Клятвенник Империи: Присяга из Пепла

Илья не думал. Он действовал. Рванулся вперёд, падая на колени рядом с Хрисанфом. Его руки сами потянулись к тени. Он не знал, что делает. Просто ненавидел её. Ненавидел всем своим существом. Пальцы впились в холодную, скользкую субстанцию. В голове снова раздался тот самый шёпот. Но теперь – громче. Яснее.

…голод… пусто… дай…

Боль ударила в виски, мучительная и острая. Илья почувствовал, как что-то высасывает из него силы, вытягивая жизнь. Перед глазами поплыли круги. Но он не отпускал. Сжимал пальцы, пытаясь оторвать эту тварь от старика. Вдруг он почувствовал нечто новое. Не просто сопротивление. Структуру. Тень была неоднородной. В ней были… слабые места. Тонкие, едва заметные нити, связывающие её с реальностью. Одна из этих нитей была тоньше других. Натянутой, как струна. Инстинктивно, повинуясь тому же внутреннему импульсу, что и на рынке, он рванул её.

Раздался звук – не громкий, но противный, словно лопнул пузырь с грязью. Тень дёрнулась, завизжала – высоко, нечеловечески – и отскочила от Хрисанфа, рассыпавшись на сотни мелких, чёрных капель, которые тут же начали испаряться, оставив после лишь запах гари.

В коридоре повисла тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием Ильи. Он сидел на корточках, руки дрожали, с пальцев капала чёрная, вонючая слизь. Хрисанф лежал на полу, бледный, но живой. Он посмотрел на Илью широко раскрытыми глазами.

– Ты… её оторвал… – прошептал магистр. – Ты разорвал связь…

Кузьма подбежал к ним, отталкивая Илью.

– Что случилось? Что он с тобой сделал?

– Он… спас меня, – с трудом поднимаясь, проговорил Хрисанф. – Он… вырвал её.

Кузьма посмотрел на Илью с новым выражением, уже не страха, а чего-то более сложного. Смеси ужаса, уважения и отвращения.

– Как? – спросил он просто.

Илья молча пожал плечами. Он и сам не знал. Он просто… сделал это.

Подбежали стражи. Началась суета. Дверь в аудиторию запечатали снова, на этот раз намертво. Хрисанфа унесли на носилках. Толпу студентов разогнали. Илья остался стоять один в опустевшем коридоре. Он смотрел на свои руки. На чёрные подтёки, медленно исчезающие с кожи. Он чувствовал пустоту. И холод. Такой глубокий, такой всепроникающий холод, что, казалось, тот проник в самую душу.

Илья понял сейчас что-то важное. Его дар… это не просто способность ломать. Это нечто большее. Нечто опасное. И необходимое. Он был не только симптомом болезни, но и… лекарством. Страшным, болезненным, калечащим, но – лекарством. И цена за это лекарство может быть ужасающей. Парень посмотрел на запечатанную дверь. Оттуда всё ещё сочился сладковатый, тошнотворный запах.

Голод. Пустота. Они уже здесь.

И он, Илья Сиверов, сорвавший голос мальчишка из нищего квартала, был, возможно, единственным, кто мог с этим сражаться. Он повернулся и пошёл прочь. Шаги отдавались эхом в пустом коридоре. Твёрдо и безжалостно. Словно шёл на войну.

Илья добежал до своей кельи, дабы укрыться от пугающей реальности, когда взгляд упал на пространство перед дверью. Там находилась черная, липкая клякса, которая пульсировала словно живое, дышащее сердце, вылепленное из самой тьмы. Юноша замер, чувствуя, как ледяная волна страха смывает всю решимость. Осторожно приблизился и присел на корточки.

Клякса была идеально- симметричной. Не просто случайным пятном. В ней угадывались тончайшие, почти ювелирные линии, точёная форма паучьих лапок, сплетённых в смертельную ловушку. От неё исходил тот же сладковато-гнилостный запах, что и от тени, оторванной от учителя. Это было не предупреждение, а послание, адресованное лично ему.

