Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей

Персонал лагеря и старожилы любят его пёсика по кличке «Гуляш», похожего на лисичку, и усиленно кормят его котлетами и косточками со столовой, но Гуляш не толстеет. Он охотник и отлично берёт след.

Когда Кагоров напьётся, он требует называть себя «Дюжкой» от слова дюжий. Во хмелю Дюжка несёт всякий вздор: и с Лениным он в одной камере в Магадане сидел, и беляки его, красного партизана, во Владивостоке на штыки поднимали, и бревно он с Лениным на субботнике нёс. Каждый раз у него новая история. Когда ему не верят, он вычурно ругается без нецензурных слов и плачет пьяными слезами ― кино и немцы!

Сейчас в отделении девчонок визг и хохот. В душ нас водят по приезде в лагерь и затем каждую субботу, а если прохладно, возят в баню соседнего посёлка. В жаркую погоду мыться один раз в неделю явно недостаточно. Кто самовольно не бегает купаться, от него к концу недели хоть нос затыкай. А вот у персонала лагеря, включая пионервожатых, в пристройке к котельной есть собственный душ, работающий ежедневно и круглосуточно, но он не для нашего брата.

В дверном проёме через неплотно прикрытую дверь спиной к нам маячит фигура Ван Ваныча, физорга пионерского лагеря. Я уже знаю, что он студент пединститута. В пионерском лагере нахождение старшего в раздевалке при помывке ребят соблюдается неукоснительно.

Слегка ополоснувшись, я вышел в раздевалку и увидел ухмылку Матвейки и Катряги. Мне не понравились их рожи, и я не ошибся. На вешалке висела моя одежда, в которой я приехал, и пионерский галстук, но не было трусов.

Свидетелей пропажи не нашлось. Прямых доказательств вины глухаревцев у меня не было, а без предъявы в рыло не въедешь. Ну, что ж, подумал я, надевая брюки, вызов я принимаю: война, так война!

***

Наша пионервожатая, Ирина Николаевна, принесла в палату пионерскую форму: светло-коричневые шорты, белые рубашки и пилотки-испанки, цвета наших шорт. Она сообщила, чтобы умывальные принадлежности и одежду, которую собираемся надеть после ужина, мы выложили в тумбочку, а чемоданы сдали в кладовую. Личные вещи при необходимости можно брать после тихого часа до полдника.

…И ещё, смутившись добавила она, в пионерлагере для мальчиков установлен запрет на хранение в тумбочке более одних запасных трусов. Мол, это сделано это для нашей же пользы, чтобы не было соблазна бегать за территорию лагеря на купаться на пруд. Содержимое тумбочек будет регулярно проверяться, виновные ― наказываться дежурством по отряду. Ещё она высказалась о запрете ложиться в постель в трусах, на которых мы ходим на стадион и купаться. Чтобы не пачкать простыни. В постель, только в чистых.

Высказав это, она вышла, дав нам возможность переодеться в пионерскую форму. …Более нелепого правила, установленного в нашем лагере, насколько я знаю, в других пионерских лагерях не практиковалась. Но после введение запрета, а его ввели два года назад, количество самоволок резко уменьшилось: голышом купаться на пляже не будешь, а влажные шорты являлись неопровержимой уликой для выявления виновных. Ну, а после стадиона в постель, здесь она права.

***

Шорты я давно уже не ношу ― это как-то по-детски, но здесь придётся: форма есть форма. У тех, что нам выдают в пионерском лагере, не одна пуговица на поясе, а две по бокам. Они держат переднюю часть шорт ― клапан. У девчонок тоже на юбках по бокам по пуговице. Вроде как вторые карманы получаются, но это не карманы, а просто прорехи. Руки в карманах в лагере держать не рекомендуется, дежурная шутка есть: «Ты руки в карманах держишь, или где?»

