Точки притяжения

Кира доработала до той секунды, когда услышала звонкое «привет!» и, подняв глаза, обнаружила перед своим столом улыбающуюся Майю. Макс остановился чуть поодаль от сестры – с таким видом, словно его заставили там стоять: он сложил руки на груди и смотрел куда угодно, только не на Киру. Улыбка Майи напомнила ей недавний сон.

– Привет…

– Приглашаем тебя к нам в гости, – сказала Майя. – Папа давно хотел тебя пригласить, да стеснялся.

– Это обязательная подробность была? – послышался недовольный полушёпот её брата.

– Я разговариваю, а не ты, – легко парировала Майя, не оборачиваясь; она смотрела на Киру, ожидая ответа.

Давнее любопытство воспрянуло в ней приливом оживления. Где они жили? Как они жили? Каким человеком была их мама?

Прилив погасился о сожаление: она хотела бы, чтобы это всё случилось на несколько недель пораньше. Прилив, однако, не исчез, превратившись в упрямый прибой.

– Я с удовольствием к вам приду, – чистосердечно ответила Кира.

– О, отлично. О точном времени мы потом скажем. Он скажет, – Майя махнула головой на брата. Бросив «пока», она пошла к лифтам. Макс, не удостоив Киру взглядом, ушёл за сестрой.

«Я бы тоже на себя не смотрела, если бы так же отшила себя в прошлую пятницу».

Она опять страдала от противоречивых чувств: опять обида боролась с раскаянием.

Пока Майя стояла рядом с её столом, Кира украдкой рассматривала её брата, пользуясь тем, что он на неё не смотрел. Её сон вынудил её внимательно оглядеть его настоящий и не нарисованный в её спящей голове вид: большие и всегда как будто немного уставшие глаза, которые сейчас были подёрнуты холодом, искривлённый от лёгкого недовольства рот, который нельзя было назвать ни маленьким, ни большим, но который очень легко растягивался то в улыбку, то в негодующую дугу, светлые вьющиеся волосы, которые казались очень мягкими на ощупь, но которых она никогда не касалась, и вытянутую и стройную фигуру, по которой она впервые за время их знакомства оценивающе пробежала глазами. После субботнего сна ей пришлось признаться себе, что она испытывала к нему влечение, но оно не было основой её чувства: жизнь после его отказа представлялась ей оцепеневшим мучением – при чём здесь было желание? Физическая тяга была неустойчивой и легко рассыпа́лась в пыль при намёках на его неблагосклонное отношение.

Несмотря на уверенность в том, что Макс будет её игнорировать, ей оказалось больно переносить его пренебрежение. Не справившись с досадой, Кира встала из-за стола и пошла к лифтам, надеясь застать его там и попробовать помириться.

Макс был там. Он стоял в пустом лифт-холле, прислонившись спиной к стене и задумчиво опустив голову.

– Ты меня теперь совсем игнорируешь, или я могу кое-что сказать?

Макс удивлённо поднял на неё глаза: он не ожидал, что она пойдёт за ним.

– Говори, – холодно откликнулся он, опустив взгляд в пол.

– Насчёт пятницы… Эм-м. Я была в гадком настроении, в общем, – сказала она, надеясь, что это сойдёт и за объяснение, и за извинение. У неё не получилось выдавить из себя извинение: этому мешала обида.

– Я понял, – он пристально посмотрел на неё.

Оторвавшись от стены, он пошёл к офису.

– То есть ты теперь будешь меня игнорировать?

– С чего ты взяла? – недовольно спросил Макс, обернувшись.

– То есть не будешь? – Кира взяла на себя смелость слегка улыбнуться.

– Какая тебе разница вообще?

– Просто как ты тогда расскажешь, когда мне к вам приходить?

– Как-нибудь, – сухо бросил он и хотел развернуться, но она, не удержавшись, сказала:

– Пять-три.

Макс открыл рот, чтобы ответить, но, не справившись с порывом, невольно улыбнулся. Чтобы как можно скорее скрыть свою реакцию, он торопливо ушёл.

День -35, неделя -5, понедельник

День был прохладным, но всё вокруг было залито весенним солнечным светом. Таня решила ничего на себя не накидывать. Она поднялась на крышу и, стоя около сетки и глядя на город, лениво думала о том, что этот вид пока что ей не надоел и что новое место работы, на котором она трудилась чуть больше месяца, её не разочаровало.

