Багровое откровение. Исповедь алого генерала

Выжившие после обращения и введения сыворотки становились на порядок сильнее, выносливее, опаснее обычных иных – не говоря о людях. Яды? Болезни? Пустяки. Раны затягивались за несколько часов – оставались лишь бледные шрамы. Сила? Трое таких могли перебить роту.

Казалось – вот она, победа! Но природа не прощает насилия над собой. В конечном счёте эгоистичные амбиции привели к резне в польском комплексе. Созданные учёными – монстры сорвались с цепи.

– Позвольте… угадать, – я перебила Алексея на полуслове. – Солдаты, как по приказу, начали убивать без разбора?

– Как вы… – его губы дрогнули, будто слова застряли в горле. Пальцы сжались в кулаки – на ладонях остались следы от ногтей. Он осознал паузу, резко выпрямился, солдатская выучка взяла верх над потрясением. – Да. Безумие… Они рвали всех подряд. Я едва выжил тогда…

– Вам удалось их остановить?

– Мы… – взгляд скользнул в сторону, словно пытался спрятать боль, – пытались, но многим удалось сбежать. Командование приказало…

– А генерал? – перебила я, не желая заострять внимание на мелочах. – Что произошло с ним?

– Он шёл… – его зрачки резко сузились, дыхание участилось, кулаки сжались до хруста. – По трупам. Наши же солдаты… – пауза. Глубокий вдох, будто готовился нырнуть в ледяную воду. – Они подчинялись каждому слову. А я был… – голова опустилась, веки дрожали, – бессилен. Просто смотрел, как убивают моих товарищей… друзей.

– Это они? – фотография хрустнула в моих пальцах. На снимке смеялись пятеро – молодые, глупые, бессмертные.

– Да, – горечь исказила лицо, будто проглотил стекло. – Мы были одним отрядом, знали друг друга с военной академии. Эти… – рык вырвался из сжатого горла, – чудовища… фашисты! Они забрали их жизни вместе с кровью, – кулак ударил в стену. – Я поклялся, что отомщу!

✼✼✼

Алексей пролил свет на самые тёмные уголки расследования – как луч фонаря в заброшенном подвале. Теперь стало ясно, откуда на телах жертв глубокие отметины, рваные раны, и почему все они – обескровлены.

А кровавая бойня, в которой ему «посчастливилось» выжить? Не удивила. Стоило услышать о «чудесном освобождении» – и правила игры стали ясны: почему генерал с такой лёгкостью заключил союз с врагом? Ответ прост: ему изначально было выгодно, чтобы проект увенчался успехом.

План сработал идеально. Учёные – фанатики науки – как послушные овцы следовали за пастухом. Создали оружие, даже не понимая, что воспитывают палачей для собственной казни.

А потом… Кровь связала их невидимыми узами. Один приказ – и солдаты превращались в безумных зверей, рвущих глотки по воле нового хозяина. А он? Покончив с одним врагом, решил поквитаться с прежними мучителями.

Генералы Энгельс и Лехнер. Их смерть была зверской, жестокой, но не случайной. Они знали о вагонах с «материалом» и криках, впитавшихся в толстые стены лабораторий. А что, если пленник, освобождённый советским отрядом, был подчинённым одного из них? Они узнали его секрет, лично сдали психам Аненербе и безразлично наблюдали, как бывшего товарища мучают, пытают.

– Теперь ты всё знаешь, – Авель сжал подлокотники. В глазах промелькнула редкая эмоция – страх. – Как… поступишь?

Мой взгляд медленно скользнул от него к Алексею. Как? Арестовать. Немедленно. Обоих. Авеля – за государственную измену, второго – на виселицу за шпионаж. Но…

Польша. Тела в коридорах, разорванные, будто их пропустили через мясорубку. Офицер, шагающий по лужам крови с жуткой улыбкой. И худшее – война. Она длилась уже два долгих года. Устроить конец света в хаосе, где каждый день забирает сотни и тысячи жизней, а артиллерия разрывает плоть на куски? Детская забава.

Границы между правдой и предательством размылись. Сегодняшний герой – завтрашний труп. А эти двое… знали, как остановить кошмар.

Я неспешно поднялась – стул с тихим скрипом отъехал назад. На плечи давила тяжесть невысказанных слов. Каждый шаг к двери отдавался в висках тяжёлым стуком – не сердце, а молоток палача. Замок щёлкнул с неестественной лёгкостью, словно насмехаясь.

