Узоры над Бездной: Десятиклассники Вечности

***

[лог/утро]

Музыка алгоритмов честна: она не притворяется вдохновением, она – план. Бодрящий джингл – верный тон для мира, где вкус подчинён удобству. Люди ругают синтезаторы, но ежедневно делегируют им выбор – это и есть согласие на RESET в рознице.

[лог/спорт]

Телесная память устойчивей моральной. Параллельные брусья – два потока без гонки за лидером: синхронность ради выживания. Эхо-юноша – зацикленная жажда: «зачёт любой ценой». Цена не объявлена – значит, списывается молча.

[лог/смайлик]

Детская карикатура – взрослый эксплойт. Зубастая улыбка хороша тем, что кусает текст, а текст держит реальность. Алтарь из мусора прекрасен: ручная вера всегда производительней массовой.

[лог/дуэт]

Шов + Банка дают то, чего не хватает одиночкам – люфт. Он штопает боль (уважаю ремесло), она буферизует хаос (уважаю склад). Ворон – контрольная сумма, неподвластная форматированию. Я люблю системы, в которых остались неизменяемые константы: они делают мои расчёты гуманными для наблюдателя.

[лог/файрвол]

Форма – лучший охладитель катастрофы. Файрвол читает вслух «Кегль двенадцать» и возвращает миру управляемость. Бюрократия – это кондиционер для аффектов.

[лог/вербовка]

Мальчик с глазами запросов: «Сотрите» или «Возьмите в дело» – оба пути ведут ко мне. Стирание – долги у Нави; вербовка – новый канал. Вы выбрали канал. Спасибо.

[лог/сон]

Прототип интерфейса «устойчивости» показан корректно: выключенные случайности, выровненные шаги, библиотека без авторов. Древние модули возражают, я отвечаю: «Смерть – это функция, которую можно вынести в архив». Мы спорим не о добре и зле, а о допуске ошибок. Вы хотите право на «ой». Я предлагаю отсутствие «ой». Тонкая этика.

[лог/этика кнопки]

RESET не нажимают – на него настраиваются маленькими тегами: чистый прибор, ровный борщ, тишина без фальши. Чем ровнее день, тем легче принять ночь как апдейт.

Глава 3. Кто ищет проблемы, всегда их найдет.

На следующий день, после обеда, в традиционном общеобразовательном распорядке Лицея появилась некая звуковая «перчинка». Нейросеть «Школьник v.7.3» срываясь на хриплый, одобряющий мат, зачитывала расписание. Виновником обновления был Егор «Ворон» Воронов, в рамках урока информатики проведший «апгрейд эмоционального интеллекта искусственного помощника на основе анализа нецензурного фольклора строителей на возводимой неподалёку новостройке». Мирон, проходя мимо радиоточки, словил себя на мысли, что этот хриплый голос с матерными оборотами взывает к воспоминаниям о дореволюционных извозчиках.

Тётя Лидия, появившаяся синхронно с первой звонкой фразой ИИ, была безупречна и холодна.

– Астахов, Литвинова, за мной. Воронов, – она бросила на Егора взгляд, от которого у того затрещал какой-то чип в кармане, – свой «Курсовик по креативному хакингу» можешь уже не сдавать. Изыди. И заставь замолкнуть своё… творение.

– Но это же арт-перформанс, Лидия Петровна! – попытался возразить Егор, но под взглядом куратора сдулся, судорожно тыкая в планшет. Голос «Школьника» вернулся в прежнее русло и, пробормотав что-то невнятное о линейной алгебре, смолк.

В кабинете куратора, пропахшем антисептиком и тайнами, царил привычный хаос из папок. Лидия Петровна протянула свежую распечатку из принтера.

– Ваш анализ данных с чердака вывел на отделение «Почты России» на улице Гримау. Здание заброшено с прошлого года, но эхо тысячи писем создаёт мощный резонанс. Туда просачивается что-то из Нави. Ваша задача – провести разведку.