На крыше было мало народу: все как будто подумали, что погода будет такой же холодной, как и вчера, и, несмотря на слепящее солнце, решили поменьше выходить на открытый воздух. Несколько человек всё же вышли; среди них был тот, на кого она внимательно смотрела с тех пор, как устроилась сюда. Таня впервые увидела его на новоселье у подруги; сейчас он сидел за одним из столиков и, откинувшись на спинку стула и перекрестив вытянутые ноги у щиколоток, глядел в телефон. На вид он был немного младше неё и, кажется, ненавидел формальную одежду, но тем не менее его броская внешность обращала на себя её внимание; более того, во всех его движениях, взглядах и позах она подмечала подспудную дерзость: ей это было очень близко.

Ей хотелось поговорить с ним; для начала хотя бы познакомиться. Лучшего момента было не придумать: закончив курить, она направилась к его столику.

– Привет, – спокойно сказала она, подойдя.

– Привет, – отозвался он, кинув на неё беглый взгляд.

– Можно присоединиться?

– Конечно, – бросил он, не отрывая глаз от телефона.

Стоило ей сесть напротив, как он поднял голову и, чуть склонив её набок, с испытующим любопытством посмотрел на неё, как бы предлагая начать.

– Мы ещё не знакомы, – заговорила она. Это было хорошим началом: их офисы находились через стену друг от друга, а начальники их отделов были закадычными приятелями. – Я работаю здесь недавно. Меня зовут Таня.

– Я знаю, – уверенно ответил он. – Я Ма…

– Я прекрасно знаю твоё имя, – улыбнувшись, перебила его Таня; она ещё в первый день на новом месте узнала, что его зовут Макс. Его взгляд дал понять, что ему понравился её ответ.

– Куришь здесь? – он мотнул головой в сторону.

– Да. Ты не куришь, да?

Макс кивнул. Он не менял первоначальной позы, но с тех пор, как поднял глаза, ни разу не опустил их обратно на экран.

– Я не хочу ходить вокруг да около, – мягко, но напористо сказала Таня. – Можно личный вопрос?

– Давай.

– У тебя есть девушка?

Она не планировала начинать с такого захода: эти вопросы вышли под влиянием момента. Её опыт говорил, что это было неудачное начало: если он скажет «нет» и через час общения выяснится, что он и адекватность разошлись ещё в детстве, ей придётся прохладно сторониться его и заработать себе недоброжелателя.

Макс поспешно убрал телефон в карман голубой джинсовой куртки и переместил себя в нормальную сидячую позу.

– Нет, – сказал он; в его глазах вспыхнула заинтересованность. – А что? – с оживлённой настойчивостью спросил он, облокотившись о стол.

– Хочешь погулять сегодня?

Это было ещё более смелое решение: можно было просто предложить встретиться здесь на обеде.

– Хочу, – твёрдо ответил Макс, растянувшись в улыбке. – Где ты хочешь погулять?

– Как насчёт парка?

– Давай. Можем встретиться у главного входа.

– Да, давай, – Таня встала. – В семь?

– Договорились.

Она пошла к выходу, уверенная в том, что он смотрел ей вслед. Сегодня вечером можно будет узнать его получше; точнее, хоть как-то.

День 64, неделя 10, понедельник

В пятницу перед сном Майю ужалила паническая мысль: а что, если Максу было настолько плохо, что в следующий раз он сделает с собой что-то более деструктивное, чем осушение бутылки вина? Ей помогла заснуть решимость поговорить с ним завтра же утром.

Всю субботу Макс, однако, просидел в своей комнате, а когда изредка выходил, отказывался разговаривать, ссылаясь на плохое настроение, и, закончив дела, сразу уходил к себе. В воскресенье он ушёл из дома рано утром и вернулся только поздним вечером, и Майя весь день обеспокоенно смотрела на их чат и следила, чтобы его последнее появление в сети не превышало один час; в противном случае она собиралась звонить ему и напрямую спрашивать, где он был.

Сегодня она решила, что нужно было действовать напористо. Позвонив папе, она договорилась, что заедет к нему в офис. Доехав до их здания и забежав к папе по какой-то на ходу придуманной причине, Майя отправилась к брату: он сидел за рабочим местом, подперев подбородок ладонью и уставившись перед собой.

– Проводи меня до лифта.

