Алтарь Отечества. Альманах. Том 4

– Здорово, наверно, досталось тебе, мой дорогой друг мотор. Спасибо тебе, весь удар ты взял на себя. Теперь спасай, дотяни до своего аэродрома.

Тряска не прекращалась, не работали все верхние цилиндры.

– Тяни, родной, тяни!

Показалась суша, синяя бездна моря осталась позади. Пётр посмотрел вниз. Кругом чахлый кустарник, в просветах воды торчали большие кочки.

– Это не для нас, тяни, друг, тяни!

Высота пятьсот метров, маловато для планирования. Мотор чихнул и встал, затем снова затрясся и остановился. Теперь уж насовсем. Впереди оказались деревья, самолёт задрожал, будто от страха, по крыльям стали бить верхушки деревьев. Пётр отстегнул привязные ремни. Мелькали в глазах зелёные верхушки деревьев, скорость сбита, сила инерции выбросила Петра из кабины, он упал на дерево и скатился вниз. Недалеко от него упала «Чайка» мотором вниз, рули безжизненно болтались. Птицы и звери разбежались и разлетелись. Лес погрузился в гробовое молчание. Пётр лежал вниз лицом без сознания.

Так прошло четверть часа. И, будто сквозь сон, Пётр услышал разговор двух женщин. Он стал припоминать, где он. Разговор не унимался, женщины говорили между собой тихо, будто боялись кого-то разбудить. Пётр поднял голову, но какая-то сила резко рванула его на землю. Он опять потерял сознание.

Снова услышал разговор, он был не на русском языке.

– Кто вы, немки? – спросил в тревоге Пётр, и опять могучая сила прижала его к земле.

– Нет, мы эстонки, – ответили женщины, но их ответ Пётр уже не слышал.

Две немолодые женщины стояли в недоумении, на лицах были страх и жалость. Они смотрели на окровавленного парня. Волнистая прядь густых волос выбилась из-под кожаного шлема на бледный лоб, пересохшие губы что-то шептали. Одна из женщин низко наклонилась, чтобы расслышать.

– Мама, мама, подойди, дай воды, хочу пить, пить… – шептали губы.

Женщина рассмотрела его лицо, нежную кожу с небритым пушком.

– Он совсем юный, – сказала она, вытирая слезу рукавом.

– Что будем делать? Его надо спасать. Сюда могут быстро придти немцы или кайцелиты.

– Он тяжёлый, мы его не донесём.

– Надо попытаться. Грешно оставлять человека в беде беспомощного.

– Давай попробуем, бери за ноги.

Они подняли и понесли. Обвисшее тело было им не под силу. Остановились.

– Давай возьмём под руки.

Подхватили раненого подмышки, ноги волоклись, оставляя полосу на примятой траве.

– Вот уже полпути прошли, – сказала женщина. Её разговор Пётр услышал и пришёл в сознание. Спасительницы облегчённо вздохнули, им стало легче. Теперь они его вели, поддерживая с обеих сторон. Он шёл с опущенной головой, едва переставляя ноги.

Привели на хутор, перевязали раны, напоили молоком, уложили спать. Через трое суток упорного лечения его переправили к своим. Надо представить себе радость однополчан, когда увидели Петра живым! Врачи направили его в госпиталь долечиваться. Из Курессаарского госпиталя его переправили на самолёте в глубокий тыл. В штабе подготовили документы. В них значилось, что лейтенант Сгибнев Пётр Георгиевич во время Великой Отечественной войны совершил 186 боевых вылетов на самолёте «Чайка». В четырнадцати воздушных боях сбил четыре вражеских самолёта Ме-109, уничтожил много разной боевой техники и кораблей противника вместе с людьми. Был дважды ранен. Его привезли в Саранский госпиталь Мордовской АССР. Молодой организм быстро шёл на поправку, Пётр почуял силу и стал скучать по своим боевым друзьям. Начал упорно осаждать госпитальное начальство, упрашивал послать на фронт. Врачи колебались, ещё бы надо подлечить, но убедились, что его не удержать.

