Империя добра

– Я историю изучаю, равенство всем хочу… – Трубецкая внезапно посерьёзнела.

– Едва ли нахожу возможным, что кто-то, имеющий привилегии, добровольно решится их отдать, – Регина припомнила слова Благовещенского на том летнем балу.

– Это тебе не Дима рассказал? – поморщилась Ольга, а потом вновь на лице её отразилась печальная тоска. – Грустно всё это… Знаешь, чуть больше ста лет назад люди имели столько прав… Столько возможностей…

– Вот как?

– Да… Я на бакалавриате изучала всяких выдающихся женщин, – Трубецкая задумчиво подняла взгляд.

Она и в самом деле выглядела человеком, который собирается рассказывать о том, что ему нравится. Регина этого порыва не оценила. Они хотели закончить разбирательства до Нового года. Слушать про научные интересы арестантки – попусту тратить время.

– Нет, позволь, Регина, я расскажу, – улыбнулась её раздражению Ольга, – а затем, без лишних отклонений, отвечу на твои вопросы.

Регина снова вздохнула. Она слишком молода, слишком не знатна для такого. Ладно ещё с мелкой аристократией разбираться, но княжеская фамилия…

– В архивах я нашла упоминания о невероятной путешественнице Александре Ланской. Она жила в столице в начале века и переехала в Каир перед началом Мировой войны…

– И что же?

– Попрошу не перебивать, иначе этот разговор никогда не будет окончен! – с видом классной дамы Ольга погрозила пальцем Регише.

Регина рассудила, что не такие уж это и беспочвенные угрозы, а потому покорно начала слушать.

– Здесь же суть не в том, какой невероятной была Ланская, а в её отце. Выдающемся психиатре – вся Европа на его труды оглядывалась и равнялась… Да, – Ольга задумчиво выдохнула дым. – А к чему я это начала?..

Регише тоже хотелось бы об этом знать.

– Ах да, к тому, что выросла Александра Ланская в маленьком городке в Орловской губернии. А отец её был совершенно безродным юношей, грезящим о науке! И тогда Империя его обучила, помогла устроиться и сделала из него выдающегося психиатра. Александра была девушкой странной, но большую часть жизни ни в чём не нуждалась, в том числе благодаря заслугам отца.

– И что же? – Региша устало крутила карандаш.

– Как что? Регина, ведь ты была первой ученицей гимназии. Не тебе ли поступать в университет?

– Не мне, – покачала головой Регина. – Я учусь в Академии и вполне довольна своей судьбой.

– И тебе не обидно, что ты смогла получить эту возможность лишь благодаря случаю, а не своим заслугам?

– Благодаря своим заслугам я получила этот шанс. И речь сейчас не обо мне. Ответьте на вопросы! – отрезала Региша.

А в соседнюю камеру вошёл Благовещенский. Он тяжело вздохнул, глядя на заплаканную графиню Гирс.

– Да, поразительно, сколь сильно испортилась ваша жизнь после того, как вы обидели подругу.

– Я никого не обижала! – всхлипнула Дина, не понимая, о чём он.

– А как же Регина Котова? Держись вы её – ничего подобного бы не случилось.

Дина удивлённо хлопала ресницами. Отчего Регине вечно так везёт? Как она умудряется оказываться в верных местах в нужное время? Почему она дружит с цесаревичем, пользуется расположением князя, а Дина, урожденная графиня Гирс, довольствуется вечными упрёками матери, осуждением Гены и этой тюремной камерой?! Почему Дина Гирс просто не может быть счастлива, как прочие титулованные дети?!

– Так по каким причинам вы, графиня, решили к бунту примкнуть?

– Я устала быть никем, – неожиданно искренне призналась девушка.

– И решили стать революционеркой? – Дмитрию не нравилась Дина с момента их первой встречи. Он не любил в людях завистливость и подлость. Этими качествами уже обладали его младшие брат с сестрой.

– Я хотела быть частью чего-то большего, князь. Вы, верно, никогда ни в чём не нуждались. А я всю жизнь ограничиваюсь, довольствуюсь подачками. Я хочу быть значимой. Частью великой силы.

– И решили бунтовать против допс, – вновь хмыкнул Дмитрий.

– Вы можете сколько угодно смеяться над нами, но это не изменит того, что мы остановили работу целого университета просто потому, что захотели, – девушка перестала плакать и казалась весьма решительной.

