Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей

– Алины Лариной в вашей школе среди шестиклассниц не было?

– У нас шесть шестых было. Такой не было.

– Ладно. Меня Лешка Печенин зовут. А тебя?

– Ефимов Витька. Дразнят «Очкарик».

– И ты терпишь? ― удивился я и пообещал: ― Здесь будешь «Ефим». Так себя и называй в отряде. А меня «Печенькой» зови. Знаешь, сколько человек в отряде будет?

– Сколько?

– Тридцать девять. Я пересчитал в автобусе.

– На перекличке одного не было, ― сказал Ефимов, ― а за тебя на перекличке вон та ответила, ― кивнул он в сторону Пироговой.

Верка с улыбкой оглянулась на нас и сказала что-то подружкам. Они рассмеялись, а я с чего-то обиделся на неё. Вот что она сказала? Нас ощутимо тряхануло на яме.

Рыжеволосый сосед, что сидел у окна, поморщился и к чему-то неразборчиво ляпнул:

– …пятьдесят пять…

– Что «пятьдесят пять»? ― переспросил я, не понимая, о чём он.

– Марка автобуса: ЗиС-155, ― объяснил он. ― У него движок от грузовичка ЗиС-150. Шесть цилиндров. Коробка передач механическая, пятиступенчатая. И рама как у грузовика ЗиС-150.

– Ну ты даёшь! А ты откуда ты это знаешь? ― спросил я, удивляясь познаниям нового

– Отец у меня в городском автохозяйстве работает, ― объяснил он и, наклонившись, поделился: ― Он говорит, такие автобусы уже не выпускают. Хрущёв на совещании ругался сильно, говорил: «Мы должны доказать всему миру, что тоже… не ноздрями мух бьём!» Сказанул, да? ― улыбнулся сосед и продолжил: ― Сейчас по его команде современные выпускают, ЗиЛ-158, на шестьдесят пассажиров. Но у нас в городе таких нет. Меня Юрка Круглов зовут. ― Он смущённо пригладил рыжие вихры и сообщил: ― В школе и во дворе я ― «Рудый». Так и зовите.

Я пожал его руку и посмотрел на Пирогову. Через три секунды она оглянулась и показала мне язык. Что у неё, глаза на затылке? Проверено, стоит на неё взглянуть, сразу оглядывается! В классе она впереди через одну парту сидит, но на среднем ряду. Чтобы на уроках шею себе не свернула: туда-сюда, туда-сюда, ― приходится смотреть на неё не прямо, а как бы боковым зрением, так не оглядывается.

Сейчас мы проезжали недавно отстроенный район новостройки: вереницу пятиэтажных домов из кирпича, площадь Гагарина с обелиском. Раньше на его месте церковь стояла.

Её взорвали, когда я во второй класс пошёл. Когда мы с отцом были в районе новостройки, я спросил, зачем это сделали, мол, красивое здание было, только заброшенное. Он ответил не сразу, потом сказал, что в пятьдесят восьмом приняли Постановление ЦК «О недостатках научно-атеистической пропаганды». На местах ― так он сказал, ― допускались перегибы, церкви рушили не только у нас. Конечно, вздохнул он, здание нужно было сохранить, хотя бы как памятник архитектуры восемнадцатого века. Я понял его.

Родители некоторых ребят из нашего класса уже получили квартиры в районе новостройки. И Хохловы тоже. Третий этаж, балкон, центральное отопление, в ванной ― титан, газом нагрел воду и мойся. Даже завидно немножко. У нас дом старый, сталинской постройки, с высокими потолками, титан дровами топить нужно. Но воду в нем греем нечасто.

Отец, при желании, давно бы уже электроподогрев воды в титане сделал, как у родителей Таньки Модуль, но ему это не надо. Родители любят, как он говорит, «настоящую баньку» и по воскресениям ходят с родителями Таньки к их знакомому в частный сектор. Мы с Танькой маленькими тоже с ними ходили, а я уже давно ходить туда отказался.

