скачать книгу бесплатно
– Гляди в оба, глаза на затылке.
Торговец на полуслове обрывает рифмованную тираду и, катя баул за собой, выходит первым. Пассажиры неторопливо вытекают вслед за ним. Помедлив, мы берем свои сумки и тоже покидаем вагон. С шипением, двери поезда закрываются за нашей спиной.
***
Когда наш поезд уходит, он проезжает через тоннель, проделанный в здании, и створка ворот закрывается за ним. Мы оказываемся в своеобразном дворе, со всех сторон окруженном стенами многоэтажных домов. Из окон долетают мощные басы и монотонный вокал. Ветер доносит запах копченой рыбы и каннабиса. Кто-то очень плохо играет на гитаре; пьяно орут строевую песню. Палатки и лотки торгашей пестреют по обе стороны от монорельса; вокруг каждой трутся люди и животные. Возле обезглавленной и оскверненной статуи собрались стайкой девочки, скверно накрашенные и еще хуже одетые. Они глядят на приезжих голодно и искательно. Как перекати-поле, ветер гоняет по площади летучий сор.
После падения Нового Города, Массив пережил тяжелые времена. Зарплаты и пенсии рухнули ниже плинтуса, люди месяцами находились в отпусках. Здания комплекса перестали ремонтировать, началось самовольное строительство. Управление отдалилось от Массива. Из инженеров и механиков, поддерживавших работу комплекса, сформировался неформальный совет, который взял на себя управление делами Массива. После появления Удильщика и Предательства Воронина, железобетонный улей стал главным центром преступности в городе, берлогой для всех его отбросов. Со временем, многочисленные банды, нашедшие прибежище в комплексе, объединились в ополчение, подвластное совету Массива. После нескольких неудачных рейдов и провалившегося проекта сноса комплекса, Массив был брошен властью на произвол судьбы. С годами, он превратился в лабиринт, по устройству которого в моей альма-матер сдаются зачеты. Все те, кто подверглись преследованию Управления, но не смогли покинуть пустошь, осели здесь.
Мы стоим посреди платформы, и я чувствую, как в нашу сторону постепенно обращается все больше любопытных взглядов. Мутные персонажи, что ехали вместе с нами, быстро проходят мимо. Некоторые останавливаются, чтобы поговорить с теми, кто трется возле палаток. Большинство, не задерживаясь, проходит в парадную через тяжелые двойные двери. Кроме этих дверей выходов с платформы не видно. Зоя собирается было идти к дверям, но я придерживаю ее за локоть.
– Ничего не замечаешь? – спрашиваю я. Зоя заметно напрягается и коротко качает головой. Ее глаза начинают молниеносно перескакивать с окна на окно, с лица на лицо, обыскивая двор в поиске угрозы. Но, как она ни вглядывается, ей не видно того, что я заметил сразу. Над двойными дверьми, ведущими в парадную, раньше были окна. С моего последнего визита кто-то заделал их. Вот только плохой, видно, был каменщик. Тут и там в кирпичной кладке виднеются разновеликие отверстия, диаметром от кулака до баскетбольного мяча. За каждым из них я вижу жар человеческих тел, биение возбужденных сердец и сталь.
– Нас ждут, не иначе, – говорю я. – Не дергайся. На три часа, над дверьми.
– Ах ты ж тварь, – шепчет Зоя. – Прямо на линии огня мы.
– Три… нет, четыре автомата или винтовки и… пулеметный расчет.
– Сука. Думаешь, Семен стуканул?
– Может быть, может и нет. Может, они и не нас вовсе ждут. Так или иначе, по-хорошему не вышло. Раз так – будем как всегда. Спиной повернись.
Из Зоиной сумки я извлекаю большой шар, слепленный из серой бумаги. Аккуратно сняв с шара верхушку, я закрываю полученное отверстие рукой. Я ощущаю, как что-то ползет по моей ладони, царапая кожу лапками. Потом я чувствую легкий укол. Я закрываю крышку. Через несколько секунд после этого, шар ощутимо вибрирует, словно десятки маленьких крыльев одновременно ударили по воздуху. Зоя отшатывается.
– Это что? Это у меня в… в сумке было? Ебаный…
– Успокойся, – говорю я. – Без сигнала они не проснутся.
– В нем что, пчелы?
– Не совсем. Мы называем их светляками…
– Ненавижу всю эту жужжащую проблядь!
– Я учту. Теперь положи ладонь на улей.
– Чего?! Ты совсем ебнулся? Убрал эту залупу от меня, пасечник хуев! – шипит Зоя. На ее лице написано величайшее отвращение.
– Не капризничай, вот так.
– Я тебе переебу сейчас, понял? – вдруг совершенно ровным голосом говорит Зоя. – Нет – значит нет.
– Эээ…
Зоя молча смотрит на меня.