Улица встретила резким, холодным светом фонарей. Здание Департамента Имперского Порядка казалось неестественно тёмным пятном – провалом в неизвестность.

Кабинет наполнился тяжёлым молчанием. Всё в нём казалось чужим и опасным. Шаг. Ещё. Я с шумом рухнула в кресло. Пальцы непроизвольно ослабили воротник – воздух казался густым, удушающим.

Случившееся за день окончательно лишило сил. В голове, словно киноплёнка, прокручивались моменты разговора: генерал, разрывающий плоть как бумагу. Учёные, создавшие монстров из тщеславия. Ужасные последствия эгоистичных амбиций.

И самое пугающее – ни одна из сторон не отказалась от своих планов. Эксперименты продолжились. Это доказывала резня в польском комплексе, нападение на директорат…

Те солдаты… Нет, существа – лишь на первый взгляд обычные люди – вознамерились положить конец спокойной жизни столицы. И кто знает – может, следующим будет мир?

Пальцы сжали край стола, оставив бледные отпечатки. Что делать с «товарищами»? Один рапорт – и собственные подчинённые станут врагами. Затем многочасовой допрос. В самом конце – вердикт чрезвычайной комиссии Верховного Военного Трибунала.

Итог этой истории предсказуем. Алексея, если останется в живых – что маловероятно – ждёт виселица. А Авеля приговорят к высшей мере, выведут во двор собственного департамента и расстреляют. Но…

Реальность сложнее. Авель не из тех, кто покорно склоняет голову перед ударом палача. Четыре века прожитой жизни научили его простой истине: каждый сам за себя.

Как старший следователь директората, он прекрасно знает все методы допросов. Сам использует их с удовольствием. Но стать безропотной игрушкой в руках садистов? Нет. На такую позорную смерть не согласится.

Если что-то – точнее, когда всё пойдёт не по плану – он исчезнет. Тихо. Быстро. Оставит всё: дом, карьеру, людей, которых успел полюбить. Начнёт с чистого листа: новое имя, новая жизнь…

Но такое предательство не прощается. После всех лишений и позора захочет отомстить. И поверьте – по жестокости ему сложно найти достойную замену.

А я? Промолчу – стану соучастницей государственной измены. И когда об этом узнает Шелленберг,13 на допросе окажемся мы оба. И тогда разверзнется – настоящий ад.

✼✼✼

Город медленно тонул в сумерках. Фонари – бледные стражи – боролись с наступающей тьмой, отбрасывая на тротуары длинные, дрожащие тени. Я шла по тихим улицам, пытаясь заглушить тягостные мысли, но тревога вилась – колючая проволока, впивающаяся в кожу.

Гражданские, чьи изувеченные тела нашли польские детективы – бесполезные куски мяса. Почти каждую ночь убивала таких – беззащитных, ничего не подозревающих. Генералы? Если начистоту – получили по заслугам. Авель – предатель… Крыса, недостойная холёного мундира.

Лишь одно беспокоило:

– «Как сохранить этот хрупкий мир? Уберечь самых дорогих?»

Мария, Феликс, Себастьян… Возможно, при первой мимолётной встрече на ночной улице не планировала оставаться с ними надолго. Не ожидала, что приведу домой двух детей – напуганных, совсем маленьких – и стану для них всем. Не могла представить, что буду жить под одной крышей с легендарным охотником, на чьих руках кровь двух генералов.

Себастьян заменил Марии и Феликсу отца, стал близок мне. Я хотела защитить их. Запомнить каждый смех, улыбку, печальный взгляд. Они – семья, – самое дорогое в жизни.

А ещё была служба – элегантная военная форма, статус генерала-инспектора и детектива. Своевольный и непреклонный шеф – у него был самый тяжёлый характер из всех, кого приходилось знать.

Это был мой мир – жестокий, мрачный. Но я любила его – свой город, страну, вставшую на неверный путь. Нельзя было позволить уничтожить это.

Я резко остановилась – поглощённая мыслями, даже не заметила, как дошла до городского парка.

Тенистая аллея, ещё не сбросившая осенний наряд, рассекалась узкой дорожкой. В глубине – на деревянной лавочке сидел молодой патрульный. Тусклый жёлтый свет одинокого фонаря освещал его юношеское лицо. Нога закинута на ногу, кончик грифеля нервно постукивал по блокноту – оставляя на бумаге резкие штрихи: то ли рисунок, или бессвязные линии тревоги.

По привычке оглянулась. Вокруг густела темнота, но поздние патрули давно перестали быть редкостью.