Сейчас, чтобы не возиться с дровами, я раз в неделю хожу в городскую баню. Раньше брал билет в общий зал за десять копеек, теперь нет. Неловко как-то. В раздевалке банщица-тётка дежурит. Билет в индивидуальные душевые кабинки в три раза дороже, но там лучше, чем в общем зале. А среди недели мне чайника воды хватает, чтоб перед школой ополоснуться, когда родители на работу уйдут: школа рядом.

А вообще, мне нечего жаловаться: у нас трёхкомнатная квартира, и у меня даже есть своя комната. Говорят, квартиры в нашем доме распределяли среди номенклатурных работников и специалистов. Вот отцу и дали ордер, когда я родился. А многие из одноклассников до сих пор живут в коммуналках или бараках с «удобствами» во дворе. Как Бурцевы, например.

Автобус опять задребезжал. Грунтовая дорога петляет то вправо, то влево. Воспитательница потребовала закрыть окна. Стало жарко и душно. За окном видны полуразобранные бараки, бульдозер крушит домишко частного сектора. Прямо возле дороги готовые котлованы и фундаменты под панельные дома. Их начали строить в позапрошлом году, после ввода домостроительного комбината.

Вдалеке, у построенных пятиэтажек, кладут асфальт. Вспомнилось, как мы с Мишкой Гудиным прошлый год сюда за карбидом бегали. Пришлось, удирая от сторожа, десантироваться со второго этажа на кучу песка. Потом целую неделю пятки гудели.

Сейчас мы проезжали район слободки с покосившимися бараками, простроенными, как временное жильё при строительстве арматурного завода в конце тридцатых годов. В одном из них, с дороги его не видно, и живёт Петька Бурцев. В начале мая этого года мне пришлось пару раз заходить к нему. Его неделю не было в школе, и учительница отправила меня выяснить причину.

…Дверь мне открыла девчонка лет десяти-одиннадцати в трусиках и с полотенцем на голове. Я попятился. Через открытую дверь мне было видно, что Петька стирает одежду в корыте, шоркая ею о стиральную доску. Он увидел меня и мотивировал: «Что в коридоре менжуешься, в комнату проходи. Подменку им стираю», ― пояснил он.

Я вошёл. Его младшая сестра-дошкольница лет пяти, прикрыв ноги одеялом, сидела на кровати. Та, что открыла дверь, подошла к ней, присела рядом и пялилась на меня. В таком возрасте девчонки ещё не стесняются ходить дома в трусах, когда жарко, по Таньке Модуль это знаю.

Такой убогой и запущенной комнаты, как у Бурцевых, я ещё не видел. Из мебели у них деревянная кровать, напоминающая нары, кухонный стол с керогазом на нём, покосившийся фанерный шкаф, три табуретки, да часы-ходики, если их посчитать за мебель. На столе россыпь картошки, сваренной в мундире.

У нас с Бурцевым доверительные отношения, видимо, поэтому он рассказал, что их мать за прогулы выгнали с работы в забегаловке, где она работала посудомойкой, и теперь она шлындает с кавалерами неизвестно где, а ему мелких кормить нужно. Я высыпал на стол карманные деньги, что были с собой: рубль с копейками, и вышел. На следующий день я разбил свою копилку и купил продуктов для Бурцевых, шоколадных конфет для его сестёр.

Нас опять тряхнуло. За автобусом первого отряда вьётся облако пыли. Несмотря на закрытые рамы в салоне не продохнуть. Представляю, как достаётся младшим отрядам, что едут за нами! Но вот поворот налево и грунтовая дорога. Мы выехали за город. Теперь ещё минут двадцать и будем на месте.

За городом пролески перемежаются полями совхоза. Но вот лес пошёл сплошной полосой. Я видел, что мы уже подъезжаем. Справа несколько раз промелькнула речка, слева показалась просека с опорами линии электропередач, они поднимаются вверх по косогору, вот проехали бетонный мост, ещё немного… поворот налево, на узкую дорогу к пионерлагерю. В автобусе сразу стало темнее: по обеим сторонам дороги растут деревья с густыми кронами; шуршат колеса по мелкому гравию, и опять светло… выезжаем на поляну.