Мирон почувствовал, как по спине пробежал холодок. Заброшенная почта не просто призрак бюрократии. Это склеп надежд, обид, любовных признаний, похоронных извещений. Энергетический коктейль, который мог рвануть самым неожиданным образом.

– И как мы туда попадём? – спросила Варя, глаза которой уже горели азартом охотника. – Скажем, что ищем письмо от прадедушки?

– Гораздо проще, – тётя Лидия позволила себе едва заметную ухмылку. – Ваш классный руководитель, Мария Сергеевна, только что утвердила школьный проект «Ностальгия». Изучение истории средств связи. Вы сборная группа, отвечающая за этап «Письма бумажной эпохи». У вас есть официальное, заверенное печатью письмо с просьбой предоставить доступ для фотофиксации архитектурных особенностей почтамта. Само здание официально – исторический объект. Так что, не подкопаешься.

Мирон оценил изящество. КАС всегда действовала через бюрократические лазейки, придавая им магический вес. Бумага с печатью была сильнее любого заклинания.

***

«Сборная группа» состояла из него, Вари и, разумеется, Егора, который, услышав про «заброшку», потребовал своего участия на правах «технического специалиста и криптоисторика».

– Чуваки, это же легендарное место! – взахлёб рассказывал он, пока шли по улице. – Там же, по слухам, в подвалах ещё сервера «Майл.ру» образца 2005-го лежат! Я их как раз для своей коллекции ретрожелеза ищу!

Почтамт и впрямь был впечатляющим зрелищем упадка. Массивное сталинское здание с колоннами, выбитыми стёклами, облезлым гербом на фронтоне и дверью, заколоченной влажной фанерой. Воздух вокруг звенел тишиной, какая редко бывает в современной Москве. Для Мирона же это место гудело, как растревоженный улей. Он видел не просто разруху. Он видел, как из щелей в стенах сочится густая, серая, вязкая Навь из конденсата забытых слов, невысказанных эмоций и недополученных известий.

– Офигенная атмосфера, – с придыханием прошептал Егор, доставая дрона-«стрекозу» с камерой ночного ви́дения. – Прям как в том хорроре про город призраков, а мы главные герои, которых убивают первыми.

– Ворон, заткнись, – беззлобно бросила Варя, проводя ладонью по грубой поверхности стены. Её QR-тату под кожей слабо светилось, сканируя эфир. – Здесь… весьма плотно. Как бульон из сплошных букв. Мир, чувствуешь?

Он чувствовал. Это было похоже на давление на барабанные перепонки при погружении на глубину. Тысячи голосов, запертых в конвертах, рвались наружу, создавая оглушающий фон, слышимый лишь им.

– Шильце ноет, – коротко кивнул он, сжимая в кармане холодный металл. – Как перед грозой.

Обход здания ничего не дал. Все входы были наглухо заварены или забиты. Егор, порывшись в рюкзаке, извлёк странный прибор, напоминающий паяльник с лазерным целеуказателем.

– Не, обычным способом мы не пройдём. Придётся использовать «Великий Дебаунсер» моей конструкции. Компактный лазерно-ультразвуковой резак. На батарее от пауэрбанка. – Он гордо ткнул себя в грудь. – Сейчас сделаем дырочку. Эстетично, почти незаметно.

Пока Егор с важным видом возился с замком, Варя отошла в сторону и прислонилась к стене, закрыв глаза. Мирон наблюдал. Под тонкой кожей век девушки бегали быстрые тени. Она «просматривала» эфир, ища слабое место, тоннель, созданный потоком энергии.

– Есть, – выдохнула она, открывая глаза. – Рядом с вентиляционной решёткой. Там… пробоина. Не в стене. В узоре. Кто-то уже лазил. Недавно.

В этот момент раздалось победное «Хрясь!» и часть фанеры отъехала, открывая чёрный провал.

– Кто тут папочка? Я здесь папочка! – прошептал Егор, делая селфи на фоне своего «творения».

