Узоры над Бездной: Десятиклассники Вечности

– Или спасти город, – парировал Мирон. – Да, это риск. Но я не вижу другого выхода.

Смородинов долго смотрел на него, а потом медленно кивнул.

– Вот она, старая школа. Решение прямое, словно дубина. Одобряю. Но как ты это сделаешь?

План родился спонтанно, на ходу. Они используют оборудование Смородинова, чтобы создать направленный энергоимпульс. Егор со своими гаджетами обеспечит прикрытие в сети, создав ложный всплеск активности, чтобы системы КАС не среагировали. Варя стабилизирует канал своим «банком», чтобы энергия не разорвала его раньше времени. А Мирон… Мирону предстояло самое опасное. Шильцем создать тоннель, мост между кристаллом и серверной лицея. И удерживать его, пока вся ядовитая энергия не утечёт.

– Я помогу, – неожиданно сказал Смородинов. – Мои старые печати ещё кое-что значат. Создам барьер, чтобы эта дрянь не разлилась по городу, пока вы работаете.

Работа закипела. Егор, счастливый как ребёнок, получивший доступ в запрещённую лабораторию, тыкал в кнопки на древних аппаратах, бормоча что-то об «аналоговой магии». Варя настраивала свой интерфейс, лицо девушки было бледным и серьёзным. Мирон готовил шильце, мысленно прощаясь с очередными обрывками прошлого, которые ему предстояло отдать за эту авантюру.

Именно в этот момент из темноты, с одного из стеллажей раздалось знакомое карканье.

– Кар-р-р! Надвигается… юнец!

На спинку стула рядом со столом сторожа приземлился Фра. Он был сердит и взъерошен. Ворон посмотрел на Мирона своими чёрными, блестящими глазами и скрипуче выдохнул:

– Ветер… с Севера… шлёт… предупреждение… Долг… требует… оплаты…

Исчерпав лимит, птица принялась яростно клевать какой-то резистор на аппаратуре Смородинова.

– Северный Ветер? – удивлённо поднял бровь сторож. – Так ты с ним повязан? Ну дела… Лидка-то мне, оказывается, не всё рассказала.

Мирон не ответил. Холодный комок страха сжался в груди. Предупреждение от того, с кем он заключил договор… Это никогда не сулило ничего хорошего. Но отступать было поздно. Александр Игнатьевич щёлкнул последним тумблером.

– Поехали, орлы. Давайте посмотрим, на что способно новое поколение.

Варя начала первой. Она выбросила вперёд руку, и из её ладони ударил изумрудный луч, соединившийся с кристаллом под колпаком. Тот вспыхнул, сиреневое свечение внутри закрутилось, став яростным.

– Я держу канал! – сквозь зубы прошипела она. Девушку залило холодным потом, на манжетах рукавов кофты выступили мокрые пятна. «Аквафантом» нарастал. – Но он сопротивляется! Как чёртик в банке!

– Держись, Литвинова! – крикнул Егор, смотря на данные с датчиков. – Энергия зашкаливает! Сейчас рванёт!

Мирон прикрыл глаза и отбросил страх. Он видел только узор. Золотые нити, ведущие к лицею и чёрную, ядовитую воронку кристалла. Шильце дрогнуло и выбросило тончайшую, серебристую нить света. Штопальщик вёл её, как иглу, в самое сердце бури, чтобы прошить тоннель насквозь. Боль была мгновенной и оглушительной. Он почувствовал, как из разума вырывают пласты воспоминаний. … бал 1895-го. Лицо женщины, в которую влюбился в 1923-м. Радость от полёта Гагарина, которую он чувствовал, стоя на кухне в коммуналке… Всё это утекло в нить, став топливом для моста.