Германия выбралась из нищеты и кризиса – но Берлин оставался пороховой бочкой. Война бушевала за сотни километров, но её отголоски ползли по улицам – как чума. Дефицит, страх, тени на стенах – всё это питало криминальных гиен.

Имперский директорат был начеку. Банды и синдикаты рвали город на куски. Их клыки впивались в шеи друг друга, чужаков, не брезговали пополнять длинный список и полицейскими.

Берлинские следователи и детективы, оставшиеся в городе, вели свою войну. Стычки, драки и убийства блюстителей правопорядка стали обычной практикой. Даже рейхсфюрер и начальник полиции не могли это изменить – что уж говорить о простых гражданах, уставших жить в страхе.

Бандиты устанавливали свои законы. Запугивание и кровавый террор – их оружие. Стандартная схема: шаг на порог дома очередного «должника», дверь с петель без лишних слов. Затем – избиение хозяев, попутно погром и присвоение ценностей. А последствия? Да кого они волнуют.

Так продолжалось, пока правительство не приняло решение: усилить патрули. Полиции позволили принимать всех желающих на своё усмотрение. Думаете, помогло? Нет.

Набирали всех подряд. Обучение – два-три месяца. Обязанности – патрулирование улиц, «урегулирование» мелких гражданских конфликтов. Реже – участие в облавах и рейдах, которые оборачивались кровавой бойней.

Преступники не собирались сдаваться. Виселица или концлагерь? Они предпочитали третий вариант – старую «добрую» перестрелку в стиле Аль-Капоне и гангстеров двадцатых годов прошлого столетия. Но вернёмся к тишине парка.

Жёлтый свет выхватил из тьмы его шею – белую, с синими прожилками вен. Они пульсировали. Манили.

Я научилась убивать быстро, тихо – не давая шанса на спасение. Шаг. Ещё. Его прерывистый стон смешался с отчаянным сердцебиением. Ноги подкосились – охваченные слабостью. Солдат рухнул на брусчатку – судорожно задёргался, как подстреленный заяц. Пальцы скользнули по тёплой, липкой крови – сочащейся из раны. В глазах – ужас, губы что-то тихо прошептали – может молитву или имя любимой.

Почему именно он? Пустой вопрос. Случайная жертва. Просто не повезло. Всё равно, кто утолит жажду: полицейский, прохожий, бродяга – всех пожирает одинаковая тьма.

Но стоит отдать должное: парень боролся – отчаянно хотел жить. Но как ни пытайся – смерть не дано победить никому, даже нам. Ей безразличен статус, зло и добро, хороший человек или плохой, убийца или спаситель. Однажды она придёт. За каждым.

✼✼✼

Лучи утреннего солнца золотыми нитями пробивались сквозь плотные шторы – оставляли тонкие полосы на полу, ползли по одеялу. На прикроватном столике дымился свежезаваренный кофе. Горьковатый аромат смешивался с запахом типографской краски – утренняя газета.

На главной странице сиял кричащий заголовок:

«Жестокое убийство в центральном парке…

Новая жертва кукловода…»

Газетчики – с их вечной жаждой сенсаций – обсуждали убийство молодого полицейского прошлой ночью так, будто это было театральное представление. Их слова сочились ядом любопытства: ссылаясь на «тайного информатора», раскрывали шокирующие детали преступления и жертвы, похожей «на сломанную фарфоровую куклу, чья душа оказалась в руках ночного убийцы-кукловода.»

Главная «звезда» – «кукловод» – будоражил умы читателей уже несколько лет. Его тень скользила по улицам – появлялась и исчезала с первыми лучами солнца, оставляя после себя обескровленные тела.

Почему такое прозвище? Тусклый свет фонарей рисовал следователям жуткую картину: жертвы – бледные, застывшие в скрюченных позах, окоченевшие – напоминали больших сломанных кукол, которых намеренно «забыли» после мрачного представления.

Газета с тихим шелестом опустилась на стол – холодные руки обхватили чашку. Кофе был настоящим спасением. Приятное тепло разливалось по телу – бархатный аромат прогонял мрачные образы, оставшиеся ночным кошмаром: бледные лица, пустые глаза, безмолвные крики…

Я откинулась на подушку. В голове крутился вчерашний разговор в кабинете Авеля. Мысли мелькали, как назойливые мухи, жужжа:

– «У тебя нет времени. Нужно действовать быстро».

Быстро… Да, нужно. И по возможности избегая худшего. Но как? Уповать на благоразумие вышестоящего начальства? Нет. Это игра в одни ворота. Легче убить их самостоятельно.

