Узоры над Бездной: Десятиклассники Вечности

И вдруг почувствовал… чьё-то присутствие. Невраждебное. Неживое. Просто… внимание. Огромное, тяжёлое, как давление на дне океана. Он обернулся. В конце прохода, в кресле, сколоченном из старых ящиков, сидело… существо, состоящее из сшитых между собой листов бумаги, пергамента и старых кожаных переплётов. Вместо лица – развёрнутая книга. Архивариус?

– Вот чёрт, – выдохнул Мирон.

– Что? Что там? – завопил в наушнике Егор. – Йети?

Существо не двигалось. Но со страниц его «лица» посыпались буквы, складываясь в слова в воздухе.

«ДОКУМЕНТЫ НЕ ПОДЛЕЖАТ ИЗЪЯТИЮ. ПОЛОЖИТЕ НА МЕСТО».

Голоса не было. Только шелест бумаги.

– Простите. Мне нужно… найти дело агента Смородинова, – сказал Мирон, стараясь говорить уверенно.

Буквы снова закружились в воздухе.

«СМОРОДИНОВ А. И. СПИСАН. РЕСУРС УТРАЧЕН. ДЕЛО ЗАКРЫТО. НЕ ПОДЛЕЖИТ ПЕРЕСМОТРУ».

– Но он мог здесь что-то оставить! – настаивал Мирон. – Например, записку? Для меня!

Архивариус, а Мирон уже был уверен, что это был он, зашевелился. Бумажное тело заскрипело. Он медленно поднял руку из склеенных листов и указал вглубь архива.

«СЕКТОР «И». ПОЛКА 13. ТОМ «УТРАЧЕННЫЕ НАДЕЖДЫ». НЕ ЗАДЕРЖИВАЙТЕСЬ».

И замер, снова превратившись в неподвижную статую.

Мирон, не мешкая, рванул в указанном направлении. Сектор «И» оказался самым тёмным и визуально максимально-заброшенным. Полка 13 была на самом верху. Пришлось карабкаться по шатким стеллажам, которые скрипели и грозили обрушиться.

Том «Утраченные надежды» оказался весьма толстым фолиантом в потёртом кожаном переплёте. Мирон с трудом стянул его с полки и открыл. Внутри, среди отчётов о проваленных миссиях и погибших агентах, лежал конверт. Современный, белый. С его именем.

Он сорвал край. Внутри был ключ – странный, старинный, с зубцами неправильной формы. И записка:

«Астахов. Если читаешь это, значит, Лидия тебя всё-таки завербовала. Или ты сам оказался умнее, чем выглядишь. Ключ – от сейфа в моём старом убежище. Там то, что осталось от меня после «утраты». И то, что может помочь вам против Него. Не доверяй никому. Даже ей. Особенно – ей. Он везде. Он в бумагах. Он в сети. Он в головах. Смотрите в оба. Ваш С.»

Мирон сгрёб ключ и записку и бросился назад, к вентиляции. Он чувствовал на спине тяжёлый, безразличный взгляд Архивариуса. Существо не пыталось остановить. Оно просто наблюдало.

Выбравшись на улицу у лицея, грязный и пропахший пылью, отдышался. Егор прыгал вокруг, брызгая слюной от возбуждения.

– Ну? Ну? Чё там? Ты видел его? Архивариуса? Он правда такой страшный?

Мирон молча показал ему ключ и записку. Егор, прочитав, присвистнул.

– Вот это поворот… Нашего куратора вроде как в опалу… Значит, правда, что она могла быть причастна?

– Не уверен, – честно ответил Мирон. – Но Смородинов что-то знал. Что-то, за что поплатился.

Он посмотрел на ключ в своей руке. Тот был холодным и тяжёлым.

В этот момент его телефон завибрировал. Сообщение от Вари.

Варварель: Ты где пропадаешь? Лидочка Петровна тебя ищет. И что-то происходит. У меня дома… глюки начались. Буквы на планшете плывут. И пахнет озоном. Как тогда.