Дина не произнесла это вслух, но про себя добавила, что если ей представится возможность стать настоящей революционеркой, вершить судьбу не университета, а государства, – она этой возможностью воспользуется. Рокировка власти необходима. Почему бы Дине Гирс не вступить в борьбу? Нет, не за корону – за место под солнцем.

***

– Господа, не хочу нагнетать, – Дмитрий подошёл к Регише и Александру, когда те ломали голову над очередным отчётом императору, – но мы этим занимаемся уже практически месяц.

– Спасибо, Дмитрий, что поделился очевидным, – закатил глаза Алек, которому и самому играть в Бенкендорфа наскучило.

– У вас появилось предложение, Дмитрий Александрович? – Регина убрала сумку со стула, приглашая Благовещенского сесть.

– К слову, появилось, – Дмитрий передал Алеку кожаную папку. – Я предлагаю снять министра образования и ректора, которые потворствовали этому бедламу. Затем лишить всяческих привилегий зачинщиков – например, Трубецкую. И оштрафовать преподавателей, присоединившихся к студентам.

– Не кажется ли тебе, Дмитрий, что это слишком жестоко? – Алек перебирал бумаги.

Дмитрию внезапно захотелось напомнить цесаревичу, что это он сбрасывал газовые бомбы на студентов, но тут вмешалась Регина.

– Это не будет слишком жестоко, если создать студенческий совет, который будет регулировать подобные поправки.

– Брать ли в вуз чернь? – насмешливо уточнил Дмитрий, но быстро поправился: – Не в обиду тебе, Котова.

– Какая обида, – отмахнулась она. – Вы как-то умную вещь сказали, что никто не хочет лишиться прав, которые у него есть. Я уверена, что студенты приплели эти благородные мотивы… Мы же это уже обсуждали! Давайте вернём им только то, что касается непосредственно их обучения.

– Хочешь, чтобы совет одобрял количество допс и прогулов? – уловил Алек.

– Именно! Мы их накажем, но сразу после наказания предложим вот такую милость. Тем более будут сняты все те, кто повинен в том, что бунт вообще состоялся.

– У них просто не останется причин быть недовольными… Только тем, кто не сможет платить за учёбу, – Дмитрий вспомнил про Дину.

– Ну, нужно было думать раньше, – уж слишком просто пожала плечами Региша.

– Это выглядит как план. Я… – Алек замялся, не понимая, что должен делать: доложить министрам, отцу, наставнику. Кому?

– У тебя есть право выносить ноту недоверия министрам самостоятельно, думаю, что и ректору тоже, – пришёл на выручку всезнающий Дмитрий.

– Так я и сделаю! – в глазах Алека снова блеснула искра решимости.

19

– Нет, вы это видели? Цесаревич столько власти получил! Когда это произошло? Теперь в самом деле стоит задуматься над тем, как стать принцессой! – громко рассмеялась светловолосая девушка, сидевшая позади Ададуровой в Американской кофейне.

Помещение уже украсили к праздникам, пусть и с задержкой из-за всех этих студенческих беспорядков, а в меню наконец-то добавили приторные напитки, которые были призваны вселить во всякого, их попробовавшего, дух Рождества. Анна Петровна не любила такой кофе, но каждый год, стоило в витринах кофейни зажечься лампочкам, спешила отослать слуг и пойти бродить по городу. Она могла идти очень долго, не ощущая мороза, а затем непременно зайти в Американскую кофейню возле Казанского. Это Костечка любил странный сладкий кофе, это Костечка начинал ждать праздников, как только в городе зажигали первую иллюминацию.

– Нет, но это просто невероятно! Раньше я так любила скандалы, связанные с наследником, а теперь что? Читать о его доблести? Уволь, душечка! – хмыкнула ещё одна девушка с невероятными серьгами.

– А мне кажется, – тихо присоединилась третья, – это очень благородно с его стороны – помиловать всех…

– Ага, как же! Двух таких чиновников подвинул, и штрафы всем причастным! Милосердие? Прибавка в казну к праздникам! – заявила вторая, самая недовольная.

Несмотря на то что Ададурова сидела спиной к залу, внезапно её потревожили:

– Анна Петровна, здравствуйте! Вы одна?

– Ох, Регина? Какими судьбами? – Ададурова собралась и улыбнулась.

– Наконец-то всё закончилось, у нас первые выходные…

– А где же ваш прекрасный принц? – княгиня улыбнулась ей по-матерински. – Вы садитесь, что уж.