Рука невольно потянулась к пятну, но он одёрнул себя. Воспоминания о той боли и холоде, проникающих в самую душу, были слишком свежими.

Внезапно клякса пошевелилась. Она изменила форму, словно… перелилась. Чёрная субстанция на мгновение стала прозрачной и в её глубине он увидел… глаз. Человеческий глаз, с тёмным зрачком, который уставился прямо на него с бездонным, холодным любопытством. Илья отшатнулся, ударившись спиной о противоположную стену. Сердце заколотилось. Он провёл рукой по лицу, ожидая ощущения слизи, но на пальцах было сухо. Когда снова посмотрел вниз, клякса была обычной. Чёрной, застывшей, безжизненной.

Он стремительно вломился к себе, захлопнув дверь, и попытался перевести дыхание. Казалось, эта ночь никогда не закончится. Илья не спал до утра. Сидя на кровати, уставившись в стену, он вновь и вновь прокручивал в голове глаз, смотрящий на него из самой тьмы.

Глава 6. Брачная хартия

Воздух в конюшнях Коллегии был густым и сладковатым от запаха свежего навоза, лошадиного пота и кожи. Илья, прислонившись к грубой деревянной стойке, пытался успокоить приступы тошноты, подкатывавшие к горлу.

Его не просто трясло, выворачивало наизнанку. В висках стучало, глаза слипались от недосыпа, а в ушах стоял навязчивый звон – отголосок вчерашнего визга тени. Но, хуже всего было другое. Постоянное ощущение, что на него смотрят. Со спины. Из-за угла. Из каждой тени.

Илья нервно обернулся, вглядываясь в полумрак конюшни. Ничего. Только лошади да слуги. Но, ощущение присутствия соглядатая не проходило. Словно тот самый глаз из кляксы преследовал парня.

Он провёл рукой по лицу, пытаясь стряхнуть кошмарное оцепенение. Он даже не был уверен, что не спит. Или до сих пор сидит в своей келье и сходит с ума. Но нет – вокруг была реальность. Грубая, воняющая и шумная.

– Эй! Сиверов! Отоспался?

Голос магистра Кузьмы прозвучал как удар хлыста. Илья вздрогнул так, что подпрыгнул на месте. К нему подошёл магистр, с лицом, похожим на смятый пергамент, испещрённым морщинами недовольства.

– Держи, – Кузьма сунул в руки парня узкий кожаный тубус, стянутый тремя сложными печатями. – Выглядишь, как после попойки с гоблинами. Неси это на Северный двор. Передашь группе сопровождения. Смотри не урони. А то будешь мыть сортиры до конца обучения. Если, конечно же, доживёшь до этого дня.

Последняя фраза была сказана слишком тихо, почти невзначай. Но Илья уловил и понял: Кузьма знает. Догадывается, что за парнем теперь следят.

– Что это? – хрипло спросил Илья, с трудом удерживая тяжесть тубуса. Голос традиционно подвёл, звуча, разбито.

– Не твоё собачье дело, – буркнул Кузьма. На мгновение его взгляд скользнул по лицу подопечного, фокусируясь на синяках под глазами и нервном подёргивании век. – Важное поручение от Деканата. И не вздумай совать свой любопытный нос под печати.

Он сделал паузу и добавил уже почти шёпотом, наклоняясь поближе:

– Их печати. Кровью пахнут. Чуешь?

Илья чувствовал. Тот самый гул от тубуса был знакомым. Так гудели клятвы на злополучном рынке. Так гудят натянутые струны невыполнимых обещаний. Но теперь к этому гулу примешивалось нечто иное… Сладковатый, тошнотворный запах. Почти как от кляксы у двери.

