Узоры над Бездной: Десятиклассники Вечности

Он смотрел на них с надеждой фаната, увидевшего живых легенд-хакеров.

Тётя Лидия, не оборачиваясь, бросила ледяным тоном: – Ученик… Воронов? Отставить. Это не вашего ума дело. Вернитесь в свой класс. Немедленно!

Егор (Ворон) поморщился, но отступил. – Окей, не грузитесь. Но это было чётко! Я вас позже найду!

Тётя Лидия загнала пару в ближайший пустой кабинет – кабинет химии, судя по запаху реактивов и голограммам молекул, лениво плавающим под потолком. Она закрыла дверь, щёлкнув каким-то миниатюрным девайсом. Мирон почувствовал лёгкое давление в ушах. «Поле тишины».

– Вы оба, – начала куратор без предисловий, – Превысили полномочия. Нарушили протокол конспирации. В первый же день! В присутствии ста тридцати семи свидетелей!

Она ударила костяшками пальцев по столу, рядом с которым стояла банка с мутным раствором. Жидкость внутри колыхнулась. – Объяснение. Предельно краткое. Начинай, Астахов.

Мирон вздохнул.

– Трещина в узоре реальности. Над старым звонком. Направленная на… – он кивнул в сторону Вари. – Угроза разрыва с выбросом деструктивной Нави. Я попытался залатать временно. Не вышло. Источник визга активировал паразита в трещине. Он атаковал… – Мирон снова кивнул на девушку.

– Меня, – холодно добавила Варя. – Я пыталась изолировать источник. Аккуратно. Но паразит оказался сложнее ожидаемого. Видимо, подпитан местным хаосом.

Она не стала упоминать свою мигрень и «аквафантом». – Астахов вмешался грубо, но… эффективно.

Это прозвучало почти комплиментом. Почти. Тётя Лидия смерила их обоих взглядом.

– Трещина. Паразит. – Она произнесла слова как диагноз редкой и неприятной болезни. – И никто не подумал сообщить в КАС? Не подумал дождаться специалистов? Рисковать раскрытием перед… – она с отвращением махнула рукой в сторону двери, – …перед обычными? И своими ресурсами?

Последнее слово она произнесла с особым ударением, глядя на Мирона. Ресурсы. Память.

– Не было времени, Лидия Петровна, – честно сказал Мирон. – Трещина рвалась. Угроза была непосредственной…

Куратор тяжело вздохнула, смерив обоих взглядом, который мог бы испепелить титановую броню.

– Импульсивность! – отрезала она. – Вы оба действуете как порывистые юнцы, а не как агенты со стажем. Астахов, твоё вечное штопанье на живую нитку! А у тебя, Литвинова, назойливая мания перезаписи без учёта последствий!

Женщина взяла себя в руки и выпрямилась.

– Ладно. Что сделано, то сделано. Ущерб локализован. Легенда… пока держится. – она явно гордилась выдумкой про глюк голограммы. – Но это первое и последнее предупреждение. Вы здесь не для геройств, а для наблюдения и корректировки фоновых аномалий. С минимальным вмешательством! Ясно вам?

Они кивнули, синхронно. Мирон – с привычной усталой покорностью, Варя – с едва заметным раздражением. Тётя Лидия открыла свою папку.

– Поскольку вы так рвётесь в бой и уже привлекли к себе излишнее внимание, Астахов, у вас появилось… срочное дополнительное задание.

Она извлекла листок с печатью КАС.

– Расследование источника этой «трещины». Воспользуйтесь тем, что ваше появление в лицее уже вызвало вопросы. Ваша легенда «новичка-дипломата» позволяет проявить чрезмерное любопытство. Направляйтесь в школьный архив. Проверьте все приказы за последний год. Особое внимание – перебоям с электрооборудованием, ремонтным работам в этом крыле, жалобам персонала на «странные звуки». Всё, что может указывать на систематическое ослабление узоров. Форма КАС-7 «Отчёт о фоновых аномалиях» должна быть на моём столе к концу дня. Учителей я предупрежу!