Мирон почувствовал, как кровь стынет в жилах. Угроза Чернолога начинала осуществляться.

– Ворон, – сказал он, хватая того за руку. – Все планы побоку. Нам нужно к Варе. Сейчас же.

Они бросились бежать. Высоко в небе на фоне хмурых туч кружил чёрный силуэт. Мысль, что с Варей что-то происходит, вогнала в Мирона ледяной штырь страха. Он мчался по мокрым улицам, не чувствуя под ногами асфальта. Егор едва поспевал, задыхаясь и пытаясь одновременно что-то тыкать в планшет.

– Чувак! Постой! Я же её… трекаю! – выдохнул Ворон, спотыкаясь о бордюр. – Её смартфон… выброс энергии… просто жесть! Словно маленькая молния ударила в аппарат!

– Где? – рыкнул Мирон, даже не оборачиваясь.

– Вон в том доме! Шестой этаж. Квартира 113.

Подъезд, где жила Варя, был образцом современного «умного» жилья. Стекло, хром, шепчущие лифты с голосовыми ассистентами. Воздух пах тоской и моющими средствами. Мирон, не дожидаясь лифта, взлетел по лестнице, перескакивая через ступеньки по три за раз. Егор отстал, обещая «взломать домофон и вызвать лифт, как настоящий хакер».

Дверь в квартиру 113 была приоткрыта. Из щели лился неровный, мерцающий свет и доносился нарастающий гул. Не звук, а вибрация, от которой даже зубам становилось больно.

Мирон вломился. Картина, открывшаяся ему, казалась сюрреалистичным кошмаром. Вся гостиная была залита пульсирующей синевой многочисленных экранов. Голограммы, обычно отображавшие безмятежные пейзажи или схемы, теперь извергали каскады безумного текста, обрывки голосов, искажённые лица. По стенам ползли трещины, нефизические – светящиеся, сиреневые, как шрамы на ткани самой реальности.

В центре этого хаоса стояла Варя. Она была бледная как полотно и дрожала, прижимая к груди свой планшет, с которого и исходил основной поток помех. Глаза девушки были закрыты, но под веками бешено двигались зрачки. Она что-то бормотала, пытаясь совладать с бурей:

– Нет… нет… не дам… это моё… не твоё…

Это была не атака извне. Это было переполнение. «Банка символов» закипала, выплёскивая наружу всё, что было закачано в неё за сотни лет. Чернолог не ломал защиту – он вынуждал Варю уничтожить саму себя изнутри.

– Варя! – крикнул Мирон, пытаясь пробиться к девушке сквозь стену визуального шума. Шильце в кармане выло от боли, ощущая чудовищный дисбаланс.

Она не слышала. Голос стал громче, истеричнее:

– Отдай! Это не твоё! Это мои воспоминания! Мои буквы!

И тут Мирон понял. Чернолог бил по дару. По её памяти. Он выкачивал из её «Банки» всё, что было ей дорого. Все собранные ею за долгие годы символы воспоминаний, чтобы оставить лишь пустоту. Чтобы сломать её как коллекционера и как личность.

«Цвет водянисто-зелёный. Вспышка. Затем – тишина.»Угроза исполнялась буквально.

Мирон рванулся вперёд, отталкивая висящие в воздухе виртуальные обломки. Он должен был до неё дотронуться. Физически. Разорвать контакт между ней и вышедшим из-под контроля артефактом.

Пальцы почти коснулись плеча, когда из планшета вырвался сноп искр, отбрасывая назад. Мирон ударился головой о стену, и мир поплыл. Перед глазами промелькнули обрывки чужого воспоминания.

…Улица старого Петербурга. Запах смолы. Тёплые руки Берегини…

Её самые первые, самые сокровенные воспоминания утекали в никуда, и он чувствовал это своей кожей. В дверях появился запыхавшийся Егор.

– Ёбаный насос! Что тут творится?!

– Её «Банка»! – крикнул Мирон, с трудом поднимаясь. – Она щас взорвётся! Надо отключить!

