скачать книгу бесплатно
Гамашев. И лошадка порядочная!
Красникова. Девчонка ее не объедает, вот она и раздалась. Что девочка выпросит, идет у нее на лошадь – не на собственные прихоти. Девчонка ей наверняка и тренировки устраивает. Лошадь, ничему не обученная, по приказу копытом не засветит.
Гамашев. В меня она махнула. Не гривой махнула… от живота до груди копыто прошло по мне вскользь. Лишь покраснение осталось.
Красникова. А пониже бы и…
Гамашев. Было бы сокрушительно! И никакая девочка никаких слов лошади не говорила! Она на меня без малейших указаний прогневалась.
Красникова. Вас же предупреждали. Не дадите – ударит… лошадь невоспитанная, необученная, но умная феноменально!
Гамашев. Предоставьте мне судить о ней самому. Умная ли она, дурная… величие человека в том, что лошадям он не мстит.
Красникова. Безоружным на лошадь не набросишься. Затопчет!
Гамашев. Большое желание привести к ним легавого и прояснить, с чьего же разрешения они там расположились и кого ни попадя атакуют, во мне засвербило, однако посвербило и отошло. Девочка… лошадка… чего мне на них хищника напускать?
Красникова. На такое они не нагрешили.
Гамашев. Тощенькая девочка и без того была бледной, а подойти к ним некий правоохранитель, тут бы и лошадь побледнела. Неестественно! Людям, чтобы неестественно побледнеть, надо помереть, а лошади и мертвыми не бледнеют – если она все же побледнеет, то здесь что-то воистину неестественное! Сверхнеестественное!
Красникова. Сверхъестественное.
Гамашев. Сверхъестественное – это что-то являющееся тем, что сверх естества, ну а сверхнеестественное – это что-то, что сверх не-естества, то бишь что-то, что гораздо фантастичней и поразительней. От моей логики у вас нигде не затрещало?
Красникова. С толку я не сбита.
В магазин заходит Константин Дедунов – облик у него подзаборный.
Красникова. Идите к нам.
Дедунов. Благодарю, что не гоните.
Красникова. Но вам нужно будет поддержать нашу беседу. О естестве и о не.
Дедунов. Что за не?
Красникова. Не-естество. Оно для вас что?
Дедунов. Я сейчас на вас брошусь.
Красникова. Чего?!
Дедунов. Я так ответил на ваш вопрос. Битье морд и поножовщина для меня – не-естество. А естество для меня то, что я запутался.
Гамашев. Насколько?
Дедунов. Ни жилья, ни работы.
Гамашев. Весомо. И как намереваетесь выбираться?
Дедунов. Через работу. Найду, у кого-нибудь из сослуживцев займу и чего-нибудь сниму.
Гамашев. А в данный момент вы что, по вокзалам?
Дедунов. По подъездам. В Москве, если код подъезда подглядишь, на ночь всегда устроишься. Москва – город гостеприимный. Подкинуть мне работенку никто из вас не удосужится?
Гамашев. А профессионально вы кто?
Дедунов. Я зоотехник.
Гамашев. Профессия у вас для Москвы не топовая… вы приехали в Москву, по специальности работать думая?
Дедунов. В Москву я последовал за дамой моего сердца. Прочувствовав в себе готовность уговорить ее вернуться обратно.
Красникова. На Таймыр?
Дедунов. Южнее.
Гамашев. Ваши уговоры на нее не подействовали?
Дедунов. В Москву она вросла… но жизнь непредсказуема. Вилки остры. Демоны улыбчивы.
Гамашев. Вам они широченным образом улыбаются.
Дедунов. Удача нет, а они да – порода у них глумливая. Подпихнут на меня прохожего, и он в меня воткнется, после чего то, что висит у меня на груди, в меня вопьется. На груди у меня медвежий коготь.
Гамашев. Он вам… для подчеркивания ваших достоинств?
Дедунов. Я мужчина невзрачный. А что у меня внутри и что у меня на груди, кто увидит? Майка у меня без выреза… когда вы услышали, что я зоотехник, вам о чем помыслилось? Не о медведях же?
Красникова. О свиньях. Ну о коровах… до правды наши мысли не дотягивают?
Дедунов. Подходят к ней не вплотную. Опасаются что ли…
Гамашев. Вы не нагнетайте. Не нервируйте… даже если вы занимались медведями и срезали с какого-то из них коготь, для нас-то вы чем опасны?
Дедунов. Ничем. Надуманная проблема!
Красникова. Но вы… не копытце, а коготь откуда-то заимели.
Дедунов. Щекотливая тема! Медведи… кто они мне, медведи? Профилактикой заболеваний золотых рыбок можно обеспечить себя поосновательней.
Красникова. А с медведями что? Хрен бы с медведями?
Дедунов. В хрене лизоцим. Белковый фермент. Антимикробный барьер.
Красникова. И с вашими познаниями вы без работы?
Дедунов. Я выйду на нее хоть завтра. У вас для меня какая найдется?
Красникова. Такую, чтобы отвечала вашему уровню, у нас в магазине… диплом вы в Москву захватили?
Дедунов. Не привез.
Красникова. А трудовую книжку?
Дедунов. За всем этим мне необходимо в мою Саратовскую губернию ехать. В принадлежащее мне жилище с душем и батареями. Приеду и уезжать не захочется.
Гамашев. Вы знаете, что дома вам будет хорошо и при этом не едете?
