Алтарь Отечества. Альманах. Том 4

Воздух потрясала канонада артиллерии, ведущей бой с фашистскими десантниками. Доносились глухие и раскатистые крики «Ура», шёл неравный бой с наседавшим врагом. Эти звуки выводили из равновесия и вызывали гнев прибывающих моряков, они торопили шоферов, требовали прибавить скорость.

Гружёные людьми машины шли стремительно. Крики и рокот артиллерии стали отчётливее, наконец, увидели цепи сражающихся насмерть людей. Машины остановили в кустарнике, и моряки повыскакивали из кузовов, образуя боевой порядок. Впереди шеренги оказался высокий черноволосый морской командир с револьвером в руке. Его фуражку сорвал ветер, но он этого не замечал. Это был Алексей Иванович Охтинский.

Вражеские автоматчики, видя подкрепление, отошли к пристани. Прибывшие оказались вовремя, прорыв фашистской пехоты удалось ликвидировать.

Начальник штаба БОБР подполковник А.И.Охтинский направился в отведённую ему землянку, там находились штабные офицеры и шифровальщики. Он быстро ознакомился с обстановкой и стал передавать по телефону срочные указания. Открылась дверь землянки, и на пороге появился начальник политотдела Лаврентий Егорович Копнов. У Алексея Ивановича не было ни одной лишней минуты, он переходил от одного телефона к другому. Копнов выбрал подходящее время и ознакомил с положением на местах обороны. В то время в подразделениях находился весь политсостав БОБР, включая военкома БОБР Г.Ф.Вайцева. Все были проникнуты одной целью – сбросить в воду высаживающийся десант. Вот так, в землянке встретились Копнов и Охотинский. Они сели друг против друга, внимательно вглядываясь, разгадывая мысли.

– Завидую тебе, Ларька! – сказал Охтинский, – всё время ты с личным составом, разговариваешь, напутствуешь, живёшь вместе со всеми. Я не могу долго находиться в землянке, здесь, как в мышеловке.

Копнов и Охтинский были одногодками, считали себя равными и говорили между собой на равных, без официальностей. Разговор прервался оглушительным взрывом. С потолка посыпалась земля.

– Теперь надо менять место командного пункта, – сказал Алексей Иванович – фашисты пристрелялись, жди беды. По его распоряжению связисты стали сматывать провода телефонов, писари собирали бумаги. На запасной командный пункт стали уходить по ходам сообщений, растянувшимся по берегу. Копнов свернул в подразделения, остальные продолжали двигаться в полусогнутом положении. Рядом строчил пулемёт по вражеской цепи, а потом неожиданно смолк. Пройдя дальше, увидели, на дне траншеи лежал убитый пулемётчик, на бруствере стоял заряженный его пулемёт. Алексей Иванович посмотрел с вершины бруствера и увидел цепи атакующих фашистов.

Они воспользовались моментом, когда пулемёт перестал работать, и устремились на укрепления оборонявшихся. Увидев всё это, в гневе к мерзким захватчикам Охтинский схватил пулемёт и начал косить ряды наступающих, они падали, а это прибавляло силы и желание уничтожать их безжалостно. Он видел, как вокруг него рвались мины, засыпая его камнями, но в ярости не хотел этого замечать. Фашисты были вынуждены прекратить атаку. Попытались подняться во весь рост, и снова были прижаты к земле меткими выстрелами пулемётчика. Шедшему сзади старшему лейтенанту Корсакову было не по себе.

– Разрешите мне стрелять, товарищ подполковник, вам нельзя этого делать, здесь слишком опасно!

– Разрешите мне встать к пулемёту, – упрашивал связист Жуков.

Алексей Иванович не слышал их, он гневно продолжал косить гитлеровцев. Вдруг пулемёт замолк, затем снова заговорил, и снова умолк. Все взглянули на стрелявщего Алексея Ивановича, и увидели на его лбу струйку крови. Он отшатнулся от пулемёта и медленно стал опускаться на дно траншеи. Обезумевший Корсаков схватил Алексея Ивановича и потащил в кусты, где стояла санитарная машина, Жуков ему помогал. Они добрались до санитарки, но раненого Алексея Ивановича не смогли доставить в госпиталь, снаряд попал в машину и убил всех находившихся рядом с ней защитников.

Автомашину разнесло в куски. Так погиб славный патриот Родины Алексей Иванович Охтинский и находившиеся рядом с ним товарищи. Так закончил службу, спасая Родину, верный сын народа, коммунист А.И.Охтинский.

