слов, которые должна была сказать ещё в июне.

– Мы обе совершили столько ошибок…

– Я так по тебе скучаю…

– Я тоже.

Регина села рядом, на тот же подоконник. Они молчали, пока небо не потемнело ещё чуть-чуть, пока не заскрипел где-то за углом снег.

– Если бы можно было всё исправить… отмотать время назад…

– Ничего бы не изменилось, – мягко ответила Дина. – Некоторым людям на роду написано разойтись навсегда. Мы бы всё равно нашли другую причину, чтобы уйти друг от друга.

– Я осталась совсем одна, – всхлипнула Регина. – Мне страшно.

– Это нормально. Так ощущается взросление.

– Что, если он её полюбит?

– Может, и не полюбит. Но он её выберет. Ты ведь с самого начала знала, что вы не будете вместе.

– Но я без него не смогу…

– Регина, ты всегда была такой умной, такой смелой. Неужели не сможешь пережить это?

– У нас с тобой всё будет, как раньше?

– Нет, Региш, не будет. Потому что уже нет.

Регина повернула голову. Там, где секунду назад сидела Дина, никого не было. Пустой подоконник, тонкий иней и тишина. Она осталась совсем одна.

***

– Где ты была? – на ступеньках сидел встревоженный Алек. – Благовещенский сказал, что ты давно вернулась домой.

Он быстро сбежал по парадной лестнице и принялся помогать Регине раздеться.

– Знаешь, как я волновался? Я даже представить не мог, где ты теперь оказалась…

Регина подняла на него опухшие от слёз глаза и пожала плечами:

– Мне нужно было подышать… Мероприятие вышло… тревожным…

– Что?

– Ничего, Алек… Ничего…

Она непривычно отстранила его от себя и направилась в спальню. Почему-то Алек не пошёл за ней, и от этого и без того раненное сердце кровоточило пуще прежнего. Регина стянула парадную форму, аккуратно развесила её на вешалке, сняла со стены их с Алеком совместную карточку и села на пол. Она смотрела на их счастливые лица и думала о том, как это было прекрасно – ни на что не надеяться.

Надежда… Надежда – то, что помогает нам стоять до самого конца. Не сдаваться. Однако отобранная надежда или ложная надежда несёт лишь уничтожение и разрушение. После ничего не остаётся. Только выжженные поля и слёзы.

Алеку нужно было сделать не так уж много. Ему нужно было просто прийти к ней. Обнять и в очередной раз пообещать, что всё у них будет хорошо. Даже если это ложь, сейчас Регине стало бы куда легче. Пусть ненадолго, но прямо сейчас. Она снова чувствовала себя страшно одинокой. В этом мире, частью которого стала волей указа, но не на самом деле.

Телефон звякнул. Писал Благовещенский. Регина улыбнулась. Он не спрашивал, как она, а лишь сказал, что нашёл конспекты по тому курсу, который она не очень поняла, и может их передать завтра утром, если она выйдет в Американскую кофейню. Только зачем ей теперь эти конспекты?

Она вздохнула и встала. Зашла в ванную и быстро умылась. Затем вышла из своей комнаты и пошла в спальню Алека. Если им вместе осталось совсем короткое время, Региша не хочет истратить его на бессмысленные обиды.

***

Сигрит недовольно ходила по номеру и не могла успокоиться. Ей предоставили роскошные апартаменты в Астории, но едва ли это было тем, на что она рассчитывала, отправляясь в Империю. Да и вообще – многое шло не так, как должно было: ей понравился Александр. В самом деле понравился. Они пообщались недолго, но этого хватило, чтобы оценить его положительные качества… А эти его голубые глаза! Да, при выборе супруга принцесса Сигрит и впрямь обращала внимание на внешность. Мы ведь живём в XXI веке, на свете не так много осталось поистине прекрасных принцев.

К тому же у самого императора не было проблем с волосами и возрастных залысин. Это уже о многом говорит. Например, о том, что и Александр, вероятно, не будет лысым. У Сигрит не было возможности отказаться, поэтому всеми силами она пыталась найти причины полюбить будущего мужа. Холодная норвежка не заблуждалась насчёт сущности договорных браков. Но мечтательная маленькая девочка, которая до сих пор жила в её сердце, – да.

Она подошла к окну. Повалил снег. Очень красиво. Совсем не так, как на её родине. Нет, не то как падал снег – снег, к счастью, достаточно одинаков везде. Но вот сам город… Он не был лучше Осло, однако Осло – это место, где яркое средневековье столкнулось со стеклянной современностью. Здесь всё было иначе. Прямые проспекты, старинные, но такие высокие здания. Санкт-Петербург был прекрасен.