Макс медленно перевёл на неё утомлённый взгляд.

– И тебе привет. Сама не дойдёшь?

Майя укоризненно покачала головой. Вдруг она схватила его за руку и потянула на себя. Макс, боясь, что это могло привлечь к ним ненужное внимание, тут же встал.

– Ты умеешь убеждать, да? – прошипел он, снявшись с места.

– Я поговорить хочу. Я беспокоюсь за тебя. Ты никогда не пил, и тем более не напивался.

– Скажи погромче, не все услышали.

Они зашли в офис, в котором работала Таня. Майя метнула на неё взгляд и увидела, что та пристально на них смотрела.

– У тебя какие-то проблемы с Таней? – прошептала она брату.

– Нет.

– А если я подойду и у неё спрошу?

– Попробуй только! – огрызнулся Макс.

– Не буду, успокойся. Ты нас не знакомил даже.

Они дошли до следующего офиса. Майя, увидев Киру, пробормотала «оп, Кира», без остановки развернулась и, ухватив брата за руку, уволокла его обратно в коридорчик.

– Сейчас что?

– Да про Киру всё думаю… Папа тебе не говорил, что хочет пригласить её к нам как-нибудь? На ужин, допустим.

– Ни разу.

– Хм-м… Мне постоянно говорит. Он, кстати, доволен тобой.

– В смысле?..

– Ну, что ты с ней общий язык нашёл. А, вспомнила, кстати: он говорил, что надеется, что ты её к нам пригласишь.

– Чего? – Макс округлил глаза. – А мне чего ни разу не сказал?

– Я смотрю, ты тоже всё рассказываешь, – не выдержала Майя. – Пойдём, короче, порадуем папу.

Не дожидаясь ответа, она уверенным шагом направилась к Кире. Встав перед её столом, она широко улыбнулась и дала о себе знать бодрым «привет!». Кира подняла на неё изумлённые глаза.

– Привет…

– Приглашаем тебя к нам в гости, – улыбалась Майя. – Папа давно хотел тебя пригласить, да стеснялся, – добавила она, чтобы предложение не прозвучало взятым с потолка.

– Это обязательная подробность была? – послышался из-за спины недовольный голос её брата.

Майя не обратила на него внимания, чтобы не вступать в ненужную перепалку: через несколько минут им предстоял серьёзный разговор.

– Я разговариваю, а не ты, – не обернувшись, бросила она, ничем не нагрузив интонацию.

– Я с удовольствием к вам приду, – приятно-удивлённо ответила Кира.

Ей нравилась Кира – с их первой встречи в лифте этого здания. Она не использовала неловких ужимок и легко реагировала на любые оттенки диалога: Майя помнила, как серьёзно и до нужной степени сдержанно Кира кивнула на её соболезнование и как спокойно ответила на её «как тебе здесь?», заданное только для того, чтобы диалог не повис на неприятной ноте. Кира нравилась ей ещё и тем, что симпатия была взаимной.

– О, отлично, – обрадовалась Майя. – О точном времени мы потом скажем. Он скажет, – она махнула головой на Макса. – Пока.

Она пошла к лифтам, краем глаза убедившись, что брат последовал за ней. Лифт-холл, на её счастье, был пуст.

– Может, родителей надо было сначала предупредить? – возмутился Макс, когда они остановились.

– Предупредим, – уверенно парировала Майя. – Я в первую очередь с тобой пришла поговорить. Что с тобой происходит?

– А что со мной происходит? – запальчиво повторил он, не снижая тона.

– Ничего, по-твоему? Мало того, что в последнее время ходишь весь подавленный, так ещё в пятницу…

– Хватит вспоминать об этом! – громко перебил он.

– Я беспокоюсь за тебя! – почти крикнула Майя.

– Не надо за меня беспокоиться!

– А когда надо будет? Когда с крыши прыгать пойдёшь?

– Я не… – разгорячённо начал Макс, но, поняв смысл её слов, тут же остыл. – Я не собираюсь с крыши прыгать…

– Пить, я уверена, ты тоже не собирался, – серьёзно ответила Майя. – Ты можешь сколько угодно не говорить мне о себе, но, пожалуйста, если в следующий раз тебе будет так же плохо, позвони. Выскажись хотя бы – просто общими словами. Это помогает.

– Да я не…

– Я серьёзно, – перебила она его. – Или в стену постучи, если дома будем.