Случай гибели А.И.Охтинского нам устно рассказал контр-адмирал Л.Е.Копнов при встрече в Ленинграде после войны.

Контр-адмирал Лаврентий Егорович Копнов (слева направо) и Яков Михайлович Вьюгин

Тринадцатого сентября, накануне вторжения фашистов на остров Муху, на аэродроме Кагул собрали вечером всех свободных механиков и мотористов. В числе построившихся от 12-й КОИАЭ были младшие воентехники А.И.Богданов и К.Е.Денисов, мотористы А.П.Уваров и Н.Б.Орлов, оружейники А.И.Курамшин, А.Ф.Орлов и рядовой И.П.Куля. Построение было коротким. Им поставили задачу следовать в распоряжение штаба БОБР, посадили на машину и отправили в неизвестном для них направлении. Об этом вспоминает бывший моторист Алексей Петрович Уваров:

«Ехали мы долго, а может нам так показалось. На рассвете переехали дамбу, нас привезли в какое-то армейское подразделение. Там выдали гранаты, винтовки патроны к ним. Стрелковый лейтенант поставил задачу:

– Вам предстоит сражаться в рядах защитников по уничтожению десанта, который пытается высадиться на остров Муху. Задача не из лёгких, но мы не посрамим наше Отечество. Выполним с честью священный долг.

Затем всех нас распределили по взводам. Я попал во взвод механика К.Е.Денисова, которого я очень хорошо знал по работе. Это был скромный и трудолюбивый человек. Он учил меня выполнять регламентные работы, обслуживать самолёт во время полётов, никаких срывов и ругательств я от него никогда не слышал. Вот этому трудяге доверили взвод. Поставили задачу уничтожить фашистских захватчиков.

Повзводно мы добрались до места встречи с врагом, замаскировали себя ветками кустарника, натыкали, где только можно. Сначала шли по каким-то кустарникам, а потом, выйдя на скрытую местность, ползли по-пластунски. Было тихо, только нарушал тишину летящий вражеский самолёт, которого мы называли «рамой». Продолжали двигаться вдоль берега и набрели на хутор с церквушкой. Нас заметила немецкая разведка. Перебежками мы стали прочёсывать весь хутор и пленили десять немцев, остальные успели убежать на катера. С колокольни церкви заговорил пулемёт. Туда устремились наши товарищи и сбросили с колокольни двух немцев.

Вдруг, подобно смерчу, на низкой высоте появились фашистские самолёты. Длинными очередями они стали нас расстреливать. Послышались стоны и проклятья, санитары подползали к раненым. Лётчики летали так низко, что видны были очки на их лицах.

Расстреляв боезапас, самолёты улетели. После них стала грохотать артиллерия. Зелёный кустарник поредел, на сучьях появились куски материи. Артиллерия смолкла, показались машины, гружённые немецкими пехотинцами. Нас в кустарнике они не заметили, мы ждали приказа. Командир роты передал приказ по цепочке: «Не стрелять, ждать приближения!».

Когда осталось сто метров до встречи с врагом, заговорили наши пулемёты. Длинные очереди настигали фашистов, они стремительно расползались по сторонам, их настигали меткие выстрелы из винтовок. Я лично сам уложил троих. По скоплению фашистских автомашин заговорила пушка 46-го стрелкового полка, на наших глазах многие автомашины переворачивались вверх колёсами.

Уцелевшие фашисты бежали в сторону, откуда появились. Их настигали наши бойцы и уничтожали. Ура! Атака фашистов захлебнулась.

К политруку И.П.Денисову подошёл связной Дмитрий Скоробогатов.

– Товарищ старший политрук, – докладывал он, – около церкви стоит фашистская пушка. Она стреляет по нам, огонь корректируется с колокольни.

Денисов передал сообщение командиру роты по цепочке бойцов. Вскоре наш командир пушки лейтенант А.Новиков накрыл фашистскую пушку, и она умолкла. С третьего выстрела сняли корректировщиков с колокольни.

Снова нас стала расстреливать фашистская артиллерия. Всюду рвались снаряды и мины, земля стала будто перепаханной. Так продолжалось не менее часа. Артиллерию сменили бомбардировщики. Бежать некуда, можно было укрыться только в воронке от авиабомбы.

В воздухе появились наши «Чайки». Мы их ждали с нетерпением, но они успели сделать только несколько вылетов по скоплению фашистских плавсредств с высаживающимся десантом.