– Это врождённый сокол, – сказал лечащий врач, – его место в небе!

Петра Георгиевича направили на Северный флот. Там он совершил ещё 72 боевых вылета, в воздушных боях сбил ещё шесть вражеских самолётов. В 1942 году ему, гвардии капитану Сгибневу присвоили высокое звание Героя Советского Союза. К трём орденам «Красного Знамени» прибавился ещё один, орден Ленина. В том же 1942 году он вступает в должность командира Второго Гвардейского авиаполка имени Б.Ф.Сафонова. Находясь на этой высокой должности, он участвует в воздушных боях, постоянно совершенствует своё боевое мастерство. Его любимая фигура высшего пилотажа была «бочка».

Жизнь славного патриота нашей Родины, Петра Георгиевича Сгибнева оборвалась 3 мая 1943 года при выполнении боевого задания.

Ему было от роду двадцать два года.

Он мечтал дожить до Великой Победы, поехать в Эстонию, там отыскать своих спасительниц и низко им поклониться.

Ему не суждено было их отыскать, славные патриотки неизвестны и поныне. Может быть, они объявятся на радость оставшихся друзей Петра, на воскрешение памяти боевых подвигов Героического Советского народа. Хочется пожелать им большого семейного счастья и долгих лет жизни под чистым безоблачным небом нашей любимой Родины.

Самолёт будет летать!

Борис Безруков, друг Я. Вьюги на с 1936 года, всю войну вместе. 1940 г.

К середине сентября 1941 года бои на острове Эзель достигли наивысшего накала. Фашисты выполняли приказ фюрера захватить остров Эзель и уничтожить там авиацию, летающую на Берлин, она не давала немцам по ночам спать.

Советские патриоты стремились удержать остров всеми силами, держать неприступными морские пути в Финский залив, не дать на растерзание любимый город Ленинград. Пропустить караван судов с озверелыми фашистами, значит быть недостойными жизни на этой прекрасной земле. А силы иссякали. Трудяги «Чайки», изношенные и израненные, едва поднимались в воздух. Красные лётчики, верные сыны Родины, на залатанных от пуль и снарядов крылышках смело вступали в бой с первоклассными Ме-109, и бой выигрывали! Если бы их, фашистов посадить на такие израненные пчёлки, они бы выли от страха, как бешеные шакалы.

Лётчик Пётр Кравченко прилетел с боевого задания не только усталым, но и больным.

Цилиндры моторов были изношены сверх всякого предела, угарный газ от несгораемого масла попадал в кабину и отравлял лётчика. Дальше выпускать такой самолёт стало невозможным. Кому скажешь, кому пожалуешься? Критическая военная обстановка. Авиатехнику Буранову Егору надо было найти выход. Запасных моторов нет. Нет, и не предвидится. Подошла трудовая ночь, самолёты чинили только по ночам. Все техники трудились с миниатюрными переносками около своих самолётов, а Егор ходил, как неприкаянный. Всё сделано, а самолёт летать не может. Всю ночь не спал от дум, даже не мог забыться. Наступил рассвет, лежать не было сил, пошёл бродить по окраине аэродрома. Увидел разбитую «Чайку». Её, сбитую в боях, оставили в покое. Она уткнулась носом в землю, рули и элероны беспомощно болтались на ветру, издавая скрип, похожий на раздирающий душу стон.

– Здорово тебя потрепали, беднягу, – сказал Егор.

Он вынул из кармана плоскогубцы и отвёртку, открыл капоты. Цилиндры двигателя были со свежей краской, значит, мотор работал не очень долго. Нижние цилиндры были изуродованы от удара, налипла грязь. Егор пошёл к своим собратьям, авиатехникам Борису Безрукову и Григорию Запевалову. Их самолёты вместе с командирами экипажей не вернулись с поля боя. Поделился впечатлениями о виденном самолёте.