Макс протяжно выдохнул.

– Ладно. Хорошо. Попробую.

– Попробуешь?

– Спасибо за беспокойство, но иди уже, – он нажал на кнопку; двери лифта моментально открылись.

– Я люблю тебя, понял! – с вызовом воскликнула Майя, зайдя в пустой лифт.

– Я тоже тебя люблю, – он улыбнулся на её непосредственность; двери лифта закрылись, скрыв его из вида.

День 65, неделя 10, вторник

Кира наслаждалась воспоминанием о вчерашнем приглашении. На какое мероприятие они звали её? Скорее всего, на неторопливый ужин у них дома. На днях она узнает точнее. Ей должен будет сказать об этом…

– Привет.

«Помяни чёрта…»

Кира подняла голову. За этими рассуждениями она забыла, что их отношения перешли в разряд холодных и что это её серьёзно беспокоило.

– Привет…

– Как насчёт пятницы?

– Ты про приглашение?

– Про что ещё! – с внезапным недовольством ответил Макс.

Кире нравилось, как он возмущался: в его выпадах не было жёсткости и настоящей злости; они звучали очаровательно капризно.

– Я свободна в пятницу. А тебя не будет?

– Почему меня не будет?

– Ты же по пятницам это… – она мотнула головой в сторону, – уходишь.

– В этот раз не пойду, – холодно проронил он.

– А как мне добраться до вас?

– Поехали с нами.

Кира даже не думала про такую возможность: она представляла, что ей просто назовут адрес и время.

– Третье приглашение, – она взяла на себя смелость улыбнуться. – Я предупреждала, что соглашусь.

Макс подавил желание закатить глаза.

– Ну и всё тогда, – бросил он и развернулся.

– А мы можем поговорить? – быстро спросила Кира.

– Нет, – не обернувшись, на ходу кинул он.

– То есть один-один?

Макс резко остановился, медленно вздохнул и повернулся к ней.

– В смысле?

– Отказ за отказ. Я тогда не согласилась, чтобы ты шёл со мной. Ты отказываешь мне в разговоре.

– По-твоему… – он вернулся её столу, сведя брови так, словно не мог поверить тому, на что она намекала, – по-твоему, я мстительный?

– Похоже на то, – простодушно ответила она, пару раз кивнув.

Макс приоткрыл рот, но не нашёл, как опровергнуть такое неожиданное обвинение.

– Ладно, пойдём туда, – сдался он, показав рукой на место отдыха.

Кира выскользнула из-за стола и пошла за ним. Они сели на диван, и Макс, подняв брови, состроил говорящее лицо «хотела поговорить – говори».

– Я понимаю, почему ты на меня злишься, – аккуратно начала Кира; она должна была сказать слово, без которого ей было не обойтись: – Извини. Я постараюсь, чтобы такого больше не повторялось.

– Постараешься? – переспросил он с налётом угасающего недовольства.

– Да, странно прозвучало, но…

– Что у тебя случилось? – вдруг перебил её Макс. – Что-то в семье?

– Нет, – быстро сказала Кира, поздно сообразив, что она упустила возможность удобно соврать.

– Что-то личное?

«Что?..»

Он спрашивал её про личное? Он ни разу не намекнул ей, что у него была девушка, он шифровал свою личную жизнь от всего окружающего мира, и он только что напрямую спросил, не случилось ли чего в её личной жизни? Кира вспомнила все доводы, которые она прокручивала в голове в прошлую пятницу: он прекрасно видел, как она к нему относилась; он намеренно играл её чувствами. Злость вспыхнула так неожиданно, что она начала отвечать до того, как отдала себе в этом отчёт:

– А какая тебе разница? Ты мне кто?

Макс задето вскочил с дивана.

– И правда, кто? – он развёл руками. – Хорошо поговорили, да? – прибавил он и быстро ушёл.