Наконец, автобус, фыркнув тормозами, остановился рядом с автобусом первого отряда. Здесь стоянка автомашин, слева ― футбольное поле. «Ребята, ― обратилась к нам воспитательница, ― не толкаться. Выходим организованно. Построение на стадионе у таблички нашего отряда». С шипеньем открылась передняя дверь. С дальней стороны стадиона ветер принёс запах свежескошенной травы. Стадион и спортивную площадку обкашивают к началу смены. Со столба с громкоговорителя на краю стадиона звучит знакомый голос Марка Бернеса:

Парни, парни, это в наших силахЗемлю от пожара уберечьМы за мир, за дружбу, за улыбки милых,За сердечность встреч…

В лагере работает радиорубка с громкоговорящей связью. Ребята первого отряда уже шли на стадион. Подошёл автобус третьего отряда. Показался вдалеке автобус четвёртого. Вслед за воспитательницей и пионервожатыми мы пошли на место построения. В толчее кто-то хлопнул меня по плечу:

– Привет, «Карбышев».

Я вздрогнул от забытой клички и обернулся: Кузнецов Юрка. У него всё такой же облупленный нос, веснушки и светлая чёлка волос. Я вовсе не хотел, чтобы о кличке, вернее, об истории, с ней связанной, узнали в отряде и предупредил:

– Кузя, запомни, здесь я ― «Печенька», а не «Карбышев»!

– А то? ― поинтересовался он.

В его словах мне послышался вызов. Я смерил его с головы до ног и обратно, жёстко взглянул в глаза и заверил:

– Можешь не сомневайся!

Кузя отвёл взгляд и сказал примирительно:

– Ну хорошо, ты ― «Печенька».

…Зря он напомнил о кличке, прилипшей ко мне в конце той смены. В тот день перед отбоем на тихий час я пошёл в туалет. Внутри его раздался громкий хлопок! Пыхнуло зловонным запахом фекалий. Пацаны со второго отряда дали стрекача от туалета в сторону пионерлагеря. Парой секунд позже из сортира, натягивая штаны, выскочил обляпанный дерьмом физорг, выкрикнул пацанам: «Стоять!», погнался за ними, но поняв, что за ними не угнаться, осыпал их ругательствами, самым мягким из которых было: «Ублюдки!». Он постоял в раздумье и пошёл в сторону душа.

Позже я узнал, пацаны опустили в выгребную яму туалета карбидную «бомбу». Сделать её несложно, нужно налить в банку воды, положить в неё тонких веточек для опоры, сухой травы, сверху насыпать карбид, не намочив его ― иначе рванёт, закрыть плотно крышку, взболтнуть и «употребить» в дело. Чтобы не спугнуть физрука с очка, банку в выгребную яму пацаны опустили на верёвке. Физрук не смог определить, кто из мальчишек устроил взрыв, так как видел их только со спины, а меня запомнил.

Когда объявили тихий час, и я уже был в постели, он, тошнотворно пахнущий «Тройным» одеколоном, вошёл в палату, поднял меня с постели за ухо и, не дав даже одеться, в трусах и босяком потащил в старшие отряды указать обидчиков. Защитить меня было некому, наша пионервожатая была на летучке у старшей пионервожатой. Мальчишек я узнал, но их не выдал. Предавать своих «за падло».

Не добившись признания, он пригрозил: «Память освежим, вспомнишь!» За столовой у водонапорной башни он снял с пожарного щита ведро, набрал в него воды из-под крана и окатил меня ею с головы до ног. Вода из артезианской скважины была не просто холодной, а ледяной! Я покрылся «гусиной кожей», застучал зубами, но клялся, что не запомнил мальчишек в лицо.

