Хроники Мирослава. Изобилие Ковалей

– Вмешательство в Само Полотно? Но это… невозможно. Это все равно что попытаться изменить закон падения камня.

– Кто? – коротко бросила Ира, и в ее глазах вспыхнул не гнев, а холодная ярость. – Назови имя, Мортис.

– Цель – душа, что была перенесена, – ответил Мортис. – Ребёнок в мире смертных. Мальчик. И он… необычен. Его нить была исправлена, но последствия остались. Он помнит.

Ира вскочила с трона, её пламенные волосы взметнулись яростью:

– Помнит? Что именно он помнит? Смерть? Предыдущую жизнь? Это же нарушает все циклы!

Ментис покачал головой, его голос звучал спокойно, но в нём слышалась тревога:

– Постой, Ира. Память о прошлой жизни… Это беспрецедентно. Нам нужно понять масштаб последствий.

Спиритус присоединился к Ментису:

– Он прав. Душа с памятью о прошлом… Это может нарушить хрупкий баланс мироздания. Перерождение существует для очищения, а не для переноса накопленной мудрости.

Горм громогласно рассмеялся, ударив кулаком по подлокотнику трона:

– Баланс? Да это же возможность! Представляете, какие знания он может принести из своего мира? Мои кузнецы годами бьются над улучшением сплавов!

Ткания кивнула, её пальцы автоматически перебирали невидимые нити:

– Новые техники, новые материалы… Это может перевернуть все ремёсла! Он же помнит технологии другого мира!

Артифакс заинтересованно подался вперёд:

– И я присоединюсь к их мнению! Артефакты невиданной силы… Мы могли бы создать то, о чём даже не мечтали!

Венатор хмуро посмотрел на них:

– Вы все думаете о выгоде, но забываете об опасности! Как верно заметил Спиритус – мудрость из другого мира может быть опаснее любого оружия!

Силвана тревожно прошептала, обнимая себя за плечи:

– Леса шепчут о переменах… Его присутствие уже нарушает естественный порядок вещей. Помнит… Что именно он помнит?

Фортуна загадочно улыбнулась, подбрасывая золотую монетку:

– Память может быть и благословением, и проклятием. Шансы всегда есть!

Немесис холодно произнесла, её голос звучал как удар стали:

– Если он помнит свою смерть… это может породить невиданную жажду мести. Нарушитель должен быть найден.

Спес мягко улыбнулась, её руки сложились в молитвенном жесте:

– Но это же ребёнок… Его уникальное сознание может нести не только угрозу, но и надежду. Новый взгляд на мир…

Амор присоединился к ней, его голос звучал тёпло и убедительно:

– Спес права. Его прежний опыт – часть его души. Мы должны помочь ему, а не только бояться его.

Гаудиум внезапно оживился, хлопая в ладоши:

– О, представляете, какие истории он может рассказать! Какие представления о праздниках другого мира!

Меркуриус уже достал новый свиток и начал что-то быстро записывать:

– Коммерческий потенциал огромен… Новые товары, новые рынки… Если он помнит технологии своего мира…

Цереалис озабоченно покачал головой:

– Главное, чтобы его наследие прошлого не нарушили урожайность. Новые идеи – это хорошо, но стабильность важнее.

Беллона мрачно усмехнулась:

– Мои легионы готовы в любой момент. Если его знания окажутся опасными…

Сомнус наконец открыл глаза:

– Я буду наблюдать за его снами… Именно сознание проявляется ярче всего.

Юрис поднял свиток:

– Всё должно происходить согласно протоколу. Наблюдение – да, но с соблюдением всех правил.

Поэзия начал декламировать:

– О, дитя, несущее в себе тайны иных миров…

Мортис поднял руку, и тишина вернулась в зал:

– Достаточно. Ананке поручила это нам всем. Наблюдать. Каждый в своей сфере. – Он обвёл взглядом собравшихся. – Охота началась.