Невольно вырвалось из груди громкое «Ура!»

«Чайки» нападали на бомбардировщиков и выводили их из строя. Появились фашистские «мессера» и сковали боем наших «Чаек». Самолёты и артиллерия стихали, снова появлялись фашисты, снова рукопашный бой. К вечеру стало тихо, ночью фашисты не воюют.

Мы стали собираться вместе. Из нашей роты осталось в живых шесть человек. Я не ошибся, именно шесть. Механиков Денисова и Богданова я не видел. Нам дали направление двигаться вдоль побережья. К нам примыкали участники обороны из других подразделений. У нас оказалось два станковых пулемёта. Вдруг из-за укрытия появился немец и неистово закричал:

– Русь, сдавайсь, вас мало! – и направил на группу автомат.

Наш командир скомандовал:

– Приказываю всем поднять руки вверх!

Медленно, но приказание выполнили. Тогда немец опустил автомат, и в это время командир выстрелил в немца. Застрелил наповал.

К нам подошёл, вернее сказать, и подошёл и подполз, было и то и другое, политрук И.П.Денисов. Он был весь в пыли, по лицу текла кровь. Подойдя к нам, он завернул рубаху, спросил:

– Что у меня там? Мне не видно.

Его правое плечо было синее от ушибов. Открытых ран не было. Такие же синие были ноги. Прерывая тяжёлое дыхание, Иван Петрович сказал:

– Когда я пришёл в сознание, мне было больно и тяжело дышать. На мне лежали большие камни. Я стал выбираться из завала. Оглянулся и не нашёл никого, всё было кругом перепахано. Тогда я стал ползти и, где мог, идти вдоль побережья и набрёл на вас.

Он говорил с трудом, едва держался на ногах. Ему дали в руки палку, а когда было плохо, вели под руки. Наша группа примкнула к другим подразделениям. Политрука И.П. Денисова мы отправили в госпиталь на машине, которая подбирала раненых. Вместе с другими бойцами 46-го стрелкового полка мы не раз вступали в смертельную схватку с фашистами, нанося им огромные потери».

На этом Алексей Петрович Уваров прерывает свои воспоминания.

Воентехник 2-го ранга Яков Вьюгин. Маскировка самолёта

Четырнадцатого сентября рано утром, когда аэродром Кагул был затянут туманом и видимость была плохой, лётчики 12-й КОИАЭ садились в кабины самолётов, чтобы взлететь на защиту острова Муху. Лётчики Г.В.Крайнов, А.А.Ильичёв, П.М.Швецов, П.Ф.Гузов взлетели нормально, туман им не помешал. Их самолёты были загружены до предела бомбами и реактивными снарядами. Подлетая к проливу Суур-Вяйн, они увидели огромное количество плавсредств фашистов, нагруженных десантниками.

Две колонны плавсредств буквально кишели людьми в защитной форме, направлявшимися к берегу. Эта картина была ошеломляющей, медлить нельзя. Не перестраиваясь, лётчики ринулись уничтожать десант. От снарядов PC стали опрокидываться катера и лодки с десантниками, верхние надстройки разлетались в куски вместе с солдатами, плоты загорались и погружались в воду. Десантники метались в агонии, прыгали в воду, спасая свои души.

Лётчики вошли в ярость, им никто не мешал израсходовать запас бомб и реактивных снарядов по целям, но вот появились «мессера», завязался бой. Силы были неравные, их было по три на каждую «Чайку». Советские лётчики маневрировали и отстреливались. На землю падал горящий самолёт Мурашова, а Гузов на подбитой «Чайке» врезался в фашистский Ю-88. «Чайка» загорелась, Гузов выпрыгнул из кабины, раскрыл парашют и стал медленно спускаться.

Под ним находилась батарея А.С.Малофеева, артиллеристы батареи видели ход боя. Они подбежали к месту спустившегося лётчика на парашюте. Он им сказал: «Я Пётр Гузов, советский лётчик, помогите, я ранен» – и от потери крови потерял сознание.

Артиллеристы принесли его на батарею, перевязали раны и посадили на трактор. Батарея всё время меняла место, не давая возможности врагам пристреляться.

А в это время в местах скопления десантников кровь лилась рекой. Артиллеристы 39-го и 46-го полков крошили вражеский десант. Торпедные катера тоже уничтожали вражеские плавсредства.