Денунов. Не еду. По подъездам здесь мыкаюсь…
Гамашев. Для меня это дико.
Дедунов. Вы поймите – дома мне будет не полностью хорошо. Комфорт сопряжется с поддавливаниями и покалываниями из-за того, что женщину, которую я люблю, я не только не возвратил, но и всех попыток не предпринял. Я к ней заходил, ее убеждал, она говорила мне убираться, и я от нее выходил, с новым набором увещеваний возникал перед ней вновь, с тем же плачевным исходом спускался от нее на лифте, она воспринимает меня негодующе. Сейчас так, а в перспективе… зачем заранее сдаваться? Я к ней еще похожу, и червь сомнений в ней зашевелиться – не он ли мой суженый, не им ли мне следует загореться. В конечном счете она меня не обматерит… я к ней. Огромный плюс в том, что мне есть к кому.
Дедунов уходит.
Красникова. Сумасбродный товарищ.
Гамашев. Организм витиеватый, не одноклеточный – с его потенциалом ему в моем пошивочном цеху делать нечего. В нем бы он его, как полагается, не использовал.
Красникова. У вас собственный цех?
Гамашев. Владею не я, а управление на мне.
Красникова. Ко всеобщему недовольству?
Гамашев. Со хозяином, что надо мной, мы друг на друга не огрызаемся. Что обо мне думают работники, они держат в себе – если бы высказались, я бы пресек. Я не деспот, но моей пехотной дивизией я командую твердо.
Красникова. Вы и меня к пехоте причислите?
Гамашев. Ну а кто вы? Вы – продавщица. У меня бабы шьют, вы тут для кого-то торгуете, и к каким войскам мне отнести, к космическим? Вы – пехота… на войне она – пушечное мясо, а на гражданке – бесцветная масса, которая трудолюбиво копошиться и сколачивает для серьезных людей состояния.
Красникова. Не для вас же…
Гамашев. Я не наверху, но я тоже руководитель. В сопоставлении с вами я, дорогуша, посолидней.
Красникова. Мужчина и должен быть влиятельней его женщины. Предположите, что я уже ваша. Приступа тревоги не случилось?
Гамашев. Персональная ответственность за него лежала бы на вас.
Красникова. Но его не было?
Гамашев. Что бы вам сказать… нефть добывается. Доллар растет…
Красникова. Пусть что хочет, то и делает! Я говорю вам о нас.
Гамашев. Неконтролируемо говорите. Где ваш разум? Он вам добрые советы никогда не дает? Я и намека на это не почуял. Перед тем, как переть на меня с чувствами, вы не сообразили, что вам обо мне нужно что-нибудь узнать – о моих привычках, причудах. Зарываюсь ли я в книги, швыряю ли об стены бутылки.
Красникова. В квартире?
Гамашев. Не допью и брошу. Чтобы допить не захотелось.
Красникова. Мой Александр, на что он сильно пил, и то бутылки в квартире не колотил.
Гамашев. Но он-то завязать с алкоголизмом не стремился.
Красникова. А вы… вы утверждали, что пили пиво. Алкоголики пиво презирают.
Гамашев. А пивные алкоголики? С ними вы еще не жили?
Красникова. А они что? И они до чертиков надираются?
Гамашев. Выпив поллитра водки и высмотрев на бутылке свое отражение, ты замечаешь, что оно нечеткое. После бутылочки пива четкость твоего отражения смутной не будет. Но это после первой. После четырнадцатой взглянешь и… покрутишь бутылку и… никакое отражение не отыскивается. Словно бы тебя нет! Ты был бы рад всякому, самому плывущему, самому кривому отражению, но оно, как ни ищи, на глаза не попадается.
Красникова. Опыт у вас грустный.
Гамашев. Не чрезмерно. Для кого-то быть не в кондиции обычное дело, но не для меня – я себя этим не перегружаю. У меня в подчинении женщины. Чтобы не ударить лицом в грязь, мне пристойней появляться перед ними не косым и не с бодунища.
Красникова. К вашим женщинам вы пристаете?
Гамашев. Я же с ними трезвый. Кого как, а меня трезвость принуждает существовать по принципу умеренности. Напившись, я бы с ними повольничал, но выпивку и работу я не совмещаю.
Красникова. Вы выбрали лучшую жизнь.
Гамашев. С высокого постамента я бы спустился…
Красникова. Так вы что? Набираете обороты или не набираете?
Гамашев. Обновиться я бы не возражал… в моем танке мне отчасти горьковато.
Красникова. Шоколадку мне вам туда принести?
Гамашев. Танкист вышел продышаться. В танке лежит нетронутая шоколадка. А танкист не дышать ведь пошел, он поспешил за девушкой, что шоколадную плитку ему просунула – она-то по-детски думала, что угощу солдатика шоколадом, дежурство ему скрашу, а он почувствовал в ней столь нужную ему доброту и летит за девушкой, как за посланной ему провидением… не отвергая возможности овладеть.
Красникова. Без спросу?
Гамашев. Солдатик молодой, безрассудный… поэтому с шоколадками поосмотрительней.
Красникова. Вам бы я ее дала.
Гамашев. И бежать?
Красникова. Сближаться. Шоколадку вам в руку, а свою руку вам на спину… если бы я вас притягивала, вы бы меня не отодвигали?
Гамашев. На грудь я бы вам надавил.
