Пустая Зона

– Пусто, – сказал он, голос прозвучал глухо. – Ни следа.

– Может, дальше ушёл.—Виталий сплюнул в снег, поднял воротник повыше.

Они двинулись дальше, обступая каждую впадину. Сапоги вязли в рыхлых сугробах, снег цеплялся за брюки, и шаги становились тяжелее с каждой минутой. Мороз стоял давящий и звенящий, всё вокруг казалось остекленевшим. Дыхание сразу превращалось в густые облака, щеки деревенели после каждого порыва ветра. Но, несмотря на это, они почти не ощущали ледяных хваток. Может, адреналин после пережитого гнал кровь быстрее, может, всё дело в срочности поиска, ведь от их шагов, от того, насколько быстро они найдут след, зависела жизнь Артёма.

– Держимся ближе друг к другу, – крикнул Павел сквозь ветер.

Дмитрий поднял руку, показывая направление.

– Там, за камнями, ещё один спуск. Я проверю.

– Вместе, – отрезал Платов. – Никто не ходит один.

Они втроём осторожно подошли. Дмитрий встал на колени у обрыва, соскрёб варежкой снег, пытаясь различить следы, он наклонился ближе, подсветил фонарём.

–Похоже на шаги. И ещё что-то. Видишь?

– Значит, он шёл здесь, – Павел поднял голову. Его глаза сузились, и он обернулся к Виталию. – Может быть, ушёл ниже по склону.

Виталий снова посмотрел назад, туда, откуда они пришли. Воздух заполнили густые потоки снега, и всё вокруг закрутилось белым водоворотом. Видимость падала на глазах, очертания склона размывались, тонули в белом тумане.

– Снег затянет всё через полчаса. Если мы не найдём его до темноты… – он не договорил, сжал губы.

Павел выпрямился.

– Мы идём дальше. Смотри в оба. Он должен быть рядом.

Они медленно спускались по склону, стараясь не скользить. Ветер бил в лица, вырывал изо рта каждое слово. Дневной свет быстро тускнел, превращаясь в серый сумрак, и небо опускало на землю тяжелую завесу. Камни вокруг чернели, острые ребра выделялись из снега, а тени сгущались в их расщелинах. Ещё немного и темнота сомкнётся окончательно, оставив их наедине с вьюгой.

– Артём! – снова закричал Павел, но голос уже срывался, глох в завываниях.

Он крикнул ещё раз и понял, что дальше нет ничего, только пустота вокруг, где звук мгновенно пропадает.

«Господи, только бы был жив…Давай же, Артём, отзовись», —мелькнуло у него и эта мысль обожгла сильнее ветра.

Марина всегда говорила, что самое страшное – это тишина. Когда он пропадал без связи, и целые сутки она не знала, жив он или нет. Когда телефоны молчали, и оставалось только ждать, перебирая в голове все возможные исходы.

Павел знал, как она металась в такие дни, представлял слишком отчётливо. Как ходит по квартире, не находит себе места, греет чай и забывает о нём. Смотрит в окно, не спит, ловит каждый звук в подъезде.

Он считал Марину, пожалуй, лучшей женщиной в мире.

Она его любила.

И именно это не давало покоя. Он тоже ее любил, но чувствовал, что не даёт ей того, что она действительно хочет: тепла, присутствия и самой обычной стабильности. Он не был рядом, когда ей это было нужно. Он знал, что недостоин её любви, как будто живёт на её терпении в долг.

И вот он снова здесь. Снег, ветер, и эта чёртова тишина. Только бы Артём был жив. Он сжал варежку в кулак и застыл на несколько секунд, пока пальцы не заныли от напряжения. Сколько так ещё можно? Он больше не хотел брать на себя чужие жизни, его плечи давно надломлены этим грузом. Артём совсем зеленый мальчишка, и если с ним что-то случится, Павел не простит себе никогда. Зачем он вообще согласился взять его с собой?

Пора остановиться. Марина права. Человек не может жить в двух мирах. Он давно думал уйти в лес, в дом деда, где для него всё просто. Он как-то озвучил это Марине за ужином:

– Ты бы поехала со мной?

Марина подняла растерянные глаза от тарелки. Ложка застыла в руке, она отпустила край салфетки, отодвинула тарелку чуть в сторону и устремила взгляд на окно.

– Но моя жизнь тут, в Москве,– прошептала она. – Я не смогу в лесу, Паш.

Он и сам это знал. Они из разных миров, и в её мире он медленно гаснет.

Пора сделать выбор, пока не стало поздно. Если уже не поздно…

Он подошёл к краю небольшого перегиба в рельефе. Там снег был особенно рыхлый, с мелкими провалами, которые ветром почти замело.

