Жестокеры

– Славненькая, правда! – пихнул меня локтем в бок какой-то толстяк. – Такую красотку я бы…

Я с удивлением и отвращением посмотрела на него, а потом перевела взгляд на экран. Там говорилось о том, какая молодец эта девица. Сделала головокружительную карьеру в гостиничном бизнесе. Безумно любит своего мужа. Странно: сюжет вроде как про девицу и ее успехи. А говорит она все время про мужа… У девицы был смешной голос и смешная манера выговаривать слова – растягивая, по-детски, забавно шевеля при этом толстыми губами. Помимо трудностей с формулированием мыслей, у нее были явные проблемы с окончаниями и падежами. Эх! Сколько я уже видела подобных сюжетов… Герои всех этих бесконечных роликов про успех были как на подбор – пустые, необразованные, неприятные, даже отталкивающие, с необъяснимой заносчивостью и довольством собой (как правило, на пустом месте). И говорили они каждый раз одно и то же. И даже делали одни те же речевые ошибки! На их лицах отражались леность и глупость, привычка к праздному образу жизни и отсутствию необходимости напрягать свой мозг. Я уже привыкла к таким лицам. Но в этот раз, пожалуй, впервые увидела лицо, на котором совсем не было проблеска мысли – ни малейшего, даже в уголке глаза, даже с самого краешку.

«АЕК, не будь такой злой: она ведь не виновата, что она такая».

Мне возразил внутренний голос:

«Тогда почему она, такая, на мегащите? Она виновата в том, что согласилась на нем быть, ничего собой не представляя».

Эх, на экранах должны быть совсем другие герои! А пока я стояла под мегащитом и смотрела на ту «героиню», которую мне показывали. И все-таки я не могла понять, чем она так раздражает меня. Пожалуй, не столько тем, что она глупая и манерная. Было в ней что-то еще… я не могла найти этому определения. Что-то такое, что не должно выставляться напоказ, чего по-хорошему стоило бы стыдиться, но оно почему-то выставляется. И никто этого не стыдится.

– Вы так многого в жизни добились, – тем временем ластился к девице ведущий, пихая ей в лицо мохнатый микрофон. – Как вам это удалось?

Вот уж действительно хороший вопрос: из того, что девица и двух слов связать не могла, а главное по ее абсолютно пустому и бессмысленному взгляду было ясно, что ума она недалекого и способностями особо не блещет. Я решила послушать еще немного: вдруг все-таки доведется услышать какой-нибудь дельный совет. Вдруг я в ней ошиблась. В самом деле, как ей это удалось? Вкалывала денно и нощно?

Все оказалось гораздо прозаичнее и проще. Ее муж был одним из местных магнатов и владельцем той самой сети гостиниц. Собственно, именно с замужества и началась ее «головокружительная карьера» в гостиничном бизнесе. Так вот в чем дело!

Никто из стоящих под мегащитом людей, казалось, не замечал никакого подвоха. Но мой разум воспротестовал:

«Это же обычная содержанка!»

Очевидно, я сказала это вслух: несколько человек обернулись и смерили меня недовольными взглядами.

– Что вы ставите своими целями на ближайший год? Ваш персональный план личностного развития? – поинтересовался у девицы ведущий.

Девица открыла было рот, но за неимением того, что она могла бы сказать, тут же его закрыла. Получился смешной хлопающий звук. Я криво усмехнулась. Больше слушать и смотреть я была не в силах. Я развернулась и пошла прочь.

Поднимаясь по лестнице, я все еще видела перед своим мысленным взором лицо этой девицы с мегащита. Было неприятно, что личностей такого низкого пошиба назойливо пихают нам с экранов, преподносят как идеал современной женщины. Впрочем, ее история точно понравилась бы моей матери: еще бы, одним выстрелом двух зайцев – и муж, и карьера! Мать считала подобные браки небывалой удачей, а таких женщин – ловкачками, у которых стоит поучиться. Я не считала, что мне есть чему учиться у этой девицы. Но меня бесило то, что по сравнению с ней я сама чувствовала себя ущербной неудачницей. Ведь у нее все получилось, а где я? Кто я?