– О, простите, не могу. Я с маменькой помирилась, вот гуляем. А Александр в Министерство уехал, последние бумаги подписывает.

– Отчего же вы не с ним? Вам разве не положено быть подле? – Ададурова заметила серьёзную крупную женщину, с недоверием наблюдавшую за Региной.

– О, нет, я должна быть только на официальных мероприятиях, а это так, уже мелочи.

– Понимаю… Но не буду вас задерживать, проведите побольше времени с матушкой.

– Доброго вам дня, Анна Петровна!

– Кстати, благодарю, что проявили столько снисхождения к моей непутёвой воспитаннице…

– О, это не я, заслуга одного лишь Алека! Но я обязательно передам ему, что вы остались довольны!

И Регина вернулась к серьёзной женщине, совсем на неё не похожей. Ададурова вздохнула. Она не любила чужое семейное счастье. Даже если часть этой семьи ей была близка.

– Бога ради, Регина, незачем отвлекать таких важных людей! – покачала головой Марина Владимировна.

– О, я у княгини часто обедаю. Она очень хорошая…

– Ох, дочка… – всё, что сказала вслух Марина Владимировна.

Она боялась за единственную дочь, которая, подобно Икару, взлетела слишком высоко. Котовы не мечтатели. Они дельцы. А Регине хочется большего. Она почему-то не боится сорваться и разбиться.

– Мамань, ну, не порть этот вечер! – попросила девушка. – Я так по тебе скучала… – Регина уткнулась маме в плечо.

Марина Владимировна давно хотела помириться с дочкой, но всё никак случая не было. Но вот когда Региша ввязалась в подавление бунта, женщина не выдержала. Она так испугалась за своё непутёвое сокровище, что в тот же день позвонила дочке и велела явиться домой для разговора, как только у той появится время.

– Я понимаю, на Новый год ты приглашена к императору, я не настаиваю, но хотя бы второго числа приезжай к нам на дачу.

– Мамуль, с радостью. – Регине наконец отдали латте, украшенный имбирным пряником. – А могу взять с собой Алека? Ему наверняка нечем заняться, да и ты с ним лучше познакомишься.

Марина Владимировна лишь вздохнула. А что здесь сказать, если летом наследник Империи уже работал в её лавке. Нет, цесаревича Александра так просто не отвадить от их семьи. Быть может, и в самом деле стоит узнать его ближе?

– Ты сама знаешь, мы всегда рады гостям…

***

В стену полетел планшет и разлетелся на куски.

– Что он сделал и мы допустили?! – орал Павел Федорович на Носова.

– Мы не допустили. Мы не смогли остановить, поскольку право цесаревича отстранять министров в условиях кризиса закреплено у нас законодательно, – заметил Носов.

– Он совсем страх потерял? Посоветоваться не мог?!

– Государь, но рейтинг наследника снова растёт. Он показал себя сильным лидером, готовым взять бразды правления в случае необходимости, – Сергей Григорьевич подложил императору отчёт.

– Бразды правления, Серёж, ты совсем? Я похож на того, кому скоро в могилу?

– Государь, не гневайтесь, но помните, что случилось с вашим отцом? Несчастный случай может ждать каждого…

Павел Федорович закрыл лицо руками. Он устал. С того летнего теракта он перестал контролировать сына. Раньше Алек был разочарованием. Но понятным разочарованием! А теперь он делает, что хочет. Прав Носов – Алек наращивает мощь и общественную поддержку. Несчастный случай может ждать кого угодно, но только не самодержца. Павел Федорович это точно знал. Он знал, чем может обернуться власть в руках амбициозного мальчишки: глупостью, которая вполне способна посягнуть на святое. Например, на монаршего отца.

– Распорядись готовить публичное награждение всех причастных к остановке восстания. Отдельно выдели Алека, эту его Котову и того князя… как его?

– Дмитрий Благовещенский.

– Да, его. Хороший мальчишка. Отец у него был видный офицер. Жаль, почил…

Павел Федорович редко вспоминал те годы, когда ещё не был императором. А годы-то были славные. Сашка Благовещенский тогда усы носил модные, смешные, за Аней Брянчениновой бегал, и она тогда была весёлой. Кажется, из всех них одна только Верушка смогла сохранить прежнюю лёгкость. Крамольная мысль: появись у него шанс – захотел бы он что-нибудь изменить? Навряд ли, слишком многим он пожертвовал ради своего престола. А всё же хорошо, что Алек так не похож на отца. Пусть остаётся ветреным повесой, чем лезет в дела государства. Поиграли в самостоятельность – и достаточно.