Магистр развернулся и удалился, оставив Илью наедине с таинственным грузом и нарастающей паникой. Это была не случайность. Его послали с этим грузом специально. Подставили. Выводили на открытое место. Как приманку.

Он посмотрел на тубус в руках. Холодная кожа, сложные печати. Ловушка? Внутри него определённо была ловушка. А он должен отнести её прямо в пасть тому, кто оставил послание.

Рука потянулась к печати, чтобы сорвать, посмотреть, что внутри… Но, он себя остановил. Они наверняка ждут, что он это сделает. Проявит любопытство и сорвёт печать, нарушив приказ. Тогда с ним можно будет сделать что угодно.

Сжав зубы, он прижал тубус к груди и побрёл к Северному двору. Каждый шаг давался с трудом. Каждый взгляд слуги или студента казался ему испытующим, враждебным. Он шёл навстречу судьбе, подозревая, его там что-то ждёт. Что-то ужасное.

Северный двор был пустынен. Здесь, вдали от парадных входов, разгружали повозки с припасами для Коллегии. У высокой стены, увитой умирающими лозами плюща, стояла закрытая карета без опознавательных знаков. Рядом – двое стражников в синих плащах с вышитым на спине серебряным щитом. Дом Щита.

А между ними – она. Лада Щитогорская. Девушка была облачена не в студенческую робу, а в практичный дорожный костюм из тёмно-серой ткани, отороченный мехом. Светлые волосы были убраны в тугую косу, сложную, как и всё в её облике. В руках Лада держала плоский лакированный ларец, тоже опечатанный.

– Ты опоздал на четыре минуты, Сиверов, – произнесла высокородная, не глядя на Илью. Её голос был ровным, без эмоций, как отчитанный на суде протокол. – В будущем, если получаешь приказ, являйся за десять минут до назначенного срока. Это элементарное уважение к чужому времени.

Илья что-то хрипло пробормотал в ответ, но Лада уже поворачивалась к нему, а ледяной взгляд заставил замолкнуть.

– Это «Сердце Согласия», – она кивнула на тубус. – Артефакт, содержащий ядро брачного договора между Домом Скальда и Домом Весны. Его необходимо доставить в особняк Скальдов до полуночи для завершения церемонии. Ты будешь сопровождать меня.

– Я? – не удержался Илья. – Почему?

– Потому что твой… уникальный дар… может оказаться полезен при встрече с неожиданными препятствиями, – в голосе Щитогорской промелькнула лёгкая, едва уловимая, издёвка. – И потому что я так решила. Садись в карету. И не пытайся разговаривать со мной во время пути. Мне нужна концентрация.

Путь лежал через старые, узкие улочки нижнего города. Карета подпрыгивала на брусчатке. Илья сидел, вжавшись в угол, стараясь занимать как можно меньше места. Лада сидела напротив не шевелясь. Её глаза были закрыты, а пальцы сложены в сложную медитативную мудру [1]. От ларца на её коленях исходило мягкое, тёплое сияние, озаряя лицо красотки неестественно-ровным светом. Она по всем меркам была прекрасна. Как идеально отточенный клинок. И также смертельно опасна.

Илья смотрел в окно. Город за пределами Коллегии жил своей, шумной и грязной жизнью. Торговцы кричали, разносчики воды сновали между повозок. С улиц доносились запахи чеснока, дешёвого вина и человеческих испражнений. Это был мир, который он знал. Мир, из которого его выдернули и в который он теперь возвращался. Пусть всего лишь на час, в качестве курьера.

Внезапно карета резко дёрнулась и замерла. Снаружи послышались крики возницы и ржание испуганных лошадей. Лада мгновенно открыла глаза. В них не было ни страха, ни удивления. Лишь холодная, мгновенная готовность.

– Не шевелись, – бросила она Илье, отодвинув занавеску на окне.

Улица перед ними была пуста. Слишком пуста для этого часа. Как будто её кто-то… расчистил?

– Щиты, – скомандовала Лада, не повышая голоса.