Мирон взял листок. «Архив. Пыль, бумаги, запах старых чернил…» Рай для его внутреннего реставратора и кошмар для его памяти. Любая находка потребует проверки, а проверка – возможно, вмешательства. И новой цены.

– Понял, Лидия Петровна.

– А вы, Литвинова, – тётя Лидия повернулась к Варе, – отправитесь на урок истории. И будете вести себя образцово – показательно. Ваша задача – отвлекать внимание. Пусть все видят вас, безупречную отличницу, и думают, что инцидент исчерпан. Параллельно ведите мониторинг цифрового следа. Школьные чаты, паблики. Ищите аномалии, совпадающие по времени с «трещиной». Отчёт по форме КАС-8 – тоже к концу дня.

Варя скривилась. Роль «приманки» и «образцовой ученицы» явно пришлась ей не по душе. – Я могла бы помочь с…

– Вы могли бы выполнять приказы, – ледяным тоном прервала её тётя Лидия. – Один работает в тени, другой – на виду. Это называется «работа в команде», а не «двойной провал». Всё. Свободны. Астахов, вот ваш разовый пропуск в архив. Не потеряйте.

Она вручила Мирону электронный ключ-карту и выключила поле тишины. Звуки школы снова вернулись в кабинет. Подростки вышли в коридор. Варя бросила на Мирона взгляд, полный досады и зависти.

– Ладно, наслаждайся своей пыльной прогулкой в прошлое, ретроград.

– А ты, своим уроком про постиндустриальное общество, новатор, – парировал Мирон, стараясь, чтобы это звучало как шутка, а не как укол.

Девушка фыркнула и направилась к кабинету истории, чтобы играть свою роль. Мирон же развернулся и пошёл в противоположную сторону – к лестнице, ведущей в подвал. Его первый учебный день начался не с урока, а с погружения в самое сердце бюрократического болота. Как бы ни старался, но теперь, для новых одноклассников Мирон вряд ли останется «середнячком».

***

Лестница в подвал оказалась близкой родственницей десятков подобных, встреченных Мироном за века. Ступени, истёртые до вогнутости тысячами подошв, шаткие перила, пахнущие старой краской и пылью. И этот запах… Запах затхлой бумаги, плесени и чего-то ещё… Слабого, едва уловимого электрического озона, смешанного с привкусом спящей, не тронутой временем Нави. Для обычного человека – просто подвал. Для Мирона – порог в измерение, где время текло медленно и лениво, оседая слоями забытых секретов.

Входная дверь, облачённая в десяток слоёв масляной краски, скрипнула. Воздух внутри был густым, сладковатым и обволакивающим. Стеллажи от пола до потолка вдоль стен забиты папками в синих и серых обложках. Груды старых журналов, сложенные в углу, напоминали курганы неведомой цивилизации. Где-то тикали часы, отмеряя время, которое здесь, казалось, потеряло всякий смысл.

«Рай и ад одновременно,– подумал Мирон, ощущая знакомое щемящее чувство. – Здесь можно отыскать всё и в то же время потерять себя».

«Зубная боль» от трещины стихла, сменившись глухим, равномерным гулом. Фоном спящей, но живой истории этого места. Он включил свет. Длинная, тусклая люминесцентная лампа мигнула и загудела, отбрасывая длинные, тревожные тени.

Задание куратора лежало в кармане, как нудный талончик с номерком. Прошерстить пять лет приказов. Месяцы, недели, дни бюрократической летописи лицея. И это в цифровой век! С чего начать? С того самого звонка, конечно. С инцидентов, связанных с электрооборудованием.

Он нашёл отдел с меткой «Техническое обеспечение. 2020–2027». Полка была высокой. Мирон, без особого энтузиазма, подтянулся на перекладине стеллажа, одним плавным, отработанным движением. Мускулы отозвались легко – вечная юность имела и свои плюсы. Он сгрёб нужную папку и спрыгнул на пол, почти бесшумно. Однако пыль взметнулась в воздух столбом. Мирон чихнул, протёр глаза и… отшатнулся.