«Продолжим восстанавливать зрительную память», ― заявил он и окатил меня новой порцией. Я посинел и обхватил себя руками за плечи. Видя моё состояние, физорг отложил «процедуру», позволяя мне немного согреться, но обещал продолжить её «до полного её восстановления». Больше всего я боялся, что нас кто-нибудь увидит. На мою беду о «водных процедурах» узнал весь отряд, и я получил новую кличку: «Карбышев». Был советский генерал с такой фамилией. Когда он попал в плен, то за отказ стать предателем фашисты в мороз обливали его ледяной водой, пока он не превратился в ледышку…

Вздохнув глубоко и считая инцидент исчерпанным, я поинтересовался у Кузнецова:

– Откуда взялся?

– С предком на мотоцикле. Перед мостом вас обогнали.

Поговорить нам не дали. Подошёл автобус пятого отряда, и пионервожатые объявили построение.

Круглов, назвавшийся Рудым, шепнул мне:

– Видишь ту девчонку с белыми волосами? Я фамилию и имя её узнал, когда она отмечаться подошла. Снежная её фамилия, прикольно, правда? Подходит ей. А зовут Катькой. Редкое имя. Ни одной девчонки с таким именем среди ровесников не встречал.

– Ну вот, теперь встретил, ― улыбнулся я и напомнил: ― Среди взрослых таких имён много, песня со словами есть: выходила на берег Катюша…

Мы построились во что-то похожее на шеренгу: первый отряд, наш отряд, за нами ― третий, четвёртый и пятый. К змееподобной шеренге подошла вышла и обратилась к строю моложавая женщина с комсомольским значком на блузке и в пионерском галстуке.

Рядом с ней нарисовалась Наташка, старшая сестра Вальки Чижиковой. Она не замужем и живёт в соседнем подъезде с родителями. В прошлом году она окончила педагогическое училище по специальности: «Учитель младших классов и старший пионервожатый». Мать Чижиковых работает заместителем начальника Городского отдела народного образования», видимо, она и устроила Наташку на работу младшим инструктором Городского отдела ВЛКСМ. Что она здесь забыла?

– Здравствуйте дети! Меня зовут Елена Матвеевна Федотова. Я ваша старшая пионервожатая. Мы, с методистом по воспитательной работе Натальей Яковлевной, ― кивком головы указала она на Наташку, ― от лица и по поручению директора пионерлагеря Спиридонова Ивана Ивановича, рады приветствовать вас в пионерском лагере «Заря».

Ребята, этот лагерь построен специально для вас, для детского оздоровительного отдыха. Вы должны знать, что ваш старший товарищ, комсомол, проявляет заботу о вас, о своей подрастающий смене. В пятьдесят седьмом году восьмой Пленум ЦК ВЛКСМ принял постановление «О мероприятиях по улучшению работы пионерской организации». Комсомольские организации направили с производства, с институтов и училищ свыше двести тысяч пионервожатых, руководителей кружков и секций. Вы должны слушаться их и уважать.

Запомните, вы здесь полноправные хозяева. Поэтому чувствуйте себя по-хозяйски, как дома. Все мы здесь: и вы, и мы, ваши старшие товарищи, и более молодые товарищи, ваши пионервожатые, ― одна большая семья! Надеюсь, вы будете неукоснительно выполнять распорядок дня и команды пионервожатых, будете строго соблюдать законы и правила поведения в пионерском лагере, и мы будем жить дружно и весело. Вопросы есть? У кого есть вопросы? Нет вопросов? Сейчас мы построимся поотрядно и колонной по два пойдём в пионерский лагерь. Всё понятно?

…Наташку Чижикову, наверное, её мамаша методистом в лагерь на лето пристроила, подумал я. Да и фиг с ней, мне всё равно с ней пересекаться не придётся.