Один за другим Теои кивали, каждый по своим причинам. Теперь все они будут пристально следить за мальчиком по имени Мирослав

Глава 4

В кузнице пахло углём, раскалённым металлом и мужской работой. Гром, стоя у наковальни, с мрачным видом обрабатывал уже десятую подкову за сегодня. Но каждый удар его молота был тяжёлым и неохотным. Он знал, что завтра его ждёт не любимая прохлада камня и звон металла, а грязная, однообразная работа на поле – сбор урожая до наступления заморозков. Мысли об этом отравляли ему всё удовольствие от ковки.

Мирослав, сидя на чурбаке в углу, сосредоточенно наблюдал за братом. Ему ещё не было трёх лет, но во взгляде светилась недетская внимательность. Он видел, как Гром отвлекается, как его взгляд то и дело уходит в окно, в сторону их небольшого участка.

– Завтра поле, – мрачно констатировал Гром, откладывая молот. – Целый день. Картошка, капуста… Руки замёрзнут, всё в грязи. А тут… – Он кивнул на висящий на стене незаконченный узорчатый доспех. – …всё стоит.

Мирослав молча слез с чурбака и куском угля от горна начертал на полу грубый, но понятный схематичный рисунок.

– Смотри, – он ткнул пальцем в рисунок. – Приспособление такое. Деревянная ручка. А на конце – железная скоба с тупыми зубьями. Чтобы не резать, а поддевать и искать клубни в земле, после того как лопатой подкопали. Руки в грязи ковырять не придётся. Сделаем – и ты быстро управишься.

Гром перестал растирать руки и уставился на рисунок. Его мозг, мыслящий категориями формы и металла, мгновенно прочитал замысел. Хмурое выражение его лица сменилось сосредоточенной заинтересованностью. Это была задача, которая ему понятна и близка. Он молча взял железную полосу, сунул её в горн и начал быстрыми точными ударами формировать из неё подобие грабель с тремя тупыми, загнутыми зубьями.

Пока Гром работал, Мирослав сел обратно и наблюдал. И вот в этот момент, когда искры от молота рассыпались в полумраке кузницы, он почувствовал это. Чей-то взгляд. Тяжёлый, пристальный, изучающий. Он был не от двери и не из окна. Он был словно из самой толщи камня или с неба. Мирослав резко обернулся, вглядываясь в тени. Никого. Только инструменты на стенах да потрескивающие угли в горне. Гром, увлечённый работой, ничего не заметил.

– Готово, – глухо произнёс Гром, прерывая его тревожные мысли. Он протянул готовое изделие – грубоватую, но прочную железную насадку.

В этот момент в кузницу вошёл Борислав. Он шёл с проверки укреплений, его лицо было серьёзным и усталым.

– И что это у вас за оружие? – спросил он, останавливаясь и с интересом разглядывая странный инструмент.

Ощущение взгляда мгновенно исчезло. Мирослав решил, что это, должно быть, просто отец смотрел с порога.

– Чтобы картошку из земли доставать, – объяснил Гром, с гордостью демонстрируя работу. – Мирос придумал.

Борислав взял приспособление, повертел в руках, оценивая простой и гениальный замысел.

– Ловко, – одобрительно хмыкнул он. – Умно. В хозяйстве пригодится. Молодцы.

– Только кончики надо сделать ещё тупее, – вдруг сказал Мирослав. – А то проткнёт клубень, и он сгниёт.

Гром нахмурился:

– А как же тогда копать?

– Копать – лопатой, – терпеливо объяснил Мирослав. – А это – чтобы искать и подбирать. Чтобы ты побыстрее вернулся к своей наковальне.

Гром кивнул, уже понимая логику.

Борислав снова одобрительно хмыкнул, и на его усталом лице появилась короткая, но тёплая улыбка.

– Хорошая мысль. Дельное изобретение.