Кира обхватила голову руками. Она не могла понять, чего она хотела добиться, спуская с поводка свою бушующую горечь. Она не хотела прекращать с ним видеться, потому что его отсутствие в её жизни, осложнённое его дразнящим соседством, окончательно подорвало бы её душевное здоровье; в то же время она понимала, что с каждым разом ей будет всё труднее мириться с его недоступностью. Ей хотелось быть такой же, как раньше – радостной и непосредственной – но она знала, что иногда её будет захлёстывать злость на сложившуюся ситуацию: коря себя за очередной ненужный срыв, она будет расшатывать их отношения до тех пор, пока ему не надоест её противоречивая натура. Однажды, не выдержав её ожесточённых вспышек, он раз и навсегда перестанет с ней разговаривать. Она одновременно испытывала и вину, и праведную ярость, оправдывающую своё поведение; она ненавидела себя за бесполезные взрывы обиды, но ничего не могла с ними поделать: они уверяли её в своей необходимости, а потом оставляли её одну, заставляя чувствовать себя неуравновешенной хамкой.

– Голова болит? – спросил голос Тины.

Кира резко подняла голову. Перед ней стояли три её коллеги, с которыми она проводила обеденные перерывы: Тина и две другие девушки по прозвищу «подружки».

– Немного… – соврала она.

– Ты его знаешь? – спросила одна из девушек, пройдя к кофе-машине; вторая встала рядом с ней.

Тина села на одно из двух мягких кресел напротив дивана.

– Кого? Макса? – уточнила Кира.

– Я не знаю, как его зовут, – небрежно бросила та. – Был тут только что.

– Знаю немного, а что?

– Мы его маму знаем, оказывается, – сказала вторая.

– Ну как «знаем», – поправила её первая. – Ходим в её салон, она там не всегда бывает. Там, короче, такой креатив, – восхищённо прибавила она. – Мастер-классы всякие, лекции, конкурсы.

– Угу. На корпоративе с ней познакомились, – пояснила вторая.

– И не прошло и полугода, как сложили два и два, – скептически отметила Тина. – А вы не думали, что она там делала, раз она у нас не работает?

– Не, ну понятно, пришла с кем-то, – недовольно произнесла первая девушка.

– Просто как этот заворачивать к нам начал, – объясняла вторая, – мы такие типа «о, как похожи».

– Ну да, зачастил, – покивала Тина и без звука проговорила губами «к тебе», выставив указательный палец к Кире.

Кира, бросив на Тину укоризненный взгляд, устало покачала головой.

– Мне уже пора идти, – вздохнула она и, не дождавшись ни чьего ответа, ушла.

Примерно за 5 месяцев до дня 1, пятница

Майя была знакома с состояниями, когда хотелось часами лежать на кровати и, безостановочно плача, медленно истощать сердце зацикливанием на своих страданиях; она знала, как ощущалось оцепенение от внезапного удара по душевному равновесию; но сейчас всё дошло до ручки. Ей всё надоело; она больше не хотела ни выходить из дома, ни с кем-либо общаться; она больше не хотела соприкасаться с внешним миром. Всю жизнь окружающие говорили ей «ты такая уверенная в себе». Никто – почти никто – не знал, что она была такой же неуверенной в себе, как и все остальные. Всю жизнь ей не нравился её характер, но она, как ни старалась, ничего не могла с ним поделать. Она злилась на себя за выходки, которые казались ей удачными только в моменте; она корила себя за неуместные комментарии; она упрекала себя за то, что высказалась, не подумав.

Сегодня все её неудовольствия и страхи слились в одну точку: сегодня произошло самое грязное расставание в её жизни. Парень, с которым она расставалась, был так задет поворотом их отношений, что тут же отомстил ей, воспользовавшись всеми крупицами её неуверенности, которые он, как оказалось, внимательно подбирал всё время их знакомства. Он много и долго выкрикивал ей всё, что думал о её невыносимом характере; говорил, что её невозможно было любить; что если кто-то и любил её, то он врал; что он жалел её семью, потому что им досталась худшая на этом свете доля – жить с ней; и многое другое в таком же роде.

Она пришла домой примерно час назад. Не переодеваясь – на ней был толстый свитер с высоким горлом и тёплые джинсы – она залезла на диван, обхватила руками колени и, покачиваясь взад и вперёд, беззвучно заплакала. Она плакала так судорожно, что у неё заболели живот и грудная клетка. От слёз не стало легче – только хуже.