Фашисты пытались повернуть назад, но их стали расстреливать их же самолёты, заставляя двигаться только вперёд, завоёвывать рубежи чужой земли. Из двухсот единиц их осталось восемьдесят. Однако им удалось зацепиться за берег и высадить часть десантников. Трое суток их выбивали, но они упорно и нагло лезли со свежими силами.

Лётчики 12-й Краснознамённой Отдельной Истребительной Авиаэскадрильи, слева направо: П.Ф.Гузов, А.А.Трошин, И.Ф.Гореликов, Г Г Бегун.

В то время оборону острова сухопутными силами возглавлял полковник Николай Фёдорович Ключников. Он заменил погибшего Алексея Ивановича Охтинского.

Рассказывает бывший мичман Н.К.Горбунов

Десятого сентября наше 3-е звено 13-го КМТЩ прибыло в бухту Триги. Четвёртый катер был поставлен на ремонт. После ремонта командир звена Д.А.Овсянников с командой катеров последовали в Триги, но на них напал фашистский самолёт. Уклоняясь от огня, катер попал в несудоходный проливчик, и волной его отбросило на камни.

Самолёт противника скрылся, считая этот катер уничтоженным. Наступила ночь. Почти до утра катерники бились, стараясь снять катер с камней. Но шторм всё больше и больше разбивал его о камни. Овсяников решил оставить катер, предварительно сняв с него всё, что можно. До берега добрались вплавь, встретились с эстонскими партизанами. После связи со штабом БОБРа, тринадцатого сентября за ними прислали катер и доставили в Триги. Находящиеся там катера требовали ремонта, а времени не было.

Многие катера погибли в сражениях. Операции снятия десантников, как под Виртсу, проходили и на других островах, Абрука и Рухну. Также шло и разминирование полей. Задания БОБРа катера выполняли. Тринадцатого и четырнадцатого сентября противник подверг массированному налёту базу Триги. Прилетело сразу двадцать самолётов, бомбили эшелонами по четыре самолёта друг за другом. После бомбёжки на бреющих заходах зажигательными снарядами поджигали русские катера. Особенно свирепствовал самолёт с рисунком на борту, разбрасывая огненную смесь. На нашем катере загорелись бензобаки. При тушении получили ожоги, но сбить огонь не могли. Вплавь мы добирались до ближайшего берега. Спаслось пять человек, Агапов, Обухов, К.Горбунов и я, автор этих воспоминаний, Николай Горбунов. Почти все катера первого и второго звена погибли, менее пострадавшие катера 3-го звена были перебазированы на остров Даго.

На следующий день бомбёжка базы повторилась, посты ВНОС насчитали 164 бомбовых взрывов, но транспорт «64» не пострадал. Всех оставшихся без катеров и других плавсредств собрали по тревоге и сформировали сводный морской отряд. Туда вошли моряки береговой обороны, штаба и комендантской части. Командиром этого отряда был назначен Д.А.Овсянников. Отряд был вооружён пулемётами, снятыми с обгоревших катеров, гранатами, винтовками старого образца, а комсостав пистолетами ТТ и револьверами «наган». Нам поставили задачу включиться в оборону острова Муху. На четырёх машинах мы переехали Ориссаарскую дамбу. На нас напали самолёты, но мы рассыпались по обе стороны дороги и вреда не получили. Меня и Жильникова вызвали на КП, поставили задачу разведки сил противника, его численности и вооружения. Всё это подтвердить взятием «языка». На КП присутствовал Овчинников, Барсуков и незнакомый мне подполковник, которого я узнал потом. Это был Н.Ф.Ключников. На прощание командир отряда Барсуков сказал:

– Не подкачайте, братцы, ждём с успехом!

Со мной был верный товарищ Николай Жильников. Мы знали друг друга ещё по пятой школе НКВД. Это был смелый, ловкий и решительный боец.