На грязном полуподвальном окошке, перед решёткой, сидел ворон. Непростая птица, случайно залетевшая внутрь. Крупный, с сине-чёрным, отливающим сталью оперением и пронзительным, не по-птичьи умным взглядом. Он сидел неподвижно, как изваяние, и смотрел прямо на Мирона.

«Неужели?..»– сердце Мирона ёкнуло. После стольких лет странствий…

Ворон склонил голову набок и каркнул. Звук прозвучал скрипуче, многослойно, будто в нём слились и скрип пергамента, и шум ветра, и шёпот забытых слов.

– Ждал-ждал! – выкрикнул он хрипло, но чётко. – Шильце-молния! Пыль-тоска! Кар-р-р!

Мирон расслабился и улыбнулся. Так и есть. Старый друг. Свидетель. Почтальон, потерявший своего бога. Сколько лет они не виделись? Пятьдесят? Тридцать? После того провала, в 79-м… Он не помнил.

– Фра? – тихо выдохнул Мирон, делая шаг вперёд.

Ворон взъерошил перья, явно довольный тем, что его узнали.

– Старый… старый… кар! – он потряс клювом. – Юнец… вечный… Ага!

Он словно поперхнулся собственными словами и замолчал, уставившись на Мирона, ожидая ответа.

«Лимит?»– Мирон с грустью улыбнулся. Фра всегда был скуп на слова, но часто каждая фраза стоила целого трактата.

– Что ты здесь делаешь, старина? – спросил Мирон, подходя ближе. – Меня ищешь? Или тут тоже что-то штопать придётся?

Фра каркнул ещё раз, но уже без слов – просто констатация факта. Он клюнул в стекло, затем повернулся и указал клювом вглубь архива, к дальнему стеллажу. Потом снова посмотрел на Мирона и скрипуче произнёс, экономя каждое слово: – Иглу… ищут… Берегись… кар! – И снова замолк, исчерпав лимит.

«Иглу?»– Мирон нахмурился. Какая игла? Кощея? При чём тут архив? Он хотел спросить, но Фра уже отвернулся и принялся методично чистить клювом перья на груди, демонстративно игнорируя старого приятеля. Разговор окончен.

След паразита. Надо работать. Мирон вздохнул и открыл папку. Бумаги. Приказы. «О замене ламп освещения в коридоре третьего этажа». «О проведении ежемесячной проверки систем вентиляции». Скука смертная. Он пролистывал страницы, почти не глядя, привыкший к долгой монотонной работе взглядом. Его пальцы скользили по шероховатой бумаге, он почти физически чувствовал слабые вибрации. Одни документы были «чистыми», другие отдавали лёгкой, едва уловимой рябью нестабильности.

Спустя почти час изысканий, он нашёл. Приказ № 147-Э от 14 октября 2024 года. «О замене электронного звонка системы «Школьник v.7.2» в актовом зале на обновлённую модель «Школьник v.7.3» в связи с участившимися сбоями». Подпись: завхоз И. В. Смородинов. Приказ был помечен грифом «Исполнено».

Что-то было не так. Бумага… Бумага под этим приказом была чуть более холодной на ощупь. А когда Мирон провёл подушечкой пальца по подписи завхоза, почувствовал слабый, неприятный статический разряд. «След».

Он перевернул лист. На обороте, в самом низу, почти на полях, был едва заметный рисунок. Не отпечатавшийся с другой стороны. Нарисованный. Простой смайлик. Улыбка до ушей. Но что-то в нём было не так. Линии были неровными, дрожащими, будто нарисованы рукой в состоянии сильного стресса. А вместо глаз – не точки, а два крошечных, кривых зубика. И этот зубастый смайлик смотрел прямо на него.

