Жестокеры

И все-таки, уже тогда мысленно начиная отвязывать себя от «Искуства жить», я не могла перестать об этом думать. Я шла с работы, перешагивая через лужи, и прокручивала в голове эту неприятную сцену.

«Я понятия не имею, кто там плачет. И как-то даже меня не волнует это…»

А ведь насколько точно эта фраза выражает жизненную позицию этих странных людей! Вспоминая глаза ядовитой змеюки Полины, кривую усмешку Киры, выползшие на макушку брови глупой Эллы, я поняла, почему я так и не влилась в этот коллектив, почему наши отношения сложились именно так. Они и не могли сложиться по-другому. Коренное, непримиримое различие между нами – его можно выразить несколькими простыми словами: просто мне паршиво, если из-за меня кто-то плачет, тогда как они, странные люди, с радостью и удовольствием заставляют других проливать слезы. Ведь чужие слезы их и правда не трогают. Наоборот – вызывают желание поиздеваться и добить. Я горько усмехнулась. Эмоциональная тупость – может, в этом их счастье? Они наверняка гораздо более устойчивы, чем я. Таким, у которых непробиваемая носорожья броня, которые не чувствуют ничего, никакого стыда за свои слова и поступки, жизнь наверняка дается легче.

Но – не знаю, почему – мне было жаль их.

Я не заметила, как пришла на школьный двор. Я присела на скамейку – не хотела в очередной раз нести домой свое душевное смятение. Старенькие обои на стенах комнатки бабушки Фриды итак годами впитывали мои негативные эмоции. Я смотрела на здание школы. Уроки давно закончились, дети разошлись по домам. Только в нескольких окнах горел свет. Я подумала о том, что еще в школьные годы определились наши судьбы и то, какими мы вырастем. Все начинается в детстве: кто что пережил, передумал, перечувствовал и впитал, – то с ним на всю жизнь и останется. Таким он и будет. «Я понятия не имею, кто там плачет. И как-то даже меня не волнует это»… Я вспомнила ту милую девчушку, которая беззаботно и радостно смеялась над тем, что у меня умер отец. А ведь это и есть та исходная точка, еще в детстве – первое издевательское равнодушие к слезам того, кто плачет по твоей вине. Радостный и беззаботный смех при виде чужой душевной боли. Дальше ты уже не исправишься.

«Я понятия не имею, кто там плачет. И как-то даже меня не волнует это»…

«А вот меня, Полина, волнует, если из-за меня кто-то плачет. Это не может не волновать человека, если он – Человек».

И снова я ощутила дичайшее одиночество от этой мысли – что я одна такая в целом мире. «Единственная нормальная девочка в классе»… Но все-таки мне хотелось верить, что это не так, что не все вырастают такими, как Полина, Элла и Кира. Я как будто не могла дышать, не могла дальше жить, если бы мне пришлось думать, что все такие, как они.

Внезапно я увидела ее – Девочку с иголками. Еще издалека узнала ее фигурку и походку. Твердыми чеканными шажками, засунув руки в карманы, она приближалась ко мне. Подойдя, Лена приветственно улыбнулась и присела рядом. Помня шок моей первой с ней встречи, я инстинктивно откинулась назад и посмотрела на ее спину, прикрытую старенькой, как будто с чужого плеча, курточкой.

– Что ты тут делаешь в такое позднее время?

Девочка подняла на меня свое бледное личико.

– Ничего. Просто гуляю.

– И я тоже.

Какое-то время мы молчали. Лена продолжала время от времени пытливо на меня поглядывать. А потом опустила голову и, ковыряя прутиком землю, начала свой рассказ:

– Сегодня на большой перемене мы гуляли во дворе. И тут я увидела у себя под ногами – прямо на асфальте – земляного червяка. Утром прошел дождь. Наверно, он выгнал червяка из его подземного домика – вон в той клумбе.

Я улыбнулась. Лена посмотрела на меня серьезно и строго, и мне стало неловко за свою улыбку.

– Мне стало жалко этого земляного червяка – ведь он полз прямо по дороге, где любой мог на него наступить. Я взяла его и отнесла на клумбу. Там, в земле, ему спокойней и безопасней… – Лена запнулась. – А они… девочки… они стали смеяться надо мной… ну.. над тем, что мне жалко какого-то земляного червяка. Они показывали на меня пальцем и говорили, что теперь я грязная, чтобы я к ним не подходила … Что у меня грязные руки – ведь я его трогала… Тетя, – девочка подняла на меня глаза, – это плохо, что мне жалко земляного червяка?