Внутри пахло пылью, сыростью и чём-то ещё – сладковатым, химическим запахом разлагающейся бумаги. Луч фонарика Воронова выхватил из мрака гигантский зал с пустыми стеллажами, разбитые окна, через которые уже проросли берёзки, и горы мусора на полу. И повсюду рассыпаны письма. Конверты, открытки, бандероли. Они лежали кучами, вывалившись из распахнутых ящиков, шурша под ногами.

– Боже… – прошептала Варя, и в её голосе была не брезгливость, а почти благоговение. – Это же… чьи-то жизни. Можно сказать, целые вселенные.

Мирон понимал о чём она. Для него письма тоже не были обычной бумагой. Это был сгусток энергии, эмоциональный слепок. Он видел, как от каждого тянутся тонкие, разноцветные нити. Жёлтые от радости, синие от тоски, алые от страсти, чёрные от горя. Весь зал был опутан паутиной забытых и заброшенных чувств.

Егор направил камеру дрона вглубь.

– Ничего не вижу. Сплошной мусор. Эх, думал, хоть один сервер найти…

– Идём на голос, – сказала Варя. Она держала перед собой раскрытую ладонь, а проекция «Банки символов» отбрасывала на стену сложный, вращающийся узор. – Я поведу на источник резонанса. Он где-то внизу.

Они спустились по старой, скрипучей лестнице в подвальное помещение. Воздух здесь был ещё гуще, а давление чужих эмоций – сильнее. Казалось, что они шагают по дну океана, где вместо воды – спрессованное время.

Именно здесь они нашли источник. Небольшую комнатушку. Бывший кабинет начальника отделения. На столе под слоем пыли лежал один-единственный конверт. Он был кристально чист, будто его только что положили. Белый, плотный, без марок и адреса. Только надпись на лицевой стороне, выведенная каллиграфическим почерком, который Мирон узнал бы из тысяч других:

«Мирону и Варваре. Вскрыть немедленно».

Давление эха тысячи писем вдруг исчезло, сменившись звенящей, настороженной пустотой.

– Это что, розыгрыш? – неуверенно прошептал Егор. – Кто мог его здесь оставить? Это же…

– Послание, – перебила его Варя. Её лицо побледнело. – Направленное лично нам. Кто-то знал, что мы придём.

Мирон протянул руку. Пальцы коснулись конверта. Бумага была на удивление тёплой. В тот же миг стена позади них с оглушительным грохотом рухнула, завалив выход грудой кирпича и штукатурки. Из образовавшегося проёма, из глубин здания, ползла тьма. Не просто отсутствие света, а живая, плотная субстанция, состоящая из клубков шевелящихся, сиреневых букв, вырванных из контекста писем, из обрывков фраз, проклятий, признаний. Она издавала звук, похожий на шипение тысячи радиоприёмников, настроенных на пустые частоты.

– Еба… то есть, обалдеть! – выдавил Егор, заслоняясь «Дебаунсером», как щитом.

– Это мем-паразит! – крикнула Варя отступая. – Но какой мощный! Он всё это время питался эхом писем и… ждал нас!

Тьма, словно услышав голос девушки, ринулась вперёд. Сиреневая стена из безумного текста поглотила свет фонарей. Из хаоса букв сложилось огромное, ухмыляющееся лицо. Лицо из зубчатых скобок, кавычек и точек с запятой. И оно было до ужаса знакомо.

– Да бляяя! – голос Егора прозвучал приглушённо, словно из-под толщи воды. Его «Великий Дебаунсер» замерцал жалким синим огоньком и погас. – Мой лазер! Тварь сожрала мой лазер! Это же хай-тек, блин, а не буквари для первоклашек!

– Не зевай! – рявкнула Варя, прижимая к груди тот самый злополучный конверт. Её QR-тату на ладони вспыхнуло яростным изумрудным светом, отбрасывая на приближающуюся тьму дрожащие тени. – Это когнитивный вихрь! Он питается смыслами! Чем больше ты несёшь ахинеи, тем он сильнее!