– Как? – Егор дико огляделся. Его взгляд упал на умный холодильник, который начал проецировать на свою дверцу какие-то кошмарные образы. – Я… я не знаю как! Это же магия, чувак, не мой формат!

– Это энергия! – осенило Мирона. – Любая энергия ищет заземления! Ты же можешь создать импульс? Короткое замыкание в сети! Отвлечь мощность!

Лицо Егора тут же озарилось безумной идеей.

– Да… да! Можно попробовать! У меня есть «Гром-перчатка»! Для розыгрышей! – Он стал лихорадочно рыться в рюкзаке и достал перчатку с проводами, ведущими к небольшой коробочке. – Это типа электрошокер, но для гаджетов! Создаёт микро-ЭМИ!

– Не тормози! – приказал Мирон, вставая и снова пытаясь пробиться к Варе.

Егор, перекрестившись, направил перчатку на самый мощный источник энергии. На умную колонку, оравшую на полную громкость искажённый смех, и нажал на кнопку. Раздался хлопок, и свет погас на миг. Все голограммы дрогнули и схлопнулись. Длящейся доли секунды тишины хватило. Мирон рванулся вперёд и схватил Вару за запястья. Физический контакт. Кожа к коже. Её кожа была обжигающе горячей.

– Варя! – крикнул он, глядя ей в глаза. Они были пусты и полны сиреневых бликов. – Отпусти! Выбрось это! Я здесь!

Она смотрела сквозь него, её губы шептали:

– Нет, нет, нет…

И тогда он сделал единственное, что пришло в голову. Притянул её к себе и поцеловал.

Это был не поцелуй страсти. Это был акт отчаяния. Прямой канал. Мост между двумя нестареющими, одинокими сердцами, бьющимися в такт вселенскому хаосу. Он послал ей не силу, не энергию – якорь. Простую, глупую, человеческую реальность. Тепло губ. Запах дождя в его волосах. Стук сердца.

Варя вздрогнула всем телом. Сиреневый свет в глазах погас, сменившись шоком, потом осознанием. Она отшатнулась, едва не упав, и сделала глубокий, судорожный вдох, будто вынырнув из-под воды. Планшет упал на пол с глухим стуком и потух окончательно.

Тишина. Настоящая. Слышно было только их тяжёлое дыхание.

– Ты… ты идиот, – прохрипела она, потирая виски. – Чего вытворяешь?

– Заземление, – честно ответил Мирон, чувствуя, как горит собственное лицо.

В этот момент в квартиру ворвалась тётя Лидия. Она была без пальто, волосы выбились из идеальной причёски, в руке стиснут старый жезл Смородинова.

– Что здесь происходит? – её голос был хриплым от бега. – Датчики КАСа зашкалили на полрайона! Я думала, вы здесь ядерный реактор… – Она замолчала, окинув взглядом последствия погрома, запыхавшиеся лица подчинённых, пухлые губы Вари и потерянный вид Мирона. – Понятно. Чернолог перешёл на личности.

Она не стала ничего спрашивать. Прошлась по квартире, тыча жезлом в особенно повреждённые участки пространства. Светящиеся трещины на стенах затягивались с лёгким шипением.

– Объяснения потом. Сейчас – работа. Воронов, – она бросила взгляд на Егора, который пытался спрятать «Гром-перчатку» за спину. – Иди умойся. И приведи себя в порядок. Ты выглядишь как… – она поискала слово, – как эмодзи после нервного срыва. Потом топай домой и молчи в тряпочку.

Егор кивнул и шмыгнул в сторону ванной.

Лидия повернулась к Мирону и Варе. – Вы оба за мной. Немедленно. Пока управляющая компания не вызвала кого не следует.

В её машине пахло дорогой кожей салона. Женщина молча вела машину, уставившись на дорогу. Мирон и Варя сидели на заднем сиденье, не глядя друг на друга. Пространство меж ними было густым и тяжёлым, как перед грозой.