Тихий стук в дверь вырвал из раздумий.

– Госпожа, – голос Марии звучал ласково. Я улыбнулась, поддавшись её заботливой интонации. – Вы проснулись? Я могу войти?

– Да.

Она почти бесшумно подошла к кровати. Лёгкий поклон – выпрямившись, сцепила руки за спиной.

– К вам… – уголки губ дрогнули в кокетливой улыбке, – пришли.

– Пришли…? – мои брови взметнулись вверх, кромка раздражения заструилась под кожей. – В такое… время? – взгляд сам сорвался к часам: стрелки, – сговорившись, – только перешагнули за восемь. – Кто?

– Господин Авель, – в голосе послышалось озорство, глаза странно блеснули. – Он хочет поговорить. Сказал, это важно.

– Он… один?

– Нет. С ним мужчина, но… – её пальцы сжали край платья, – он не счёл нужным представиться.

Губы сжались в тонкую нить – пытаясь сдержать волну раздражения. Не нужно быть великим детективом, чтобы понять, кто этот наглец.

– Хорошо… – я тяжело вздохнула. – Проводи их в мой кабинет.

✼✼✼

Камин тихо потрескивал – причудливые тени скользили по стенам, ласкали потрёпанные корешки книг на полках, отражались в лёгких шторах – будто старый кинопроектор наполнял комнату призрачным светом.

Алексей сидел в кресле – пальцы впились в подлокотники, пытаясь удержаться от падения в бездну собственных мыслей. Взгляд прикован к танцу пламени на поленьях.

Авель стоял у окна – спиной к стене, словно она – единственная опора в этом непредсказуемом мире. Голубые глаза – отражая серые утренние сумерки за стеклом – казались выцветшими и пустыми. Указательный палец глухо постукивал по локтю, выдавая тревогу.

– Зачем пожаловали, господа-предатели? – я остановилась в проёме. Руки скрещены на груди – пальцы впились в собственные локти, будто пытались сдержать не бурю, а землетрясение. – Жить надоело?

Неловкое молчание повисло раздражающей паузой. Последние слова заставили Авеля вздрогнуть. Алексей отвлёкся от огня – растерянность сменилась шоком.

– Кхм… – он закашлял, подавив нервный смешок. – Фрау Ерсель… – губы дёрнулись в неуверенной улыбке. – Прошу прощения… Я… Мы немного… – запнулся, ища слова, – обескуражены… – голос упал до шёпота. – Никогда бы не подумал, что встречу генерала в подобном виде…

Я наблюдала за их лицами со странным удовольствием – особенно за тем, как расширяются глаза Авеля. Губы дёрнулись в ехидной улыбке. Взгляд скользнул сверху вниз: чёрный кожаный плащ с красной подкладкой, накинутый на светло-кремовую атласную пижаму и бархатные тапочки на ногах – неподходящий наряд для деловой встречи.

– Не тратьте моё время! – голос прозвучал резко. Алексей вздрогнул – рука потянулась к кобуре, но остановилась на полпути. – Зачем пришли?

– Хотели убедиться, что с тобой всё в порядке, – Авель шумно выдохнул. – Вчера… Ты так резко ушла, ни слова не сказала. Утром я узнал об убийстве в парке. В паре кварталов отсюда.

– Убийство? – глаза ехидно прищурились. – А, молодого… полицейского? Несчастье. Видела статью в газете. Но… – шаг вперёд, губы растянулись в холодной улыбке, – сомневаюсь, что ты пришёл обсуждать смерть того… несчастного.

– Вы говорите об этом так… спокойно, – встрял Алексей. Пальцы отбивали по колену нервную дробь. – Такое впечатление, что вам всё равно. Имперский департамент разве не обязан расследовать такие вещи?

– Мы занимаемся только тем, что угрожает империи. Смерть одного патрульного… – плечи совершили лёгкое движение, словно сбрасывая невидимую тяжесть. – Это случается каждый день. А безразличие… – кончик языка провёл по губам, вспоминая сладкий привкус крови убитого юноши. – Никто не застрахован от… случайной смерти.

Алексей нахмурился – опытный следователь, – мгновенно уловил фальшь в интонации.

– Случайной… смерти? – смешок прозвучал сухо, как треск сломанной ветки. – Мне кажется, вы знаете о случившемся гораздо больше, чем говорите. Где вы были прошлой ночью?