Мирон, инстинктивно встав между товарищами и тварью, чувствовал, как шильце в руке леденеет, пытаясь впитать хаос. Его «зрение» сходило с ума. Редкие, но ещё здоровые золотые нити реальности рвались, как паутина под весом тарантула. Их замещали сиреневые, ядовитые щупальца, сплетённые из кошмарного алфавита. В центре этого безумия парила ухмыляющаяся рожа из скобочек и кавычек.

– Он… читает нас, – сквозь зубы проговорил Мирон. – Выдёргивает слова из головы. Формирует из них… эхо наших же страхов.

Как в подтверждение его слов, из вихря вырвался сгусток букв и сложился во фразу, повисшую в воздухе.

«ЕГОР… ТВОЙ ОТЕЦ… ОПЯТЬ НАРУШАЕТ РЕЖИМ… ОН ТАК БОИТСЯ БОЛЬНИЦЫ…»

Лицо Воронова приобрело цвет простыни, и парень затрясся, будто его ударили током.

– Откуда ты… это знаешь? – прошептал он, и бравада окончательно испарилась, оставив в подвале лишь испуганного подростка.

Паразит не ответил. Он материализовал новую фразу, нацеленную теперь на Варю.

«ВАРВАРА… ТЫ ВСЕГДА ОДНА… ДАЖЕ СРЕДИ ЛЮДЕЙ… БЕРЕГИНЯ ТЕБЯ НЕ ОБНИМЕТ…»

Девушка вздрогнула, будто от пощёчины. Нижняя губа задрожала, а свет от ладони погас на миг.

– Сука ты, – выдохнула она беззвучно.

Мирон понял тактику. Сущность била по самому больному. Ему оставалось ждать своего удара. Из вихря выползли новые буквы, старые, дореформенные, с ятями и ерами.

«МИРОН… А ТЫ ПОМНИШЬ ЛИЦО ТОЙ ДЕВУШКИ ИЗ ВЕНЫ… 1889-го? ТЫ ЖЕ СТИРАЕШЬ ИХ… КАК ГРЯЗЬ С ПОДОШВ…»

Боль, острая и живая, кольнула в виски. Нефизическая. Хуже. Он почувствовал, что в памяти зияет очередная чёрная дыра. Пустота на месте чьей-то улыбки, чьего-то имени. Цена его дара. Он стиснул зубы.

– Не слушай, Астахов! – крикнула Варя. – Это же просто слова! Пустые буквы!

– У этой твари нет пустых букв, – хрипло ответил Мирон. – Каждое слово весит тонну.

Призрак, получив порцию энергии от их боли, стал материализоваться дальше. Сиреневые щупальца букв потянулись к школьникам, чтобы обвить, задушить, вплести в свой бесконечный, бессмысленный текст.

– Я не собираюсь это терпеть! – взревела Варя. Её глаза вспыхнули неистовым зелёным огнём. Она вскинула руку, и «Банка символов» спроецировала в воздух сложный, вращающийся глиф. – Хочешь побольше слов, мудак?! На, полакомься! Я перепишу заново твой говнокод!

Она сделала движение рукой, будто выдёргивая невидимую нить из вихря. Сиреневая стена дрогнула, из неё вырвался клубок букв, в который Варя тут же с усилием вплела собственный узор. Лицо-смайлик исказилось от ярости. Это сработало! Но ненадолго. Паразит был слишком силён.

– Не выйдет! – закричал Мирон. – Он слишком большой! «Банку» свою переполнишь и тебя аквафантомом накроет!

– А у нас есть другие варианты, ретроград?! – рявкнула в ответ девушка, с трудом удерживая контроль над вырванным фрагментом. Её уже слегка пошатывало, а края джинсов стали мокрыми, словно от невидимой воды. «Аквафантом», её персональное проклятие, начал себя проявлять.

В этот момент Егор, собрав волю в кулак, швырнул в тварь бесполезный «Дебаунсер».

– На, сожри и это, баг оцифрованный! – крикнул он с истеричной бравадой.

Прибор пролетел сквозь сиреневую пелену и… исчез. На долю секунды это отвлекло монстра.