Как оказалось, ее тоже, как и меня, мучили глупые вопросы, которыми большинство так называемых нормальных людей – я уверена – даже и не подумало бы озадачиться. Моя рука сама протянулась и погладила ребенка по голове.

– Я думаю, в этом нет ничего плохого – в том, что тебе жалко земляного червяка.

Какое-то время Лена обдумывала сказанные мной слова. С улыбкой я наблюдала за движениями ее мысли – они были написаны на ее лице.

«Какой хороший ребенок. Чистый и светлый. С большим добрым сердцем. Подумать только, – я снова улыбнулась, – ей жалко даже червяка! – Тут я помрачнела. – А кому-то и человека не жалко».

Я нахмурилась и подняла взгляд на тучи, бегущие по темнеющему небу.

«А ведь мы с ней удивительно похожи – с этой девочкой. Обе жалостливые, чувствительные… Со своей добротой, которая никому не нужна. Обе как ношу несем наше сиротство на земле… нашу удивительную неприкаянность,..»

Я подумала о том, как и чем я могу помочь этому ребенку. Помочь ему стало для меня насущно важным – как исправить какую-то давнюю ошибку…

– Что вам давали сегодня в школе на обед?

Девочка строго и удивленно посмотрела на меня и промолчала. Страшная догадка поразила меня.

– Ты вообще что-нибудь ела сегодня?

Лена улыбнулась.

– Тетя, мы с бабушкой живем бедно – это так. Но мы не нищие. Конечно же, мы едим каждый день. Ведь у бабушки есть ее пенсия.

Я улыбнулась.

– Можно я как-нибудь приду к вам в гости?

Лена ненадолго задумалась.

– Да. Мы с бабушкой будем очень рады. Только вы, наверно, испугаетесь того, как мы живем…

Я вспомнила свой «барак» и своих придурковатых соседей.

– Не думаю, что меня что-то испугает. Только можно тебя еще кое о чем попросить?

Девочка кивнула.

– Пожалуйста, называй меня просто Леной. Без «тети».

Ребенок протянул мне для рукопожатия свою тоненькую белую ручку.

– Договорились.

На душе стало легче после разговора с девочкой. Выходя со школьного двора, я несколько раз оборачивалась и каждый раз видела, что Лена стоит и смотрит мне вслед. Я махала ей рукой, и она в ответ тоже.

***

Следующий день был выходным. Утром позвонила моя новая знакомая и предложила продолжить наше так замечательно начавшееся общение: сходить куда-нибудь выпить кофе. Я уже привыкла к тому, что все, кого я встречаю, за редким исключением, разочаровывают меня. Просто давно смирилась с этим и не ждала многого от людей. Но все-таки решила проверить ее – так, на всякий случай. Я ведь не могла ошибиться тогда, в тот вечер, который мы так чудесно провели в уютном кафе возле галереи. Ведь не могло же мне показаться!

– Аля, можно задать тебе неожиданный вопрос? Как ты себя чувствуешь, если из-за тебя кто-то плачет?

Я всю ночь не могла уснуть, обдумывая эту фразу. Про земляного червяка я ее спрашивать не стала.

– Так, стоп! А кто из-за меня плачет? – голосом Али непонимающе поинтересовалась трубка.

– Нет, только предположи, что вдруг кто-то из-за тебя плачет. Как ты будешь себя чувствовать?

Трубка удивленно молчала, правда недолго – всего несколько секунд.

– Конечно, паршиво. Стараюсь этого не допускать – чтобы из-за меня кто-то плакал. Ну, если, конечно, он сам не напросился.

– А если не напросился? Если допустила ты – сама, сознательно, специально? Зная, что обижаешь человека?

– А если все же допустила, то постараюсь это исправить. Объяснюсь, попрошу прощения.

Я была настойчива в своей попытке ее «прощупать»:

– А если это не близкий тебе человек – как ты поступишь? Плюнешь?

Трубка еще несколько секунд помолчала, потом твердый уверенный голос произнес:

– Нет. Потому что иначе я все равно не смогу уснуть.

«Проверку на человечность» Аля прошла.

– Приходи! У меня тут поблизости есть отличное кафе. С очень вкусной выпечкой.

Женская дружба – временный пакт о ненападении. В этом меня прочно убедил опыт общения с «офисными подружками». Я уверилась в том, что все такие, как они. Так я и думала до встречи с Алей.