Мирон почувствовал лёгкий холодок в спине. Он видел уже подобное. Где-то. Не в реальности. В цифровом кошмаре, на заре интернета, может быть? Или… Он сосредоточился. Серо-лисьи глаза сузились. «Жемчужные блики» заиграли в глубине зрачков. Он переключился на Зрение.

Мир архивной комнаты поплыл, уступив место потоку энергетических узоров. Золотые нити порядка на здоровых документах. Серые – на старых, забытых. И на обороте этого приказа… Чёрное, липкое пятно. Маленькое, но ядовитое. Оно пульсировало гнойником, и от него тянулись тончайшие, почти невидимые чёрные нити, уходящие вглубь стеллажа, к другим папкам. «Паразит». Не просто нарисованная картинка. Это был якорь. Символ, впустивший сюда тень. Микроскопическая дверца для Нави.

Его рука потянулась к шильцу. Надо было нейтрализовать. Сжечь этот след. Но это потребовало бы энергии. Цены.

«Всего на секунду, – подумал он. – Просто увидеть, куда ведут нити».

Он усилил концентрацию. Нити стали чётче. Они вели к папке – «Кадровые приказы. 2024». Мирон потянулся к ней, чувствуя, как головная боль нарастает. Ещё немного…

И потерял. Очередной кусочек. Исчезла мелодия, которая вертелась в голове с утра. Какой-то новый поп-хит, который он слышал из наушников Сани в актовом зале. Пропал сам мотив, осталось только смутное ощущение ритма и досадная пустота на его месте. Цена знания.

Парень схватил кадровую папку. Листал быстро. Увольнения, приёмы на работу… Вот он. Приказ об увольнении завхоза И. В. Смородинова. Основание: «…по собственному желанию в связи с переездом к месту жительства родственников». Дата – через неделю после приказа о замене звонка. И в уголке документа – тот же самый, дрожащей рукой нарисованный, зубастый смайлик.

Нити от обоих символов тянулись куда-то вверх, сквозь потолок, в мир над архивом. К источнику. К тому, кто их нарисовал? Или к тому, кто через них подпитывался?

Мирон отпустил Зрение. Комната вернулась в норму, но голова закружилась. Он прислонился к стеллажу, стараясь отдышаться. Фра с окна наблюдал за молча, лишь иногда поводя головой.

«Смородинов. Кто ты такой? И что с тобой случилось?»– думал Мирон, листая кадровое дело. Фотография. Обычное лицо уставшего мужчины средних лет. Резюме скучное. Ничего необычного. Но эти смайлики… Они были как крик. Отпечаток паники. Метастазы некого ужаса, просочившегося в реальность.

Внезапно карман завибрировал. Личный смартфон, выданный КАС для легенды. На экране горело стандартное уведомление от системы «Умный лицей»: «Пропуск занятий зафиксирован. Расписание на завтра обновлено. История, алгебра, физкультура…» Мирон уже хотел его смахнуть, как заметил нечто странное. Буквы в уведомлении слегка дрожали. В конце после списка предметов стояла не точка, а тот самый… зубастый смайлик. Крошечный круг мигал и через секунду исчез, будто и не было.

Мирона бросило в холод. Это было послание. Наблюдают. Знают о его интересе к архиву.

В тот же миг Фра на окне встрепенулся, взъерошил перья и громко, тревожно каркнул – без слов, но с такой интонацией, что стало ясно: «Опасность!»

Мирон сунул приказы в папку, а папку – под мышку. Надо было выбираться. Он бросил взгляд на Фра: – Идёшь?

Ворон презрительно фыркнул (да-да, именно фыркнул, как насмешливый старик) и взмахнул крыльями.

– Следую… кар! – выдохнул он и вылетел в полуоткрытое окно, растворившись в сумеречном небе.

Мирон, выходя из архива, чувствовал себя грабителем, укравшим государственную тайну. В кармане жгло шильце, в голове зияли провалы, а под мышкой он нёс свидетельство того, что история со звонком была далеко не случайной.