– Артём! – снова крикнул он, уже в отчаянии.

Глава 14

Сначала была только боль.

Яркая, режущая боль, срывающая дыхание и не дававшая собрать мысли в кучу. Артём даже не успел понять, как упал, всё произошло в одно мгновение: хруст, резкий рывок в теле, и он оказался где-то внизу, в темноте, придавленный собственным телом. Левую ногу прожгло насквозь, и он вскрикнул, зажимая рот зубами, чтобы не заорать снова.

Он даже не сразу понял, что остался жив. Не сразу понял, что лежит один. Сейчас ночь? Или день? Неясно. Только этот мёрзлый склон, этот запах земли и льда, этот проклятый холод, пробирающий в каждую клетку тела, даже под курткой.

Артём вслепую шарил по земле, продирая пальцами твёрдый снег и осколки льда, пока не нащупал холодный, шершавый пластик. Рация. Удивительно, но она была цела, только антенна погнута. Дрожащими пальцами он нажимал все кнопки подряд, кричал, но ответа не было. Артём выдохнул и зажал глаза рукой. Возможно, сигнал не проходил. Возможно, она всё таки поломалась или они просто не слышат его вызовы. Или… их уже нет.

Ему вдруг стало по-настоящему страшно. Артём зажмурился. «Не думай. Не смей думать об этом». Иногда паника нарастала и Артём начинал тяжело дышать, сердце билось где-то в горле, и казалось, что воздуха не хватает, что стены оврага сдвигаются, сжимаются и нависают. Он дышал мелко, стараясь сохранять сознание. Считал про себя, сначала до десяти, потом до ста, потом до пятисот. Потом начинал сначала.

Он как-то смотрел передачу про скалолаза, который застрял на склоне. Тогда это казалось историей точно не из его жизни. Он сидел на диване с чаем и не мог представить, что когда-нибудь окажется в похожем аду. Помнил, как тот мужчина говорил, что его спас счёт, повторяющиеся числа или цепляние за ритм, чтобы мозг не рухнул в панике. А еще дыхание. Медленно вдохнуть, медленно выдохнуть, нужно заставлять лёгкие работать. Артём попробовал. Воздух был ледяной и обжигал горло, но в голове на миг стало чуть яснее.

«Вдох… выдох… вдох… выдох…» – он повторял почти беззвучно, боясь потерять этот ритм. Иногда счёт сбивался, мысли мгновенно разлетались и животный страх наполнял его сознание, но он начинал снова. Только бы не раствориться в этой темноте, только бы удержаться. Артем вдруг поймал себя на том, что где-то далеко он слышит совсем глухой стон ветра. Значит, наверху ещё есть мир. Значит, не всё кончено.

Он попытался пошевелить ногой, но боль ударила так резко, что перед глазами вспыхнули белые круги, казалось кости скручивает ледяной жгут. Артём зашипел, вцепился в снег пальцами и замер, не смея пошевелиться.

«Только не потерять сознание», – прошептал он сам себе, чувствуя, как губы сводит от холода. Он уткнулся лицом в рукавицу, снова начал считать. Один… два… три… мир сужался до этих цифр, до ритмичного дыхания и пульсирующей боли в ноге.

Отец был прав. Он действительно ничего из себя не представляет. Отец никогда не кричал, не упрекал прямо, он просто молчал с таким видом, будто уже знал: сын снова всё испортит. И это молчание било сильнее любых слов. Артём всегда чувствовал себя маленьким рядом с ним, не таким, как нужно. Он не стал тем, кем отец хотел его видеть.

Он вспомнил, как в седьмом классе принёс грамоту за участие в конкурсе по графическому дизайну. Весь вечер рисовал на стареньком компьютере в школьном кабинете, гордился тем, что получилось, и надеялся, что отец тоже обрадуется.

Отец посмотрел на грамоту, пожал плечами и бросил:

– Баловство. Компьютеры – это не работа. Мужик должен уметь делать что-то руками.

Потом ушёл в гараж, даже не взяв листок. Артём тогда долго сидел на крыльце, держа эту грамоту на коленях. Всё ждал, может, выйдет, скажет что-нибудь. Не вышел.

Всё, что он делал, это было жалкой попыткой заслужить взгляд без тени разочарования.

«Но теперь уже всё равно,» – подумал Артём, сжав кулаки.

Смешно, но даже здесь, в этой ледяной яме, в непроглядной темноте, он всё ещё смотрит на себя глазами отца, всё ещё ждёт одобрения, которого не будет. Никогда.

И вдруг стало легче…Как будто он обрубил верёвку, которая тянулась за ним всю жизнь; отец остался там, в своём гараже, а он здесь. Один, со своей болью, своим дыханием и своим выбором.