Да и сама она, как выяснилось, была примерно такого же мнения.

– Ты – моя единственная подруга, – призналась она однажды, где-то на вторую неделю нашего знакомства. – Видишь ли, я практически не дружу с женщинами – опыт слишком печальный. Только с мужчинами. Да и женщинам со мной дружить нелегко. Меня сможет понять только такая, как ты. Я это сразу в тебе угадала. Вот почему я в тебя вцепилась!

Я окинула ее взглядом и понимающе улыбнулась. Женщинам действительно нелегко дружить с такой, как Аля. Высокая, фигуристая, ослепительно красивая, с гордой посадкой головы, сильными руками и решительными жестами, она каждым своим движением демонстрировала какое-то врожденное царственное превосходство над окружающими. У нее была размашистая походка с акцентированными движениями плеч и бедер и непревзойденная пластика танцовщицы, хотя танцами Аля, по ее признанию, никогда не занималась. Везде, где бы ни появлялась эта красотка, она неизменно становилась центром всеобщего внимания. Она буквально притягивала к себе взгляды. Ее энергетика – светлая, мощная – была физически ощутима, даже на расстоянии. От нее просто невозможно было оторваться: все, кто видел Алю, и мужчины, и женщины, – все чувствовали ее особый магнетизм и сексуальную привлекательность. Но вот только если одни ее за это обожали, то другие – горячо ненавидели.

Это была необыкновенная женщина, как будто все время освещенная лучами солнца. На нее словно падал какой-то невидимый свет, чудесным образом выделяя ее среди окружающих, делая заметной – буквально светящейся каким-то невероятным сиянием. Светлыми были и непослушные волосы Али. Целая грива густых непослушных волос, с которыми была вечная проблема – их невозможно было укротить.

– Твои волосы отражают твою сущность, – как-то со смехом сказала я, к тому времени хорошо изучившая Алину буйную натуру.

– Если бы ты знала, АЕК, как я с ними мучаюсь! Трачу по часу каждый день, чтобы соорудить на своей голове что-нибудь более-менее приличное, но все без толку, – сетовала она.

Единственное, что у Али получалось сделать – это с трудом, кое-как, шпильками заколоть свои волосы небрежными узелками на макушке. Самые непослушные пряди все же выбивались и светлыми воздушными перышками обрамляли ее лицо – такая прическа ей необыкновенно шла.

Я восхищалась красивой линией ее четко очерченного рта, с упрямыми уголками, ее густыми светлыми бровями вразлет и прямым тонким носиком со слегка вздернутым кончиком. Довершали портрет выразительные зелено-голубые глаза, которые в зависимости от освещения и от эмоционального состояния и настроения их обладательницы казались то мятными, то бирюзовыми, то темно-синими, почти черными. Лицо, волосы, руки, движения – все в ней было красиво. При этом над тем сбивающим с ног эффектом, который производила на людей ее внешность, Аля лишь посмеивалась. Сама она относилась к своим данным с некоторой долей иронии и пренебрежения и вела себя так, словно ей было совершенно наплевать на то, какая она красавица. Более того: она как будто протестовала против своей красоты, сердилась на себя за то, что так хороша. Поведение и манеры этой взбалмошной дикарки, ее бесконечные шуточки и выходки совсем не вязались с образом классической красавицы. Аля дурачилась и смеялась так, словно была не ослепительной красоткой, а задорным сорванцом, с порванными штанишками и вечно разбитой коленкой, смазанной зеленкой. Было в ней что-то от мальчишки, от юнги – смелого, дерзкого, необыкновенно острого на язык. Казалось, два существа, противоположные по своей сути, уживались в одном противоречивом и сложном человеке.

Для красавицы у нее была и слишком богатая мимика. Причем, она не боялась, что эта мимика как-то исказит ее милое личико. У Али был целый набор гримасок, которыми она могла выразить весь богатый спектр своих эмоций:

Изогнутая бровь и вертикальная складка на лбу – презрение, скепсис, недоверие, а также напряженные раздумья над очередной сложной проблемой.

Мрачный взгляд исподлобья – враждебность, предупреждение.

Кривая усмешка уголком рта – высокомерие, презрение, снисходительность.

Быстрое моргание и раздувающиеся ноздри – гнев.