Тяжело дыша, я рухнула на диванчик, нетерпеливо стягивая с себя шарф. Было невыносимо жарко в пальто, но у меня не было сил его снять. Как я устала! Бессмысленная ходьба, пустая и выматывающая… Только на этой неделе я сходила по четырем объявлениям, но тщетно: я никому не нужна. Уже давно я мысленно согласилась на любую работу, на любой график и в любой части города …sk. Но даже на самые низкооплачиваемые должности я почему-то не годилась. Неужели когда-то давно, в прошлой жизни, Нонна Валерьевна считала, что я чего-то стою? Что у меня большой потенциал? Верил в меня и Дим. Верил так, что в какой-то момент я и сама в себя поверила. Но почему тогда здесь, в этом городе, это все оказалось никому не нужным? Я оказалась никому не нужна? Здесь я – никто! До такой степени никто, что даже пустоголовая девица с мегащита лучше, чем я!

Разум тут же нашел спасительный выход:

«А, может, бросить все к чертям и вернуться обратно? Домой, в Город Высоких Деревьев?»

Внутри меня словно что-то закричало, почти взмолилось:

«Да! Да, АЕК, вернуться! Потому что полученный здесь опыт будет слишком тяжел! Ты его не выдержишь. Сломается твой хребет…»

Но я представила себе строгое требовательное лицо матери, ее руки, упертые в бока, и вечный упрек в глазах. Это ежедневное пересчитывание скудной мелочи в кошельке… Я вспомнила наш вечно пустой холодильник и паутину безысходности в углах бедно обставленных комнат, в которых так давно не было ремонта…

«Завтра продолжу поиски».

На следующее утро я шла мимо стройки, и меня снова облаяли собаки. В тот день они не ограничились лаем: они пролезли под забором и, задыхаясь от злобы, долго бежали за мной. Я испугалась, но не подала виду. Я знала: запаниковать и побежать – это дать шавкам сигнал к нападению. Собаки не трогали меня, но и не отставали, пока я не вышла на шумную улицу. До того момента колотилось в груди мое перепуганное сердце: сейчас, вот сейчас они на меня набросятся! Сколько их бежит за мною: три, пять, десять? Я пыталась отгадать их количество по неистовому лаю за моей спиной.

Бежать было нельзя. Бежать было невозможно. Не по собственной воли, но волею судеб я начала обустраивать свою новую жизнь, совсем не такую, какой я ее себе представляла, – в Городе Бешеных Собак.

2

Замирая от восторга, я стояла перед зеркалом в примерочной. Со своей первой зарплаты я в первый раз в жизни покупала себе платье: темно-бордовое, бархатное, с вырезом лодочкой, безумно красивое. Оно облегало талию и, немного расширяясь книзу, спускалось до колен. Я глядела на свое отражение и поверить не могла, что это я. Я и не знала (а, может, забыла), что могу быть такой.

– Не берите это платье! Оно… оно вам не идет! Старит вас!

Я и не заметила, что та вредная продавщица все это время подглядывала за мной из-за шторки. Я ей сразу не понравилась – мне это не показалось. Как только я вошла в магазин и попалась ей на глаза, ее лицо сразу сделалось злым и неприветливым. Я резко задвинула шторку, скрыв тем самым из вида эту неприятную физиономию. Кстати, продавщица соврала, но вот зеркало не врет: платье мне невероятно шло. Оно так гармонировало с цветом моих волос. Еще минуту полюбовавшись собой, я сняла платье и прошла с ним на кассу – к той самой вредной продавщице. Когда я уходила с покупкой, я слышала, как она шипела мне вслед от бессильной ненависти.

Мне с детства казалось, что меня как будто заставляют играть в игру, с правилами которой я не согласна. Больше того – я их даже не понимаю. Здесь – в этом странном городе – это ощущалось еще более явственно. В какой-то момент я даже подумала, что они точно сговорились: настолько это было необъяснимо – то, как они все себя здесь вели. Если мне нужно было что-то купить, продавщицы в местных магазинах по какой-то своей непонятной причуде вдруг решали мне этого не продавать. Едва завидев меня, они делали недовольные кислые мины, а порой и откровенно хамили в ответ на спокойную вежливую просьбу. Иногда, обескураженная этой неожиданной, необъяснимой грубостью, я так и уходила ни с чем. Но в другие дни, разозлившись, все-таки настаивала на своем, находя в этом какое-то странное удовольствие. Мне нравилось наблюдать досаду на лицах этих вредин, когда им все-таки приходилось дать мне то, зачем я пришла, – как бы они этому ни сопротивлялись.