– Я… теряю… слишком… много… – хрипло простонал он, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– Держись, старик! – крикнула Варя. И в её голосе была не насмешка, а отчаянная поддержка. Она одной рукой удерживала свой канал, другой коснулась его плеча. Через контакт хлынул… не поток силы, а нечто иное. Чёткость. Ясность. Порядок. Боевая подруга не делилась энергией, она стабилизировала его собственный поток, как плотина бурную реку. Это было невыносимо интимно – чувствовать её волю, её контроль внутри себя.

Мост был готов. Сиреневая энергия хлынула по серебристому тоннелю, уносясь в сторону серверов. Свет погас, оставив после себя густой, физический грохот где-то вдали. Сработали системы защиты серверной, но они выдержали.

В тишине, под аккомпанемент тяжёлого дыхания, под колпаком теперь лежал обычный, тёмный камень. Кристалл был мёртв.

Первым нарушил тишину Егор.

– Бля… Это было… Это было просто охренительно! – Он схватился за голову. – Мы как будто в финале эпичного аниме! Только без девочек в мини-юбках! Ну, почти без.

Мирон и Варя молча смотрели друг на друга. Её рука всё ещё лежала на его плече. Мирон не хотел, чтобы она её убирала.

– Ну что, – хрипло проговорил Смородинов, размыкая контакты на аппаратуре. – Похоже, сработало. Город цел. Лицей ваш, надеюсь, тоже. Вы молодцы. Не ожидал.

В этот момент на старый монитор над пультом выскочило сообщение. Не через сеть. Оно возникло прямо на экране, будто всегда там было. Текст был набран готическим шрифтом:

«Спасибо за уборку. Теперь игла достаточно остра. До скорого. – Ч.»

И рядом – тот самый, ухмыляющийся зубастый смайлик. Победа внезапно обретала вкус пораженческого пепла.

***

[лог/лицей]

Добавление мата в расписание – полезный патч. Ненормативная лексика – честный протокол боли. Когда школьный ИИ хрипит, мир на секунду перестаёт врать, что ему не больно.

[лог/мандат]

Бумага с печатью – заклинание, которое читают вслух, не веря. Тем смешнее, что двери слушаются именно его, а не ваши молитвы. Бюрократия – глушитель для паники, включаемый в пол-оборота.

[лог/почта]

Старый почтамт не руины, а кеш чувств. Письма – архивы намерений; конверты – контейнеры задержанных событий. Если долго не доставлять, смысл начинает бродить и даёт градус. Я люблю такие подвалы: они сами по себе греются.

[лог/дети]

Трое молодых инженеров судьбы: один шьёт, другая буферизует, третий нажимает «записать сториз». Ценю коллективный ум, даже когда он идёт против моей дорожной карты.

[лог/сторож]

Смородинов – функция совести, помеченная «на удаление», но всё ещё исполняемая. Его дубинка – аналоговый контроллер тишины; старые протоколы иногда помнят, что делать с шумом.

[лог/кристалл]

Осколок Навь-Сети – не «камень», а компилятор обид. Подайте ему сырьё, получите исполняемый код тоски. Опасен не он, опасна вера, что его можно приручить.

[лог/канал]

Решение «заземлить в школьную серверную» красиво: город спасён, дневник – пустеет. Мост из памяти – дорогая архитектура. Спасибо за донорский материал, юноша. «Спасибо за уборку» – всего лишь чек. Игла точится трением о чужую работу, я лишь подписываю накладные.

Глава 4. Игла для того, кто точит зубы

После импровизации на почтамте возвращение в лицей напоминало возвращение с фронта, на котором тебя же объявили дезертиром. Утро пахло жжёной изоляцией и озоном. Серверная, приняв удар на себя, отделалась лёгким испугом, выбив пару автоматов и вызвав вре́менные перебои с Wi-Fi, что было воспринято учениками как внезапный и неслыханный акт тирании со стороны администрации.

Мирона, Варю и Егора ещё на входе перехватил цифровой секретарь, голос которого после вмешательства хакера периодически срывался на хриплый басок.

– Астахов, Литвинова, Воронов, – пробубнил он, мигая красным светодиодом. – К кабинету Петровой Л.П. Немедленно… shut your fuck up.