В воздухе повисло напряжённое молчание. Алексей – циничный идеалист из комитета госбезопасности – был лицемером хуже Авеля. Кричал о силе закона, но с наслаждением вяз в теневых интригах, наивно веря, что его руки останутся чистыми…

– Вы бы о своей шкуре подумали, – голос прозвучал с преувеличенным раздражением. – Мои ночные прогулки – не вашего ума дело!

– Алексей… – Авель не хотел оставаться немым участником конфликта. Голос звучал мягко, но с подтекстом. – Не стоит разбрасываться обвинениями. Оставим это полиции. У нас есть более важные дела.

Алексей сжал губы – без улик он был беспомощен, словно молодой волк перед опытной охотницей. Но Авель… уже понял. След крови на рукаве плаща, пренебрежительный тон, и знакомый огонь в глазах – убийца стоял прямо перед ним. Но собственная шкура волновала его больше, чем очередной труп в подворотне.

– Вернёмся к вчерашнему разговору, – резко сменил тему. – Ты сдашь нас Шелленбергу?

Я молча посмотрела ему в глаза. Формально – да, это единственный разумный выход: доложить о предательстве, прежде чем контрразведка сама всё узнает. Но… разве можно всерьёз говорить о долге и чести, когда за плечами – столетия сменяющихся режимов?

Мы с Авелем пережили столько эпох, что политические игры смертных казались детской забавой. Были друзьями, любовниками, соперниками. Меняли амплуа, как перчатки.

– Нет, – покачала головой, чувствуя, как шелковистые пряди волос скользят по щеке. – Есть проблемы важнее, чем кровопролитная война двух идеологий.

Авель кивнул – губы дрогнули в едва заметной улыбке. Лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло облегчение. Он был рад, что нам не придётся становиться заклятыми врагами. И, несомненно, возможности остаться при своей «важной должности».

А Алексей? Этот жалкий предатель был единственным слабым звеном. Но сдавать его директорату – самоубийство. Гиммлер, словно паук, контролировал все сферы власти. Если он узнает о планах по разоблачению Аненербе, мы дружно окажемся – на плахе эшафота.

ГЛАВА II

БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ

Война разгоралась, словно пожар на пороховом складе. Вермахт и Советский Союз – два слепых колосса – методично перемалывали друг друга, заливая землю расплавленным свинцом и кровью. Каждый новый день приносил всё более чудовищные сводки с фронта: счёт убитых шёл уже не на тысячи, а на целые города.

Архивы превратились в бесконечные лабиринты – воздух густел от пыли и забытых секретов. Каждая папка, каждый пожелтевший лист – новая попытка разорвать кровавую завесу, скрывавшую истинные планы крыс института.

Мы поднимали старые, нераскрытые, кошмарные дела. Рискуя жизнью, тайно проникали в военные комплексы, лаборатории, лагеря, где тени прошлого сливались с кошмарами настоящего. Но каждый раз тонкая нить превращалась в шлейф из трупов и крови – враги оставались на шаг впереди.

– Это пустая трата сил! – Авель резко швырнул папку на пол. Листы разлетелись – осколки последней надежды. Его голос дрогнул. – Мы только зря тратим время на эти никчёмные бумаги!

Я подняла глаза от полицейского отчёта – чернильные строчки расплывались в кровавые подтёки.

– Тише, Авель. Гиммлер не мог уничтожить все следы, – пальцы сжали страницу, бумага затрещала по сгибам. – Нужно продолжать искать.

Мы проигрывали. После резни в Польше Аненербе затянули удавку. Лаборатории, архивы, даже крематории – всё теперь охранялось так, будто за стенами прятали самого дьявола. Генерал? Его имя исчезло даже из устных отчётов, будто никогда не существовало. Оставалось надеяться на Алексея с подачками от красного командования. И, редко – на осведомителей полиции, тайно завербованных Авелем.

Часы сливались в свинцовую тяжесть – она проникала в каждую клетку, словно холодный туман, затягивая разум. Мы переглянулись – в глазах отражалась та же усталость. Решение было обоюдным: пора отдохнуть.

Архив остался в тени за спиной. Шаги глухо отдавались по лестнице, смешиваясь с хаосом и беготнёй сотрудников. Кабинет встретил почти нереальной тишиной – единственный островок спокойствия, где можно насладиться покоем за чашкой кофе.

А куда пропал наш «союзник»? Уже три дня ни слуху, ни духу – рыскал по южным границам, проверяя наводки на «подозрительные инциденты». Но мы все знали: за этим словом скрывались расстрельные списки, сожжённые бумаги и безымянные могилы.