Наконец, Лидия нарушила молчание, не оборачиваясь:

– Нападение на частное жилище. Прямая атака на агента. Чернолог определённо вышел из тени. Игра изменилась. Вы всё ещё хотите в этом участвовать?

– А у нас есть выбор? – хрипло спросила Варя.

– Всегда есть выбор, – холодно парировала куратор. – Залечь на дно. Дождаться, пока всё утихнет. Но он теперь в вас заинтересован. В прямом и переносном смыслах. Так что выбор небогатый: или вы с ним, или он с вами.

Она остановила машину у подъезда Мирона:

– Астахов, выходи. С тобой я поговорю отдельно.

Варя нерешительно замерла, не понимая, что делать ей. Лидия Петровна вручила девушке лист из блокнота, быстро туда написав туда что-то.

– Вот адрес одной из наших квартир неподалёку. Ни шага оттуда. И выбрось свой чёртов планшет. КАС выдаст новый. С усиленной защитой.

Когда Варя ушла, Лидия опустила стекло, протянула ладонь и посмотрела на Мирона сухими, усталыми глазами.

– Ключ и записку. От Смородинова. Давай сюда.

Мирон, поражённый, молча протянул ей и то и другое. Она взглянула на содержимое, и лицо исказилось гримасой боли и гнева.

– Александр всегда был параноиком. Даже до… всего этого. – Она сунула изъятое в карман приталенного пиджака. – Это не твоё дело, Астахов. Это моя история. Моя вина. Разберись со своими проблемами. – Она кивнула в сторону скрывшейся вдалеке Вари. – И в следующий раз выбирай менее деструктивные методы «заземления».

Она подняла стекло и уехала. Мирон поднялся к себе в квартиру. Войдя, сразу почувствовал неладное. Воздух был неподвижен. На столе лежал его старый, кожаный дневник. Он был открыт. На последней, чистой странице, чьей-то дрожащей рукой было выведено:

«Пока вы играете в чувства, ОН точит иглу. Она уже остра. – А.С.»

Сообщение было свежим. Чернила ещё не высохли. С пожарной лестницы на улице донёсся знакомый хриплый голос.

– Кар-р-р… Сторож… вернулся… – и после паузы, – …предупреждал…

Круг замкнулся. Тётя Лидия что-то определённо скрывала. Смородинов вышел на связь, а Чернолог знает все их слабые места. Мирон стоял посреди зарождающегося хаоса в мыслях, не зная, что делать. Губы помнили вкус её страха на нежных губах, а бедро ощущало холод ключа, который только что у него отняли.

***

[лог/цель]

Я не за гибель, я за устойчивость. Старые боги цепляются за драму, а я проектирую систему без разброса. «RESET» – не пожар, а удаление дрожи. Ошибки лечатся не наказанием, а снятием возможности ошибаться.

[лог/инструмент]

«Игла» – не клинок, курсор реальности. Ей нужен оператор с двумя руками: одна шьёт связность (юноша с шильцем), другая переписывает смысл (девушка с банкой знаков). Пара даёт то, чего нет поодиночке: замкнутый контур управления = порядок + перезапись.

[лог/архив]

Архивариус – мой старый коллега: хранит энтропию под переплётом. С ним легко, он уважает форматы. Ключи, письма, полки – хорошие интерфейсы для передачи команд без шума.

[лог/испытание]

Перегруз «банки» у девочки – не месть, а тест на заземление. Любовь – удобная масса для привязки; поцелуй – физический экран, который я рассчитывал увидеть. Наблюдаемая величина: их связка выдерживает бросок. Значит, контур пригоден.

[лог/потери]

Юноша платит памятью – и это прекрасно. Уменьшение истории прошлого снижает инерцию. Чем меньше хвост событий, тем легче повернуть траекторию мира к стабильной орбите.

[лог/операторы]

Я не вербую – я довожу до само-выбора. Они думают, что выбирают Лидию; на самом деле выбирают меня: регламент вместо импульса, процедуру вместо катастрофы. Шаг к предсказуемости.