Стражи по бокам от кареты синхронно ударили древками алебард о булыжник мостовой. Светящиеся синие руны вспыхнули на доспехах, сливаясь в сплошной полупрозрачный купол вокруг всей кареты.

Илья почувствовал это – плотное, упругое поле магии, пахнущее озоном и сталью. Защита. Надёжная и непробиваемая. В тот же миг с крыши ближайшего дома на этот купол обрушилась… тишина. Не отсутствие звука. Нечто иное. Густое, вязкое, давящее молчание, которое ударило в купол чёрной, беззвучной волной. Щиты Дома Щита дрогнули, свет рун померк, стал неровным и болезненным. Стражи сдавленно застонали, удерживая алебарды, из пары носов потекла алая струйка.

– «Клятва Молчания», – без эмоций констатировала Лада. – Дом Тени. Грязно.

Илья почувствовал, как его горло сжалось. Он попытался сделать вдох, но не смог. Воздух в карете стал плотным и неподвижным, словно пространство внутри залили жидким свинцом. Он чувствовал, что открывает рот, но не может издать ни звука. Паника, острая и животная, ударила в виски.

В этот миг купол накрыла вторая волна атаки. На этот раз, ментальная. Илья почувствовал, как из памяти начинают вырываться куски. Имя возницы… цвет платья женщины, что несла утром корзину с бельём… обрывок утренней лекции… всё это растворялось в сером, безликом тумане. «Печать Забвения».

Лада побледнела. Её идеальная концентрация дрогнула. Девушка сжала ларец так, что побелели костяшки пальцев. Пухлые губы беззвучно шептали заклинание укрепления, но щиты трещали, сжимались, готовые вот-вот рухнуть.

Илья метнулся к дверце, но одна из девушек-стражниц, с лицом, искажённым болью, грубо толкнула его обратно.

– Не рыпайся! – голос прозвучал хрипло, едва пробиваясь сквозь подавляющую магию.

Но Илья не мог просто ждать итога сражения. Он чувствовал это. Чувствовал ту самую «Клятву Молчания» не как отсутствие звука, а как… структуру. Как чёрный, пульсирующий кокон из спутанных, неестественных нитей, который душил всех вокруг. И, в этом коконе были слабые места. Тонкие, почти невидимые разрывы.

Не думая, повинуясь инстинкту, он рванулся вперёд, прильнул лицом к щели в дверце и… закричал.

Вернее, попытался закричать. Из шрамированных голосовых связок вырвался сдавленный, кровавый хрип. Это был не просто хрип. Концентрация всей его ярости, всего страха и всей боли последних дней. Илья направил этот беззвучный крик в один из «разрывов» в коконе молчания.

Эффект был мгновенным и ужасающим.

«Клятва Молчания» не разорвалась. Она… сколлапсировала. Схлопнулась внутрь себя, как бумажный пакет, и ответной волной ударила по тому, кто её наложил.

Снаружи, на крыше, раздался короткий, обрывающийся крик. Давящая тишина исчезла, сменившись оглушительным гулом вернувшегося мира. Ржанием лошадей, криками людей, собственным бешеным стуком сердца в ушах.

Цена оказалась ужасной.

Илья отшатнулся от двери, схватившись за горло. Из ушей и носа текла алая, тёплая кровь. Мир перед глазами поплыл, рассыпаясь на отдельные, несвязные кадры. Он ослеп. На секунду. На минуту. Навсегда? Он не знал. Только чувствовал невыносимую, рвущую боль в голове, словно кто-то раскалённым шипом прошёлся по всем его нервам. Потом услышал, как Лада отдаёт чёткие распоряжения. Затем лязг оружия, тяжёлые шаги стражников, отступающих к карете. Дверца распахнулась, и чьи-то сильные руки вытянули его наружу, в холодный утренний воздух.

– Карета потеряна. Пробиваемся в здание! – крикнул кто-то прямо над ухом.