Последнюю фразу Егор, видимо, не стал убирать из кода нарочно. Куратор сидела за столом и разбирала стопку бумаг.

– Присаживайтесь, – сказала она, не глядя на них. – Воронов – на табуретку. Отдельно. Чтобы не заражал остальных своим… креативным подходом к уставу.

Егор покорно отпрыгал на скрипучем табурете в угол, словно провинившийся щенок.

– Ну что, «герои», – начала Лидия Петровна, наконец подняв на них глаза. Во взгляде не было ни гнева, ни раздражения. Только холодная, тотальная усталость сапёра, разминирующего юбилейную, тысячную мину. – Поздравляю с успешным проведением несанкционированной, противозаконной и чертовски опасной операции на объекте, официально не существующем в реестрах КАС. Вы уничтожили артефакт класса «Дельта», едва не спалили серверную лицея и привлекли внимание… кого? Правильно, всех, чьё внимание нам на хрен не сдало́сь.

Она взяла со стола один из листков. – Отчёт из подразделения «К». Лёгкий всплеск аномальной активности в районе улицы Гримау. Списан на… утечку газа из разрушенного трубопровода.

Взяла второй. – Отчёт из техотдела лицея. Скачок напряжения в сети. Списан на… хм, «возрастное оборудование и халатность поставщика энергии».

Третий листок. – Мои личные объяснительные на каждый из этих случаев. В трёх экземплярах. С подписями и печатями.

Она швырнула папку на стол.

– Бумаги – это не бюрократия. Это магия нашего времени. Ритуал, который позволяет замазать, скрыть, списать любую, даже самую эпичную выходку. Пока я ещё здесь, чтобы прикрыть ваш зад. А что будет, когда меня отзовут? Когда Совет Старейшин решит, что мои подопечные – не ресурс, а головная боль, которую проще… заархивировать?

Мирон почувствовал, как по спине пробежал холодок. «Архивация» в терминах КАС звучала куда страшнее, чем просто отстранение от дел.

– Мы… мы же нейтрализовали угрозу, Лидия Петровна, – тихо сказала Варя. – Кристалл мог бы…

– Мог бы! – куратор вскочила, её тень на мгновение отразилась жутким гигантом на стенке. – А мог и не мог! Вы не имели права принимать такое решение! Вы дети! Пусть и с солидным… стажем.

Она прошлась по кабинету, каблуки отбивали чёткий, нервный ритм.

– Вы знаете, что такое «Утрата ресурса»? Официальная формулировка! Это когда агент КАС настолько теряет связь с реальностью, что начинает видеть угрозы там, где их нет. Или, наоборот – лезет на рожон, не думая о последствиях. Такую единицу списывают. Сознание стирают и помещают в спецхранилище. Вечная юность – вечное заточение. Хороший вариант, да?

Она остановилась напротив Мирона и посмотрела на него прямо.

– Александр Игнатьевич Смородинов не был сумасшедшим. Он был одним из лучших Следопытов. Моим… наставником. Пока не полез в ту чёртову почту с кристаллом. И его «списали». Как ресурс. А я… как его куратор… подписала все бумаги.

В голосе женщины впервые появилась трещина. Не боль, не раскаяние – горькая, испепеляющая ярость на себя и систему.

– Вы думаете, я вас мучаю формами? Я вас спасаю. Каждая такая бумажка – ещё один гвоздь в крышку того ящика, где находится истина. Пока ящик закрыт – вы живы. И свободны. В пределах лицея, разумеется.

Она вернулась за стол и села, снова нацепив облик невозмутимого бюрократа.

– Вот вам мой ультиматум. Вы отказываетесь от дальнейшего расследования, возвращаетесь к роли учеников, а я как-то разрулю последствия этого… перформанса. Или… – женщина сделала многозначительную паузу, – начинаете работать на меня. По-настоящему. По правилам. С отчётами, согласованиями и железной дисциплиной. Без самодеятельности… Выбор за вами.