– Смотри Печенька, во что нас одевают, ― Кузя показал мне ярлык от рубашки и прочитал: ― Блуза пионерская хлопчатобумажная, парадная. Артикул ткани семьсот сорок девять-эс-эн. Дата выпуска: листопад тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. Цена пять девяносто. Я в этот год во второй класс пошёл, ― поделился он и спросил: ― А что за месяц «листопад»? Это по-каковски?

– Украина или Белоруссия, ― предположил я и спросил в свою очередь: ― А ты был здесь прошлый год?

Кузя отрицательно покачал головой и объяснил:

– Бесплатную путёвку одну дали. Сестра поехала. Я мать просил платную сюда купить, а она говорит, семь пятьдесят ― это дорого. В другом лагере был, «Рассвет Октября». Туда бесплатно. Правда кормёжка похуже и пионерскую форму не дают, кто в чём. И с дисциплиной не так строго. Тем плохо, что купаться там редко водят ― речка далеко. Солярий есть для загара и душ. Со шланга обливают.

Пришлось достать из чемоданчика и надеть трусы, в которых я ходил на физкультуры в школе, ещё одни забросил в тумбочку. Шорты оказались мне широкими в поясе и, чтобы не слетали, пуговицы пришлось застегнуть на самые крайние петельки. Меняться с кем-нибудь бесполезно, они у всех одного размера, шьют их в расчёте на пацанов с толстым задом и слоноподобными ногами.

Кузя недовольно бурчал себе под нос, потом хлопнул себя по трусам ладошкой и пожаловался:

– Говорил мамаше, на размер меньше брать, а она мне: «Что выдумываешь, это твой размер». Ничего не понимает. Вот как теперь в таких на зарядку ходить! У тебя нормальные, а у меня ― тьфу!

Кузя встал с кровати и вопросительно посмотрел на меня:

– Ну как с твоего места?

– Не переживай, нормально всё, ― успокоил я его, а сам подумал, но не о нём, а вообще.

Нормально, пока не мятые. К вечеру сатин на штанинах впереди берётся в гармошку. Но я был более предусмотрителен и с собой в лагерь прихватил одним размером меньше, более-менее облегающими ноги. К сожалению, такие были одни, остальные, как у Кузи. Я мечтаю купить плавки, да только их в магазинах не продают.

Надев шорты, я встал, растянул их в стороны и сам себе задал риторический вопрос: что есть парашют? Подумав, мысленно вынес вердикт: нет, это не парашют, а юбка с перемычкой внизу, штанины чуть ли не вдвое короче спичечного коробка. У остальных ребят они не лучше.

Я поинтересовался:

– Кузя, снизу не подует?

Он хохотнул, смущённо одёрнул шорты вниз и изрёк:

– Естественная вентиляция: жарко не будет!

***

Не успели мы переодеться, как пионервожатая объявила: «Сдать вещи в кладовую!» Народ с чемоданчиками потянулся на выход. Я не торопился, пусть очередь схлынет. Одним из последних я вышел в фойе и сдал свой чемодан Ирине Николаевне. Начиналась лагерная жизнь…

У большого зеркала в фойе, повешенного на стене под углом, ещё толпилось несколько девчонок в таких же, как у нас, белых рубашках и юбках цвета наших шорт. Почему я обратил внимание на юбки девчонок? В школе подолы платьев у них до середины коленок, а сейчас они с голыми ногами, как на уроках физкультуры. Говорят, а может и врут, в городском ателье по пошиву женской одежды плакат висел с призывом: «Поднимем наши юбки выше мировых стандартов!». Прикольно. Если это правда, думаю, оформитель имел в виду их качество, а не длину, но не уточнил этого.

«Ребята, все на улицу! Девочки, вас это тоже касается!» ― торопила пионервожатая. Часы над дверью фойе показывали без пятнадцати час. Обед в пионерлагере в час дня.

***

Мы с Кузей вышли на крыльцо. Ребята уже кучковались слева от линейки построений, девчонки ― справа. Я стоял с Кузей и Сашкой, оглядел ребят и остановил взгляд на Пироговой. Она разговаривала со своими подружками у беседки на углу здания отряда. Непривычно видеть её в лагерной «спецовке».