Впервые я заметила причудливые двойные стандарты именно на примере местных продавщиц. Не то чтобы я специально ставила целью за ними понаблюдать, – просто продавщицы были теми, с кем я соприкасалась практически ежедневно. Своеобразная проекция всего населения этого странного города. Я часто вспоминала кошмар моего детства – грубую и нечестную продавщицу из магазинчика в нашем дворе. Но здесь, в городе …sk, они были еще более странные! К одним людям они относились ласково и благосклонно. Буквально расплывались в елейных услужливых улыбках. А других почему-то сразу воспринимали в штыки, отгораживаясь от них стеной недоброжелательного высокомерия. Причем, было совершенно непонятно, что нас объединяло, – тех, кого не любят.

Отношение местных торговок к таким нелюбимым покупателям, как я, можно было выразить так:

«Товар на полках есть, но не для каждого. Он может это купить, а ты – нет».

«Почему?» – глазами спрашивали мы.

«А потому что я так хочу!» – глазами отвечала продавщица. – Просто ты мне не нравишься».

Сначала меня это даже забавляло: я пыталась найти какую-то закономерность и логику в таком избирательном отношении к покупателям, но так и не смогла вывести каких-либо ясных критериев. Самое странное, что реакция этих жриц весов и прилавков не определялась внешним обликом, поведением или финансовыми возможностями покупателя. Их реакция в принципе не поддавалась никакой логике: не понравиться им мог любой – и старый и молодой, и привлекательный и не очень, и вежливый и грубый, и состоятельный и тот, кто зашел лишь за пакетом молока… Как бы странно это ни звучало, но иногда казалось, что неприязнь продавщиц к тому или иному человеку зависела не от того, как он выглядел и как себя вел, а от их собственной прихоти!

Мне с детства казалось, что меня окружают странные люди. Но здесь, в городе …sk, эти странности были просто гипертрофированы! Словно это и правда какая-то тупая злая игра, смысла и правил которой я не понимаю. И дело касалось не только продавщиц: в любой организации или учреждении ты мог столкнуться с подобным непонятным поведением. Когда человека просили о том, что входило в круг его рабочих задач, он нередко издевался и капризничал, прежде чем исполнить свою прямую обязанность. Здесь каждый считал себя едва ли не обязанным поделиться с тобой своим раздражением и своим плохим настроением. Почему нельзя нормально себя вести? Почему нельзя по-человечески относиться к другим людям? Этого я не понимала.

Странный город… Странные люди… Каждый раз, выходя из дома, я примечала все больше и больше таких необъяснимых вещей. Иногда они принимали характер какой-то причудливой фантасмагории!

Вот я выхожу во двор. Идущая навстречу бабка смотрит на меня исподлобья и бубнит себе под нос какие-то заклинания. Я прохожу мимо нее, а потом резко оборачиваюсь: старуха стоит и злобно глядит мне вслед. Поймав мой взгляд, она досадливо шамкает беззубыми челюстями, быстро отворачивается и идет дальше.

На следующий день все повторяется.

И другие старухи, которых я встречаю, ведут себя так же!

«Да что же со мной не так?»

Дома я долго рассматриваю себя в зеркале, в бесполезных попытках найти объяснение в своем облике. Но, конечно, не нахожу его.

Странно, очень странно вели себя жители города …sk. Меня поражала их непонятная враждебность, их неожиданные нападки – на ровном месте. Какая-то необъяснимая неприязнь и даже ненависть к человеку, которого они впервые встречают на улице… Удивительным было не то, что все эти люди испытывают эти чувства – хоть это и странно, но, в конце концов, это их право. Но вот почему они позволяют себе вот так открыто и агрессивно выражать тебе свою неприязнь – вот что было непонятно!