У Али была и целая коллекция разных видов смеха, столь же разнообразная, как и коллекция ее гримасок. Глубокий и затаенный – тихое злорадство. Громкий и победоносный, от души, с запрокидыванием головы – экспрессивный и открытый, заразительный донельзя. Кроме незабываемого смеха была у нее и фирменная улыбка, «королёвская»: широкая, ослепительная, обезоруживающая своим обаянием. Но скрывалось за ней нечто иное, чем открытость, дружелюбие или кокетство. Именно такая улыбка обычно служила сигналом, что Аля на взводе и готова нападать. Тому, кто вызвал подобную улыбку, стоило без промедления спасаться бегством.

Если Аля начинала говорить, ее было не заткнуть. Говорила она много, громко, порывисто и эмоционально, нередко перебивая собеседника. Слова, торопясь, срывались с ее губ, опережали друг друга. Она резко меняла тему, перескакивала с одной на другую. При этом все, что говорила Аля, всегда было некстати – по крайней мере, так считали окружающие. Люди, по ее словам, почему-то очень любили с ней спорить, возражать ей до такой степени, что если даже она зимой на улице покажет на белый снег и скажет, что он белый, обязательно найдутся многие, кто скажут, что снег черный. «Возразить – лишь бы возразить» – так называла Аля подобное поведение. Впрочем, она с радостью вступала в спор. Было видно, что это доставляет ей огромное удовольствие. Обезоружив соперника своей фирменной «королёвской» улыбкой, она вдруг неожиданно добивала его своими едкими и очень точными замечаниями. Но такой злой Аля бывала редко. В сущности, если ее не обижать и не спорить с ней, она была теплым, отзывчивым и дружелюбным человеком. А еще с ней было безумно интересно, весело и смешно: слушать ее, просто наблюдать за ее выходками. Но иногда Аля принимала вид снежной королевы: опускала глаза, поднимала брови, одну чуть выше другой, и улыбалась легкой презрительной полуулыбкой. Такой холодный, высокомерно-отрешенный вид у нее бывал каждый раз, когда ее разглядывали. А разглядывали Алю каждый раз, когда она куда-нибудь выходила – я неизменно была этому свидетелем. Я представляла себе, как она, должно быть, устала за свою жизнь от такого бесцеремонного внимания.

Голова этой взбалмошной интеллектуалки, казалось, не успокаивалась никогда. Она постоянно была занята мыслительной деятельностью, и эти мысли отражались в глазах Али: умных, понимающих, проницательных. Все это противоречило ее внешности и сбивало с толку тех, кто плохо ее знал. Да, эта штучка была слишком сложна, чтобы быть понятной и всем нравиться! Слишком много было в ней всего намешано – странного, парадоксального, несочетаемого. Не вязались с обликом сексапильной красотки и присущие ей мужественность и воинственность. Когда я спросила Алю, откуда в ней этот неизменный дерзкий вызов – всем и вся – она заявила, что так себя ведет, потому что прекрасно знает людей и знает, чего от них можно ожидать.

– А как же все эти разговоры о том, что женщина должна быть хрупкой и слабой?

– Женщина должна быть такой, какая она есть и какой она сама хочет быть, – нетерпеливо перебила меня Аля. – А больше она никому ничего не должна.

***

Именно так и встречаются истинные друзья – совершенно неожиданно, в необычном месте, при необычных обстоятельствах. Истинных друзей невозможно найти намеренно, целенаправленно – так же, как и истинную любовь. Только такие, только случайные, незапланированные встречи!

Все эти одинокие годы, что я провела в городе …sk, мне так не хватало того, кем бы я могла восхищаться, кто мог бы мне внушить, что не все так плохо и безнадежно. Таким человеком стала для меня Аля. Именно она, как оказалась, была единственной моей надеждой на то, что не все еще потеряно с городом …sk – к тому времени, когда я окончательно перестала понимать, что же все-таки не так с его жителями.

Причем знакомы мы были задолго до нашего знакомства. Заочно я давно ее знала. Когда в художественной галерее она протянула мне руку и назвала свое имя, я поняла, что несколько лет до того, как ее встретить, отслеживала все ее публикации. Ведь именно ее статьи я все это время взахлеб прочитывала (порой по несколько раз), именно с ней вела мысленный диалог. Я восхищалась тем, как она не боится отстаивать свою позицию, восхищалась ей за то, что она принципиальный и смелый правдоруб. Но я не предполагала всех масштабов этой неординарной личности. Мне было известно, что Аля журналист. Но оказалось, это далеко не все.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.