Верка оглянулась на меня, потянула вниз подол юбки вниз, шепнула смущённо: «Ну что смотришь?» Я не расслышал её слов, по губам это понял. Уж и посмотреть нельзя! И не смотрел я на неё вовсе, просто взглянул как на других. Не знаю, почему, но где бы я ни был, я вначале нахожу взглядом Пирогову, а потом уже ориентируюсь на местности. Просто такая привычка. Надсмехаясь над собой, я даже стишок как-то сочинил:

Как огонёк меня манитгеотехнический магнит.Не знаю, что со мной такого,магнит мой ― Верка Пирогова.

Размышления прервал Кузя. Он толкнул меня в бок и показал на носатого пацана из нашего отряда. У него из-под штанин шорт торчали трусы. Вот осёл! Мишка Матвеев подошёл к нему, ткнул пальцем в пузо и спросил:

– Тебя как зовут?

– Юрка.

– Юрка – от колбасы шкурка, – поддел его Матвейка, толкнул локтем в бок Глухарёва, приглашая в зрители, спросил: – Юрка, знаешь, как тупой с глухим разговаривает?

– Как? – поинтересовался носатый.

Матвейка, кося под глухого, переспросил:

– А?

– Как? – спросил пацан, не поняв прикола.

– А? – приставив ладошку к уху, ёрничал Матвеев.

Свидетели этой сценки рассмеялись. «А в крючочки поиграем?» – предложил своей жертве Матвейка, ухватился за трусы, выглядывающие у него из-под шорт, и потянул. Пацан вырвался, отскочил в сторону и спешно подоткнул трусы под штанину шорт. Матвеев не отставал от него. Цирк, под смешки присутствующих, продолжался бы дальше, но объявили построение.

***

Наконец воспитательница выгнала девчонок из фойе, по её команде мы построились перед зданием отряда в одну шеренгу. Я оказался четвертым с правого фланга; впереди: девчонка с веснушками, Колька Глухарёв, незнакомый мальчишка, затем я; слева от меня: Кузнецов Юрка, Круглов, опять незнакомый мальчишка, Светка Осипова… дальше мне не видно было.

Сталина Ивановна дала команду рассчитаться по порядку и напомнила, что порядковый номер за каждым из нас остаётся неизменным до конца смены. Затем объявила о ближайшем распорядке дня: после обеда ― тихий час, полдник, затем будет проведён сбор отряда, нужно выбрать председателя отряда и звеньевых.

– Давай тебя толкнём в председатели? ― предложил мне Кузя. ― Пойдёшь?

– На роль старосты при оккупантах? А ты пойдёшь? ― спросил я его в свою очередь.

– За тебя народ голосовать собирается, я спрашивал, ― поделился Кузя.

– Возьму самоотвод, ― поделился я и предложил:

– Может, Ефимова?

– Видно будет.

Сталина Ивановна спросила, кто может играть на горне и барабане. Желающие выделиться нашлись и тут же получили инструмент. Чего удивляться, во время торжественных построений горнист стоит справа, рядом с барабанщиком. Это почётно. Затем она напомнила распорядок дня. От подъёма до отбоя всё расписано по минутам.

Да, усмехнулся я про себя, время свободного не богато будет, без корректировки распорядка дня никак не обойтись.

– Сейчас будет рассказывать, что делать нельзя, ― сказал я Витьке Ефимову.

– Откуда ты знаешь, что она скажет?

– Я пионер со стажем, четвёртый раз здесь.

– Предупреждаю, ― сказала Сталина Ивановна, ― о правилах поведения в пионерском лагере: нельзя нарушать распорядок дня, нельзя опаздывать на построения, нельзя хранить продукты в тумбочке, нельзя надевать личные верхние вещи, за исключением времени от ужина до отбоя. Если нужно куда-то отойти, предупредите вожатого. Вожатый должен знать, где вы находитесь.

– Нельзя только на ноль делить! ― высказал я своё мнение.