Здесь, в этом странном городе, на меня со всех сторон наваливались грубость, хамство и какое-то больное желание непременно утвердить себя, при этом унизив и обидев другого человека. Совершенно наплевав на то, что он чувствует. По пути на работу я частенько встречала двух девиц, которые курили на углу одного из офисных зданий. Очевидно, они работали здесь, потому что попадались мне на глаза чуть ли не каждое утро. Когда я в первый раз проходила мимо них, то услышала:

– Эй, смотри какая милашка! Настоящий кролик!

За этими странными словами последовал недобрый смешок. Я обернулась. Девицы стояли и бесцеремонно, совершенно не смущаясь, разглядывали меня. Одна даже показала на меня пальцем:

– Смотри-смотри: какая перепуганная! Глазищи! Наверно, недавно в нашем городе…

– Она мне не нравится.

– Дорогая, ну это же чудесно!

Ее подруга внезапно стерла с лица ухмылку, жадно затянулась, буквально всосав в себя табачный дым, и хищно прищурила глаза.

– Эй, а давай-ка…

Она наклонилась и начала что-то быстро нашептывать на ухо второй девице, при этом не сводя с меня хищного взгляда. Я не расслышала, о чем она говорила. Отвернувшись, я пошла прочь. За моей спиной раздался цокот каблуков. Я оглянулась: девицы шли следом. При этом они резко остановились и сделали вид, что просто стоят и болтают – вот так, посреди улицы. Я обеспокоенно нахмурилась. Что им от меня нужно? Я пошла дальше. За спиной снова раздался стук каблуков.

«Оглянуться еще раз? Еще чего! Подумают, что я их боюсь».

Но мне действительно было не по себе. Я прибавила шагу. Несколько долгих минут девицы зачем-то преследовали меня, но потом отстали. Каждое утро, снова завидев меня, проходящую мимо того офисного здания, они тыкали друг друга локтями и бросали на меня насмешливые взгляды, плотоядно кривя свои губы. Все во мне словно не давало им покоя: моя фигура, мое лицо, выражение моего лица. Моя одежда. Я вся.

Однажды до меня донеслись слова:

– Фу, да некрасивая она! У нее слишком длинные ноги. Как ходули! Посмотри сама!

Я пообещала себе делать вид, что этих странных девиц не существует. Но в тот раз не удержалась и метнула в их сторону сердитый взгляд.

«А вы похожи на квадратные тумбы – ни талии, ни бедер! А лица – сухие корки, пожелтевшие от табака!»

Девиц, казалось, позабавила моя ярость. Их рты приоткрылись, а глаза загорелись каким-то странным, непонятным возбуждением. Я ускорила шаг, чтобы поскорее пройти мимо них. Раздраженная, я шла по улице, запахнув полы своего пальто и обхватив себя руками, словно пытаясь загородиться от окружающего мира. Эти психопатки испортили мне настроение на целый день. Чего они ко мне привязались? Почему они так странно себя ведут?

***

Что-то во мне всегда не нравилось людям – все время, сколько себя помню. Но насколько это опасно, я в полной мере поняла, лишь оказавшись в городе …sk, в котором проявления этой загадочной антипатии были доведены до какой-то пугающей крайности. Даже если мне и не высказывали своего недовольства вслух, это читалось в глазах тех, кто шел мне навстречу: в каждом придирчиво сверлящем меня взгляде было одно и то же капризное, непонятное, необъяснимое «ты мне не нравишься».

Они постоянно это делали, эти странные жители города …sk. Они только этим и занимались – оценивали всех, кого видели на улицах и на экранах мегащитов: «мне это нравится» и «мне это не нравится». Причем свои симпатии и антипатии они формировали весьма странно, необъективно. В своих оценках того или иного человека и его действий они отталкивались не от реальных достоинств этого человека, не от того, что на самом деле представляли собой его поступки, а от каких-то своих личных капризов и переменчивых сиюминутных настроений. Но во всей этой непредсказуемости реакций всегда была одна закономерность: в своих нелогичных «не нравится» они были удивительно согласованы. Если жителям города …sk кто-то не нравился, то он не нравился обычно сразу всем. Причем это становилось проблемой для самого человека. Нет, эти люди не скрывали свое раздражение в себе, не ограничивались тем, что поделились им друг с другом. Они яростно, всем скопом, обрушивались на того, кто им не нравился.