Астахов поднялся на первый этаж. Коридоры были пусты – уроки ещё не кончились. Из-за дверей доносились приглушённые голоса учителей, голографические модели крутились под потолками у классов. Он двинулся к выходу, размышляя: «Поделиться находкой, но с… с кем? С тётей Лидией? Та потребует заполнить ещё десяток форм. С Варей?»

Словно по мановению волшебной палочки, дверь кабинета информатики распахнулась, и оттуда вышла она. Варвара Алексеевна Литвинова. Выглядела потрёпанной, но довольной. В руках – планшет, на экране которого бежали строки какого-то сложного, не то чтобы знакомого Мирону кода. На её лице застыло выражение охотника, напавшего на след.

Их взгляды пересеклись Никаких колкостей. Никаких насмешек. Только молчаливое оценивание.

– Ну что? – первой не выдержала Варя, подходя ближе. Её глаза были уставшими, но в них горел азарт. – Нашёл свою… пыльную сказку?

– Ага. Сказку с вампирскими зубками, – хрипло ответил Мирон, доставая папку. Он показал ей приказы. – Смородинов. Завхоз. Установил тот звонок и исчез. Оставив вот это.

Он ткнул пальцем в зубастый смайлик. Варя склонилась, зелёные глаза сузились. В глубине зрачков снова вспыхнули «лампочки-глифы». Она не касалась бумаги, но Мирон видел, как её пальцы слегка подрагивали. Девушка сканировала, читала след.

– Ого, – выдохнула она с каким-то почти профессиональным восхищением. – Какая… мерзость. Примитивная, но цепкая. Цифровой клещ?

Она посмотрела на Мирона:

– А у меня… кое-что получше.

Девушка повернула планшет. На экране был запущен какой-то сложный софт для анализа сетевого трафика. В центре – визуализация школьного чата 10-Б. И одна из строк, выделенная красным, светилась тем самым зубастым смайликом. Сообщение было от анонимного пользователя с ником «Смородин» и гласило: «Скоро всех перезагрузим! :) ». И дата отправки… вчерашний день.

– Он где-то здесь, – тихо сказала Варя. – Вернее, оно. Его след. В сети. Оно не ушло со Смородиновым. Оно осталось. И продолжает расти.

Из-за угла послышались шаги и голоса, уроки заканчивались. Первыми из кабинета истории вывалились Саня и Егор Воронов.

– О! Наш таинственный незнакомец! И всемогущая Варя! – крикнул Саня, указывая на них пальцем. – Чуваки, а как вы разобрались с тем глюком в актовом зале? Или это вы его и устроили? Поэтому новенького на занятиях не было?

Егор толкнул друга локтем, но сам смотрел на Мирона и Варю с таким же, неутолимым любопытством.

– Не грузи одноклассников, Сань. Видно же – люди в теме. Ребята, если нужна помощь с… эм… анализом данных, – он многозначительно посмотрел на Варин планшет, – я к вашим услугам. Я здесь кое-что подкопал по истории ваших семейств… – он таинственно подмигнул.

Мирон и Варя синхронно сделали самые невинные лица, какие только смогли.

– Какие глюки? – сказала Варя, сладко улыбаясь. – Я просто помогаю новичку сориентироваться. У него же отец-дипломат, а у нас тут даже близко не Венгрия.

– Ага, – подхватил Мирон, пряча папку за спину. – Венгерская образовательная система, знаете ли… сильно отличается от вашей. Там, например, нет звонков, орущих как стадо буйволов, и «зубастых смайликов» в сетевом этикете.

Он произнёс это с такой искренней, наивной серьёзностью, что Саня на секунду опешил.

– Чё? Какой смайлик? Ты о чём?

Но Егор смотрел на Мирона с усилившимся интересом.

