скачать книгу бесплатно
– Проситься?
– Да. Хочу учиться в Вашем классе десятилетки и хочу стать таким же классным пианистом, как Вы.
Артём Иосифович откашлялся, затем закрыл чемодан и, поставив его на пол, продолжил:
– Кто твоя учительница, Анна Михайловна?
– Да.
– А она знает о том, что ты хочешь стать классным пианистом?
– Не думаю.
– Почему?
– Она в меня не верит.
– Не верит?
– Да.
– А ты?
– Что я?
– Ты веришь в себя?
– Частично – да, частично – нет.
– В каком ты классе в общеобразовательной школе?
– В восьмом.
Артём Иосифович надул щёки и, с силой выдохнув воздух, произнёс:
– Саша, я не могу тебе пока что ничего ответить, поскольку твоё исполнение Шопена и сам уровень игры очень слабы для десятилетки, понимаешь?
– Понимаю, но если Вы меня возьмёте, Вы не пожалеете.
– Не пожалею, – засмеялся он. – Все вы так говорите, когда приходите на вступительные экзамены, а когда начинается обучение, все эти обещания приходится вам напоминать.
– Я помню всё.
– Ха-ха! Ладно, давай я хотя бы данные твои запишу, – произнёс он, достав из портфеля блокнот. – Как твоя фамилия?
– Каберман.
– Еврей? – посмотрел он на меня.
– Отец был евреем, мать русская.
– Почему был?
– Он умер.
– Ай, соболезную, – покачал он головой. – Твой домашний адрес?
– Спасибо. Город Колпино, улица Софийская №36/169, индекс 43122, номер телефона 3-54-66.
– Хорошо, Александр. Я подумаю над твоей просьбой, но ничего не обещаю, – предупредил он, поставив точку в блокноте.
– Спасибо.
– Пока не за что.
– А можно ещё кое-что спросить? – спросил я, глянув на стопку буклетов с его концерта.
– Ну?
– Можно, я возьму один из буклетов, а Вы на нём поставите свой автограф?
– Давай, – ответил он и, улыбнувшись, развернул буклет и начал что-то на нём писать.
Я принялся внимательно рассматривать гримёрную: на тремпеле висел его концертный фрак, на столе лежала разбросанная стопка нот, открытая пачка сигарет и какая-то книга. В ту же секунду дверь распахнулась и в гримёрную вошёл довольно упитанный директор филармонии в больших толстых очках и в синем костюме.
– Артём Иосифович, ну что?! Машина уже стоит, можем ехать. Анна Михайловна позвонила и сказала, что нас все ждут в ресторане.
– Едем, Александр Иванович, – не отрываясь от своего письма ответил он.
– Там такой ливень на улице – кошмар! – протянул последнее слово директор, внимательно оценив мой внешний вид.
– Здравствуйте, – поздоровался я.
– Привет! Юные поклонники, Артём Иосифович?
– Что-то в этом роде, – засмеялся Шварцман и, поставив автограф, свернул буклет и протянул мне. – Держи!
– Спасибо! – ответил я, вставая со стула.
– Ты сейчас домой? – спросил меня Шварцман.
– Да.
– Александр Иванович, мы можем этого парня закинуть на Софийскую 36?
– Да без проблем, – ответил тот.
Выйдя из филармонии, мы с Артёмом Иосифовичем расположились на заднем сидении машины и поехали по центру города, залитому огромными лужами.
– Артём Иосифович, ещё раз большое Вам спасибо за концерт, – поблагодарил директор, оборачиваясь назад. – Признаюсь честно, я в жизни ещё такого не слышал.
– Это Вам спасибо за тёплый прием. В этом зале игралось очень легко и охотно.
– Пустяки, приезжайте к нам чаще, а то у нас городок маленький, никто сюда ехать не хочет.
– Я с большим удовольствием.
– У Вас запланированы ещё какие-нибудь концерты на ближайшее время?
– Да. Послезавтра играю в Ленинградской филармонии, а затем двадцать пятого мая лечу играть в Милан.
– Ничего себе, в Италию? – с восторгом отозвался Александр Иванович. – А где бы Вы хотели сыграть больше всего?
– Там, где и все: в зале Карнеги-Холл, в Нью-Йорке.
– Да-а, – протянул Александр Иванович, – Карнеги-Холл – один из самых престижных залов для исполнения классической музыки. В 1891 году там играл Нью-Йоркский симфонический оркестр, которым дирижировал сам Пётр Ильич Чайковский.
– Ещё там играл один из моих самых любимых пианистов: Владимир Горовиц, слышали о таком? – добавил Артём Иосифович.
– Горовиц? Конечно! – протяжно произнёс последнее слово директор. – У меня даже пластинка его дома есть, он потрясающий. Жаль только, что он ушёл из концертной деятельности в связи с депрессией.