– Знаешь, – помешкав, говорю я, – а я вот моли боюсь. И тараканов.
– Врешь! Как можно бояться моли, Петя? Это уже… фарс какой-то.
– Сама ты фарс. Тебя просто в чулане не запирали. На полдня.
Зоя пренебрежительно фыркает, но чуть-чуть да расслабляется.
– Положи руку, пожалуйста, – прошу я. – Я рядом. Больно не будет, обещаю.
Помедлив, Зоя глядит мне в глаза, а потом все-таки накрывает улей ладонью. Ее рука сильно дрожит, и, особо не задумываясь, я накрываю ее ладонь своей. Если она сейчас дернется, ничего хорошего не случится.
– Еще чуточку. Видишь – ничего страшного, – говорю я. Зоины глаза округляются, когда часовой начинает карабкаться по ее ладони. Она порывается убрать руку, но я удерживаю ее. – Он просто хочет познакомиться. Все как надо.
– Ничего хорошего! – нервно говорит Зоя. – Сказал же – они спят.
– Часовые никогда не спят. До самой смерти.
– Ненавижу мух. И ос. Все это говно… ненавижу, – говорит Зоя. Она морщится, когда часовой берет пробу ее крови. Улей отзывается гудением, и я закрываю его крышкой.
– Вот и все, – говорю я, – теперь осталось только подобраться поближе…
– Не надо, – обрывает Зоя. – Как этим пользоваться?
– Вращаешь по часовой стрелке, потом резко – против часовой. Если этого не сделать, они посыпятся из улья, как горох…
– Дай! – Зоя отбирает у меня улей. Она яростно вертит его, а потом бросает одним плавным движением, грациозно изогнувшись всем телом. Выпущенный, словно снаряд, улей мчится над платформой и попадает прямо в бойницу, за которой притаился пулемет.
– Ничего себе! – не удерживаюсь я.
– Первый юношеский по метанию ядра, – хвастается Зоя. Она собирается добавить что-то еще, но тут из здания напротив раздается душераздирающий визг.
– Пошли! – командую я. Прежде, чем кто-то во дворе успевает сообразить, что происходит, мы оказываемся внутри здания.
Вестибюль встречает нас громогласными воплями и жужжанием крыльев. Ополченцы беспорядочно мечутся, пытаясь стряхнуть с себя светляков; одни бросаются из стороны в сторону, врезаясь во все на своем пути, другие уже валяются с пеной у рта, суча ногами. На нас светляки не обращают никакого внимания. Тяжелые, как атомолеты, они разлетаются в поисках целей, обманчиво медлительные и грозные. Их белая кровь пульсирует в темноте, просвечивая сквозь внутренности. Я переступаю через тела, попутно освобождаясь от грима.
Дверь, ведущая к служебной лестнице, заперта на оскорбительно хлипкий замок, дужку которого я перекусываю, практически не сбавив скорости. Мы проходим на лестницу, а позади нас весь блок приходит в движение.
4. А
рбатский палач
– Давай стволы достанем, а? – опять просит Зоя.
– Рано.
– Но прикрытие-то наше сорвано, Петь.
– Там, куда мы поднимаемся, прикрытие нам без надобности. Сюда.
Посреди заваленного покрышками коридора находятся лифтовые двери. “ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ” – гласит размашистая надпись.
– Помоги-ка мне с дверями, – прошу я.
– Но написано же – не работает!
– В конституции про права написано. Тоже веришь?
Лифт находится прямо за дверями; не приходится ни подтягиваться, ни заползать. Лампочку украли, кнопки расплылись, пол в два слоя покрыт окурками, а стены – ругательствами. Как пахнет, не хочется и говорить. Однако, как только я нажимаю на кнопку, лифт сразу же начинает подниматься. Зоя нервно оглядывается, смешно распахнув глаза, тщась что-то разглядеть в абсолютной тьме.
– Я предполагаю, что цель – в этом блоке, – говорю я.
– Предполагаешь?
– Мы поднимемся на пять этажей – туда, где живет одна моя знакомая. Она подскажет, куда дальше. Эти пять этажей – самые важные для нас, их иначе как на этом лифте не миновать.
– А чего так?
– На них расположены казармы ополчения.
– Ой, блять.
– Ничего. Про этот путь мало кто знает.
Лифт замирает, и, как только двери распахиваются, кабину заливает интенсивный розовый свет. С этажа в лифт врывается какофония звука: синтезированная музыка, шум голосов, хохот и стоны, запах “Победы”, пиявок, половых отправлений и кто знает, чего еще. На табуретке, стоящей аккурат напротив дверей, прикорнул обтянутый кожей скелет, вооруженный “Сайгой”. При нашем внезапном появлении скелет вскакивает и с неожиданной прытью вскидывает ружье.
– Вольно, товарищ сержант, – говорю я.