Жизнь больше не принадлежала отцу, не зависела от его взгляда. Она была только его. И даже если она оборвётся этой ночью, это будет его ночь. Его ошибка или его спасение.

Артём глубоко вдохнул, воздух был всё такой же ледяной, но теперь он принимал его как-то иначе, наверное, как доказательство того, что он еще жив.

Иногда ему казалось, что наверху кто-то ходит или кричит. Или просто ветер играет с его надеждой. Он звал, когда мог, но голос его не слушался, просто выходил с хрипом. Он даже не знал, слышно ли его.

Артем подумал об Ирине. Представлял, как она сидит в палатке, не зная, что с ним. Или уже знает. Или… нет. Стоп. Не туда. Он заставлял себя вспоминать маршрут, схемы бурения, список оборудования, просто, чтобы не провалиться опять в страх. Сколько прошло времени он не знал. Всё тело стыло, нога горела болью, а пальцев на руках и ногах он уже не чувствовал. Хотелось закрыть глаза и уснуть, просто отдохнуть.

И когда вдруг сверху, сквозь вой ветра, донёсся настоящий, знакомый голос, Артём заплакал. Он позволил слезам течь, не открывая глаз, потому что понял: он дождался. Слёзы жгли обмороженные щеки и потрескавшиеся губы, но он не мог остановиться. В этих рыданиях смешались облегчение, усталость и благодарность за то, что его нашли. Он горько плакал и в то же время клялся себе, что больше никогда не позволит никому распоряжаться его судьбой. Его жизнь – только его жизнь, и никто, даже отец, больше не властен над ним. Он шептал это про себя сквозь слёзы, стискивая зубы, и всё равно продолжал плакать, пока голос сверху снова не позвал его по имени.

Павел внезапно замер и вскинул руку. Ветер на миг стих, и в этом хрупком безмолвии что-то донеслось до него, еле различимое. Донеслось издалека, будто из-под земли, но ему точно не послышалось. Это было похоже на голос, он был глухой и сбивчивый, словно кто-то бормотал из подвала.

– Слева! – Павел резко повернулся. – Он где-то тут!

Не дожидаясь ответа, он бросился вперёд, почти вслепую лавируя между сугробами. За ним кинулись Виталий и Дмитрий. Снег был зыбкий, надувной, они будто бежали по болоту. Где-то в глубине тундры всё ещё потрескивало и Виталий, отстав на шаг, не сводил глаз с фланга. Он напряжённо вглядывался в снежную мглу, сердце быстро стучало. Казалось, вот-вот где-то сбоку раскроется ещё одна трещина, такая же, как та, что поглотила весь их лагерь. Виталий не мог избавиться от этого ощущения, от страха, пронзившего его. Он шел, напрягая зрение, ему казалось от его взгляда зависела безопасность всей группы.

– Сюда! – вдруг крикнул Дмитрий.

Он стоял у края покатого оврага, где свежая осыпь снега обнажила мерзлую землю. Склон был размытый, нестабильный и было видно, что, что-то рухнуло совсем недавно. Там валялись знакомые им обломки: алюминиевые жерди, изогнутый каркас от штатива, обрывок страховочного троса. Под завалом донёсся едва различимый стон.

– Он здесь! – Дмитрий опустился на колени, посветил фонарём. В глубине промоины еле угадывались очертания Артёма, придавленного снегом и обломками.

– Артём, слышишь?! – крикнул он, перегнувшись через край.

– Слышу! Я тут! – донеслось снизу, слабым, хриплым голосом. – Я жив… нога…

– Он живой! – выдохнул Дмитрий.

– Надо вытаскивать, – сказал Павел. – Срочно.

Они развернули старый, но надёжный альпинистский шнур, который притащил Виталий. Обвязали за массивный камень, частично вмерзший в грунт. Дмитрий, как самый опытный в спуске, первым закрепил карабин, проверил узлы.

– Держите мёртво и ни шагу. Если почувствуете натяжение, то сразу фиксируйте, – скомандовал он и начал медленно спускаться в провал.

Павел и Виталий встали на страховку. Верёвка скользила сквозь рукавицы. Руки стыли, но пальцы сжимали канат намертво. Дмитрий уходил всё глубже, сначала свет фонаря выхватывал его фигуру, потом только огонёк на каске. Наконец он достиг Артёма. Несколько минут внизу слышался лишь отрывистый разговор, затем команда:

– Тащите медленно. У него открытый перелом. Я зафиксировал ногу, но нельзя дёргать.

С помощью страховочной системы они вытягивали Артёма почти сорок минут, каждый метр был мукой, для него и для них. Он стонал сквозь сжатые зубы, но не кричал. Дмитрий поднимался рядом, одной рукой поддерживая пострадавшую ногу, второй держась за стенку расщелины.