– А Вы разве не слышали, что он вернулся? – спросил Артём Иосифович.
– Да Вы что?
– В прошлое воскресенье, девятого мая, он отыграл с блеском концерт-возвращение в Карнеги-Холле. Мой друг из Америки был на его концерте. Говорит, что это было просто гениально.
– Какая хорошая новость! А отчего у него была депрессия, Вы не знаете?
– У Владимира Горовица очень сложная судьба, жизни всех членов его семьи закончились очень трагично. Сначала погиб его брат Яков, а другой из его братьев, Григорий, был отправлен в тюрьму за контрреволюционную деятельность, где тоже вскоре умер. В начале 20-х годов Горовиц начал гастролировать по городам России, Украины, Грузии и Армении, был очень востребован, но жил впроголодь. Потом у него появилась возможность уехать в Германию. В 30-х годах он познакомился с итальянским дирижером Артуро Тосканини, с которым они часто вместе выступали. Тосканини познакомил его со своей дочерью Вандой, у них завязался роман и они поженились. А в 1930 году, насколько я помню, у него скончалась мать, затем арестовали его отца и он умер через несколько лет прямо в камере…
– Кошмар, – тихо произнёс Александр Иванович.
– Затем в начале 40-х годов Горовиц эмигрировал в США, а в 1953 году объявил о прекращении своей концертной деятельности, но девятого мая этого года снова вернулся.
– Это что же, целых двенадцать лет он не выступал?
– Да. Но я думаю, что причиной такого длительного ухода со сцены стало ещё и то, что его очень многие критиковали как исполнителя, хотя нужно признать, что пианист он безупречный.
– Однозначно, – произнёс Александр Иванович, – ну, а я уверен, что и Вы, Артём Иосифович, однажды выступите в Карнеги-Холле!
– Будем надеяться.
– Так, вроде бы улица Софийская здесь, – заявил водитель.
– Да, вот мой дом! – подхватил я.
Машина подъехала к дому и я попрощался со всеми:
– Большое Вам спасибо!
– Давай, удачи! – пожелал мне на прощание Шварцман и волга двинулась в сторону главной дороги.
Проводив взглядом машину, я открыл буклет и прочитал вслух то, что мне написал на нём Артём Иосифович: «Никогда не сдавайтесь и не останавливайтесь! Следуйте этому девизу и Вы будете встречать закат своей жизни на самой высокой и прекрасной вершине. Уважаемому Александру Каберману от Артёма Шварцмана».
Улыбнувшись, я радостно вздохнул и двинулся домой.
– О, Господи, какой ты мокрый! – перепугалась мама, замерев с полотенцем в прихожей.
– Всё нормально, мам, я не утонул.
– Давай, быстро снимай всю одежду, – начала она мне помогать. – Какой ужас, всё мокрое!
Мою маму звали Анастасия Павловна, она была красивой женщиной высокого роста, с длинными чёрными волосами и стальным характером. Такой она стала после смерти нашего отца пять лет назад. Она как и прежде работала на швейной фабрике и иногда подрабатывала на дому, делая вещи на заказ. Она была по жизни далёким от творческого мира реалистом и не особо поддерживала мои музыкальные поиски. Но в творчестве Алисы она видела успехи и по советам преподавателей художественной школы всё-таки согласилась, чтобы Алиса в этом году поступала в художественный институт в Ленинграде.
Быстро надев сухую одежду, я влетел в комнату отца и, отодвинув этюдник с картиной Алисы, кинулся к отцовскому шкафу в поисках пластинки Горовица.
– Привет! Ну что, как концерт? – спросила Алиса, войдя в комнату.
– Привет! На, прочти! – протянул я ей буклет с автографом Шварцмана.
– Так ты что, всё-таки к нему подходил?
– Да, я ходил проситься к нему, – ответил я, широко улыбнувшись.
– Класс! – воскликнула она, замерев на месте. – И что, взял?!
– Взял только мои данные, – разочаровал я её, продолжив перебирать в руках пластинки, – сказал, что больше ничего не обещает.
– Кто не обещает? – спросила мама, входя в комнату и вытирая полотенцем чашку.
– Мама, я же тебе не сказала! – подхватила Алиса. – Саша сегодня играл на мастер-классе одного профессора из Ленинградской консерватории.
– И?
– И ходил проситься, чтобы он взял его к себе в класс десятилетки.
– Какая десятилетка, что за бред?! – замерла мама на месте. – Саша?
– Что?
– Это я ему посоветовала пойти и попроситься, – закатила глаза Алиса.
– Зачем?
– Потому что знаю, как он хочет быть пианистом.
– И что он тебе сказал? – посмотрела на меня мама.