– А мы и не будем, ― взглянув на меня, ответила, Сталина Ивановна. ― Напоминаю о коллективной ответственности. За нарушение дисциплины, мы не только на ноль делить не будем, а даже на одного. Разделим на всех! Звено отвечает за члена своего звена, отряд за всех. Понятно тебе, Печенин?

– Вполне понятно и доходчиво, с примеров решения задачи, ― ответил я, по достоинству оценив её ответ и подумал с улыбкой: надо же, умыла она меня своим высказыванием.

– И в туалет, что ли, отпрашиваться? ― спросил кто-то из пацанов.

– И в туалет тоже! Чемоданчики свои сдайте в кладовую. Личные вещи можно брать после тихого часа до полдника. В тумбочке можно хранить предметы гигиены, одежду, которую собираетесь надеть после ужина.

– Нельзя за территорию лагеря выходить, ― подсказал я.

– Никаких выкриков из строя! ― сказала Сталина Ивановна. ― Если хотите со мной поговорить, то молчите! Всем понятно? Молчим! Вот так и стойте, молча! ― Через непродолжительное время она оглядела строй и язвительно поинтересовалась: ― Потише можно молчать или нет? А то у нас не молчание получается, а гомон рынка в базарный день!

А теперь, если есть вопросы, можете поднять руку. И не когда кому приспичит, а когда разрешу! И запомните, нельзя самовольно даже на короткое время выходить за территорию лагеря ― это запрет! Абсолютный! За территорию ― только в сопровождении пионервожатого или воспитателя. В ваших же интересах. Сюсюкаться с вами никто не будет!

Этот главный «Запрет» я не выполнял никогда, не собирался выполнять и в эту смену. В конечном счёте, думал я, виновен не тот, кто нарушает, а тот, кто попадается.

– Ребята, ― продолжала Сталина Ивановна, ― напоминаю о правилах вежливости в нашем пионерском лагере. При встрече взрослого, когда пионер идёт один, необходимо отдать пионерский салют и поприветствовать, сказать утром: «Доброе утро!», днём: «Добрый день!» и, соответственно, вечером: «Добрый вечер!» Если отряд идёт строем, то приветствие произносится хором. А если навстречу колонне идёт группа или другой отряд, то надо приветствовать в такт шагам: «Всем! Всем! Всем! Добрый день!»

В конце беседы она «подсластила пилюлю» сказав, что в воскресение будет праздничное открытие смены, а в следующее воскресение день открытых дверей. Кроме того, сказала она, у кого не будет замечаний, смогут принять участие в военно-патриотической игре за территорией лагеря, между нашим и первым отрядами».

Сашка Панус вытянул руку:

– А когда игра будет?

– Когда подготовимся. Во вторую половину смены.

– Приманку нашли, ― шепнул я Ефиму, ― военно-патриотическую игру для дисциплинированных, ― и спросил: ― Знаешь, как любого заинтересовать можно? Только это секрет.

– Как?

– Завтра расскажу, ― сказал я, подавив улыбку.

– Как заинтересовать? ― переспросил он, заглотив наживку.

– Завтра ― значит, завтра, ― заверил я.

Завтра я ему скажу, что обещал рассказать завтра, а не сегодня. Меня не столько военно-патриотическая игра порадовала, сколько возможность подержать в руках карабин Симонова. Каждую смену накануне военно-патриотической игры наши шефы из соседней воинской части проводят у нас занятия по изучению карабина и сдачу зачёта по его разборки-сборки. Оружие я люблю и неплохо стреляю из пневматической и мелкокалиберной винтовки, из охотничьего ружья ― тоже. Вот бы из карабина бахнуть!

***

В столовую, фасад которой украшали портреты Карла Маркса, Энгельса и Ленина, нужно подниматься по ступенькам высокого деревянного крыльца. Некоторые девчонки, поднимаясь по ступенькам, прижимают сзади юбки, чтобы не сверкать трусиками.