Наконец оба были наверху. Артём лежал на боку, его лицо было серое, губы синие, лоб рассечён и в крови, под глазами легли глубокие тени. Ногу стянули ремнями, чтобы хоть как-то закрепить.

– Всё… всё нормально… – прошептал он. – Спасибо, парни…

– Тише, – сказал Павел. – Держись.

Павел и Виталий взяли его под руки, аккуратно донесли до аварийной палатки.

Артёма осторожно усадили, он тяжело дышал и пытался помогать, насколько позволяли силы, всё его тело дрожало – не столько от холода, сколько от пережитого шока. Движения были неловкими и медленными, когда он пытался стянуть варежки с онемевших пальцев, а взгляд упирался в одну точку, не мигая и не замечая ничего вокруг.

Ирина разложила спальник, подложила под ноги рюкзак и укутала его плащами.

– Повезло, – пробормотал Виталий, садясь рядом. – Мог ведь насмерть.

Дмитрий молча кивнул. Он всё ещё чувствовал вес каната в руках.

– Мы рядом, – нежно сказала Ирина, ощущая невероятное облегчение – Всё, теперь ты в безопасности.

Артём не ответил, только медленно кивнул, и по щеке его скользнула тяжёлая слеза. Он сжал её руку, ощущая момент расслабления и радость от того, что она рядом. Ирина ответила тем же, крепче обхватив его ладонь, подтверждая, что не отпустит.

Павел медленно повернул шею, разминая затёкшие мышцы, и глухо заговорил:

– Криокарст или термокарст, – тихо сказал он, больше себе, чем остальным. – Под нами была полость в вечной мерзлоте. Лёд начал таять, может, из-за тепла от техники… Или просто время пришло. В один момент всё сложилось, и земля провалилась.Глубоко. Слишком. Всё, что там было уже не достать. Если начнём копать, уйдём туда же. Это могильник.

Дмитрий кивнул, не глядя. Он сидел, натянув капюшон, держал в руках единственный фонарь и время от времени светил на Артёма.

– У нас ничего нет, – сказал Виталий. – Ни еды, ни тепла, ни связи.

– Ир, твой планшет? – спросил Павел, шевельнув затёкшими пальцами.

– Там нет связи, – коротко ответила она. – Да и заряд почти на нуле.

Внутри палатки было сыро и душно от дыхания, но холод пробирал до костей. Они сидели сжавшись, уставшие и продрогшие. Артём почти не двигался, лишь изредка слабо стонал, укутанный в спальник.

– Надо идти к Буранам и ехать назад, в зимовочный домик, – глухо сказал Виталий.

– Мы без GPS, – возразил Павел. – В ночь мы его не найдём. И Артём не сможет идти. У него перелом.

– Но у нас нет выбора, – процедил Виталий. – Если останемся тут, замёрзнем. Мы просто тут погибнем.

– Надо ждать помощь, – с трудом выговорил Павел. – Мы утром связывались с базой. Передали координаты.

– Нет, – вдруг перебил его Дмитрий. – Не передали. Я пробовал. Много раз. Связь так и не прошла. Я думал… вечером передам, когда ближе подойдём к точке бурения.

Все замерли.

– Мы ведь прошли больше трёх километров… – прошептала Ирина.

Тут голос подал Артём, хриплый и едва слышный, звучавший как из другого мира.

– Я… я думал, это не важно… Но… вчера… я отправил координаты с точки на километр дальше стоянки… В противоположную сторону… от нашего маршрута…

Он снова застонал и замолчал. Павел вцепился в голову руками.

– Это четыре километра от последнего переданного сигнала, – пробормотал он. – Если утром база не получила координаты, они уже думают, что с нами что-то не так… Вечерний сигнал тоже не дойдёт…

Дмитрий глубоко вдохнул и заговорил спокойно и уверенно, почти официальным тоном, будто читал инструкцию из методички МЧС:

– Если мы утром не вышли на связь, а координаты, которые Артём отправил, не соответствуют маршруту, на базе это уже заметили. По регламенту: две пропущенные точки это сигнал тревоги. Если к вечеру нет подтверждения, нас ставят на контроль.

Он посмотрел на Павла:

– Завтра утром, скорее всего, поднимут вертолёт. Они начнут с того места, откуда пришёл сигнал. Проверят маршрут. Если повезёт заметят следы, тент, что-то.

– Утром… – с ужасом прошептала Ирина. – Но сейчас минус сорок. Нам не дожить до утра.

Она подняла глаза на Павла.

– И ещё… ночью должна начаться сильная метель.

Он посмотрел на остальных. Уставшие, испуганные лица.