Сигрит поймала свой взгляд в оконном отражении. Она так хороша собой. Действительно хороша! Без лишней скромности. У неё аристократичная внешность жительницы Севера. Когда Сигрит была маленькой, няня говорила, что принцесса родилась во фьордах. Её воспитывали вейлы, которые и поделились с ней своей красотой. Волосы – как первый снег, глаза – как норвежские водопады. К тому же принцессе повезло – она родилась высокой, с тонкой фигурой.

Сигрит вернулась на кровать и достала телефон. Все новостные ленты писали только о ней и Александре. Она остановилась на портретной карточке, где танцует с цесаревичем. И в самом деле, они отличная пара. Есть только одна проблема, о которой Сигрит предупреждали ещё в Осло. У наследника есть паж. Ну, как паж – скорее, фаворитка. Эта безродная Котова. Полная противоположность принцессы.

Видела она эту Котову – рыжий тролль. Как такая вообще могла кому-то приглянуться? Сигрит отложила телефон и, закрыв лицо подушкой, закричала. Она не хочет делить будущего супруга ни с кем. Не в первые годы совместной жизни – уж точно! У наследника Империи должны быть представления о долге и чести. Любовница в эти представления не вписывается.

С другой стороны, быть может, девушка благоразумна? Возможно, и сама понимает, что подобное поведение неугодно Господу? В конце концов, чтобы однажды стать императрицей, Сигрит оставляет свою веру и крестится в иной. А что сделала Котова? Ладно, Сигрит знала, что та как-то связана со спасением цесаревича на балу в прошлом году. И что же? Разве это не было её долгом – спасти своего правителя?

Принцесса шумно вздохнула и села на край кровати. Если кто-нибудь здесь считает, что она приехала становиться просто инкубатором для пухлощёких наследников, этот кто-то очень сильно ошибается. Принцесса Сигрит приехала стать императрицей. Великой, как Екатерина II. И было бы невероятной удачей, если бы на пути к этой цели Сигрит не пришлось никого убить.

– Принцесса, – окликнула её Ева – расторопная помощница, единственное, что напоминало Сигрит о королевском статусе во времена жизни в Осло.

Это ведь отвратительно неправильно – когда ты рождена с короной на голове, но не можешь позволить себе даже личную прислугу. Нет, решительно – в Империи с этим вопросом дела обстоят куда приятнее.

– К вам с визитом наставник вашего жениха.

– Вот как? – Сигрит немного удивилась, но велела пригласить гостя.

Когда при дворе тебе никто не известен – а вышло именно так, – хочется хотя бы примерно понимать, как теперь распределены силы. В Норвегии никто не интриговал. Точнее, никто не интриговал в рамках двора – ставки были слишком малы.

Принцесса поправила белое дневное платье и заняла такое положение в комнате, чтобы свет наиболее удачно ложился на её кожу. В комнату вошёл немолодой мужчина с тростью. Сигрит была уверена, что видела его при дворе, но никак не могла припомнить, кто он.

– Ваше высочество, – визитёр чуть склонил голову. – Имею честь представиться: Август Аристархович, наставник его императорского высочества Александра Павловича.

Приятная черта – не заставлять её гадать, кто именно перед ней. Сигрит чуть кивнула.

– Я не привык ходить кругами, избегая сути визита, – продолжил Август Аристархович, подходя ближе, но сохраняя почтительную дистанцию. – Ваш приезд – редкая удача для Империи.

– Не удача, а расчёт, – сдержанно поправила Сигрит. – На удачу полагаются те, кто над жизнью не имеет власти. К моей удаче – я имею.

Август Аристархович удовлетворённо улыбнулся.

– Вы поразительно проницательны, ваше высочество. Черта истинной императрицы.

– Не буду пытаться вас обидеть в лучших чувствах, однако я не из тех монарших особ, коими можно управлять одними лишь сладкими речами.

– И в этом тоже ваша мудрость, – кивнул Август Аристархович. – Я поясню свои мотивы, чтобы между нами не было недопонимания. Я жизнь положил на то, чтобы цесаревича сделать великим императором. А стало быть, его невеста также входит в сферу моих интересов. Я не стану навязывать вам своё общество, принцесса, не стану давать непрошенные советы. Поверьте, в столице отыщется достаточно охотников до этого. Однако ежели вам понадобится собеседник, не преследующий личную выгоду, – знайте, что я к вашим услугам.