В столовой я хотел сесть в центре зала, но замешкался и меня опередили. Столик заняли Глухарёв с Матвеевым и ещё два пацана. Разозлившись на свою нерасторопность, я прошёл в конец зала и уселся за пустой стол. Ко мне подошли Сашка и его сестра, ещё какой-то мальчишка, но незнакомого пацана бесцеремонно выгнала Пирогова и присела напротив меня.

– А меня Верой зовут, а вас как? ― спросила она у Сашки и его сестры.

– Меня ― Женя, а его ― Сашка, ― ответила за двоих его сестра.

– Вы так похожи друг на друга, близнецы?

– Нет, мы двойняшки.

– А в чем разница?

– Мы разные, и я старше на пять минут.

– Вот как? ― удивилась Верка.

Я улыбнулся над словами Женьки и подумал, вот так разные! Если не обращать внимания на их причёски, нацепи на Сашку юбку, получится нормальная девчонка, надень на его сестру шорты ― обыкновенный пацан. Ну, может быть, лицо у его сестры чуть более девчоночье, чем у её брата.

– А я Печенин, ― назвал я себя и взглянул на сестру Сашки.

– Женя, ― ответила она.

– Вот и познакомились, ― подвела итог Пирогова. ― Давайте обедать.

Сашка посмотрел на тарелки и сказал:

– Ну и порции, разве всё это съешь? Здесь же на двоих: на себя и на солитёра.

– Придётся, ― сказала Верка. ― Не поправишься, на взвешивании в «красную клеточку» попадёшь.

– А что такое: «в красную клеточку?» ― спросила сестра Сашки.

На вопрос сестры Сашки, адресованный Вере, ответил я:

– Да, измеряют и взвешивают нас каждую субботу как поросят. На стене санчасти ― стенд с фамилиями. Потерял вес, клеточку закрашивают красным, сохранил ― синим, набрал норму или выше ― зелёным. Сегодня после тихого часа поведут.

– Понятно, ― кивнула Женька и спросила:

– А почему Сталина Ивановна сказала, что «День открытия смены» не сегодня, а в воскресение?

– Традиция такая, отмечать в первое воскресение после заезда, ― объяснил я.

– Чтобы ребята успели познакомиться друг с другом и подготовиться к празднику, ― назвала причину Пирогова.

– Костер в «День открытия смены» будет, ― уведомил я. ― На этот раз нам тоже хворост для него собирать. Его только пацаны старших отрядов собирают: второго и первого.

– Лишь бы дождь не помешал, ― вздохнула Пирогова. ― Прошлый год я в первую смену отдыхала, дождь шёл и костёр отменили.

– А где костёр будет? ― спросил Сашка.

– На стадионе, ― ответил я. ― Там безопасно: далеко от зданий

– Так красиво, когда костёр ночью большой! Искры летят высоко! ― добавила Верка.

– Ночью костёр? Большой? ― удивилась Женька, ― потом улыбнулась и, помолчав, капризно добавила: ― Хочу большой костёр. Ночью. И искры чтобы до неба! Хочу-хочу-хочу. Ну почему костёр не сегодня! ― и нетерпеливо заёрзала на стуле.

– Твоё желание исполнится, ― пообещал я. ― Если дождя не будет. Но не сегодня, а в воскресение.

– Так неинтересно, ― скривилась Женька.

– Печенька, котлету будешь? ― спросила меня Пирогова.

Иногда она называет меня не по фамилии, а по прозвищу.

– А почему «Печенька», потому что Печенин? ― с улыбкой взглянула на меня Женька.

– Я привык уже, ― отмахнулся я и машинально спросил Пирогову:

– Сама почему не ешь, потолстеть боишься?

– И вовсе нет! ― с обидой взглянула она на меня.

– Знаешь же, что шучу, ― сказал я рассеянно…

…Не первый раз я уже поглядывал за плечо кареглазой подружки Пироговой, мимо Осиповой, в центр зала. Там за двумя сдвинутыми столами обедали пионервожатые второго и третьего отрядов и… «Ольга Сергеевна». На левом рукаве её блузки три нашивки. Три нашивки вожатой. Помощник пионервожатого и пионервожатый ― это одно и то же. Я даже не знаю в чем отличие.