Тишина в кабинете была абсолютной. Мирон смотрел на Варю. Она смотрела на него. Даже Егор не издавал ни звука. Выбора, по сути, не было. Остановиться сейчас – значило признать, что всё было зря. Что потерянные воспоминания, риск, боль – всё не имело смысла.

– Мы согласны, – сказал Мирон. За себя и за остальных. – Работать. По правилам.

Тётя Лидия медленно кивнула, будто ожидала именно этого.

– Хорошо. Тогда вот ваше первое официальное задание. – Она протянула им новый листок. – Найдите Александра Игнатьевича Смородинова. После вчерашнего он исчез. На звонки не отвечает. Убежище пусто.

Они вышли из кабинета подавленными. Школьный коридор, наполненный смехом, спорами, музыкой из смартфонов – казался теперь бутафорским. Отрешённой декорацией к чужой пьесе.

– Блин, – выдохнул Егор, первый нарушив молчание. – Это же круть? Мы теперь типа… официальные агенты? С миссией? Надо бы себе позывные придумать! Я буду… Ворон-01! А вы…

– Егор, – устало перебила Варя. – Если ты сейчас не заткнёшься, я использую твой телефон как проводник для вызова демона безбилетника. И он будет вечно спорить с тобой об экономическом обосновании тарифов.

Воронов съёжился, но ненадолго. Его мозг уже обрабатывал новые данные.

– Ладно, ладно. Значит, ищем дедушку. С чего начнём? Будем шаманить? У меня, если что, есть дрон с тепловизором!

– Начнём с уроков, – мрачно сказал Мирон. – Мы же в первую очередь, ученики. Помнишь?

Уроки были пыткой. Мирон сидел на истории, глядя на голограмму древнерусского воина, и думал о других битвах. Он ловил на себе взгляд Вари через два ряда. Та тоже не могла сосредоточиться, нервно теребя рукава пуловера. Между парой повисла невидимая нить – общая тайна, общая вина, общая цель.

После истории была физра. Мирон был рад возможности сбросить напряжение в мышечную усталость. Играли в баскетбол смешанными командами. Обладая реакцией, отточенной веками, он легко уворачивался от защитников, забрасывая мячи в корзину с невероятной точностью. Варя играла жёстко, собранно, с холодной яростью, выплёскивая в игре накопленную злость.

В один из моментов, одновременно потянувшись за мячом, столкнулись плечами и рухнули на прорезиненное покрытие. Верхняя половина тела девушки, провокационно, оказалась меж его ног. Мирон почувствовал запах шампуня – что-то резкое, хвойное, и тепло кожи сквозь тонкую ткань футболки. Варя отпрянула. Лицо вспыхнуло, но в глазах читалось не смущение, а что-то другое – вызов, может быть.

– Смотри под ноги, ретроград, – процедила она, поднимаясь и демонстративно отряхиваясь.

– Самой следует быть осмотрительнее, новатор, – парировал он, чувствуя, как глупо звучит.

Одноклассники не преминули воспользоваться моментом.

– Оп-па, – прокомментировал Саня с другого конца площадки. – Астахов с Литвиновой уже не только умом, но и телами скрещиваются. Берегитесь, а то они новую цивилизацию создадут прям на полу.

Раздался смех. Мирон почувствовал, как краснеет. Двести восемьдесят лет, а его всё ещё могли смутить подобные шпильки. Варя лишь презрительно фыркнула, отойдя к своей команде, но он видел, что и её уши порозовели.

Когда все пошли в раздевалки, Егор подскочил к Мирону.

– Чувак, я вчера кое-что подкопал по тому кристаллу. Запрос в архивы КАС… Ну, не совсем запрос, больше взлом… Не сердись! Так вот, там есть упоминания о каких-то «прото-чернологовских экспериментах». В девяностых. И причастна к ним была ваша… вернее наша Лидия. Она тогда ещё зелёным агентом была. Может, она и есть тот «кто-то умный», кто не дал уничтожить кристалл?