– Чтобы Гром перестал хмуриться на весь город и снова начал ковать, – с невозмутимым видом парировал Мирослав.

Борислав громко рассмеялся, потрепал обоих по плечу и, всё ещё улыбаясь, направился к дому, оставив братьев дорабатывать их изобретение. Он шёл в родительскую комнату, где его ждал разговор с женой, и на душе у него стало чуть светлее.

А тем временем в родительской комнате, куда Борислав направился после посещения кузницы, Светлана уже заканчивала настраивать серебряный кулон с гравировкой четырёх цветков, готовясь к плановому сеансу связи с подругами юности.

Светлана сидела на краю кровати, держа в ладони потускневший серебряный кулон. Четыре стилизованных цветка – роза, лилия, кореопсис и ирис – были сплетены в неразрывный венок, символ дружбы, пережившей годы и расстояние. Она провела пальцем по знакомым гравировкам, ощущая лёгкую вибрацию магии, исходящую от металла.

За дверью послышались тяжёлые шаги Борислава, возвращавшегося из кузницы, но она уже закрыла глаза, полностью сосредоточившись на ритуале. Шёпотом, как заклинание, она произнесла названия цветов-талисманов: «Роза… Лилия… Кореопсис… Ирис…». Магия Синдесмос, основа связей, отозвалась немедленно – тонким, почти невесомым плетением, потянувшимся от её сердца к сердцам трёх женщин, которых она назвала сёстрами. В сознании, словно из поднимающегося тумана, стали проявляться знакомые ментальные образы. Возникло лёгкое давление в висках – плата за поддержание связи на тысячи вёрст.

– А у меня новость! – мысленный голос Иллены (Кореопсис) ворвался первым, стремительный и полный энергии, словно фейерверк. – Говорят, лорд Эндвиль тайно финансирует экспедицию к Руинам Певца! Исключительно чтобы впечатлить эту новую певицу из «Серебряного Горна»! Представляете? Сокровища предков в обмен на благосклонность!

– Иллен, твои сплетни как всегда точны и бесполезны, – послышался спокойный, насмешливый голос Адель (Лилия). – Хотя… мой источник подтверждает. Но не певицу, а её брата-картографа. Эндвиль хочет карту руин. А певица – приятное дополнение.

– Скучно! – фыркнула Иллена. – Ты всегда всё рутиной портишь. Ладно, тогда вот вам сплетня получше: герцогиня Мервиль вчера на приёме уронила в фонтан того самого советника, который предлагал повысить налоги на магические компоненты. Сказала, что он «перегрелся». Все сделали вид, что так и было..

В мысленном пространстве прокатилась волна весёлого смеха.

– А у меня новость иного свойства, – мягко, переждав веселье, вступила Лианна (Ирис). Её ментальное присутствие всегда было подобно глубокому, спокойному озеру. «Родился. Мальчик. Здоровый, громкий, с моим упрямым подбородком. Назвали Кассиан».

Радостные возгласы и поздравления наполнили общее пространство. Светлана (Роза) улыбнулась, искренне разделяя счастье подруги.

– Поздравляю, Лиан! Это чудесно! – мысленно воскликнула она.

– Спасибо, – ответила Лианна, и в её «голосе» слышалась усталость и безмерное счастье. – Теперь у Арто будет соратник по разрушению домашнего уюта. Говоря о новостях… Ада, как твои дикари? Все живы-здоровы?

Наступила лёгкая пауза.

– Все, слава Пращурам, – ответила Светлана. – Зоря отгоняет заморозки от капусты, Гром мастерит что-то в кузнице, Ярина мечтает о гильдии авантюристов… – она сделала лёгкую театральную паузу, – …а я тут соскучилась по старому. И… мне нужно не просто знать, что Леон жив-здоров. Мне нужно услышать не от гонца, а его голос. Увидеть его глаза. Убедиться, что он не врёт, что у него всё хорошо.