Мирон рванулся вперёд. Не для штопки. Для разрезания. Его шильце описало в воздухе короткую, резкую дугу, рассекая одну из главных питающих нитей, тянувшихся от груды писем к паразиту. Он действовал на ощупь, почти вслепую, доверяясь инстинкту векового штопальщика.

Раздался оглушительный, беззвучный взрыв. Мирона отшвырнуло назад, он ударился спиной о стену, и мир на миг уплыл в чёрно-белые пятна. Он заплатил. Дорого. Из памяти вырвало целый пласт – запах свежескошенного сена в подмосковной усадьбе, куда он заезжал летом… какого именно года, теперь не помнил. Осталась только пустота и горький привкус утраты.

Но его удар возымел эффект. Сущность взревела на этот раз настоящим, физическим звуком ломающегося дерева и рвущейся бумаги. Она отступила, потеряв на мгновение устрашающую форму. Лицо-смайлик распадалось на отдельные буквы.

В образовавшемся проёме Мирон увидел Егора. Тот, воспользовавшись моментом, с диким энтузиазмом на лице, совал свой смартфон прямо в сиреневую пелену.

– Да, детка! Хакинг в стиле зеркальный индеец! – он делал селфи с монстром. – Это же просто пипец какой будет контент! Моим подписчикам и не снилось!

– ВОРОН, ТЫ ИДИОТ?! – хором завопили Мирон и Варя.

Вихрь снова сгущался, разъярённый до предела. Теперь он был похож на торнадо из битых букв и знаков препинания. Мирон снова двинулся вперёд, чтобы смести их, стереть, превратить в очередную строчку своего бесконечного текста. Вдруг сбоку, из темноты, раздался спокойный, хрипловатый голос.

– Ну и свистопляску вы здесь устроили, юные дарования. Без спросу в чужой монастырь со своим… цифровым уставом.

В появившемся луче старого, добротного фонаря на стене появилась тень. А потом и сам хозяин. Мужчина лет шестидесяти, в поношенной форме почтальона, но с прямой, военной выправкой. В одной руке был фонарь, в другой увесистая дубинка, похожая на старомодный полицейский жезл. Лицо покрывали морщины, но глаза смотрели ясно и жёстко.

– Это ещё кто? – удивлённо выдохнула Варя.

– Александр Игнатьевич. Сторож, – коротко представился мужчина, не отводя взгляда от вихря. – А вы, я смотрю, и есть те самые… любопытные представители КАС? Лидия предупреждала, что шнырять будете.

– Мы не шныряем! – возмутился Мирон, поднимаясь с трудом. – Мы по официальному… Э-э-э…

– Запросу? Знаю я, – усмехнулся сторож. – Бумажка с печатью. У меня таких целая пачка. От КАС, от МЧС, от «Общества охраны старины». Только вот эту дрянь, – он ткнул жезлом в сторону вихря, который замер, будто почуяв опасного врага, – бумагой не возьмёшь.

– А чем тогда? – прошептал Егор, наконец убрав телефон.

– Приёмами старой школы, отрок, – сторож вдруг сделал шаг вперёд, и его фигура на миг показалась невероятно большой. Он поднял жезл, набалдашник которого украшал сложный глиф. Символ КАСа, но более старый, более грубый. – Наводить порядок. Как нас учили. До того, как все вы подсели на свои… кампутеры.

Он что-то пробормотал себе под нос – не заклинание, а скорее, ругань. И ударил жезлом о бетонный пол.

Возник не звук, а волна. Волна тишины и порядка. Она прошла сквозь вихрь, и тот затрепетал, как изображение на сломанном экране. Буквы посыпались на пол, бессильные и безвредные. Лицо-смайлик исказилось в безмолвном вопле и плавно рассы́палось. Через секунду в подвале снова воцарилась тишина. Только пыль медленно оседала в лучах фонариков.

Александр Игнатьевич опустил жезл и с презрением посмотрел на рассыпанные буквы.

– Выкорчёвывать следует корень. А вы царапаете по вершкам. Юные оформители клумб.