Мирон остановился. Эта мысль была как удар ниже пояса.

– Ты это… никому не говори, – строго сказал он. – Особенно Варе. Разберёмся.

В мужской раздевалке царил привычный хаос. Пахло потом, дезодорантом и юностью. Мирон, привычно делая вид, что стесняется своего (вечно юного, но видавшего виды) тела, быстрее всех переоделся в штатское и вышел, оставив одноклассников обсуждать модели нейронаушников.

Он присел на скамейку в коридоре, достал свой кожаный дневник и попытался записать сегодняшние события, пока они не стёрлись из памяти. Но слова не шли. В голове крутилось только лицо тёти Лидии, её слова об «Утрате ресурса» и намёки Егора.

Карман джинсов завибрировал. Он достал смартфон КАС. На экране горело стандартное уведомление о новом сообщении в школьном чате. Но буквы снова плясали. В конце после текста «Не забудьте сделать домашку по химии», вспыхнул и погас тот самый зубастый смайлик.

Мирон ткнул в экран. Сообщение исчезло, как будто и не было. Но, через секунду пришло новое. С личного, зашифрованного чата. От неизвестного отправителя. Текст был коротким и оттого ещё более жутким:

«Цвет водянисто-зелёный. Вспышка. Затем – тишина. Интересно, сколько её воспоминаний стоит твоя жизнь? – Ч.»

Сердце упало в район идеально начищенных лакостов. Это была не угроза ему, а Варе. Чёрная, ясная и недвусмысленная. Чернолог знал о его… о его… чёрт возьми, о его чём? О заботе? О симпатии? О том, что его древняя душа запала на строптивую, язвительную, невыносимо живую девчонку, которая чинила мир иначе, чем он?

Штопальщик сорвался с места и побежал к женской раздевалке, не задумываясь о приличиях. Влетел в предбанник, откуда выходили одноклассницы. Десяток глаз уставились на него в изумлении.

– Астахов, куда прёшь? Там же девочки переодеваются!

– Варя! Ты в порядке?! – крикнул он, не обращая внимания. – Литвинова!

Дверь открылась, и появилась она. Волосы растрёпаны, лицо, раскрасневшееся после душа, на плече сумка. Варвара смотрела на него с удивлением и лёгкой насмешкой.

– Ты чего, ретроград? Забыл, как выглядит женское тело? Или…

Она замолчала, увидев его лицо. Все насмешки стремительно испарились.

– Что случилось? – спросила тихо, хватая Мирона за руку и пытаясь утащить подальше от внимания одноклассниц.

Он не смог ответить. Мирон посмотрел на девушку, на водянисто-зелёные глаза, в которых отражалась его паника, и попытался жестом показать, что всё в порядке. Но получилось только хуже.

– Ничего, – выдавил он. – Показалось.

– Прикинь, – фыркнула одна из девиц. – Астахову кажется, что Литвинова в опасности. Это новый способ подкатить, что ли?

Общий хохот. Варя покраснела ещё сильнее, но теперь от злости.

– Топай уже домой, придурок, – бросила она отворачиваясь. – И займись своим дневником. Хватит с меня сегодня этого цирка.

Варя ушла, оставив его одного под насмешливыми взглядами. Мирон стоял, чувствуя себя полным идиотом. Древний, мудрый, опытный штопальщик реальности – и опозорился как последний юнец из-за одной СМС.

Он стремительно вышел на улицу. Солнце всё ещё радовала своим теплом. В кармане снова завибрировал телефон. Он с опаской включил экран. Сообщение от Егора.

Ворон: Чувак, я здесь кое-что откопал по Смородинову. Кажись, знаю, где искать. Встречаемся у памятника Кириллу и Мефодию? Только тихо. Без нашей напарницы-вундеркинда.

Мирон вздохнул. Судя по всему, проблемы только начинались. Теперь ему придётся выбирать между приказом куратора, намёком на её тёмное прошлое, угрозой Чернолога и собственным предчувствием, которое грозило стать самой большой дырой в, и так уже дырявой, памяти.