Мы отошли около четырёх километров от расположения отряда. Шли очень осторожно, обходили кустарники и обомшелые камни – валуны. Неожиданно для нас появились четыре немецких солдата. Они шли парами. Мы замаскировались между валунов. Немцы перестроились, в сторону Жильникова пошёл один рыжий верзила, в мою сторону – трое. Николай быстро набросился на верзилу, но тот упредил и схватил Николая за обе руки и молча потащил в своё расположение. На меня шли трое. Они решили взять меня живым. Это я понял по их расстановке. Через несколько секунд мне пришлось вступить в схватку с тремя гитлеровцами, к тому же я имел ранение в левую кисть и был дважды контужен. На меня сзади напал солдат, пытаясь произвести удушающий захват. Спереди напал бледно-рыжий солдат с бульдожьей мордой, сбоку – солдат с пухлой мордой и жирным брюшком. Мне было нелегко, но вспомнились слова учителей по французской и японской борьбе: «Надо победить! Действовать смело и решительно, применить все приёмы!». Мгновенно пришло решение перехватить инициативу. Бледно-рыжему с бульдожьей мордой я ударил ногой в солнечное сплетение, захватом за плечи бросил через себя солдата, нападающего сзади, солдата с брюшком встретил сильным ударом ноги в пах. Мой страх прошёл, я преодолел психический барьер. На меня напал солдат, которого я перекинул через себя, я выхватил свой маузер, подарок Тооминга, и не стал испытывать судьбу, застрелил его, решения приходили автоматически. Двум солдатам, которые ещё не пришли в себя после моих ударов я скомандовал «Хенде хох!», встал за дерево и приказал бросить оружие, сам держал их на мушке. Я бросил им нож, чтобы они срезали пуговицы с брюк. Мне на помощь прибежал Жильников.

– Николай, – сказал я ему, – наверное, чудо меня спасло.

– Не чудо, а твои упорные тренировки и мужество.

Мы повели «языков», а по дороге он рассказал:

– Немец – верзила, был слишком высокого роста и весом не менее 85 килограмм. Я оказался у него на горбу, и он нёс меня около 200 метров. Чувствую, что он устал, клонился всё ниже и ниже. Мне удалось вытащить у него нож, и этим ножом я подсёк фашиста под колени. Он упал, и мне ничего не оставалось, как прикончить фрица, зная, что надо идти к тебе на помощь.

Двух пленных привели на КП. При виде полковника у одного фрица упали штаны. Полковник рассмеялся и сказал:

– Пол-Европы прошагали, а штаны удержать не могут.

Пленным дали ремни, чтобы брюки не падали.

Мы получили благодарность. Наши судьбы с Николаем Савельевичем Жильниковым тесно переплелись. Он был храбрым командиром отделения мотористов, инициативным и умелым бойцом, инициативным командиром отделения. Преследуя противника, Жильников получил ранение в голову, и, несмотря на ранение, помогал товарищам отбивать атаку фашистов, в госпиталь идти отказался. Действуя в дозоре сводного отряда моряков, Жильников встретил немецких разведчиков на мотоциклах с автоматами. Он умело расставил своих подчинённых и уничтожил этих разведчиков.

На командном пункте допрашивали пленных, они оказались угрюмыми, показаний давали мало, но даже то, что они сказали, было очень важно. При очередном налёте фашистских самолётов пленные решили воспользоваться этим и убежать, но это им не удалось, от выстрелов убежать не успели.

Наш сводный отряд моряков занимал боевые позиции отражения врага до подхода наших основных сил. Я был командиром отделения пулемётного взвода. Мы сели в засаду возле Ориссаарской дамбы на случай, если враги обойдут правый фланг и будут двигаться к Ориссаарской дамбе. Недалеко от нас уехала артиллерия, слышались миномётные раскаты. Внезапно налетели «юнкерсы». Сначала бомбили, потом штурмовали на бреющем. Самолёты улетели, показались цепи фашистов. Сводный отряд поднялся во весь рост и устремился на врага. Началась рукопашная. Моряки со злобой и отвагой кололи фашистов штыками, били прикладами. Выданные каски куда-то исчезли и появились бескозырки. Мелькали чёрные бушлаты, парили ленточки бескозырок, зло ругались и втыкали штыки с кряком, с уханьем. Фашисты отбивались, теснимые назад. Заговорили фашистские пулемёты и миномёты. Это их ободрило. Они снова пошли в атаку. Командир отряда Д.А.Овсянников сам повёл всех в контратаку. Ощутив мощный натиск, фашисты бросились отступать, а тут заговорили «максимы», фашисты падали сражённые, и это удваивало наши силы. После боя перевязали раненых, подобрали убитых.