– Очень великодушно, ваше императорское величество, – занёс все данные в ежедневник Носов.

– Вовсе нет. Видеть Алека в семейном кругу я не желаю, но не стоит Империи знать, что именно у нас дома происходит. И вели доставить мне новый планшет, – император махнул рукой в сторону стены, о которую нашёл свой конец предыдущий девайс.

***

Марина Владимировна очень редко испытывала чувство дискомфорта. Они с мужем были богаты и уважаемы среди знати. Что ещё могло быть нужно купеческой семье? Вот только ни с кем, кроме таких же уважаемых купцов, они отношений не поддерживали. К Регише в школу Дмитрий Валерьянович ходил лишь однажды – когда устраивал её в гимназию. А Марина Владимировна и вовсе ни разу не появилась там.

Несомненно, Дина часто заходила в гости, но она была ребёнком, а дети, как известно, не считаются. Даже когда цесаревич чуть ли не поселился в их лавке, Марина Владимировна слишком сильно увлеклась попытками отвадить его от дочери, позабыв о том, из какой он семьи.

И вот теперь, практически в канун Нового года, Марина Владимировна в неимоверно дорогом платье сидела подле мужа в первом ряду амфитеатра Главного штаба. Справа от супружеской пары сидела такая же почётная гостья – вдовствующая княгиня Благовещенская, а слева – графиня, семье которой принадлежала крупная нефтяная компания. Вот в этой компании Марине Владимировне было максимально некомфортно.

К её счастью, заиграла музыка – началась торжественная часть. Марина Владимировна до последнего не верила, что её дочь и в самом деле наградят. Она, как и многие, полагала, что девчонка просто таскается с цесаревичем. Но что же? Император лично цепляет ей орден и красивую ленту. Её награждают прямо после самого цесаревича.

– Вам очень повезло с дочерью, – внезапно к ней обратилась княгиня Благовещенская. – Димоша о ней очень высокого мнения.

– Отрадно слышать, благодарю за высокую оценку! – пробормотала Марина Владимировна.

– У неё светлое будущее. Вам об этом, наверняка, никто из нас прямо не скажет, но многие бы отдали все свои богатства, лишь бы их чадо так, как ваше, старалось.

Марина Владимировна ничего не ответила, поскольку зал начал шумно аплодировать. И в самом деле, Регину награждают уже второй раз за полгода. Быть может, она права – супружество и эта скучная обыденность купчихи не для неё?

Когда всё закончилось и родители стали фотографироваться с детьми, Марина Владимировна подошла к дочери и крепко её обняла.

– Мамань, ты чего? – пробурчала Региша, немного смущаясь.

– Я просто так тобой горжусь! – украдкой Марина Владимировна смахнула слезу.

– Подожди! – рассмеялась Регина. – Я же ещё сессию не закрыла!

– Знаешь, Александр, – Благовещенский с цесаревичем стояли в стороне и следили за Региной, – я завидую Котовой.

– Я думаю, все мы завидуем Котовой, – Алек постарался вспомнить, когда его в последний раз так обнимала матушка. – К слову, можешь звать меня Алеком. Все близкие так меня зовут.

Дмитрий удивлённо перевёл взгляд на друга. Вероятно, оба молодых человека чувствовали одно и то же: в стенах дворцов очень сложно найти близких друзей, которые не предадут. И то, что Дмитрий в самом деле смог сблизиться с цесаревичем, а тот ему доверился, говорило о многом. Это больше, чем простая дружба.

– Я оправдаю твоё доверие, Алек, – очень серьёзно, как он это умел, кивнул Благовещенский.

– Я знаю, – Алек же ему улыбнулся. Той дурной улыбкой. Он снова был собой.

– Так что же, встретимся, стало быть, уже на новогоднем приёме в Зимнем дворце? – Дмитрий поспешил загасить эту сентиментальную сцену.

– Да, я заказал для Рины чудесное платье, поэтому не забудь сказать, как оно ей к лицу!

– О, поверь, Котова сама потребует похвалы, если будет уверена в своём туалете! Главное, смотри, чтобы она свою странную сумку не брала…

– Опять мою котомочку осуждаете? – к ним подошла Региша. Она встала, подбоченившись и изображая ужасную обиду.