– Мотор почти новый, – сказал он, – только изуродован при падении.

Все пошли посмотреть. Оттянули самолёт назад, поставили на колёса.

Липкая грязь падала комьями. Их волновал вопрос, не побита ли кулачковая шайба, не нарушены ли шатуны? Отделили мотор от самолёта, подвели подъёмный кран, поставили мотор на автомашину и привезли к стоянке самолёта Егора. Сняли нижние цилиндры, шатуны оказались целыми. Поставили нижние цилиндры от старого мотора.

А в это время налетели восемнадцать фашистских Ю-88. Пришлось срочно укрыться в щели. Один фашист заметил самолёт Егора, начал заходить для штурмовки. За ним следили друзья – труженики, затаив дыхание. Вот уже видна на киле свастика, кресты на плоскостях, фашист идёт точно на цель.

– Сейчас будет крышка моему трудяге, – сказал Егор.

Но фашист, не долетая до самолёта, вдруг резко взмыл вверх.

– Что случилось, почему он не стрелял? – спросил Борис.

– Дерево помешало снизиться, – ответил Григорий, – побоялся в него врезаться.

Только улетели варвары, ребята снова принялись за дело. Григорий пошёл в баталерку за шплинтами и нужными трубками. Не успел вернуться, как снова появились «юнкерса». Эти были ещё наглее, уничтожали всё, что только попадалось им на глаза. Григория они прихватили на полпути. Хорошо, что близко оказался глинобитный сарай. Григорий забежал за противоположную сторону укрыться от наседавшего самолёта. Фашист развернулся в его сторону, Григорий перебежал на другую сторону, фашист тоже развернулся в его сторону. Так он заходил на «цель» несколько раз, потом ему, наверно, надоело. Другой лётчик заметил щель, в которой укрывались Борис и Егор. Он начал снижаться по прямой на эту щель. Борис не выдержал, подполз и лёг рядом с Егором.

– Егор, – сказал он, – долго мы были вместе, как родные братья. Если убьют, то пусть нас найдут рядом и похоронят в одной могиле.

Егор прижал к себе его худенькое тело, пропахшее бензином. Мимо них промелькнуло брюхо фашистского самолёта, засвистели пули, но ни одна не попала. Второй раз спасло дерево.

Расстреляв запас, фашисты улетели. Подошёл Григорий. Его лицо было белое, как в муке, руки держали нужные трубки и дрожали. Он рассказал, как всё было, как за ним гонялся «юнкере».

Ещё три раза фашисты прерывали работу друзей, но дело двигалось. Работали всю ночь.

– Осталось проверить работу мотора, – сказал Егор.

Он сел в кабину, по обеим сторонам самолёта стояли Григорий и Борис. Винт закрутился, мотор заработал. Все трое стали прислушиваться, не стучит ли что внутри. Пока всё нормально. Дал высокие обороты. Мотор работал чётко, посторонних шумов не было.

– Как часы! – сказал Егор.

Гриша захлопал в ладоши, а Боря стоял и платком вытирал слёзы.

Этим закончилась ещё одна страничка незабываемых трудных дней, согретых теплом дружбы и преданности. Много вылетов сделал Пётр Кравченко на этом самолёте с установленным мотором.

Выход найден!

Лётчики 12-й КОИАЭ: слева направо Александр Михайлович Шитов и Пётр Зиновьевич Кравченко

На ночном отдыхе лётчики находились в поповском доме. Чистые и светлые просторные комнаты вполне были подходящими для отдыха, но вот беда, в комнатах было множество блох. Они безжалостно набрасывались и не давали спать. Кто-то во сне всё время разговаривал.

Григорий Бегун и Александр Шитов долго ворочались и не могли уснуть. Они обдумывали предстоящий полёт до Нового Петергофа. Цель полёта – замена отработанных двигателей. Лететь предстояло более 600 километров и всё время над морем. На стоянке их поджидали самолёты с подвешенными дополнительными бензобаками. Чтобы облегчить полётный вес, было сброшено всё излишнее. Даже боезапас был уменьшен.