«Напра-во!» ― раздалась команда старшей пионервожатой. Я шёл рядом с Витькой Ефимовым, Кузя с незнакомым пацаном сзади; Пирогова со своей знакомой ― впереди. Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях, иначе это вам «ненавязчиво» напомнят, подумал я и, усмехнувшись, буркнул себе по нос:

– Организованной толпой коровы шли на водопой.

– Что? ― спросил Ефимов.

– Проехали…

Глава 2. Душ. Разговор в столовой. Близняшки

День первый. 10 июня, среда (продолжение дня)

Вслед за первым отрядом мы прошли через футбольное поле ко входу в пионерский лагерь. Вокруг стадиона и пионерлагеря ― лиственный лес. Пахло свежей травой и кустарниковой акацией. Здесь её много. Сразу за шлагбаумом, он сейчас открыт, начинается деревянная лестница, ограждённая перилами, по которой топать и топать. Сам пионерлагерь на возвышенности. Справа от шлагбаума ― грибок для дежурных. В этом году и нам здесь дежурить. Это пост старших отрядов, второго и первого. Сейчас на месте дежурного никого нет.

Только поднялись по длинной деревянной лестнице, как Витька Ефимов пристал с вопросами:

– А там что, справа, за деревьями?

Я не в первый раз в этом пионерлагере. Приходилось объяснять:

– Караулка. Тоже дежурить будем. Смотри, справа качели-карусели сейчас будут, а за ними площадка общих построений.

– А там впереди? В конце дорожки, большое?

– Столовая.

– Что, такая большая?

– Столовая в правом крыле, в левом ― клуб, штаб пионерлагеря там же, и актовый зал. Кино в актовом зале показывают, ну и собрания… Гараж справа за столовой, а слева от неё, отсюда не видно, корпус, где персонал лагеря живёт. Да, ближе столовой, справа, юннатский участок: коза, кролики, перепёлки. За ними юннаты ухаживают.

– Сейчас баня и санраспредилитель? ― предположил он.

– В отряд. Потом душ. В больших лагерях распределители. А баню только собираются строить, фундамент в прошлом году залили, ― объяснил я.

– Если холодно, возят в баню, ― уточнил Кузя.

– Купаться? ― спросил Ефимов.

– Пруд есть. С верхней площадки лестницы его видно. Он то ту сторону дороги, по которой приехали. Редко водят.

Интересная подруга у Пироговой, подумал я. Никогда их вместе не видел. Почему, когда праздник, сразу по девчонкам видно: белые бантики. А нам как, пацанам, нос зелёнкой намазать, чтобы всем понятно было, и у нас праздник, или как? Я улыбнулся и громко хмыкнул в кулак, представив пацанов с зелёными носами.

– Ты что? ― спросила, оглянувшись, Пирогова.

Её подружка тоже оглянулась и улыбнулась мне, как знакомому. У неё приятная улыбка и маленькая, словно кто акварельной кисточкой чуть прикоснулся, светло-коричневая точка над верхней губой.

– Ничего, ― отмахнулся я. ― Под ноги смотрите.

– А кормят хорошо? ― вернул меня на землю Витька Ефимов

– Часто, но помногу, ― поделился Кузя.

– Облопаешься, ― подтвердил я.

– Кружки, библиотека?

– Есть. Слева. За зданиями старших отрядов, с третьего по первый. Видишь барак? В нем библиотека и кружки по интересам.

– В шахматы?

– Если найдёшь с кем, ― влез в разговор Кузнецов.

В пионерлагере чисто и ухожено. Дорожки посыпаны оранжевым крупным песком ― его называют дресва. Бордюры и стволы деревьев побелены известью. Здания отрядов, да и весь пионерский лагерь выглядит празднично и нарядно. По краям главной аллеи, по которой сейчас идём, стенды с наглядной агитацией, на стендах под стеклом свежие газеты: «Комсомольская» и «Пионерская» правда. Сейчас мы проходили мимо общей площадки построений. Громкоговоритель на столбе ― наша связь с внешним миром, гремел песней:

Мы за Пар-ти-ей иде-ем,Славя Ро-ди-ну дела-ами,И на всем пу-ти боль-шо-омВ каждом деле Ленин с на-ами.Ле-нин всегда живо-ой,Ле-нин всегда с тобо-ой…

― Смотри, ― повысив голос, сказал я Ефимову, ― вон там, справа, в последнем здании, санчасть, канцелярия и кабинет директора там же. Лучше стороной обходить. Кривая, мимо начальства, всегда короче прямой будет.