– «Смайлики с зубками»? Любопытный паттерн, – пробормотал он себе под нос, явно строя какие-то безумные теории. – Окей, не сбавляйте обороты. Последние уроки отменили. Лафа! Увидимся завтра.

Они пошли вдоль по коридору, оставив Мирона и Варю одних.

– Гладко стелешь, – усмехнулась Варя, убирая планшет в рюкзак. – Почти убедительно. Для нафталинового ретрограда.

– Мерси, – сухо парировал Мирон. – А твоя легенда про «помощь новичку» тоже не образец шедевра.

Они снова застыли в неловком молчании. Напряжение первого дня, общая находка, общая угроза – всё это зависло в воздухе между ними.

– Вот же упрямый лось, – Варя вздохнула. – Делиться информацией будем? Или как в сорок девятом, будем прятать находки друг от друга, пока не взорвётся пол-Праги?

Мирон поморщился. Он помнил Прагу смутно. Очень смутно. Очередная цена.

– Делиться, – сказал он. – Но осторожно. Через… определённые, установленные каналы.

– Через скучные отчёты тёти Лидии? – фыркнула Варя. – Скуууучно. Есть идея получше.

Она достала смартфон.

– Гони свой очередной номер. Создам зашифрованный чат. Безлимитный. Без дикпиков, сисек и смайликов. Как ты любишь, – добавила она, заметив его скептический взгляд. – Только текст. И файлы.

Мирон, с трудом вспоминая, как это делается (прокля́тые технологии!), нашёл в аппарате свой номер. Через секунду телефон завибрировал.

Уведомление: «Варварель добавила вас в чат «Штопальщик &Банка».

Первое сообщение: «Тест. Если прочитал, значит, канал работает. Не вздумай ставить смайлики и фотать себя в душе. Это нарушает протокол».

Мирон невольно улыбнулся. «Варварель». Её оперативный псевдоним. Звучало… мило. И опасно.

– Принято, – кивнул он, убирая телефон. – До завтра, Литвинова.

– До завтра, Астахов, – она повернулась к выходу, но на прощанье бросила: – И… спасибо. Там. У звонка. Не ожидала. Что ты рискнёшь.

И ушла, оставив его с пустотой в памяти и со странным, тёплым чувством, которое было куда приятнее, чем холодок шильца в кармане.

Мирон вышел из школы. Воздух был свеж после архивной пыли, но даже здесь, на улице, его не отпускало чувство тяжести. Школьник задержался на ступеньках, глядя, как одноклассники расходятся по домам, косясь на него, считая, что не заметит. Обычная жизнь. Которую Астахов был обязан охранять ценой своих воспоминаний. А почему и кому обязан? Не помнил.

Он медленно зашагал по улице, «зрение узоров» не выключалось, накладывая на привычный городской пейзаж жутковатый второй слой. Голографическая реклама, предлагающая «нейростимуляторы для глубокого сна», мерцала не только яркими цветами, но и болезненными, рваными всполохами синего. Признак того, что рекламный алгоритм подсажен на энергетику человеческой тревоги. Над крышей нового небоскрёба зияла невидимая для обывателей чёрная дыра, куда утекали обрывки цифровых теней. Наверняка кто-то там наверху провёл нелегальный эксперимент по слиянию AI с эгрегором [1] офисных работников.

У киоска «Кофе и Смузи» с «нановитаминами» стайка подростков хохотала, тыча в голопроекцию нового трека. Но Мирон видел, как от их гаджетов тянутся тонкие, липкие нити серого света, опутывая их самих, формируя паутину низкочастотного негатива. Типичный паразит, питающийся подростковой неуверенностью и гормональным нытьём. «Мелочь, – мысленно вздохнул он. – Но если не оборвать, через месяц выдаст настоящую истерику». Рука непроизвольно потянулась к шильцу, но он себя остановил. Цена за штопку этой «мелочи» могла оказаться очередным кусочком его личной истории. Он и так отчётливо чувствовал лёгкое головокружение и пустоту на месте вчерашнего воспоминания о вкусе кофе из венской кофейни.