Полёт проходил на предельно малой высоте в целях маскировки. Если собьют, то на парашюте не спастись – нет высоты. Двигатели едва держали обороты, всё время дымили и «чихали». Лётчики прилетели, сдали самолёты, и в мастерской сразу же приступили к замене двигателей. Выход найден – самолёты будут летать с заменёнными двигателями!

На второй рейс полетели четыре лётчика: Яков Ёхин, Константин Сельдяков, Александр Шитов и Иван Гореликов. Полёт проходил в том же порядке. Самолёты сдали в ремонт и пошли в гостиницу. Первым долгом решили пойти в баню, хорошо, что чистое бельё прихватили с острова.

В бане не были давно, мылись с наслаждением и долго. На обратном пути шли через парк. Осенняя прохлада с грибным запахом и разноцветными листьями, к тому же на родной земле, казалась раем. Они сели на скамейку, чемоданы с грязным бельём поставили рядом.

– Куда его девать? – Спросил Ёхин. К носке оно не пригодно, разъедено потом.

– Давайте его похороним, – предложил в шутку Фролович, как все называли для солидности восемнадцатилетнего Ивана Гореликова.

Так и решили. На окраине парка нашли незаметное место, вырыли небольшую яму, уложили, забросали землёй и поставили фанерную табличку на колышке с надписью: «Здесь захоронено бельё лётчиков 12 КОИАЭ».

Пришли в гостиницу вечером. В зале гостиницы стояло пианино. К нему не спеша подошёл Александр Шитов, не спеша открыл крышку, проверил инструмент и начал играть «Лунную» сонату Бетховена. Играл прекрасно. Никто не ожидал, что Александр мог так играть, в Липово инструмента не было. Стройная фигура, манера держаться с достоинством, красивые волнистые волосы, тонкие и длинные пальцы – всё гармонировало с прекрасной игрой.

– Как кенарь, вырвавшийся на свободу, – сказал Костя Сельдяков.

Александр играл самозабвенно, будто навёрстывал упущеное. Послушать музыку пришли многие обитатели гостиницы, в том числе обслуживающий персонал.

Игра прекратилась, пианист сидел неподвижно, как будто вспоминал что-то. Неожиданно все громко зааплодировали. Александр встал, поправил упавшие на лоб волосы и слегка поклонился. К нему подошла молодая женщина с кителем в руках. Это была горничная гостиницы. Она протянула китель и сказала:

– Возьмите! Это китель моего мужа, носите его на здоровье!

Только теперь все обратили внимание на китель пианиста, он был не только пропылённым, но и с худым от пота воротником. Заменить его не было времени. Пришли в комнату под впечатлением прекрасной музыки. Понимая это, Александр тихо сказал:

– Кончится война, прогоним фашистов, и я пойду учиться в консерваторию. Это моя давнишняя мечта.

Мечта Александра не осуществилась.

В обратный путь на остров Эзель их не отпустили, оставили защищать Ленинград. На отремонтированных самолётах их направили на прифронтовой аэродром в Куплю. Они начали воевать непосредственно у стен Ленинграда.

12 сентября Ивана Фроловича Гореликова ранило в воздушном бою над аэродромом Низино. В конце августа не вернулся с боевого задания – сопровождение бомбардировщиков, Константин Сергеевич Сельдяков, а 26 августа – Ёхин Яков Иванович.

В конце августа на Гатчинском аэродроме стояло множество фашистских самолётов. На их уничтожение вылетел Александр Шитов. Вступив в бой с «мессерами», он яростно дрался, но был сражён. Самолёт загорелся на низкой высоте, спастись на парашюте было невозможно. Объятый пламенем, он направил свой самолёт в скопище фашистских «юнкерсов» на стоянке и готовых к вылету. Вместе с ними Александр сгорел, как факел, как верный сын своего многострадального народа.