Мысленное пространство наполнилось понимающим молчанием.

– С этим можно помочь, – чётко, уже без намёка на усталость, произнесла Лианна. – У меня хранятся те самые Зеркала Сплетника. Из нашей четвёрки. Помнишь?

Сердце Светланы ёкнуло. Как она могла забыть?

– Одно я могу передать Леону, – продолжила Лианна. – Скажу, что это учебное пособие по дальней связи от Академии. Он проглотит наживку. Второе… будет в Каменном Мосте через две декады. Его доставит караван Мелвина.

В этот момент дверь в комнату скрипнула. На пороге стоял Борислав, снимая с плеча дорожный плащ. Его взгляд скользнул по лицу жены, застывшему в концентрации, и по серебряному кулону в её руке. Он молча кивнул, давая понять, что всё знает, и прислонился к косяку, стараясь не мешать.

– Лиан… это риск, – мысленно прошептала Светлана.

– Пусть лишь попытаются найти доказательства, – возразила Лианна, и в её обычно спокойном голосе зазвучали стальные нотки. – Я с огромным удовольствием продемонстрирую им всю тщетность этой затеи. Должность декана Факультета Связей даёт мне полный контроль над всеми официальными и… неофициальными маршрутами сообщения. Караван Мелвина – лишь один из многих каналов, которые я использую. Всё продумано до мелочей.

Связь стала ослабевать, исчерпав свой лимит.

– Спасибо, – успела послать Светлана. – Всего вам доброго. И снова – поздравления, Лиан!

– Береги себя, Роза, – прозвучало тройное прощание, и связь оборвалась.

Светлана открыла глаза, глубоко вздохнула и опустила кулон. В комнате пахло остывающим железом от плаща Борислава и летним вечером.

– Лианна родила. Мальчика, – тихо сказала она, глядя на мужа.

– Поздравляй её от нас, – спокойно откликнулся Борислав. – И что-то ещё случилось? Я видел твое лицо.

– Она пришлёт Зеркало. Чтобы мы могли видеть Леона, – поправила себя Светлана, и в её глазах вспыхнула новая надежда. – Чтобы все мы могли с ним говорить. Чтобы он видел, как растут его братья и сестры.

Борислав помолчал, оценивая риск. Потом тяжело шагнул вперёд и положил большую тёплую руку ей на плечо. В его обычно суровых глазах читалась глубокая нежность.

– Это… больше чем хорошо, Света, – сказал он тихо, но твёрдо. – Это правильно. Сын не должен быть чужим в своём доме, даже если нас разделяет такое большое расстояние. Пусть знает, что за его спиной всегда стоит вся семья.

Телега, гружённая корзинами и инструментами, подпрыгивала на булыжниках мостовой. Светлана уверенно правила лошадью, её взгляд был спокоен и сосредоточен. Рядом, ёрзая на месте, сидела Ярина. Её лицо светилось от возбуждения, которым она не могла не поделиться.

– Мама, представляешь, Кара и Винс уже записались в Гильдию! – выпалила она, повернувшись к матери. – Вчера получили свои медные жетоны. Сегодня они уже берут первое задание – патрулировать окрестности ферм к востоку от города, ищут следы тех магзверей, что курам досаждали. Это же всего лишь три месяца разницы, а они уже всё это делают!

Светлана не поворачивая головы, мягко улыбнулась, глядя на дорогу.

– Рада за твоих друзей, доченька. Видеть цель и идти к ней – это достойно уважения. – Она сделала небольшую паузу, давая дочери насладиться моментом, прежде чем продолжить уже более серьёзным тоном. – Но ты же понимаешь, что медный жетон – это не игрушка? Это ответственность. И риск, о котором ты, возможно, не всегда задумываешься.

– Я всё знаю, – немного вызывающе ответила Ярина, но в её глазах промелькнула тень беспокойства.