Вскоре и я невольно начала наблюдать за ними: а насколько хороши они сами – те, которые вот так бесцеремонно вторгаются в чужую жизнь со своими необъективными вердиктами и почему-то считают себя вправе кого-то осуждать, травить, гнобить? Портрет типичного жителя города …sk – хотите на него взглянуть? Безотносительно пола, возраста, образа жизни и уровня доходов, были, пожалуй, некие черты, общие для большинства из них.

Во-первых, что мне бросилось в глаза: они почему-то не могут спокойно сидеть дома или на работе. Они постоянно кучкуются, собираются в общественных местах: чтобы поглазеть на мегащиты, «почитать» газеты и обсудить интересующие их темы – в основном, спорт, политику, свежие сплетни. А эта их раздражающая потребность непременно высказаться – прилюдно и обязательно во весь голос! Слышали бы вы, как они галдят на улицах и в офисах, в супермаркетах и под мегащитами, задрав свои головы к экранам. Как стая бешеных ворон! И зачем нужно так орать? Что за маниакальная идея – навязать себя, заполнить собой все пространство? Звуками, хаотичными телодвижениями?

Кстати, вас не удивила фраза «почитать газеты»? Я, признаться, была немало удивлена, когда увидела это воочию, на улицах города. Невольно слушая разговоры в транспорте, в общественных местах, я быстро убедилась в том, что жители города …sk в массе своей не являются умными, начитанными и образованными людьми. Но они изо всех своих сил стараются таковыми казаться. Для этого они даже ввели эту странную моду – на «чтение» газет. Тех самых, бумажных, которые уже сто лет никто не читает. Жители города …sk сделали вновь популярным это давно забытое действо. Причем не только популярным, но и публичным. Они читают газеты на улицах и в автобусах, сидя на скамейках в парке. Впрочем, газет они на самом деле не читают, а лишь делают вид. Главное – просто сидеть с газетой. Потому что с газетой в руках даже не самый умный человек кажется гораздо умнее. Особенно если он при этом еще и наденет очки.

Итак, довольно скоро я утвердилась во мнении, что жители города …sk в большинстве своем шумные и невоспитанные, недалекие и агрессивные без всяких на то причин. И совершенно непредсказуемые в своих парадоксальных реакциях. В своей оценке чьих-либо действий и поступков они руководствуются странными, непонятными мне критериями. Они, казалось, вывели какой-то свой внутренний, негласный свод правил поведения и отношения к происходящему. Причем правила эти были какие-то путанные, абсурдные, зачастую противоречащие друг другу. Каждый раз, когда что-то происходило в городе, было совершенно непонятно, как общественность отреагирует в том или ином случае: кого поддержат, кого осудят? То, что легко сходило с рук одному, вызывая на лицах обывателей лишь снисходительную улыбку, другому ставилось в укор и припоминалось до конца его дней. Кому-то прощалось множество разных мерзостей, тогда как карьеру другого человека губили просто так, из-за какой-то мелочи. Это невозможно было предугадать. Как будто кто-то бросает монетку, чтобы решить, какого мнения стоит придерживаться относительно того или иного человека, и все послушно идут у него на поводу!

В городе творились воистину непонятные, непостижимые, жуткие вещи… Я читала местные новости, и часто приходила в ужас не столько от самих описываемых событий, сколько от циничной реакции на них со стороны жителей. Мне было дико от того, как здесь все выкручивали, как все ставили с ног на голову. Как часто я протестовала! Как часто думала о том, что по совести нужно бы поменять местами преступника и жертву – вопреки той оценке их ролей, которая была дана обществом.

24 октября …. года в газете «Городские новости» на первой полосе была напечатана статья, которая начиналась следующими строками:

«Смысл моей работы в том, чтобы представлять людей и события в истинном свете, вопреки тому, что о них судачат в городе. Сегодня я хочу обратить ваше внимание на одно происшествие, о котором все другие издания словно сговорились не писать ни строчки. Я имею в виду мертвую девушку на дверях подъезда».