Передышка длилась недолго. Часы на стене едва пробили три, когда дверь с грохотом распахнулась. Без предупреждения, без церемоний. На пороге застыла статная фигура – пот, порох и что-то тревожное тянулось за ним шлейфом.

– Что у тебя? – голос Авеля прозвучал резко, как щелчок предохранителя.

Алексей молча подошёл к столу. Сумка с глухим стуком рухнула на дерево. Его пальцы, покрытые мелкими царапинами, развернули карту с почти ритуальной точностью.

– Где-то здесь, – ноготь упёрся в крест, нарисованный в одной из крупных областей, – укреплённый аванпост. В нём – документы, захваченные контрразведкой, – губы искривились в усмешке, но взгляд остался холодным. – Сведения о секретной операции Аненербе.

Воздух в комнате загустел. После сотен провалов и бесконечных тупиков – наконец-то реальный шанс. Но мы не разделяли «радость».

– Нет! Это переходит все границы! – Авель резко вскочил, кресло со скрипом откатилось назад. Лицо исказила ярость – ноздри раздулись, веки дрожали, пальцы сжались в кулаки. – Ты предлагаешь отправиться на фронт? Ради призрачной надежды?!

– Информация точна, – Алексей не моргнул, но скула дёрнулась. – Мой осведомитель не лжёт. В лагере – ценные документы. Нельзя позволить институту вернуть их.

– Это чистое самоубийство! – ладонь Авеля с грохотом обрушилась на стол, заставив вздрогнуть кофейные чашки. – На фронте сейчас – ожесточённые бои! Не хватало ещё попасть в плен!

– Что, испугался храбрых красноармейцев? – Алексей наклонился вперёд. Свет от окна отбросил резкие тени на лицо, язвительная улыбка обнажила зубы.

– Нет. Но и не стремлюсь на виселицу, – Авель ткнул пальцем ему в грудь. – Если тебя поймают, то просто отчитают. А нам, – взгляд метнулся ко мне, – светит расстрел на месте.

Алексей медленно кивнул, глаза стали холодными, как сталь. Рука скользнула во внутренний карман плаща. Мгновение – и в пальцах замерцал небольшой конверт с казённой печатью.

– Не волнуйся, трусишка, – нарочито растянул последнее слово. – Я позаботился о безопасности, – лениво развернул бумагу. – Этот приказ – щит. Вас не посмеют тронуть.

Авель сжал кулаки – в груди поднялся жар, – пытался сдержаться. Но слова Алексея были как искра, поджигающая порох. Секунда. Две. Он рванулся вперёд, минуя стол. Резкий удар под колени, глухой стон:

– Ты что… – Алексей рухнул на пол, скривился, пытаясь вдохнуть сквозь стиснутые зубы. Пальцы судорожно впились в паркет, оставляя белые царапины на тёмном дереве. – С ума сошёл?!

– С ума? – Авель обошёл его, пальцы впились в ворот. Резкий рывок. Алексей ощутил его горячее дыхание. – Знай своё место, русская свинья! – вырвал бумагу и демонстративно смял. – Думаешь, в этой мясорубке, где люди гибнут пачками, эта бумажка хоть что-то… значит?

Маска безразличия треснула. За ней показалось настоящее отношение – гнев и презрение. Авель желал Алексею смерти больше, чем я.

– Отпусти… – потребовал Алексей, голос стал низким, угрожающим.

– Или… что? – Авель ехидно оскалился, обнажая клыки. – Решил потягаться? Со… мной?

Между ними повисла тягучая тишина, наполненная угрозой. Взгляды встретились. Секунда. Алексей резко привстал, ударил его локтем в живот. Авель отшатнулся, тело накрыла холодная волна резкой боли. Выпустил хват, ноги подкосились, рухнул на колено.

Алексей сделал шаг, пальцы впились в ворот плаща. И следующее, что Авель почувствовал – стремительный полёт. Не долетев до стены жалких пару метров, с глухим шумом упал на пол.

Но триумф русского длился недолго. Авель зарычал, как загнанный зверь, – ярость пылала внутри неугасимым пожаром – вскочил на ноги. Клыки полностью обнажились, готовые рвать плоть. Молниеносный рывок. Его кулак врезался в челюсть с такой силой, что Алексей отлетел назад. Пошатнулся, теряя равновесие. Глухой звук удара о пол. Дрожащие руки обхватили голову, мир перед глазами превратился в калейдоскоп. Он отчаянно пытался прийти в себя.