…В го-ре, в наде-жде и ра-до-стии-и…Ле-нин в твоей вес-нее-е,

― Здесь так: или строем или бегом, если один. Без отряда ― сразу вопросы, ― опять влез в разговор Кузнецов.

… В ка-жд-ом счастли-вом днее-е,Ленин в тебе и во мне-е-е-е!!!

Никогда не задумывался над словами этой песни, а тут вдруг оглянулся на Кузнецова и с трудом подавил желание предупредить его, что у него внутри ― кроме глистов, конечно, ещё Ленин живой сидит. Чтоб осторожнее в туалет ходил по большому, как бы «чего» не вышло… Хорошо, сдержался, пословицу вспомнил: «Язык мой ― враг мой». Объяви такое, пришибут и слова песни за алиби не посчитают.

Я отругал себя за мысли, недостойные «советского пионера», и оглянулся на Кузю. Рядом с ним шёл невысокий пацан с длинным носом. За ними ― очень похожие друг на друга мальчишка и девчонка, что сидели через проход в автобусе.

– Кино? ― спросил Витька Ефимов.

– По субботам. Киномеханик приезжает. А крутят в левом крыле здания. Там актовой зал.

***

Здания и планировка старших отрядов, с третьего по первый, однотипные. Первый справа, второй слева от главной аллеи. Мы подошли к зданию нашего отряда. Перед входом в здание широкое крыльцо, огороженное резными перилами. Фойе довольное большое, даже установленный стол для игры в теннис не делает его тесным. Правая дверь ведёт в палату мальчишек, левая ― девчонок. Из фойе напротив входной двери есть вход ещё в три комнаты: пионерскую комнату, кладовую и в комнату вожатых.

Кровати в палатах у нас и девчонок расположены по десять штук слева и справа от широкого прохода, торцом к стенам. Первая и последняя кровать в каждом ряду стоит отдельно, остальные ― между проходами к тумбочкам плотно придвинуты друг к другу. Получается по одной тумбочки на двоих.

В общем проходе у торца каждой кровати табуретка. После отбоя на неё будем класть одежду.

Я прошёл справа от прохода ко второй тумбочке и присел на правую кровать, свой чемоданчик поставил на кровать напротив, бронируя место для Кузнецова. В палате пахло краской. Видимо, перед заездом делали косметический ремонт и толком не проветрили. Пахло и свежим постельным бельём. Пока простыни и одеяла на матрасах. Постели ещё предстояло заправить.

Когда Кузнецов вошёл в палату ― он почему-то задержался на улице, я помахал ему рукой и показал на его спальное место. Кузя с разбегу плюхнулся на постель и, подпрыгивая на панцирной сетке, завопил дурашливым голосом на мотив известной песни:

По долинам с толстым дрыном шла старуха в ре-сто-ран,чтобы с горя взять пол-литра и заку-у-ски двести грамм…

― Кузя, заткнись, ― одёрнул я его, ― разговаривать мешаешь.

Моим соседом по сдвинутым вплотную кроватям оказался мальчишка, которого я приметил ещё на месте сбора.

У него общая тумбочка с Кругловым, у меня с Кузей.

– Ты с сестрой здесь? ― спросил я.

– Да. Меня Сашкой зовут, а тебя?

– Лёшкой. Можешь «Печенькой» звать. Фамилия?

– Панус.

– Странная фамилия, Прибалтика?

– Прабабушка рассказывала, к нашему предку «Пан Ус» обращались. Вот и получилось: «Панус». А так мы родом Муромские. Сейчас это Владимирская область. Я там не был.