Где-то высоко в небе каркнул ворон. Возможно, это был Фра. Возможно – нет. Но птичий зов прозвучал подозрительно насмешливо.

***

Встретиться «тихо» с Егором Вороновым было из разряда задач, которые Мирон за свою долгую жизнь относил к категории «героических, но безнадёжных». Памятник Кириллу и Мефодию, что стоял в тихом скверике недалеко от лицея, оказался точкой притяжения трёх тусовок с гитарой, мам с колясками и бдительного патруля «Кибердружины», чей электронный пёс с камерой вместо глаз «обнюхивал» углы.

Мирон, притаившись за бюстом какого-то забытого поэта, чувствовал себя идиотом. Сотни лет за плечами – и вот они, шпионские страсти в стиле дешёвого детектива. Он уже собирался было ретирова́ться, когда сзади раздался шорох и знакомый шёпот:

– Пароль: «У вас продаётся славянский шкаф?». Отзыв: «Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой».

Обернувшись, Мирон увидел Егора. Тот был облачён в аляповатый камуфляжный пончо и держал в руках не то геодезический прибор, не то игрушечный бластер.

– Что за дурацкий пароль? – прошипел Мирон, отводя парня поглубже в кусты.

– Из старого фильма про шпионов! Классика! – оправдался Егор, с трудом пролезая между ветками. – Я думал тебе, как ретрограду, зайдёт. Короче, слушай, что я нашёл.

Он достал планшет, экран которого был усеян ярлыками баз данных, картами и сканами документов КАС с грифом «Совершенно секретно».

– Смородинов не просто свалил. Он ушёл по-тихому, но оставил след. Смотри. – Егор ткнул пальцем в сканы старых отчётов. – После инцидента с кристаллом в девяносто восьмом его не просто списали. Отправили в «Архив». Не в смысле уволили, а в буквальном – в отдел архивного хранения КАС. Там, где пылятся дела до 1998 года. Смородинов работал там сторожем. До перехода на почтамт.

– И что? – не понял Мирон.

– А то, что старые архивы КАС – это не просто бумажки. Это, типа, аналоговый бэкап. Туда скидывали всё, что нельзя было доверить цифре, пока не придумали защищённые серверы. И Смородинов, будучи сторожем, мог что-то припрятать. Какую-то инфу. Про кристалл. Про Чернолога. Может, даже про нашу злобнокураторшу.

Мирона вдруг осенило.

– Ты думаешь, он вернулся? Спрятался в том архиве?

– Возможно. Или оставил там след. Надо проверить. Но есть нюанс. – Егор сделал драматическую паузу. – Архив не почтамт. Туда не пролезть с помощью «Великого Дебаунсера». Там охрана на порядок серьёзнее. И сканеры. И… – он понизил голос до шёпота, – пишут, там живёт сам Архивариус. Не человек и не дух. Нечто, сросшееся с бумагами. Легенды жуткие.

Мирон вздохнул. Ещё одно «нечто». Как будто ему не хватало зубастых смайликов.

– Хорошо. Но как мы туда попадём? Официальный запрос?

– Официальный запрос осядет в недрах КАС на недели. А у нас времени нет. – Егор хитро улыбнулся. – У меня есть идея. Завтра же суббота. Уборка территории силами «активно-социальных элементов», то есть школьниками. Старое здание архивов через дорогу от лицея. Мы можем… сделать подкоп.

Мирон посмотрел на него с плохо скрываемым изумлением.

– Подкоп? Это самый идиотский план, который я слышал за последние… надцать лет.

– Зато реальный! – не сдавался Егор. – Я всё просчитал! Там есть вентиляционная шахта, которая идёт как раз из нашего подвала. Я её на схемах нашёл. Мы можем вскрыть решётку и пролезть. Ну, я имею в виду, ты пролезешь. Ты же худой. А я буду снаружи на стрёме, техподдержку оказывать.