– Знаешь? – мягко, но настойчиво продолжила Светлана. – Знаешь ли ты, что почти каждые полгода какая-нибудь группа, слишком уверенная в своих силах, пропадает без вести в окрестных лесах или на равнине? И что находят от них редко, и чаще всего это даже не тела, а клочья одежды и обломки оружия? И все понимают, что это дело лап магзверей, против которых обычная сталь почти бессильна?

Ярина сглотнула, но кивнула, сжимая кулаки.

– Знаю. Поэтому я и тренируюсь каждый день. Сама, с отцом, со стражниками у ворот. Я учусь не просто драться, а думать, как они. Предугадывать их повадки. Я не полезу в логово к вожаку с одним лишь мечом.

– Это мудро, – признала Светлана. – Но Гильдия – это не только магзвери. Иногда придётся наниматься охраной к торговым караванам. А на дорогах, увы, водятся не только звери. Бывают и разбойники. Люди. И тебе, чтобы защитить вверенный тебе груз и свою жизнь, возможно… придётся поднять меч на человека. И не для того, чтобы ранить, а чтобы убить. Готова ли ты к этому? Готова ли ты принять то, что твой клинок может отнять чью-то жизнь? Что ты можешь увидеть страх и боль в глазах другого человека, пусть и преступника?

Наступило долгое молчание. Бойкий запал Ярины окончательно потух, сменившись глубокой, взрослой серьезностью. Она смотрела на свои руки, будто впервые видя их не просто как инструмент для нанесения ударов, а как орудие, способное забрать жизнь.

– Мне страшно, – тихо, почти шёпотом призналась она, наконец подняв взгляд на мать. – От одной мысли… да, страшно. Но я должна быть сильной. Если я хочу быть не просто девочкой с мечом, а настоящей воительницей, я должна принять эту цену. И понести эту ответственность.

Светлана наконец повернула голову и посмотрела на дочь. В её глазах не было осуждения или страха – лишь глубокая, безграничная любовь и гордость, смешанная с грустью.

– Хорошо, – тихо сказала она. – Если это твой осознанный выбор – я не буду тебе мешать. Я всегда буду твоей матерью, а не надзирателем. Просто… никогда не забывай, что здесь, за этими стенами, у тебя есть дом. И семья, которая любит тебя не за подвиги и не за медный, серебряный или золотой жетон. А просто за то, что ты – наша Ярина. И двери этого дома всегда будут для тебя открыты, а наши сердца – всегда ждать твоего возвращения. Обещаешь помнить об этом?

– Обещаю, мама, – прошептала Ярина, и в её голосе впервые за весь разговор не было ни бравады, ни нетерпения – лишь тихая, твёрдая уверенность и благодарность.

Телега, подпрыгивая, подкатила к главным воротам. Деревянные створки, укрепленные железными полосами, были распахнуты настежь, пропуская утренний поток возов и пеших горожан. У ворот, замерши в строю, стояла смена стражников в практичных кожаных доспехах с гербом Каменного Моста – перекрещенными молотом и стрелой.

– Семья начальника! – кто-то из них узнал их, и несколько человек дружески кивнули.

– Доброго утра, госпожа Коваль! – поздоровался бородатый начальник караула, подходя к телеге. – Яриша, Гром, малыши!

– Доброго утра! – хором ответили дети. Мирослав, подхваченный общим настроением, встал на ноги в кузове, покачиваясь и держась за плечо Грома для равновесия, чтобы лучше видеть.

– Урожай-то как? – спросил стражник. – Моя-то жена ещё вчера всё убрала, говорит, чуть ли не силком вытягивала последнюю репу, боялась, как бы заморозки не побили.

– Как раз едем своё собирать, – улыбнулась Светлана, слегка натянув вожжи. – Посмотрим, что нам осень подарила.

– Ну, счастливо! – стражник отступил, давая дорогу. – Не задерживайтесь там до темноты!