У матросов появились трофейные автоматы, но и свои автоматы они не бросали. В моём полувзводе появился ручной пулемёт. Это пришли семь человек пополнения из третьей стрелковой бригады 46-го стрелкового полка. Вторая атака фашистов последовала после жёсткого миномётного обстрела. Скрываясь в складках местности, фашистские автоматчики целились в центр нашего сводного отряда. Мы отвечали плотным огнём из всех видов оружия. Наш огонь был прицельным, и фашисты несли большие потери. Пулемёты старшин Анатолия Гоненко, Ершова, Мельникова и сержанта из 46-го полка буквально косили немцев. Остервенелые от злобы фашисты продолжали лезть, но не выдержали, отошли. Когда они дрогнули, Д.А.Овсянников снова поднял всех в контратаку. Бой принял вид побоища всего живого. Враг был больше по численности, но моряки сбросили бушлаты и фланельки, шли в тельняшках с боевым кличем «Полундра!», «За Родину!», «За Сталина!». И враг опять откатился, истекая кровью.

Снова послышался миномётный огонь, снова поднялась цепь фашистов. Это уже были новые фашисты, а моряки сводного отряда были всё те же. Многие имели лёгкие ранения, но не оставляли поле боя.

Последовала другая атака, третья, четвёртая, пятая. Шесть часов шёл неравный бой, в живых осталась треть отряда, но моральный дух не был сломлен. Это главное! Помощи не ждали, всюду отбивали немецкие атаки с тяжёлыми для них потерями. Сводный отряд уничтожил более двух рот противника. У защитников появились два трофейных пулемёта, все были вооружены трофейными автоматами.

Фашисты на правом фланге превосходили по численности в несколько раз, они угрожали обходом защитников с правого фланга, преграждающего путь к дамбе. Выставленный дозор отряда моряков сообщил, что на правый фланг продвигается передовой отряд фашистских автоматчиков. Овсянников доложил это на КП. Было приказано усилить правый фланг, отойти ближе к дамбе. Отход на новый рубеж прикрывался моим полувзводом автоматчиков. Овсянников приказал:

– Стоять здесь насмерть, пока мы не закрепимся на новом рубеже!

Свой полувзвод я разместил в нужных направлениях. Три пулемёта по обочине дороги на лесной поляне. Моим помощником был сержант 46-го полка. Фашисты послали в разведку двух мотоциклистов. Их пропустили, чтобы потом уничтожить при возвращении. Выставленные двое моряков с ручными пулемётами сняли этих разведчиков. Появились немецкие автоматчики. Их подпустили на близкое расстояние, а затем старшины Обухов и Гоненко, и с ними два бойца открыли огонь из ручных пулемётов. Фашисты закрутились на месте, как на горячей сковороде. В них летели гранаты. Уцелевшие фашисты пытались уйти назад, но кинжальный отсекающий огонь из пулемётов Гоненко преградил им путь. Взвод фашистов почти весь был уничтожен. Мы вооружились трофейными автоматами вместе с запасом патронов. Стало темнеть, похоронили убитых. Забрали двух раненных и отошли на позицию, занятую нашим отрядом у Ориссаарского плацдарма. Используя ночную передышку, Овсяников расставил бойцов и пулемётчиков, ожидая утром встретиться с врагом.

Я доложил Овсянникову о потерях. Погибли В.Мелехов, Н.Чернов, В.Чернышев, ранило в голову старшину Н.Жильникова и ещё трое были легко ранены. В рукопашном бою на наших глазах погиб командир 3-го звена лейтенант Миссерман. Он был командиром нашего взвода. Теперь командовать этим взводом приказали мне, Николаю Горбунову.

Как командир взвода, я доложил, что в боях проявили стойкость и отвагу старшины К.Мурашов, А.Обухов, А.Гоненко, Н.Чернов, Н.Жильников и два бойца 3-й стрелковой бригады, их фамилии я тогда назвал. Командир отряда Овчинников объявил всем благодарность.

Наступили следующие сутки. Ночная передышка кончилась. Снова началась бомбёжка и миномётный обстрел, снова атака гитлеровцев. Их было много, они шли цепью, как зелёная саранча. Овсянников приказал не стрелять:

– Пусть влезут в приготовленную ловушку.

Они шли уверенно. Им казалось, что после такой бомбёжки и миномётного огня от нас не осталось живого места. Просчитались.

По сигналу ракетой командира отряда всё ожило моментально. Кинжальный огонь наших пулемётов ошеломил фашистов. Их движение приостановилось, будто наткнулось на гранитную преграду. В цепи началась паника. Сначала сгрудились, потом повернулись и начали убегать. Их догоняли меткие залпы пулемётов и автоматов. Разневанные моряки выскочили и стали колоть штыками. Прогнали фашистов.