Я удивленно подняла брови. На самом деле об этом писали другие газеты. Я читала и другие статьи и знала эту историю в общих чертах. Автор этой публикации на всякий случай напомнила ее: жители дома № 5 по улице …ской – старой, ничем не примечательной пятиэтажки – ранним утром 29 сентября с трудом смогли открыть дверь собственного подъезда, потому что на двери со стороны улицы висела мертвая девушка, совершенно голая, с веревкой на шее. В этой сегодняшней газете не было той жуткой фотографии. Но она была напечатана ранее в другом похожем издании. Я невольно поежилась, вспомнив белое тело с противоестественно запрокинутой, свернутой набок головой и толстой веревкой на сине-черной шее… Вид мертвой девушки прочно врезался в мою память. Казалось, я никогда не смогу этого забыть… Но что еще можно напечатать об этом случае? Зачем они опять ворошат это жуткое дело? Там же вроде все очевидно – суицид… Или это не так?

Я нахмурилась. Об этом происшествии практически сразу, словно по команде, перестали печатать. Но в деле действительно были странности… Я вспомнила, что в связи с ним что-то говорили об администрации …ного района, в котором стоял тот злополучный дом, впрочем, до этого случая и не знавший о том, что он злополучный. Был даже короткий репортаж по мегащиту. Чиновник из этой администрации, средних лет мужчина, «приятной полноты», весь такой чистенький и розовенький, с милой усталой улыбкой рассказывал, как эта девушка преследовала его, как она не давала ему спокойно жить. При этом говорил он так жалобно, словно жертва не мертвая девушка, висящая на дверях подъезда, а он сам! И все его пожалели. Помню, как народ выступил в защиту этого чиновника, требуя оставить его в покое.

Я вновь обратилась к статье:

«Казалось бы, в нашем городе ежегодно происходит огромное число суицидов – этим, к сожалению, никого не удивишь. И писать об очередном таком случае вроде бы не стоит. Но в данном деле, как выяснилось, есть кое-какие странности, которые я не могу сбрасывать со счетов. У меня состоялся короткий разговор с одной из соседок этой девушки – неработающей пенсионеркой. Вот как она охарактеризовала случившееся (цитата):

– Ну и хорошо, что подохла. Вот только не надо было делать это на дверях нашего подъезда.

Признаться, у меня волосы зашевелились, когда я это услышала. У вас тоже? Я не сразу нашлась, что ответить, что для меня, как вы знаете, не характерно.

– Да уж, – сказала я. – Я смотрю, не очень-то вы любили покойную. Но все же… «О мертвых либо хорошо, либо ничего». Почему вы высказываетесь об умершем человеке так презрительно? Лишь потому, что девушка лично вам чем-то не нравилась?

Моя собеседница заметно занервничала. Я поняла, что попала в точку.

– Да я-то тут при чем?– возмущенно взорвалась она. – Эта курва всем не нравилась!

Раздраженно что-то бубня, женщина пошла прочь. А я все стояла и не могла взять в толк. Всем не нравилась кто? Хамка? Наркоманка? Злодейка? Преступница? Общественно опасный элемент, который терроризировал соседей, не давал жизни всему дому? Вовсе нет! То, что мне удалось узнать о покойной, не подтверждало этих догадок. Она была тихой спокойной девушкой, студенткой. Изучала ветеринарное дело. Странная ненависть к ней со стороны злобной соседки насторожила меня.

«А может, все дело в этой сумасшедшей – да простит она меня?» – подумалось мне.

Нет. Я лично переговорила и с другими жителями этого странного дома и убедилась, что соседка не солгала: девушку здесь действительно не любили. Все, с кем мне довелось побеседовать. Вот только совершенно непонятно, почему. Никто так и не смог внятно мне объяснить, чем же она им так насолила. Насколько я поняла, она им просто не нравилась. И вот это предвзятое отношение к ней и не дает мне покоя. Вы только вдумайтесь: повесившуюся девушку обсуждают не потому, что она зачем-то свела счеты с жизнью. Ее обсуждают в контексте того, что она, нелюбимая всеми, еще и повесилась у всех на виду! На дверях их подъезда! Вот что возмутило жителей дома № 5 по улице …ской! А вовсе не смерть молодой и красивой девушки, которой бы еще жить да жить!

Чем же так плоха была эта несчастная? Что такого она сделала всем этим людям? Почему она так необъяснимо им не нравилась – до такой степени, что ее смерть вызвала такое дружное, непонятное, противоестественное злорадство?