Телега тронулась, выехала из прохладной каменной тени ворот под бледное осеннее солнце. Мирослав, стоя в кузове телеги и покачиваясь из-за её неровного хода по булыжной мостовой, смотрел на расстилающиеся по обеим сторонам дороги поля. Его взгляд скользил по участкам соседей-людей, и он видел знакомую картину: листья картофельной ботвы уже начинали желтеть по краям, а капуста выглядела вялой и пожухлой, смиренно готовясь к приходу холодов. И в его памяти вдруг, ярко и неожиданно, всплыл образ – не этот, а другой, из прошлой жизни. Крошечный, в шесть соток, загородный участок его родителей. Как он ненавидел эти выходные, пропахшие удобрениями и землёй, как он отнекивался, придумывая причины, чтобы не ехать. Но потом, в сентябре, когда на столе появлялись хрустящие свои огурцы, сладкие помидоры с запахом солнца и молодая картошка, он всегда, с набитым ртом, бормотал: «А ведь дешевле, чем покупать. Надо же…» И следующей весной, с внутренним стоном, но уже смирившись, он снова сажал рассаду. Это была не любовь к земледелию, а простая, трезвая экономия и привычка.

Эти воспоминания ещё ярче подчеркнули контраст, когда телега свернула на их собственный участок. Он буквально физически ощутил разницу. Растения семьи Коваль стояли зелёные, сочные, полные жизни. Их листья уверенно тянулись к холодному солнцу, словно не замечая приближающихся заморозков. Это было неестественно. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Телега остановилась на краю их участка. Началась привычная, отработанная годами работа. Ярина, сбросив лёгкую куртку, с привычной военной точностью взяла лопату и начала вгрызаться в землю, выворачивая на поверхность гнёзда картофеля. Её движения были резкими, энергичными, лишёнными всякой грации, но невероятно эффективными.

Гром, с мрачным видом, взял в одну руку лопату, а в другую – свое новое железное творение. Он работал методично: несколько точных ударов лопатой – и вот он уже поддевал железными зубьями клубни, аккуратно складывая их в подставленную корзину, почти не нагибаясь. Постепенно на его лице проступило редкое выражение – не удовольствия, но уважения к эффективности инструмента.

Светлана, тем временем, проходила между другими грядками. Её руки, быстрые и ловкие, срывали кочаны капусты, выдёргивали лук-порей, срезали спелые тыквы. В её движениях была не солдатская ярость Ярины и не методичность Грома, а какая-то особая, хозяйская бережность.

Зоря же была хаотичным вихрем. Она то хватала первую попавшуюся редиску, подолгу крутила её в руках, что-то шептала ей, бегала с ней по участку, а потом, внезапно потеряв интерес, закидывала её в общую телегу. То выдёргивала одну-единственную морковку, откусывала от неё кончик и, скривившись, бросала её под куст. Её «помощь» была абсолютно бессистемной, но на её лице сияла абсолютная, беззаветная радость от процесса.

Именно этот хаос и контраст между увядающими полями соседей и буйной зеленью их участка заставил Мирослава подойти к матери. Он молча шёл рядом с ней, пока она собирала капусту, его бровь была чуть приподнята в немом вопросе.

– Мама, – наконец начал он, стараясь подобрать слова, подходящие его возрасту, но способные передать суть. – Почему у тёти Марты… там всё жёлтое и грустное? А у нас… – он обвёл рукой их зелёные, полные жизни грядки, – …всё такое зелёное и сильное? Даже сейчас, когда уже холодно. Это… это же не просто так?

Светлана остановилась, выпрямила спину и посмотрела на дочь, которая в этот момент обнимала кочан капусты, словно стараясь согреть его.