Она вспоминала ссоры, которые, перейдя на личности, вынуждали людей сгоряча выпаливать ей всё, что он или она про неё думали. В её голову упорна лезла единственная крупная ссора с братом, случившаяся много лет назад: они хотели побольнее друг друга задеть и наговорили всяких мерзостей; вспомнили все свои детские обиды. А что вообще означало «говорить сгоряча»? Это значило произносить такие слова, которые потом хотелось оставить невысказанными. Но почему они вырывались? Что заставляло людей их произносить? Она видела две причины: желание как можно доходчивее дать понять свои чувства и стремление задеть или отомстить. Во втором случае высказанное, скорее всего, не было правдой: это были всего лишь аккуратно собранные знания о том, в чём твой противник любил обвинять сам себя. Если, к примеру, человек считал себя скучным, хотя все окружающие не были с ним согласны, брошенная сгоряча фраза «и вообще ты скучный», сказанная только чтобы задеть его, расстроила бы его сверх меры, хотя это не было бы правдой. В первом случае – когда собеседник хотел указать, что именно из твоего поведения причиняло ему боль – сказанные слова были, скорее всего, правдивыми. Майя вспоминала отрывки из ссоры с братом; первым на ум пришло, как она вскрикнула: «Знаешь, какая твоя идеальная профессия? Шпион! Если будет дом гореть, и у тебя спросят “А-а! Где выход?!”, ты ответишь, что это не их дело!»; она сказала это потому, что ей надоела его скрытность: всё отрочество они делились друг с другом всем, что происходило в их жизнях, а потом он закрылся; ей было очень обидно. Он тогда ответил: «А ты – находка для шпиона! Когда-нибудь в пылу разговора все свои пароли разболтаешь!» Это было похоже на правду. Видимо, чаще всего её поведение и манера общения действительно ранили людей, и они старались открыть ей глаза на её отталкивающую натуру. Ей стало ещё хуже.

Её самоуничижающие мысли, как зомби в фильме ужасов, превращали сопротивляющихся в себе подобных, и если час назад она ещё пыталась убедить себя, что всё сказанное сегодня в её сторону нужно было делить надвое, то сейчас она не сомневалась в том, что это была абсолютная и горькая правда. Она представляла себе всех, кого знала: в каждом были свои недостатки, но ни у кого их не было столько, сколько у неё; у каждого был свой стиль поведения и общения, а у неё – нет: она была непоследовательной и нахрапистой; у каждого были свои достоинства, а у неё – ни одного.

Щёлкнул замок входной двери. Майя не отреагировала: её мысли плавали в ядовитом киселе, не позволявшем ей шевелиться. Послышался голос её брата, обеспокоенно спросивший: «Что с тобой?». Под ней немного продавился диван: Макс сел рядом. Она медленно повернула к нему раскрасневшиеся глаза; слова понеслись из неё, как повстанцы из пробитой в стене бреши.

– Есть кто-нибудь хуже, чем я? Нет же, да? Никого нет, я хуже всех. Я ненавижу себя!

Макс приобнял её одной рукой и прижал к себе, пока она бормотала что-то ещё. Остановив полный отчаяния монолог, Майя, сделав несколько размеренных вдохов и выдохов, решила взять себя в руки, чтобы не добавлять к причинам самоненависти жалкий вид и бессмысленное лепетание. Она отстранилась и, не отпуская обхваченных руками колен, повернула к брату лицо. Она приоткрыла рот, но так и не нашла, с чего начать.

– Что у тебя случилось? – настойчиво спросил он.

– С парнем рассталась…

– По его инициативе или как?

– По моей…

– Ругались сильно?

– Угу…

– И всё? Выглядишь так, как будто вы подрались.

– Нет, только ругались…

– Много гадостей наговорили?

– Он наговорил.

– И это тебя как-то определяет?

Это было то, чему учила мама: «Отказы и расставания не определяют вас, как личность. Они могут быть очень болезненными, но они никак вас не характеризуют».

– Никак, но… – вздохнула Майя, – я про себя просто думаю. В целом. Почему я такая?

– Какая?

– Плохая.

– Почему ты плохая? – недовольно спросил Макс.

– Да по всему. Невыносимая просто. Каждый раз говорю, не подумав, и каждый раз злюсь на себя.

– Почему ты злишься на себя?

– А почему не надо? – с сомнением спросила она.

– Ты сама сказала, что каждый раз говоришь, не подумав. И каждый раз ты ожидаешь, что в следующий раз будет по-другому?

– Да… А что?

– Нелогично. Если у тебя есть особенность, разумнее думать, что она так и будет повторяться. Стрелки часов не злятся на себя за то, что постоянно идут вперёд. Это то, что они всегда делают.