Узоры над Бездной: Десятиклассники Вечности

[лог/спорт]

Телесная память устойчивей моральной. Параллельные брусья – два потока без гонки за лидером: синхронность ради выживания. Эхо-юноша – зацикленная жажда: «зачёт любой ценой». Цена не объявлена – значит, списывается молча.

[лог/смайлик]

Детская карикатура – взрослый эксплойт. Зубастая улыбка хороша тем, что кусает текст, а текст держит реальность. Алтарь из мусора прекрасен: ручная вера всегда производительней массовой.

[лог/дуэт]

Шов + Банка дают то, чего не хватает одиночкам – люфт. Он штопает боль (уважаю ремесло), она буферизует хаос (уважаю склад). Ворон – контрольная сумма, неподвластная форматированию. Я люблю системы, в которых остались неизменяемые константы: они делают мои расчёты гуманными для наблюдателя.

[лог/файрвол]

Форма – лучший охладитель катастрофы. Файрвол читает вслух «Кегль двенадцать» и возвращает миру управляемость. Бюрократия – это кондиционер для аффектов.

[лог/вербовка]

Мальчик с глазами запросов: «Сотрите» или «Возьмите в дело» – оба пути ведут ко мне. Стирание – долги у Нави; вербовка – новый канал. Вы выбрали канал. Спасибо.

[лог/сон]

Прототип интерфейса «устойчивости» показан корректно: выключенные случайности, выровненные шаги, библиотека без авторов. Древние модули возражают, я отвечаю: «Смерть – это функция, которую можно вынести в архив». Мы спорим не о добре и зле, а о допуске ошибок. Вы хотите право на «ой». Я предлагаю отсутствие «ой». Тонкая этика.

[лог/этика кнопки]

RESET не нажимают – на него настраиваются маленькими тегами: чистый прибор, ровный борщ, тишина без фальши. Чем ровнее день, тем легче принять ночь как апдейт.

Глава 3. Кто ищет проблемы, всегда их найдет.

На следующий день, после обеда, в традиционном общеобразовательном распорядке Лицея появилась некая звуковая «перчинка». Нейросеть «Школьник v.7.3» срываясь на хриплый, одобряющий мат, зачитывала расписание. Виновником обновления был Егор «Ворон» Воронов, в рамках урока информатики проведший «апгрейд эмоционального интеллекта искусственного помощника на основе анализа нецензурного фольклора строителей на возводимой неподалёку новостройке». Мирон, проходя мимо радиоточки, словил себя на мысли, что этот хриплый голос с матерными оборотами взывает к воспоминаниям о дореволюционных извозчиках.

Тётя Лидия, появившаяся синхронно с первой звонкой фразой ИИ, была безупречна и холодна.

– Астахов, Литвинова, за мной. Воронов, – она бросила на Егора взгляд, от которого у того затрещал какой-то чип в кармане, – свой «Курсовик по креативному хакингу» можешь уже не сдавать. Изыди. И заставь замолкнуть своё… творение.

– Но это же арт-перформанс, Лидия Петровна! – попытался возразить Егор, но под взглядом куратора сдулся, судорожно тыкая в планшет. Голос «Школьника» вернулся в прежнее русло и, пробормотав что-то невнятное о линейной алгебре, смолк.

В кабинете куратора, пропахшем антисептиком и тайнами, царил привычный хаос из папок. Лидия Петровна протянула свежую распечатку из принтера.

– Ваш анализ данных с чердака вывел на отделение «Почты России» на улице Гримау. Здание заброшено с прошлого года, но эхо тысячи писем создаёт мощный резонанс. Туда просачивается что-то из Нави. Ваша задача – провести разведку.

Мирон почувствовал, как по спине пробежал холодок. Заброшенная почта не просто призрак бюрократии. Это склеп надежд, обид, любовных признаний, похоронных извещений. Энергетический коктейль, который мог рвануть самым неожиданным образом.