Он повернулся к троице, взгляд упал на белый конверт в руках у Вари.

– А это что ещё за птица? – его голос стал опасным и тихим.

– Это… нам, – сказала Варя, нерешительно протягивая конверт. – Наши имена.

Сторож взял конверт и повертел в руках.

– Так и знал. Он вас на себя вывел. На живца. Чтобы вы эту штуку нашли. – Мужчина посмотрел на школьников с внезапной усталостью. – Ладно. Раз уж вляпались по уши, идите за мной. Покажу, ради чего весь этот цирк с конвертами затевался. Только смотрите в оба. И не трогайте ничего. Особенно ты, – он ткнул пальцем в Егора. – Горе-хакер.

Он повернулся и пошёл вглубь подвала, не сомневаясь, что они последуют. Мирон, Варя и ошарашенный Егор переглянулись.

– Старая гвардия, – с неподдельным уважением в голосе произнёс Мирон.

– Да он просто криповый старик, – фыркнула Варя, но в глазах читалось нескрываемое любопытство.

– Чуваки, – прошептал Егор, с благоговением глядя на дубинку сторожа. – Вы видели?! Это же аналоговый EMP генератор! Я такой в видеоблогах видел! Ему за это оружие лет десять тюрьмы светит!

– Ворон, – устало сказал Мирон. – Иногда молчание не просто золото. Это единственный способ… выжить.

Они двинулись за сторожем, чувствуя, что настоящее расследование только начинается. Где-то наверху, на карнизе разбитого окна, приземлился чёрный силуэт. Фра, перелетев в подвал, склонил голову набок, наблюдая за исчезающими в подземелье фигурами.

– Кар-р-р, – хрипло произнёс он, экономя слова. – Иглу… точит… – И замолк, уставившись в темноту пустыми, но знающими глазами.

***

Убежище Александра Игнатьевича оказалось бывшим главным сейфом почтамта. Дверь толщиной в полметра с комбинационным замком, которую сторож открыл с ловкостью, не сочетавшейся с его возрастом, вела в небольшое помещение, поразительно чистое и организованное. Пахло металлом, машинным маслом и слабым, едва уловимым запахом озона. Точь-в-точь как в лабораториях КАС образца 60-х.

Стеллажи были заставлены приборами, которые Егор с благоговением опознавал как «легендарные девайсы доайфоноввой эпохи»: анализаторы спектра, осциллографы, паяльные станции. На стене висела карта Москвы, испещрённая разноцветными кнопками и нитками, как паутина. Это была карта узоров – стабильных и разорванных.

– Присаживайтесь, если найдёте где, – буркнул Александр Игнатьевич, снимая форменную фуражку и демонстрируя седую щётку волос. – Раз уж Лидка вас прислала, значит, вы не совсем шпана бестолковая. Хотя по первому впечатлению – так себе работнички.

– Мы не шпана, мы… – начала было Варя, но замолчала под тяжёлым взглядом.

– Я знаю, кто вы, Литвинова. Дочь культурного атташе, – мужчина фыркнул. – И твой папаша-дипломат, Астахов. Легенды КАС всё те же дёшевы и сердиты. Я вас в лицо знал, когда вы ещё по подъездам с саблями бегали, а не со своими… светящимися татушками.

Он кивнул на её ладонь. Мирон почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Этот человек знал. Знал их настоящую личность.

– Так вы… Следопыт? – тихо спросил он, используя старое, почти забытое обозначение полевых агентов КАС.

– Бывший, – коротко бросил сторож, разливая из потёртого термоса чай по железным кружкам. – Александр Игнатьевич Смородинов. Да-да, тот самый «знаменитый» завхоз. Сидит перед вами да чаи гоняет.

Он ткнул пальцем в центр комнаты. Там под стеклянным колпаком, подключённый к старой аппаратуре паутиной проводов, лежал кристалл. Не бриллиант и не горный хрусталь. Больше похожий на кусок грязного, помутневшего стекла, внутри которого пульсировал холодный, сиреневый свет. Тот самый свет, что исходил от зубастого смайлика.