…Вспомнилось к чему-то, слово вожатый происходит от старинного «вожатай». А слово «вожати» означает водить. Думаю, отсюда и вожжи, и вождь. Всплыло из далёкого детства: «Вождь всех народов Иосиф Виссарионович Сталин». В лагере на фасаде здания столовой его портрет рядом с портретом Ленина висел. Это я хорошо это помню: приезжал с отцом сюда, когда был мелким.

«Ольга Сергеевна» встретилась со мной взглядом и опустила голову. Через секунду прямо взглянула мне в глаза и улыбнулась. Я не ожидал этого, вздрогнул от неожиданности, словно током шарахнуло, и отвернулся. Потом, обжёгшись, искоса бросал взгляды на неё, но был осторожнее.

Кареглазая подружка Пироговой каждый раз оборачивалась, пытаясь вычислить субъект моего внимания. Пирогова холодно ― она это умеет, спросила: «Мне вовсе не интересно, даже и не думай, но на кого ты всё смотришь?». Она отложила вилку и оглянулась по направлению моего взгляда.

Я не ответил, подумал об «Ольге Сергеевне», тоже мне, «вождь-вожатай» в юбке, салют ей отдавай, и окончательно перевёл её в разряд взрослых. Взрослые ― это отдельная каста: родители, учителя, воспитатели, пионервожатые, персонал лагеря и просто любые… взрослые! Лучше от них подальше держаться. Наверное, зря я в пионерлагерь согласился поехать. Ну а куда бы я делся, если родители без меня всё решили?

Я тряхнул головой, отгоняя печальные мысли и вновь взглянул на столик пионервожатых, но «Ольгу Сергеевну» сейчас загораживал собой пацан с первого отряда. Он что-то говорил Осиповой.

Пирогова, вновь проследив направление моего взгляда, съязвила:

– Что ты пальцами по столу барабанишь? Нервничаешь?

– Ничего я не нервничаю, ― не согласился я и возразил: ― Нервный не кто барабанит, а кого это раздражает, ясно?

Есть у меня глупая привычка по столу пальцами стучать или по парте. Пирогова странно взглянула на меня, отвернулась и спросила тихонько:

– А хочешь, я тебя с ней познакомлю?

– С кем? ― поинтересовался я, не понимая, о ком она говорит.

– Сам знаешь с кем! ― сказала она чуть слышно.

Я разозлился и сказал:

– Познакомь!

Она уткнулась носом в тарелку, и на вопросы Женьки отвечала односложно.

***

После обеда, когда все толпились возле отряда, а я в сторонке разговаривал с Ефимовым, к нам подошёл Юрка Кузнецов с незнакомым пацаном в помятом пионерском галстуке. В палате я видел его в проходе между кроватей, напротив нашего. У Катряги и у него одна тумбочка на двоих.

– «Весло», знакомься, ― сказал Кузя, кивнув на меня, ― это Лёшка Печенин, «Печенька».

– Знаю уже, ― ответил пацан.

– Он из «Центровых», ― пояснил Кузнецов.

Город у нас поделён на районы: фабричные, барачные, центровые и новостройка. Центровые ― лучше всего, центр города. Окраины старались с нами поддерживать нейтралитет. В чужом районе можно и схлопотать ни за что. Кузя ― фабричный, он жил на улице Коммунаров. В его районе я бывал редко. Пацан протянул мне руку, назвал себя:

– Весёлкин Сергей, «Весло».

– «Печенька».

Весёлкин вопросительно посмотрел на Ефимова. Я, опережая Витьку, чтобы не ляпнул: «Очкарик», назвал:

– «Ефим», Витька Ефимов. Вторая школа. В нашем лагере в первый раз.

Ефимов благодарно взглянул на меня.

– Понятно, ― буркнул Весёлкин и протянул ему руку. ― Сергей Весёлкин, «Весло».

– «Ефим».