– Нет, сынок, не просто так, – тихо ответила она, её голос внезапно стал серьёзным. Она опустилась на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне. – Видишь Зорю? Это проявление её магии. У каждого из нас с рождения есть связь с одной или несколькими Основами. Кто-то, как Гром, чувствует камень и металл (Физис), кто-то, как Леон, повелевает светом и огнём (Эния). А дар Зори – это Основа Биос, сила жизни. Но сила её дара… она особенная. Уже сейчас, бессознательно, она отдаёт растениям так много жизни, что те не боятся холода. Такая мощь в её возрасте говорит о врождённой силе, которая в ней дремлет.

Она помолчала, давая ему осознать это.

– Но именно сила её дара – наша тайна. В мире много тех, кто заметит такое и захочет воспользоваться этим. Поэтому мы должны быть осторожны. Понял меня? Никому ни слова о том, как растения отзываются на её прикосновение.

Мирослав кивнул, его ум уже анализировал новую информацию.

– А… а она может что-то ещё? – не удержался он от вопроса. – Не только растения? Например… лечить?

Светлана задумалась, глядя на играющую дочь. Годы учёбы в Академии всплыли в памяти.

– Магия Биос… ох, да, сынок. Сильные маги жизни могут исцелять раны, сращивать кости, очищать яды. Говорят, величайшие из них могли бороться с самой смертью… Но это и огромная ответственность. Тот, кто может исцелять, может и вредить. Ускорять рост – но и вызывать болезни. Всё имеет свою цену. Проявится ли это у Зори… я не знаю. И молю богов, чтобы её дар оставался светлым и простым. А теперь иди, помоги брату. И помни о нашей тайне.

Она потрепала его по волосам и снова повернулась к грядкам.

Мирослав помогал, как мог, аккуратно складывая выкопанную картошку в плетёную корзину, чтобы взрослым было удобнее её переносить. Его детское тело быстро устало от даже такой несложной работы, и он, пошатываясь, отошёл к краю поля, присел на старый, замшелый камень и закрыл глаза, пытаясь упорядочить обрушившиеся на него знания о магии.

К нему сразу же подбежала Зоря, тронула его за щёку липкими от земли пальцами и радостно позвала:

– Мирос, давай играть! Скучно просто так сидеть.

Мирослав открыл глаза и посмотрел на сестру. Идея пришла ему мгновенно. Он взял крепкую палку и провёл вокруг присевшей на землю Зори два широких круга – один поменьше, другой побольше.

– Хорошо, Зоря, – сказал он, – будем играть. В календарь. Смотри. – Он ткнул палкой в малый круг. – Это год. В нём двенадцать месяцев. – Он разделил круг на двенадцать неравных секторов. – Вот Месяц Странника, вот – Сеятеля, вот – Кузнеца… А это… – он перешёл к большому кругу, – …большой Цикл. В нём двенадцать лет. – И он так же разделил внешний круг на двенадцать частей. – Вот год Игниса, огня… год Аквилы, воды… а сейчас вот год Беллоны и Иры, войны и гнева. Холодный год.

Зоря внимательно следила за движением палки, её лицо выражало сосредоточенность.

– Я знаю, – сказала она уверенно. – Мама говорила. Месяц Певца сейчас. А год… год Беллоны. Поэтому и холодно. А следующий год будет… будет… – она нахмурилась, вспоминая.

– Умеренный, – подсказал Мирослав. – Год Дике и Юрис, справедливости и закона.

– Ага! – обрадовалась Зоря. – Значит, будет теплее!

Пока младшие играли в календарь, мама и старшие дети заканчивали сбор урожая. Телега была почти полна, и последние корзины с картофелем и овощами аккуратно укладывались в кузов.

…Они сидели так некоторое время – он, объясняя и рисуя, она, слушая и добавляя свои знания. Для неё это была весёлая игра с братом. Для него – способ систематизировать свои знания о мире. А за всем этим, в глубине его ума, уже зрело понимание, что всё в этом мире – время, магия, судьба – подчиняется своим циклам и законам.