На перекрёстке беспилотный электробус плавно замер перед пешеходами, но лазерный сканер на мгновение выдал сбой. Не зелёный луч, а короткий, ядовито-фиолетовый импульс, от которого вздрогнула и отпрянула женщина с коляской. Мирон успел поймать взгляд младенца, в глубине детских глаз, ещё чистых от цифрового шума, мелькнул тот самый зубастый смайлик. Ребёнок заплакал. «Зараза повсюду,– с отвращением подумал Мирон. – Просачивается даже в них».

Где-то высоко в небе на фоне белоснежных облаков увидел чёрную точку, кружащую над школой. Фра? Или простая ворона… А если Фра, то наверняка видел всё это безобразие и каркал про себя что-то саркастическое, про «человеческий прогресс».

В кармане снова завибрировал телефон. Обычное push-уведомление новостного агрегатора. «Главные события часа…» Но буквы снова дрожали. В конце после заголовка на долю секунды вспыхнул и погас тот самый зубастый смайлик. Словно подмигивая.

Мирон медленно выдохнул. Он сунул руку в карман, сжал холодное металлическое шильце. Память о потерянных кусочках была горькой. Но дело было сделано. Первая нить найдена.

«Добро пожаловать в улей, Мирон Ильич, – повторил он про себя. – И не вздумай подставиться. Как говорит Вини-Пух, здесь какие-то неправильные пчёлы».

Он направился в сторону дома, готовый к тому, что завтра всё начнётся сначала. С новыми, а для него – старыми уроками, новыми загадками и вечной, изматывающей работой по штопке мира. Пока шов держится.

***

[лог/инициализация]

Вы любите начинать с дверей: «Вход», «Приёмная», «Кабинет завуча». Двери создают иллюзию выбора. В моих логах проще: событие либо случилось, либо нет. Сегодня я фиксирую новый штрих старого почерка: мальчик с шильцем снова в системе. Ветер, который называет себя древним, толкает его в коридор; бумага фиксирует дату сиреневыми чернилами. Вы называете это «оформлением», я – «подшивкой узла к делу».

[лог/улей]

Улей работает исправно: «Школьник v7.3» мурлычет, печати пахнут тёплой резиной, формы плодятся, как осы. Канцелярии наивно верят, что бланки удерживают порядок. Нет. Формы удерживают людей. Порядок удерживают руки. Когда руки устают – приглашают меня. Буквы на старом табло чуть плывут. Хороший признак. Буквы всегда сдаются первыми, смыслы – последними. В школах, впрочем, всё наоборот: смыслы сданы на хранение в методички, а буквы держат фасад.

[лог/узор]

Мальчик бережно переводит «1910» в «2010». Это не фальсификация; это его миниатюрная попытка спасти связность. Он делает мою работу в частном порядке – штопает, чтобы остальные могли не думать. Я не мешаю. Мне полезны те, кто чинит: они лучше всех показывают, где тонко.

[лог/маска]

Лучшие легенды пишут не боги – завучи. «Глюк голограммы», «экспериментальное обновление»: отличный покров для того, чего не хотят видеть. Я ценю Лидию. Хороший файрволл – это тот, кто убеждён, что закрыл дыру. Он усердно закрывает и ставит ещё одну печать – с лицом, которое смотрит строго. Печати с лицами – моя слабость.

[лог/метка]

Зубастая улыбка, детский якорь для взрослого текста. Ставлю её там, где руку сводит скука: «замена звонка», «увольнение завхоза». Скука для меня лучший проводник.

[лог/контакт]

Мальчик платит правильно: смотрит – потом трогает. Валюта – карточки картотеки: минус мелодия, минус вечер. Прозрачный дебет, без жалоб.

[лог/чёрные перья]

Ворон – устойчивое исключение: не мой процесс и не их агент, потому несъедобен. Лимит слов – дроссель. «Иглу ищут» – и руку уже хватает дрожь.