К нам подошёл Сашка Панус. Весёлкин посмотрел на Сашку и вопросительно на меня.

– Сашка Панус, ― назвал я. ― А это Кузнецов, «Кузя», ― объяснил Сашке. ― А это Весёлкин Сергей, «Весло», а это Ефимов Витька, «Ефим».

– А тебя как? ― спросил Кузнецов у Сашки.

– Что как?

– Кликают тебя как?

– Сашка.

– Кликуха какая?

– Нету.

– Фамилия Панус? Меняем ударение и пару букв, будешь «Понос», ― сообщил Кузнецов.

– Что? ― покраснел Сашка.

– Кузя, уймись, ― одёрнул я Кузнецова. ― Не «Понос», а «Парус»! Услышу «Понос», в клюв въеду, хоть ты и приятель!

– Ну, пусть будет «Парус», ― кивнул Юрка и, покосившись на Весёлкина, с сожалением поделился: ― Хотя «Понос» не в пример лучше.

– Не понял? ― поинтересовался я.

– Я в шутку, ― пошёл он на попятную: ― Пусть будет «Парус», если тебе так хочется.

К нам с Кузнецовым подошла Пирогова, остановилась неподалёку и жестом попросила меня подойти. Когда я приблизился, бросила: «Пойдём со мной» и направилась в сторону девчонок. Я недоуменно пожал плечами и пошёл следом.

Глава 3. Стычка с глухаревцами. Медосмотр

День первый. 10 июня, среда (продолжение дня)

Когда мы подошли к стайке девчонок, Пирогова попросила:

– Света, подойди, пожалуйста.

Осипова взглянула на меня, на Пирогову, бросила девчонкам, с которыми разговаривала:

– Девочки, я сейчас, ― и подошла к нам.

– Пойдёмте поговорим, ― предложила ей Пирогова и показала рукой на главную аллею пионерлагеря.

Осипова согласно кивнула. Мы втроём медленно шли по аллее.

– Света, ― помолчав, начала Верка, ― Сталина Ивановна говорила о концерте ко «Дню открытых дверей». Мы с Леной Ждановой и Любой Малютиной будем со своим номером выступить. Танец с лентами. Нам ещё один участник нужен, четвёртый. Спросишь девчонок, может, кто согласится?

– А ты Зину Мороз спроси. Она новенькая в нашем классе, в последнюю четверть в наш класс пришла. Она как-то говорила, что до переезда в наш город художественной гимнастикой занималась. Папа у неё военпредом на заводе.

– Спасибо, я спрошу. Да, Свет, знакомься. Это Лёшка Печенин, мой одноклассник.

Светка с любопытством взглянула на Пирогову, потом на меня, сказала:

– А я знаю, и часто вижу на перемене.

– Я тоже знаю и часто вижу на перемене, ― не нашёлся я сказать ничего лучшего и обругал себя за это дураком.

– Ты с Мишкой Гудиным, дружишь? ― взглянув на меня, спросила Осипова. ― В нашем дворе иногда его вижу.

– Бабушка его рядом с тобой живёт.

– Это вы с ним зимой пожар в школе устроили и занятия в школе сорвали? ― улыбнулась Светка. ― Вас Иван Фёдорович на общешкольной линейке отчитывал, а тебя главным «Геростратом» назвал, который храм науки готов дотла сжечь.

– Врал директор, никто школу не поджигал. И не пожар это был, а обыкновенная дустовая шашка. Их для борьбы с садовыми вредителями в любой аптеке за двадцать копеек продают, ― попытался оправдаться.

– А где же Вера? ― оглянувшись направо, удивлённо спросила Светка.

Я взглянул за её спину, потом оглянулся. Верки не было. Аттракцион в цирке: исчезла неизвестно куда! Мы остановились.

– А почему ты Пирогову попросил нас познакомить? ― спросила Светка.

Хотел сказать, что я не просил, но осёкся: получается, что просил, сам же сказал ей, познакомь, только не знал кого она имела ввиду. Поэтому промолчал.