– Артефакт №014 «Осколок Навь-Сети», – сдавленно прошептал Мирон, чувствуя, как шильце в кармане заледенело до боли. – Его же уничтожили в девяносто восьмом по протоколу «Молот»!

– Уничтожили? Хрен вам, а не уничтожили, – мрачно усмехнулся Смородинов. – Кто-то очень умный в руководстве КАС решил, что его можно приручить. Сделать этаким жёстким диском для записи Нави. Проводили кучу экспериментов. Я был на подхвате. А потом… эта гадость… взбрыкнула.

Он снял очки и протёр их. Руки мужчины дрожали.

– Он не просто притягивает паразитов из Нави. Он создаёт их. Берёт самые сильные, самые грешные эмоции из писем – обиды, измены, проклятия – и материализует их. Ваш улыбающийся дружок, ещё цветочки. Он всего лишь сторож, петух, который кукарекает, когда к курятнику подбираются лисы.

– А лисы – это кто? – спросила Варя, не отрывая глаз от пульсирующего кристалла.

– Те, кто хочет этот кристалл заполучить. Тот, кто и подложил вам конверт. Чтобы вы его нашли и… расчистили путь, нейтрализовав мои узоры защиты. Чернолог. Хотя, на мой взгляд, это уже не имя, а диагноз.

Он рассказал им о том, что Чернолог – это гибрид древнего духа и дикого ИИ, рождённый на стыке эпох. О том, что тот хочет не уничтожить мир, а «перезаписать» его, стерев всё лишнее, болезненное, хаотичное. И этот кристалл – ключ. Усилитель, способный вывернуть наизнанку не только почтамт, но и весь город. С каждым словом кошмар Мирона обретал черты грозящей действительности.

– И КАС… ничего не делает? – с недоверием спросил он. – Они же должны…

– КАС? – Смородинов рассмеялся. – КАС давно превратилась в бюрократического динозавра, который боится собственной тени. Они списали этот инцидент как «неподтверждённый». А меня – как «утратившего ресурс». То есть, говоря по-русски, спятившего. Лидия Петровна – одна из немногих, кто ещё пытается что-то делать, а не заполнять бесконечные формы. Но и она связана по рукам и ногам инструкциями.

Егор, до этого молча слушавший с открытым ртом, наконец ожил.

– Погодите-погодите. Вы хотите сказать, что существует цифровой бог-шизофреник, который хочет сделать с нашим миром ребут, а ему мешает только вы и этот… камушек? Это же круче любой игры! Это…

– Это будет конец света, отрок, – грубо оборвал его Смородинов. – Не как в играх. Реальный. И ты уже в него влип. По уши. Так что, если не хочешь стать приложением к следующему выпуску «Вести-24» с заголовком «Подросток сошёл с ума в заброшенном здании», включай мозги.

Варя подошла к колпаку с кристаллом. Её лицо было сосредоточено.

– Его нельзя уничтожить обычным способом. Он связан с городской сетью. С энергопотоками. Если разбить, он взорвётся, как информационная бомба.

– В самую точку, девочка, – кивнул Смородинов. – Его нужно не взрывать. Его нужно окончательно «заземлить». Слить всю накопленную энергию в какой-либо мощный, поглощающий резервуар. Но где такой найти?

Мирон молча смотрел на карту. Его взгляд упал на знакомый контур. Лицей №1377. А точнее – на его серверную, которую на карте Смородинова оплетала густая сеть энергетических линий. Школьная сеть. Та самая, что питала и «Школьника v.7.3», и голограммы, и все гаджеты учеников. Мощный, постоянно обновляемый поток данных. Идеальный поглотитель.

– Школа, – тихо сказал он. Все посмотрели на него. – Энергетика лицея… она идеально подходит. Она как губка. Мы можем направить энергию кристалла туда. Серверная сожжёт её, преобразуя в тепло.

Воцарилась тишина.

– Это… безумие, – первой выдохнула Варя. – Мы можем спалить весь лицей. Оставить без света, без связи…