– Пан Ус? Может, твой предок шляхтичем был, если его Пан Ус звали?

– Не знаю.

– Таратор ты, Сашка, базарило. Не делись ни с кем, целее будешь! Паны и буржуи в лагере не приветствуется, ― пояснил я.

Кузя в нашем проходе был занят собой и не прислушивался к нашему разговору. Он перевернул чистой стороной матрас с жёлтым пятном посередине, повернулся к нам, буркнул: «Уссатый, полосатый, на верёвочке висит», и спросил:

– Печенька, знаешь, зачем на матрасе полоски вдоль, а не поперёк?

– И зачем?

– Чтобы знать, в каком направлении ложиться ― вот зачем!

– Этим и будем руководствоваться перед отходом ко сну, ― сообщил я и поинтересовался: ― У тебя в отряде знакомые есть?

– Вон, Славка Дударь, ― кивнул в хвост противоположного ряда кроватей. ― Он с параллельного класса. Ещё Емельянова Танька, одноклассница моя. Увидишь её, не ошибёшься: толстушка.

– Твой сосед по кровати ― Ефимов Витька, а у кровати у входа ― Юрка Круглов.

– Я знаю уже, ― сказал Кузя и спросил: ― Пацана видишь в конце того ряда, стриженного с чёлкой?

– И что? ― взглянул я на чудика с детской причёской.

– Шнурок я на крыльце завязывал. Достал он меня своими: «Простите-извините». Спрашиваю его просто так, для интереса, за что тебя простить-извинить? Ссышься по ночам, храпишь громко или лунатик? А он опять за своё: «Простите, пожалуйста, где в пионерлагере туалет?» Я ему говорю вежливо: «У меня три головы, как у змея Горыныча, что ты мне выкаешь? По сопатке просишь, так это я легко!» А он опять за своё: «Не сердитесь, пожалуйста». Он что, больной на голову?

Я пожал плечами, поживём увидим.

***

Вошла наша пионервожатая и объявила, что первый отряд уже оканчивает помывку, и мы идём в душ, нужно взять с дужки кровати у изголовья полотенце, мыло, что привезли с собой, и выходить на построение, а заметив смущённые физиономии ребят, ранее бывших в пионерском лагере, успокоила, объяснив, что ответственным за помывку мальчиков нашего отряда сегодня будет физорг Иван Иванович. Это снимало проблему, изначально беспокоившую не только меня.

Когда мы строем шли в душ, Ефимов спросил, для чего он в день приезда, мол, понятно же, что в пионерский лагерь все чистыми едут? Я молча пожал плечами, не мы правила устанавливаем. «После обеда нас на медосмотр поведут, возможно, поэтому», ― поморщившись как от зубной боли, объяснил ему.

***

Душ ― это длинное временное строение, с раздельным входом с улицы в отделения мальчишек и девчонок. Открыв дверь, сразу попадаешь в раздевалку со скамейками и вешалками для одежды у боковых стен. Дверной проем ведёт в длинное помещение душевой, рассчитанное на одновременную помывку десятерых ребят. Раздевалка и душевая девчонок, отделены от нас шиферными листами на три головы выше нас и с зазором внизу сантиметров в пятнадцать.

Пацаны, которые в прошлые смены туда заглядывали, говорили, девчонок чуть ли не по колени видно. Придурки, одним словом.

Вода под душем индивидуально не регулируется, у крана две функции: открыл-закрыл. Сделано это специально, чтобы не обожглись горячей водой. За температурой воды в душе следит кочегар, старик лет сорока по фамилии Кагоров.

Начальство терпит его за работу на полставки и за то, что он не буйный во хмелю. Его задача нагреть воду для душа, подмести территорию и убраться в туалетах. Позапрошлый год мимо лагеря протянули линию электропередач, поставили трансформатор, печи в столовой перевели на электроподогрев, вот и остался он на полставки, а до этого работал ещё и истопником в столовой.