– С другой стороны, не эта сумка – мы бы не встретились… – припомнил Алек.

– Да, Котова, твоя сумка – то, чем ты войдёшь в историю! – рассмеялся Дмитрий.

Регина изумлённо смотрела на Благовещенского: сейчас он казался таким искренним, таким счастливым. Совсем не тем типичным князем, которого она встретила летом на балу.

– Знаете, Дмитрий Александрович, лучше уж войти в историю с котомочкой, чем не войти в неё вовсе!

– Я считаю, что это звучит тостом! – Алек поманил к ним официанта с подносом шампанского.

20

– Ты готова? – спросил Алек, выходя в прихожую.

– Разумеется! – Регина отвернулась от зеркала.

Невероятно. Облачённая в зелёное бальное платье, она была столь же прекрасна, как в день их первой встречи. Нет, она была ещё прекраснее. Теперь не девочка, упавшая на бал, а официальная гостья. И платье у неё не украденное из подвала, а её собственное. Изумрудный атлас подчёркивал всё то, что должен был подчеркнуть. Рыжие волнистые волосы, бережно собранные в причёску и украшенные остролистом, словно кричали о её причастности к европейским праздникам.

Алек не мог отвести от неё взгляда. Он подошёл к ней и нежно поцеловал. Регина – его царевна. Возможно, только сегодня… Как бы он хотел переписать закон. Как бы он хотел не зависеть ни от чьей указки. Была бы в его руках вся власть мира – он бы непременно сделал Рину своей невестой.

– Поосторожнее! – как кошка, Рина вырвалась из объятий. – Испортишь причёску, и как я буду выглядеть в глазах твоей матери? А что скажет Август Аристархович?

Алек лишь ласково улыбнулся. Как хорошо, что она всегда рядом. Это могло продолжаться вечно, но тут в прихожей появился секретарь. Алешка ни у кого не вызывал никаких эмоций. Злые языки и вовсе смеялись: такой же неприметный, как и его начальник.

– Автомобиль готов? – Алек проворно принялся помогать Регине надевать шубку.

– Ваше Высочество… – Алек не любил, когда Алешка мялся, так же сильно, как когда тот начинал с официального обращения.

– Что же? – цесаревич нахмурился и подошёл ближе.

– Мне звонили из дворца… Вас просили не приходить. Император остался недоволен вашей опрометчивостью и самовольностью… – шумно Алешка втянул воздух, явно не решаясь закончить.

– Говори.

Регина вздрогнула. Такая же жёсткость в голосе Алека была, когда тот отдавал приказ разгонять всех бунтующих студентов.

– Император не хочет, чтобы вы испортили семейное торжество.

– Понимаю… – протянул Алек. – В таком случае, Алексей, не смею тебя задерживать. Я знаю, супруга хочет провести этот вечер с вами.

– Но как же? Необходимо сейчас же распорядиться, вернуть повара… – Алешка полез в планшет.

– Нет, – возразил Алек, – это наша традиция: я всех отпускаю на Новый год. И в этот раз не произошло ничего выдающегося. Потому я прекрасно проведу вечер во дворце.

– Но как…

– Это приказ, – вновь этот непривычно холодный тон. – Сообщи водителю, что сегодня его услуги не понадобятся. Я хочу побыть один.

Раньше, чем Алексей смог добавить ещё хоть что-то, Алек взбежал по парадной лестнице и скрылся на втором этаже. Регина и Алешка остались вдвоём.

– Невероятно… – девушка рассеянно принялась стаскивать шубку.

– Это несправедливо, Регина Дмитриевна, – поправил её Алексей. – Надеюсь, вы не оставите цесаревича сегодня. Доброго вечера, барышня, с праздником.

Регина вернулась в спальню. Вытащила из причёски шпильки. Кудри разлетелись по плечам. Это мог быть волшебный вечер. Она представляла, как чудесно они втроём повеселятся. Признаться, Регише страшно понравилось, как начинался прошлый бал в Зимнем дворце… И при этом визите ей бы не пришлось бояться быть раскрытой, переживать, что о ней могут подумать окружающие. Она была хоть и чужеродной, но частью высшего общества столицы!

А теперь… Очередной домашний Новый год. Сейчас она переоденется в шорты, заварит чай и предложит Алеку посмотреть кино. Тихо и без суеты.