Так оборвалась жизнь Александра Михайловича Шитова, замечательного человека, хорошего товарища, прекрасного пианиста.

Было ему 22 года.

Гибель Петра Зиновьевича Кравченко

При осмотре самолёта после возвращения его с боевого полёта техники знали, на каких режимах шёл бой. Если лобовые капоты и жалюзи разворочены пулями и осколками снарядов, значит, бой был в лобовую. Тогда смотри, не пробиты ли цилиндры и воздушный винт. Не имея достаточной брони, иногда лётчик спасался от пуль, подставляя мотор и одновременно производя стрельбу из пулемётов.

Вот так Егор осматривал свой самолёт, на котором прилетел лётчик Пётр Кравченко. При очередном осмотре самолёта, только что возвратившегося из боя, сразу же были обнаружены отбитые рёбра охлаждения цилиндров, а на бензобаке образовалась шишка, будто кто-то под протектор положил буханку хлеба. Пуля пробила бензобак, но резиновый протектор растворился и заклеил на короткое время пробоину. Егора это не удивило, он готовился к ремонту. Пришлось менять бензобак. Хорошо, что в баталерке оказался запасной. Петру дали немного отдохнуть, а затем послали в бой на самолёте техника В.Богунца. Вернувшись с полёта, выпустил шасси, но одна нога не выпустилась. Ему ракетой запретили посадку, рации на самолёте не было. Вылетел П. Смирнов, на его самолёте сбоку написали мелом: «Делай, как я!». Смирнов крутил бочки, чтобы выпустилась нога, Кравченко повторял. Нога так и не выпустилась. Разрешили посадить на одну ногу. Кравченко был опытным лётчиком, он долго служил в Ейском лётном училище инструктором, знал самолёт прекрасно.

Самолёт посадил на две точки: на одну ногу и костыль. Посадил ровно, как говорят, «притёр», но на пробеге самолёт развернулся в сторону невыпущенной ноги и опрокинулся вверх колесом.

Подъехала санитарная машина, а Пётр был уже мёртв. Он головой ударился о прицел, рана оказалась смертельной. Его увезли туда, откуда никто не возвращался.

Командир эскадрильи подполковник Кудрявцев подозвал Ивана Усатова, который был старшим техником отряда. Поводив пальцем около носа, сказал Усатову:

– Если это будет по вине техников, я расстреляю вас на месте.

Самолёт оттащили с лётной полосы, поставили на козелки. Усатов не подходил, руководил техниками с других самолётов старший техник отряда И.П.Петренко.

Оказалось, что тягу щитка шасси вырвало на взлёте при сильном развороте, она заклинила выпуск ноги. Вины техников не было. Тягу поставили на место, и нога свободно стала выпускаться. Можно было только догадаться, в каком состоянии был Иван Усатов. Он видел, как Петра мёртвого положили в санитарную машину и увезли. Егор тоже всё видел, стоял возле своего исправного самолёта, слёзы текли по его лицу. К самолёту тихо подошёл лётчик Алексей Ильичёв и сказал:

– Егор, теперь я буду твоим командиром экипажа.