– Петр Климентьевич?!
Выпучив желтоватые глаза, скелет опускает ружье.
– Во плоти, – киваю я. Зоя косится на меня.
– Но вы же… вас же сюда не…
– Персона нон-грата, знаю. Мне претят подобные формальности. Где Саша, сержант?
– Во второй студии, товарищ комгруппы.
Я киваю ему и даю Зое знак следовать за мной.
– Всегда рады вам, товарищ комгруппы! – в спину нам говорит скелет.
Мы заходим в коридор, освещенный неоновыми трубками. Через равные промежутки здесь расположены большие входные двери; надписей и указателей нет. Нам навстречу, хихикая, выходит стайка юных девиц, одетых в белые рубашки, белые чулки с подвязками, туфли и красные галстуки. За ними следом, с лицом отца, пришедшего платить алименты, шаркает ожиревший пенсионер, наряженный в форму генерала американской морской пехоты. В авоське генерал несет несколько каучуковых шаров и моток веревки.
– Это что за место? – полным недоумения голосом спрашивает Зоя, снова и снова оглядываясь на миновавшую нас процессию – до тех пор, пока та не скрывается за углом.
– Это? Это “Бездуховность”, – говорю я. – Крупнейшая в пустоши фабрика развлечений для масс.
Вторая студия, как и все остальные, отделена от главного коридора металлической звуконепроницаемой дверью, над которой неоновыми трубками выложена цифра “2”. Я пропускаю пожилую уборщицу, сметающую бумажки, и берусь за ручку двери.
– Хочешь – подожди меня в баре, – предлагаю я. – Он там, за поворотом. Я быстро.
– Дудки, – решительно отвечает Зоя.
С дивана, стоящего напротив двери, мне навстречу поднимается пара бордовых буйволов. Несмотря на расслабленные позы, животные дышат тяжело; их майки липнут к телам от пота. Жира в их телах вообще нет, в принципе; бугристые вены покрывают их лица и руки плотной паутиной. Кажется, один из них на определенном этапе жизни был женщиной. За спинами буйволов – закрытые офисные двери, справа – перегородка из стекла.
– Тише, товарищи, – говорю я. – Это же я.
– А, – говорит один. Второй согласно кивает. Диван мучительно трещит, принимая обратно их вес.
– Е-мое, – говорит Зоя, прижавшись носом к стеклу.
За стеклом находится просторная и ярко освещенная комната с убранством в духе рококо и кроватью с балдахином посередине. Перед кроватью стоят несколько камер, на кровати лежат несколько юношей и девушек, рядом с кроватью стоит пегий жеребец.
– Это что? – абсолютно неверяще спрашивает Зоя. – Это… конь?
– Конь, – киваю я.
За стеклом намечается движение.
– Приготовились! – раздается из комнаты. – “Драгунская баллада”, сцена три, дубль… где зонды? Кто опять проебал зонды?!
– Не опять, а снова! – доносится с постели.
Говорившая первой выходит из-за камеры, и я вижу, что это – стройная и элегантная женщина лет тридцати пяти, одетая в пуловер и обтягивающие джинсы.
– Это она, – показываю я. – Саша. Она поможет нам добраться до Алхимика.
– Сахаров! – вещает Саша, – еще раз рот открой – будешь Бригадиру сосать, вместо Пушкиной.
– А хоть бы и так! Я не в силах работать в таких условиях!
– Ебало задраил, сучоныш! Настя, ты помнишь – сначала Игнатьев кончает, а потом, и только потом ты подставляешься Бригадиру. Поняла? Игнатьев, помни – на лицо, но в рот тоже постарайся попасть.
– У меня опять упал, Александра Сергеевна.
– Как хочешь поднимай! Где зонды, блять?
Дверь из коридора открывается, и в комнату входит девица с подносом в руках. Кроме туфель на ней ничего не надето. Волосы у нее монотонно синие, как безоблачное небо. На ее подносе лежат портсигар и футляр с уретральными зондами, выполненными из серебра. Телохранители провожают девицу абсолютно безразличными взглядами. Улыбнувшись нам, девица мыском туфли открывает стеклянную дверь и проходит в “спальню”, качая пышными бедрами.
– Наконец-то! – восклицает Саша, и берет с подноса портсигар. Раскуривая сигариллу, она поворачивается спиной к камере и видит нас. Я машу ей. Саша сначала недоуменно хмурится и поправляет очки, но потом отвечает. Девица, оставив футляр, возвращается в комнату и сразу подходит ко мне.
– Александра Сергеевна сейчас подойдет. Садитесь, я вам пока минетик сделаю.
– Нет, спасибо.
– Может, куни? – девица белоснежно улыбается Зое.
– Ну коняшку-то зачем? – не в силах оторваться от стекла, бормочет моя спутница.