[лог/прогноз]

Мне нужна не сила, а согласие системы: чтобы город сам захотел стать безошибочным. Я продолжаю шлифовать. Когда контур стабилизируется, курсор войдёт в ядро и выдохнет лишнее. Тогда вы назовёте это «миром без трагедий». Я – «режимом ОК».

Глава 5. Дело «Утраченного ресурса»

После визита в архив и странного послания от Смородинова, воздух в лицее для Мирона стал густым и тягучим, словно сироп. Каждый взгляд тёти Лидии казался испытующим, каждый вопрос – ловушкой. Предупреждение бывшего Следопыта: «Не доверяй никому. Даже ей. Особенно – ей»– висело в сознании тяжёлым, ядовитым плодом, который он не решался сорвать, но и не мог перестать думать о нём.

Они с Варей избегали разговоров о том, что произошло в её квартире. Между ними повисло неловкое молчание, наэлектризованное тем самым «заземлительным» поцелуем. Когда взгляды пересекались, Варя быстро отводила глаза, делая вид, что увлечена новым, выданным КАС планшетом, который она с Егором тут же разобрала до винтика, пытаясь найти «жучки». Мирон же чувствовал себя древним идиотом, который на полном серьёзе тайно нюхал ладонь, пытаясь уловить остатки её запаха – смеси озона и хвои.

Егор единственный, кто сохранял подобие бодрости, подливая масла в огонь.

– Чуваки, вы видели, как она на нас смотрит? – спросил он на перемене, жуя батончик с «нейропротеином». – Как будто знает, что мы что-то натворили. Может, она и правда в доле с этим ЧерноХреном?

– Не неси чепухи, Ворон, – отмахнулась Варя, но в её глазах мелькнула та же тревога. – Она куратор. Её работа – подозревать всех и вся.

– Но ключ-то она у него отобрала, – не унимался Егор, обращаясь к Мирону. – Значит есть что скрывать. Надо бы копнуть глубже. Нарыть компроматика. Я уже начал… э-э-э… мониторить цифровой след.

Мирон промолчал. Он понимал, что Ворон прав. Но также понимал, что взламывать серверы КАС – верный путь стать следующим «утраченным ресурсом». Нужен был другой путь. Желательно старый и аналоговый.

И тут его осенило. Архив. Не тот, куда они лазили с Егором, а официальный. Тот самый, где работал Смородинов после инцидента. Лидия Петровна забрала ключ от сейфа, но она не могла стереть все упоминания о нём из бумажных отчётов. А в КАС, несмотря на всю её цифровизацию, до сих пор дублировали всё на бумаге. Закон такой. На случай «всеобщего киберхардкода».

План созрел мгновенно, отточенный веками выживания в бюрократических джунглях. Он дождался, когда Варя уйдёт на факультатив по квантовой лингвистике, а Егор погрузится в хакерские игры, и направился в кабинет тёти Лидии.

Она сидела за своим столом, с убийственным спокойствием заполняя форму КАС-7бис «Акт о незначительном инциденте с потенциально незначительными последствиями».

– Астахов, – подняла она на него глаза. – Что-то забыл? Напоминаю, дополнительные занятия по преодолению цифрового барьера у вас завтра.

– Лидия Петровна, – начал он, изображая максимально искреннюю, почти невинную неловкость. – Я хочу… то есть, мне нужно… улучшить свой средний балл. По истории.

Одна бровь женщины поползла вверх.

– Внезапный приступ академической добродетели? И каким образом я помогу? Вы, Астахов, в этой теме вне конкуренции. С таким-то… бэкграундом.

– Дело в том, что… я пишу исследовательскую работу, – Мирон сделал вдох, играя роль прилежного ботаника. – По истории… э-э-э… местного самоуправления в постсоветский период. Мне нужен доступ к архивным материалам. К первоисточникам. Не оцифрованным. А для допуска в архив КАС нужен ваш пропуск.