Моонзундцы в глубоком тылу врага

С захватом Таллина, да и всей Прибалтики, фашисты были в угаре от побед, озверели и обнаглели окончательно. Моонзундские острова оказались отрезанными от материка более чем на 400 километров. Снабжение бензином и боеприпасами ещё более осложнилось. Ударная фашистская авиация, которую Гитлер послал на уничтожение самолётов, летающих на Берлин, ежедневно по нескольку раз в сутки штурмовала аэродромы Кагул и Асте. Как всегда, вражеские самолёты появлялись внезапно, посты ВНОС не успевали оповестить. Авиагруппа полка Е.Н.Преображенского совершила девять налётов на Берлин. На пятое сентября от группы осталось три самолёта. Им было приказано перелететь в Беззаботное. Три самолёта, до предела нагруженные людьми, вырулили на взлётную полосу. Остальные люди этой группы стояли на поле, как провожатые, им не нашлось места, и самолётов для их переброски не поступало. Они влились в состав наземных частей при обороне острова Эзель. Часть их них погибли в неравном бою, часть попала в плен или были расстреляны в городе Курессааре немецкими карателями. На самолёте ИЛ-4 улетел и генерал С.Ф.Жаворонков. До Таллиннского аэродрома, когда он ещё не был занят фашистами, его самолёт сопровождали лётчик-испытатель Владимир Коккинаки и лётчик 12-й КОИАЭ Иван Красов. Далее для прикрытия его самолёта с воздуха был прислан командующим ВВС КБФ генерал-майором авиации М.И.Самохиным был прислан лётчик – ас капитан П.А.Бринько, виртуоз высшего пилотажа и мастер меткого огня. На его счету было тогда более десятка сбитых фашистских самолётов. Бои на острове Эзель продолжались. На аэродроме Кагул осталась авиация только из 12-й КОИАЭ. В неравных боях погибали лётчики, пополнения не поступало.

В числе погибших летчиков 12-й КОИАЭ на острове Эзель были: Б.А.Годунов, М.И.Афанасьев, С.М.Конкин, Г.А.Авакьян, Горбачёв, П.А.Дорохов, Н.И.Бычков, А.П.Дворниченко.

Были ранены в воздушном бою и отправлены в тыл на лечение:

А.М.Тхакумачев, П.Г.Сгибнев, П.Г.Гаенко, Н.П.Хромов, М.И.Пивоваров, Н.П.Кучерявый, А.Б.Григорьев, Б.К.Панкратьев.

Истребителям 12-й КОИАЭ задача оставалась та же, несмотря на малую численность. Лётчики несли неимоверные перегрузки. Фашисты имели численное преимущество, делали налёты на аэродром группами по 125 самолётов. Однажды налетели, когда наши самолёты возвращались с задания. От попаданий загорелись два И-16, тогда инженер группы Мишук выбежал из укрытия, снял капоты и стал забрасывать землёй бушующее пламя. Потушил. Его примеру последовали, и второй И-16 тоже был спасён. Два самолёта были спасены. На следующий раз фашистов отогнали зенитчики, открыв по ним интенсивный огонь. Два самолёта они сбили, остальные повернули обратно. Зенитчики действовали, как герои. Среди них было тридцать восемь раненых и трое убитых, но они продолжали преследование воздушных пиратов.

Попытка фашистов высадить морской десант

Чтобы ускорить захват острова Эзель, фашисты предприняли первую попытку высадить морской десант. Они разработали план: войти в бухту Лео, высадить десант и огнём корабельной артиллерии подавить 315-ю береговую батарею.

В противоборство этой операции вступила островная авиация, три торпедных катера капитан-лейтенанта Сергея Осипова и 315-я батарея капитана А.М.Стебеля.

27 июля 1941 года.

Лётчики 12-й КОИАЭ обнаружили в море идущие корабли фашистов. Их было 26 вымпелов: два миноносца, четырнадцать сторожевых кораблей и тральщиков, да ещё торпедные катера. Они стремительно подходили к бухте Лео. Корабли начали обстрел берега, от конвоя отделились восемь торпедных катеров, казалось, что захват берега фашистами неминуем.

Но вот появились три торпедных катера С.Осипова. Сам Осипов, высокий, худощавый, в кожаном шлеме, с очками на глазах, стоял на рубке катера Василия Жильцова, обхватив обеими руками мачту. Нелегко и совсем не безопасно было стоять на крошечной рубке, зато все его видели, и он всех видел. Это вселяло уверенность и отвагу в его подчинённых, они видели своего командира, как Чапаева на лихом коне. Он скомандовал:

– Огонь!

На восьмёрку вражеских катеров посыпался град пуль. Те не ожидали такой смелости, повернули назад и оказались под разрывами снарядов своих же кораблей.