Илья, почти ничего не видя, позволил себя тащить. Он споткнулся о порог, упал и содрал колени о грубый камень дороги. Его втащили внутрь какого-то помещения. Запахло пылью, плесенью и разложением. Потом раздался грохот – видимо, стражи забаррикадировали вход.

Вокруг воцарилась тишина. На этот раз естественная, но пугающая.

Илья, вслепую, отполз в угол, обхватив голову руками. Боль отступала медленно, а зрение возвращалось обрывками. Он увидел, как Лада, прислонившись к стене, тяжело дышит. Одна из стражниц лежала на полу без движения, из-под шлема растекалась тёмная лужа. Второй стражник, с окровавленной повязкой на плече, стоял у заваленного входа.

Их было трое. Запертые в каком-то полуразрушенном доме. С двумя магическими артефактами, за которыми явно охотились профессиональные убийцы.

Лада выпрямилась. Её лицо в потускневшем свете артефактов было бледным, но решительным. Она посмотрела на Илью. В глазах не было благодарности. Была холодная, отстранённая оценка.

– Они продолжат нас штурмовать, – тихо сказала она. – Следующая атака будет физической. Нам нужно время.

Она посмотрела на Илью.

– Ты можешь сделать это снова? Создать тишину? На этот раз – для них. Чтобы они не смогли координировать атаку.

Илья, всё ещё не в силах говорить, просто покачал головой. Он едва стоял. Ещё одна такая попытка – и он сдохнет.

– Тогда сделай это для нас, – прошептала Лада. Её голос внезапно утратил металлические нотки. В нём слышалась… усталость и почти что отчаяние. – Спрячь нас. На несколько минут.

Илья посмотрел на свои дрожащие руки. Потом на её лицо. И кивнул.

Он поднялся, шатаясь, и упёрся ладонями в холодную каменную стену. Он не видел структуру заклинания. Чувствовал только собственную боль, страх и ярость. И он вложил всё это в один-единственный, беззвучный приказ.

«Замри».

Мир снова погрузился в тишину. На этот раз – это была не чужая, враждебная глушь. Это была его тишина. Тёмный, пустой, тесный кокон, который он выстроил вокруг них, пожертвовав последними остатками сил.

Свет артефактов погас. Абсолютная тьма. Абсолютная тишина.

Илья чувствовал, как ноги подкашиваются. Он рухнул на пол. В последнюю секунду перед тем как сознание окончательно покинуло его, он почувствовал, как чьи-то тонкие, сильные пальцы находят его руку и сжимают. Не для утешения. Для контакта. Чтобы он не потерялся в этой тиши навсегда.

***

Сознание возвращалось медленно, нехотя, как поднятая со дна грязная вода. Сперва – физическая боль. Голова раскалывалась на части, виски сжимали тиски, в ушах стоял высокий, нестерпимый звон. Горло болело так, будто он снова и снова пытался кричать, разрывая орган в клочья. Потом вернулись ощущения. Холодный, шершавый камень под щекой. Запах пыли, старой древесины и… крови. Металлический, сладковатый, безошибочный.

Илья попытался пошевелиться, но тело ответило пронзительной болью в каждом мускуле. Он лежал ничком на полу полуразрушенного помещения. Абсолютная тьма. Абсолютная тишина. Та самая, которую создал.

Память возвращалась обрывками. Атака. «Клятва Молчания». Его собственный, беззвучный крик, что обернулся против него. Лада…

Илья перекатился на спину, с трудом отдышавшись. Зрение медленно привыкало к сумраку. Он различал высокий, обвалившийся потолок, громадные балки, свисающие, как рёбра мёртвого исполина. Рядом, прислонившись к груде ящиков, сидела Лада. В слабом, призрачном свете, что всё ещё исходил от ларца у неё на коленях, лицо девушки казалось высеченным из мрамора – бледным, замкнутым и бесстрастным. Но Илья увидел и другое. Мелкую дрожь в пальцах, сжимавших ларец. След крови на идеально собранной косе. И тень в глазах – не страх, нет. Глубокую, леденящую усталость.

Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый, нечленораздельный звук.

– Не пытайся, – её голос прозвучал тихо, но чётко, нарушая заклятие тишины. – Ты окончательно сорвал голосовые связки.

Он покачал головой, пытаясь жестами показать вопрос: «Что случилось? Где стража?»

Лада проследила за его взглядом, скользнувшим по пустому пространству вокруг.

– Сержант Кандер мёртв, – сказала она совершенно нейтрально, без эмоций. Солдатская прямота. – «Печать Забвения», наложенная поверх «Клятвы Молчания», стёрла разум, прежде чем он успел среагировать. Рядовой Ворон ранена. Я отправила её через чёрный ход, что нашла в стене, с приказом пробиться к Коллегии. Шансов мало, но это лучше, чем оставаться здесь.

Илья почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он вспомнил этих стражников. Молодые, сильные, уверенные в своей силе и в силе своего Дома. А теперь один мёртв, его разум выжжен, вторая, вероятно, тоже. И всё это – в считаные секунды. Это была не дуэль. Это была бойня.

– Они не отступят, – продолжила Лада, взгляд которой был прикован к заваленному входу. – Дом Тени никогда не отступает. Они будут штурмовать. Физически. И твоя… тишина… им уже не помеха. Они её обошли и локализовали. Чувствуешь?

Илья прислушался. Сквозь звон в ушах он уловил нечто. Лёгкое, едва заметное давление на барабанные перепонки. Словно где-то очень близко кто-то натягивал тетиву лука. Его «кокон» ещё держался, но трещал по швам, готовясь рухнуть под любым физическим воздействием.

Юноша посмотрел на Ладу. На её сжатые пальцы. На уставшее, но непокорённое лицо. И впервые не увидел надменную наследницу. Увидел бойца в окружении. Такого же, как он. Загнанного в угол.

Илья, ценой невероятных усилий, заставил свои измотанные голосовые связки работать.

– Почему… – голос прозвучал ужасно и был похож на скрежет камня по камню. – …ты? Со мной?

Лада взглянула на него. В глазах мелькнуло… удивление? Или раздражение?

– Потому что ты переменная, – отрезала она. – Непредсказуемая. Дом Тени ненавидит непредсказуемость. Они пытаются её устранить. А я… я считаю, что её можно использовать.

– Использовать? – он с труда выдавил из себя хриплый смешок, больше похожий на предсмертный хрип. – Как… инструмент?

– Как топор, – холодно парировала она. – Грубый, неотёсанный, но эффективный против зарослей лжи. Но, похоже, сегодня мы оба – инструменты в чужих руках.

Внезапно снаружи, за баррикадой, раздался глухой удар. Потом ещё один. Мощный и ритмичный. Это било таранное орудие. Каменная кладка у входа затрещала, посыпалась пыль и мелкие осколки.

– А вот и они, – просто сказала Лада и поднялась.

Она поставила ларец на пол и выпрямилась. Движения девушки были экономичными, лишёнными суеты. Она сняла с пояса тонкий, изящный стилет. Не магический артефакт, а обычное, смертоносное железо.

– В Доме Щита учат не только обороне, – в голосе девушки впервые прозвучала сталь. – Лучшая защита – это заранее устранить угрозу. Держись позади. И не вмешивайся.

Раздался оглушительный грохот. Часть баррикады рухнула, в пролом хлынули фигуры в чёрных, облегающих доспехах без опознавательных знаков. Их движения были быстрыми, точными и безрассудными. Они не кричали. Но в этом молчании было больше угрозы, чем в боевом кличе.