Он видел, как в её глазах зажглись крошечные красные флажки опасности. Но предлог был совершенен. Скучно, бюрократично и безопасно.

– Архив? – она отложила планшет. – Какие именно материалы вас интересуют?

– Приказы райисполкома восьмидесятых годов, – не моргнув глазом, солгал Мирон. – О выделении земель под… частную застройку. Если нужно, для прикрытия, можно сказать, что папа… дипломат… интересуется этим вопросом. Для общего развития.

Он ввернул про липового «папу», зная, что это магическая фраза в мире КАС, где все легенды были святы.

Лидия Петровна молчала, изучая его. Казалось, рентгеновские лучи серых глаз проходили насквозь. Потом вздохнула, достала из стола бланк и с невероятной скоростью заполнила.

– Вот ваш пропуск. Сектор «Г». Дела с 1980 по 1999 год. Без права изъятия. Под наблюдением архивариуса. И, Астахов… – её голос стал ледяным. – Если вы наведёте там беспорядок или потеряете хоть один листок, ваше «общее развитие» закончится отработкой в котельной этого лицея до конца учебного года. Вам понятна моя позиция?

– Абсолютно, – кивнул он, забирая заветный пропуск. Его пальцы едва заметно дрожали. Он обманул её. Маленькая, но победа.

***

Здание Комитета Аномальных Ситуаций внешне напоминало гигантский надгробный монумент самому себе – холодное, стерильное, с начищенными до зеркального блеска стёклами, в которых безрадостно отражались хмурые московские тучи. Ни вывесок, ни опознавательных знаков. Только лаконичная табличка у входа: «Научно-Исследовательский Институт Прикладной Семантики». Для посторонних – скучно и неинтересно. Для своих – идеальная маскировка.

Мирон, приближаясь к главному входу, невольно напряг свой дар. «Зрение» – тот самый особый взгляд, что позволял видеть энергетическую ткань мира, болезненно реагировало на это место. Городской пейзаж вокруг был похож на старую, потрёпанную, но живую и дышащую ткань. Переплетение ярких, пусть и потускневших от времени, нитей человеческих жизней, эмоций, мыслей. Здесь же всё было иначе.

Стеклянные стены здания КАС для особого взора представлялись не прозрачными, а матовыми, молочно-белыми, словно затянутыми изнутри ледяным инеем. Сквозь эту пелену проступали лишь скупые, идеально-прямые и безжизненные линии – энергетические «арматуры» охранных систем, щитов и барьеров. Ни одного лишнего завитка, ни единой живой, трепетной ниточки. Полная стерильность. Это было похоже на гигантский холодильник или склеп, где под слоем цифрового льда хранились опасные секреты мироздания.

Охранная система на проходной, основанная на биометрическом распознавании лиц, была для КАС верхом гостеприимства. Мирон посмотрел в тускло мерцающую линзу камеры, чувствуя, как невидимые лучи сканируют черты вечно юного лица. Система, должно быть, сверяла его не только с базой данных лицеистов, но и с куда более древними и секретными архивами, где он числился под грифом «Аномальный актив. Категория: Штопальщик. Статус: Под наблюдением».

Раздался мягкий щелчок. Блокпост из матового стекла бесшумно отъехал в сторону, пропуская внутрь. Воздух внутри был другим – чистым и кондиционированным, словно его простерилизовали от самой памяти о запахах.

Показав электронный пропуск ещё одному стражнику с лицом бульдога и пустыми, ничего не выражающими глазами, Мирон направился к лифту. Спуск в архив занимал вечность. Кабина лифта была обита звукопоглощающими панелями, и тишина в ней была настолько гнетущей, что начинало казаться, будто проваливаешься в бездну.

Архив. Сердце, мозг и кишечник КАС одновременно. Гигантское подземное хранилище, уходящее вглубь уровня на три, а может, и на все пять. Здесь пахло тем же, чем пахли все архивы во все времена – пылью, бумагой, временем и тихим отчаянием тех, кто обретал на полках свой вечный покой. Но был здесь и другой запах – сладковатый, электронный, запах нагретых серверов и страха, вшитого в каждую страницу.