По трём смельчакам били тяжёлые пушки главного калибра, скорострельные орудия сторожевиков и тральщиков. Как и тогда, 13 июля, Алексей Афанасьев поставил дымовую завесу. Как и тогда, на мичмана Алексея Афанасьева нацелились десятки вражеских пушек, но он сделал своё дело. Судёнышко Афанасьева металось из стороны в сторону, дым укрыл героев, враг не мог вести прицельный огонь.

Впереди катера Жильцова, на котором был Осипов, показался огромный транспорт и миноносец. Расстояние быстро сокращалось.

– Огонь! – Хриплым голосом скомандовал Осипов.

Жильцов выпустил торпеду. Второй торпедой поразили транспорт. Прогрохотали два взрыва! Теперь надо укрыться и дать возможность атаки другим. Уходя из атаки, они видели торчащие из воды остатки вражеских кораблей. Грохнули ещё два взрыва. Это Баюмов двумя торпедами ударил по второму миноносцу. Ещё два взрыва! Это Афанасьев потопил сторожевик и тральщик! Авиация и дальнобойная артиллерия довели дело до конца.

Лётчики 12-й КОИАЭ в воздушном бою сбили два Ме-109, реактивными снарядами подожгли большой транспорт. (Из архива ОЦВМА, фонд 122, дело 13830, лист 9).

Фашисты повернули обратно – подсчитывать свои убытки.

Защитники острова Вормси

Небольшой остров Вормси расположен в проливе Муху-Вяйн западнее острова Хийумаа (Даго). От острова до материка расстояние всего две мили. На этом острове находился гидрографический отряд капитан-лейтенанта Н.И.Федотова, принявшего на себя командование отрядом после гибели его командира капитан-лейтенанта М.И.Махонина. Этот отряд обеспечивал боевые действия кораблей. Посты этого отряда в ночное время включали мощные прожекторы для прохода кораблей, освещали створы, выставляли поворотные буи. После того, как из бухты Таллина ушли корабли в Кронштадт, заданий этому отряду стали давать меньше, во время штурмовок фашистскими самолётами много погибло катеров и машин, поредел личный состав отряда. Кроме отряда гидрографов на острове находилась стрелковая рота. Перед тем как напасть на острова Муху и Эзель, фашисты запланировали оккупировать остров Вормси. Отстоять остров силами, которые были на этом острове, задача не из лёгких.

Шестого сентября фашисты предприняли высадку десанта, но были отогнаны меткими залпами островной артиллерии. На следующий день они повторили артобстрел, мощными лучами прожекторов ослепили защитников. Появились жертвы, смертельно ранили капитан-лейтенанта Махонина, убили несколько бойцов. Артобстрел длился по восьмое сентября, потом двинулись шлюпки с десантниками.

На помощь защитникам с острова Даго подбросили подкрепление. Фашисты не ожидали встретить отпор, повернули назад.

– Победа! – кричал молодой защитник, в его глазах светилась радость оттого, что бегут фашисты.

В северной части острова со стороны Хапсалу фашисты бросили десант и закрепились. Борьба была упорной, только в районе маяка Вормси фашисты оставили более 300 трупов. Сбросить фашистский десант в море не удалось. Усиленный батальон с севера и штурмовки фашистской авиацией поставили защитников в критическое положение. Защитников прижали к маяку. Надо было их спасать. Это поручили лейтенанту В.М.Огаркову. В ночь на одиннадцатое сентября лейтенант Огарков на шхуне «Термаланд» с одним катером и двумя шлюпками-шестёрками подошли к маяку. Посадили на катер тридцать человек защитников. Шхуну штормовой ветер отогнал в море пустую. Тридцать защитников переправились на лодках, осталось на берегу сто пятьдесят человек, они заняли оборону возле маяка. Почти все командиры погибли в бою. С криками «Ура!» отбивались штыковыми атаками, фашисты отходили, а утром с поддержкой авиации снова возвращались.