Лада встретила первого нападающего. Стилет блеснул в полумраке, описав короткую, смертельную дугу. Оружие не пробило доспехи, но скользнуло к шее, точно в щель между шлемом и наплечником. Нападавший сдавленно захрипел и рухнул, захлёбываясь собственной кровью.

Удар второго, девушка приняла на скрещённые руки. Тяжёлая булава коснулась хрупкого предплечья, защищённого лишь белоснежной кожей. Илья услышал отвратительный хруст. Лада не вскрикнула. Она лишь отшатнулась, а лицо побелело от боли. Стилет в уцелевшей руке уже вонзался в глазную щель шлема атакующего.

Илья стоял, словно парализованный. Он не умел драться. Он мог читать договоры и находить в них лазейки. А здесь, в этой бойне, не было договоров. Здесь был примитивный, животный закон: убей или умри.

Лада, с повреждённой рукой, отступала под натиском ещё двух нападавших. Её движения теряли точность, дыхание сбилось. Она была искусным бойцом, но её основная сила была в магии, в защите, а не в уличной рубке. Но магии в данный момент внутри не было. Был только холодный пот, ярость и горячая кровь.

Один из нападавших рванулся к ларцу. Лада попыталась перехватить, но, второй ударил древком алебарды по её ногам. Девушка с глухим стоном осела на колено. Гордая, несгибаемая осанка сломалась перед грубой силой.

Илья решил действовать. Он не бросился в драку, а рванулся к ларцу. Тому самому, что испускал мягкий, тёплый свет. «Сердце Согласия». Артефакт, скрепляющий брачный договор. Пальцы вцепились в лакированное дерево, и в тот же миг мир изменился.

Он не чувствовал магии, но видел её. Не сияющие нити, а как… юридический документ. Огромный, сложный, многотомный контракт. Видел пункты, параграфы и условия. «Сторона А обязуется…», «Сторона Б получает…», «В случае нарушения…». Тут он увидел баг. Огромную, яркую ошибку в конце договора. Клаузулу [2] о «взаимной защите», которая была сформулирована так широко, что её можно было трактовать как обязательство защищать не только друг друга, но и любого, кто прикоснётся к Сердцу Согласия в момент опасности.

Это была не магия, а юридическая лазейка. И он, не понимая, откуда, знал, как ей воспользоваться. Илья зачитал её вслух:

– …пункт 7.14! «Силы сторон объединяются для отражения любой внешней агрессии, направленной на носителей Согласия…»

Нападавшие замерли, недоумённо оглядываясь. Лада смотрела на парня широко раскрытыми глазами, не понимая. Ничего не происходило.

Тут из ларца вырвался ослепительный, бело-золотой свет. Он ударил в потолок, сжёг балки, осыпав всё вокруг дождём из искр и пламени. Но это был не просто свет. Это была сила. Чистая, недифференцированная воля двух великих Домов, соединённая брачными узами и выпущенная на волю благодаря юридической неточности.

Волна силы ударила по нападавшим. Она не сожгла их. Она… аннулировала. Доспехи рассы́пались в ржавую пыль. Их оружие сгнило за секунды. Враги стояли, нагие и безоружные, с лицами, искажёнными ужасом. Следом их отбросило к стенам с хрустом ломающихся костей. Свет погас так же внезапно, как появился.

В убежище воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами раненых и тяжёлым дыханием Ильи. Он стоял на коленях, держась за ларец и чувствуя, как по его рукам бегут судороги. Цена? Он чувствовал, как что-то из него вытекает. Не сила. Не голос. Что-то иное. Но важное. Ощущение собственной… цельности.

Лада медленно поднялась, опираясь на стену. Она пристально смотрела на «спасителя». В глазах девушки не было благодарности. Был шок и отстранённый, леденящий ужас.

– Что… ты сделал? – прошептала она. – Ты не… разорвал его. Ты его… активировал. Впустил внутрь силу двух Домов! Ты же мог нас стереть в порошок!

– Я… нашёл… лазейку, – с трудом выдавил Илья.