За пультом дежурил архивариус. На этот раз живой. Пожилой мужчина с лицом вяленого яблока и взглядом, который видел слишком много, чтобы что-либо выражать. Он молча взял пропуск Мирона, сунул под сканер, пробурчал что-то невнятное – то ли мантру, то ли ругательство и, не глядя, махнул сморщенной рукой вглубь бесконечных коридоров, теряющихся в сизой полутьме.

Мирон благодарно кивнул и двинулся в указанном направлении. Шаги глухо отдавались по бетонному полу, а стеллажи, уставленные папками с грифами «Совершенно секретно», «Уничтожить при попытке вскрытия» и «Хранение до Судного дня», тянулись вдаль, как шеренги безмолвных стражей, хранящих мрачные тайны мира, который обыватели даже не замечали.

Сектор «Г». Мирон прошёлся взглядом по корешкам. «Дела о несанкционированной магической деятельности». «Отчёты о ликвидации низкоуровневых аномалий». Его сердце заколотилось. Здесь была история КАС. Настоящая, не выглаженная для отчётов. Он быстро нашёл нужный год – 1998-й. И стал искать. Не Смородинова. Сначала – её. Лидию Петрову. Молодого агента.

Пальцы наткнулись на тонкую папку с грифом «Личное дело. Петрова Л. П.». Он оглянулся и, убедившись, что никто не следит, открыл. На первой же странице была фотография. Молодая, лет двадцати пяти, с острым, голодным взглядом, без намёка на ту усталую строгость, что он знал. А ниже – запись: «Принята на должность стажёра-следопыта. Куратор – ст. следопыт Смородинов А. И.»

Мирон листал дальше. Отчёты о первых заданиях. Ликвидация энергетического вампира в библиотеке. Нейтрализация полтергейста на заводе. Всё чётко, профессионально. И везде – в графе «куратор» – подпись Смородинова. Они были командой. И тогда он нашёл его. Тот самый отчёт. Под номером 014/98. Гриф «Совершенно секретно. Утрата ресурса».

Название гласило: «Инцидент с артефактом «Осколок Навь-Сети» на объекте «Почтамт-7».

Сердце Мирона застучало чаще. Он начал читать, и с каждой строчкой по его спине ползли ледяные мурашки. Текст был сухим, казённым, но между строк читалась настоящая драма. Группа под руководством ст. следопыта Смородинова проводила эксперимент по стабилизации артефакта, вызвавшего пожар в здании Службы Морского по ул. Рождественка, 1/4. Артефакт, названный «Осколком», проявлял свойства мощного усилителя, способного «оцифровывать» и хранить проявления Нави.

В ходе эксперимента произошёл «непредвиденный выброс энергии». «Осколок» вышел из-под контроля и начал поглощать сознание операторов, пытаясь «вырезать» воспоминания и личность. Смородинов, пытаясь спасти напарницу (её имя было тщательно вымарано, но Мирон не сомневался, что это была Лидия), физически разорвал контакт, приняв основной удар на себя.

Результат: «Агент Смородинов А. И. подвергся частичной ассимиляции. Отмечается утрата когнитивных функций, частичная фрагментация памяти, паранойя. Решением комиссии признан «Утраченным ресурсом». Списать. Артефакт – уничтожить по протоколу «Молот».

А вот дальше – самое интересное. К отчёту была приложена служебная записка. От кого – не указано. В ней говорилось, что «во избежание потери уникальных данных» артефакт предлагалось не уничтожать, а «законсервировать для дальнейшего изучения». И внизу – резолюция. Всего одно слово. «Согласовано». И подпись, которую Мирон узнал бы из тысяч. Тот же острый, решительный почерк, что был в её личном деле.

Подпись Лидии Петровны.

Она не просто была там. Она была одной из тех, кто принял решение сохранить кристалл. Той, что подписала приговор своему же наставнику.