Внезапно, словно молния пронзила сердце. Нет! Если они не будут веселиться, если они не отпразднуют, то позволят им победить. Региша подхватила со столика остролист и пристроила его обратно в причёску.

Полная решимости, она поддела тёплые рейтузы под пышную юбку и выскользнула в коридор. Забежала в погреб, прихватила две бутылки шампанского и наконец вбежала в комнату Алека. Разумеется, он лежал в своей не наполненной ванне.

– Вставай скорее! – воскликнула она.

– Зачем? – по Алеку было видно, что он не видит смысла не только в том, чтобы встать, но и вообще в продолжении жизни.

Четверть часа назад ему казалось, что всё в его жизни наладилось. За время недолгого триумфа он успел ощутить себя значимым. Поверить, что и в самом деле однажды он встанет на защиту Империи. Он был истинным наследником. Но всё рухнуло, когда отец, даже не лично, жестоко и бессмысленно отверг его. Лишь орден на сброшенном мундире мучительным укором поблёскивал в углу.

– Перестань вести себя словно поверженный! – фыркнула Рина, наклоняясь к нему в ванну. – Ты супер! Моя маманя тоже не сразу поняла, как здорово, что я в Академию попала.

– Рин, а какой я, если не поверженный? Я разочарование семьи, впору это признать…

– Горе ты моё, – девушка покачала головой, ухватила его за руку и потащила вверх. – Вставай, пойдём гулять! Ты разогнал мятеж. И, замечу, если твоему отцу что-то не нравилось, мог бы и сам вмешаться. А сейчас это выглядит мелочно и неприятно.

Алек недоверчиво посмотрел на Рину. Она тянула его за руку, словно вытягивала из детского кошмара.

– Пойдём на Неву! Там ярмарка. Будет весело. Давай Благовещенскому позвоним. Он тоже недалеко!

– Хочешь, чтобы мы пошли к Зимнему? – Алек вновь нахмурился, но начал вставать.

– Нет, я хочу, чтобы мы пошли туда, где будут видны фейерверки, музыка играть будет и пряное вино рекой литься! Тебя хотят наказать, словно мальчишку, за поступок, в котором твоей вины нет. Не будь мальчишкой, не позволяй себя наказать!

И вот Алек, укутанный в тёплый шарф, вышагивал по Невскому, словно и в самом деле так планировал отмечать Новый 2026 год. Пока собирались и утеплялись, успели выпить бутылку. И теперь жизнь, может, и была несправедливой, но уж точно такой не казалась.

Алек никогда не отмечал Новый год на улице, с толпой. Но как прекрасно было видеть этих счастливых горожан. Невский перекрыли, и яркая, радостная толпа спешила на лёд. То и дело взрывались хлопушки, девчушка, сидевшая у отца на плечах, передала Алеку мандарин. И было во всём этом столько надежды на то, что следующий год будет самым лучшим. Что все мечты сумеют исполниться.

– Вон он! – закричала Регина и подняла руки вверх. Она махала изо всех сил, стараясь привлечь внимание ошарашенного Благовещенского.

– Дмитрий Александрович, неужто вы тоже ни разу не праздновали на улице? – удивилась Регина.

– Меня поражает, что ты, Котова, могла вообразить это возможным, – Благовещенский усмехнулся. – Алек, во дворце только и перешёптываются, что о тебе.

– Даже знать не хочу, – отмахнулся цесаревич.

– И правильно! Пойдёмте пить пряное вино! А то я гляжу, вы, Дмитрий Александрович, совсем не подготовились!

Региша встала между юношами и взяла их под руки. Вместе они вышли на лёд Невы. И в самом деле – ярмарка. Очевидно, её поставили, как только волнения в Университете утихли. Немного скользко, но так даже веселее. Регина всё время цеплялась то за Алека, то за Благовещенского. В толпе простых людей князья и сами почувствовали себя простыми горожанами.

Алек вообще задумался о том, что был бы куда счастливее, если бы не должен был соответствовать чьим-то ожиданиям. Он посмотрел на Зимний дворец. Хорошо, что он не с родителями. Впервые за все эти годы невероятных праздников он чувствовал себя не одиноким.

На балконе Зимнего дворца император произносил речь. И Благовещенскому стало поразительно забавно от того, что на площади почти никто не слушал это выступление. Аристократия привыкла внимать каждому слову самодержца, а здесь… здесь шла жизнь. Затем прогремел выстрел пушки на Петропавловке – была полночь.