Мысль о том, чтобы ползти в пыльной, тёмной трубе не вызывала у Мирона энтузиазма. Но и альтернативу он предложить не мог. Смородинов действительно мог знать что-то важное. Что-то, что касалось и Вари.

– Ладно. Завтра попробуем. Но если там есть этот… Архивариус, я тебя первого ему скормлю.

Вернувшись домой, Мирон застал на подоконнике нежданного гостя. Фра сидел, нахохлившись, и клевал что-то невидимое на стекле. Увидев Мирона, он каркнул и произнёс:

– Иглу… точит… ворона… слепа… кар-р-р!

– Спасибо, старина, – мрачно ответил Мирон. – Как всегда, минимум конкретики.

Ворон повертел головой и сбросил с подоконника маленький, смятый клочок бумаги. Мирон поднял. Это был обрывок старой, пожелтевшей фотографии. На ней – молодой Александр Игнатьевич в форме КАС и совсем юная Лидия Петровна, смотрящая на него с обожанием и тревогой. На обороте кривым почерком было написано: «Л. П. – моя вина. Не дай им повтора».

Мирон сжал бумажку в кулаке. Фра, как всегда, был краток, но точен. Он знал, что Мирон пойдёт в архив. И дал ему ключ. Не к двери. К прошлому.

Утро субботы встретило хмурым небом и противным моросящим дождём. «Уборка территории» свелась к тому, что два десятка учеников в дождевиках под присмотром завуча лениво сгребали листья граблями. Мирон с Егором работали в самом дальнем углу двора, у старой кирпичной стены.

– Всё готово, – прошипел Егор, приподнимая решётку с колодца подвального окна. – Держи. – Он сунул Мирону миниатюрный наушник. – Я буду на связи. Если что, кричи. Ну, или хрипи громко.

Мирон, вздохнув глоток свободного воздуха, протиснулся в открытое окно. Внутри пахло столетиями пыли, крысиным помётом и тем особым запахом старой бумаги, который всегда напоминал о библиотеках юности. Не цифровых, настоящих, с дубовыми полками и зыбким светом моргающих ламп.

Он снял вентиляционную решётку и пополз. Лаз был узким, холодным и бесконечно длинным. Где-то впереди скреблись и пищали крысы. Через несколько десятков метров свет позади окончательно исчез, и его сменил тусклый луч фонарика.

– Как продвигается побег из Шоушенка? – раздался в наушнике голос Ворона. – Дерьма много?

– Я смотрю, ты фанат классики… Одобряю! – хрипло ответил Мирон, с трудом протискиваясь через смытый участок воздуховода.

Наконец, лаз упёрся в ещё одну решётку, за которой виднелось помещение. Мирон, приложив усилие, отогнул ржавую металлическую сетку и вывалился наружу. Он оказался в жутком хламовнике, по сравнению с которым, его нынешняя квартира была образцом стерильности. Бесконечные стеллажи, уходящие вглубь, завалены папками, фолиантами, рулонами пергамента и даже глиняными табличками. Воздух был густым и сладким от разлагающейся целлюлозы. И тишина… Тишина была здесь не отсутствием звука, а самостоятельной, давящей субстанцией.

– Я внутри, – прошептал Мирон в микрофон.

– Принял, – отозвался Егор. – Смотри по датчику. Я вывел тебя в сектор «Г». Ищи… что-нибудь, связанное со Смородиновым. И… будь осторожен. Мои датчики показывают какую-то… фигню. Фон скачет.

Мирон двинулся меж стеллажами. Его «зрение» здесь почти не работало. Всё было покрыто толстым, непроницаемым слоем «бумажной» Нави, инертной и спокойной. Он шёл, всматриваясь в корешки папок: «Дело о полтергейсте в общежитии МГУ. 1972», «Протоколы допросов домового с Пречистенки. 1955», «Акт о неповиновении русалок в Царицыно. 1923»…