Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей

Весёлкин скомкал и выбросил в урну бумажку. А я свой листок сохраню обязательно, через много лет покажу его Пироговой и спрошу: «Узнаешь почерк?» Вот она удивится: «Откуда он у тебя?», а я так небрежно: «Случайно в кармане завалялся. Неужели не помнишь пионерский лагерь, первую смену тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года?»

***

Я отозвал Сашку Панус в сторонку.

– Сашка.

– Что?

– Самое время эксперимент на антигравитацию провести. Предупреди Асеева. Мы ведь обещали ему.

– Как мы его проведём? Видишь, облака. Солнца нет. А надо, чтобы солнце яйцо нагрело.

– Облака не сплошные. День должен быть солнечный. Нагреется яйцо.

– А Аська не проболтается?

– Не такой уж это секрет большой. Даже если проболтается, то что? Давай с него честное «пионерское слово» возьмём. Проверим заодно, умеет ли он тайну хранить.

– Хорошо. А где испытывать будем?

– Предлагаю на просеке за туалетом. Там местечко есть: песок, камни. Место хорошо прогревается. Я знаю. Туда и пойдём.

– Хорошо, договорились.

***

Мы с Сашкой Панус пошли на просеку. У нас всё уже было готово: роса в пузырьке, пипетка из медицинской аптечки, скорлупа яйца и немного пластилина. Позвали лопоухого и худого обжору Асеева. Но перед тем, как пойти на просеку, мы потребовали с него клятву.

– Пионер Асеев, ― торжественно объявил я. ― Перед лицом своих товарищей клянись хранить в тайне всё, что узнаешь в ходе эксперимента и место, куда мы идём. Если ты не сдержишь клятву, на твою стриженую голову мы, твои товарищи, ночью, когда ты будешь крепко спать глубоким сном, запустим самого энцефалитного клеща, и тебя разобьёт паралич, а потом ты умрёшь в судорогах. Клянёшься?

– А обязательно мне участвовать? Может, вы без меня? ― оробел Аська.

– Как хочешь. Мы тебя неволить не собираемся, ― ответил я.

Аська облегчённо вздохнул и пообещал:

– Я никому не скажу. Я не боюсь, просто не хочу. Правда! Я пошёл?

– Иди.

– Слишком сильно ты его напугал, ― сказал мне Сашка, ― вот он и струсил.

***

Я привёл Сашку на место, которое облюбовал ещё в прошлом году, там я собирал кузнечиков в банку, чтобы потом высыпать их в палату девчонок, ― это просека ЛЭП, но идти нужно было не в сторону карьера, а вверх, в сторону леса. При строительстве ЛЭП разрыли косогор и вывернули из земли большие камни. И почва была: камни и песок. Я выбрал большой плоский камень. и спросил:

– Чем не стол?

– Подходит! ― согласился он.

Сашка держал яйцо. Я набрал росы в пипетку и влил несколько капель в скорлупу. Мы залепили отверстие в яйце пластилином.

– А дальше что будем делать, ждать? ― спросил я. ― У нас времени на это нет.

– А как мы узнаем? ― поинтересовался Сашка.

– Предлагаю яйцо на камне оставить. Не на этом, он на виду, а чуть дальше, где с тропинки не видно. Позже придём. Если яйцо на месте будет, эксперимент провалился и будет тебе щелбан. Если оно сдвинется, придётся повторить, чтобы результат своими глазами увидеть. Согласен?

Сашка кивнул головой. Пора было идти в лагерь, чтобы не опоздать на построение.

– А когда мы сюда придём? ― спросил Сашка.

– Давай сразу после обеда. От обеда до тихого часа у нас время хватит. Идёт?

– Согласен, ― кивнул Сашка.

***

Мы успели вовремя. В отряде суматоха: смена пастельного белья. И зачем утром постель заправлять, если простыни менять приходится? Народ выстроился перед кладовкой за своими чемоданчиками, взять чистую одежду в баню.

– За подменкой идёшь? ― спросил я Сашку, когда мы заправляли постели.

– У нас чемоданчик с Женькой один на двоих. Она возьмёт.

Мой чемодан с одеждой, в которой я приехал. Вот шесть пары носков, четыре майки ― их требуют надевать на стадион, три футболки, свитер и спортивное трико на вечер. Здесь же увеличительное стекло и мячики для настольного тенниса. Я взял подменные труселя, чтобы не брать их с собой, а надеть их сразу в отряде, с собой в баню взял только мыло и полотенце. Форму обменяют в бане.

Ровно в десять часов нас строем отвели на автостоянку. Для поездки в баню в дождь или по другой причине шефы выделяют два автобуса КАвЗ-651, в каждом по двадцать сидячих мест. Так было и на этот раз. В первый автобус сели девчонки с Ольгой Семёновной, во второй мы со Сталиной Ивановной и Ириной Николаевной.

– Знаешь, многие считают, марка нашего автобуса КАвЗ-651, но это не так, ― поделился Рудый.

– А как? ― поинтересовался я.

– Марка у него ― КАвЗ-651А. Такие автобусы с пятьдесят восьмого года выпускают. 651-ый был с деревянным кузовом, а этот, 651А, уже с металлическим. Семьдесят лошадиных сил, тормоза с гидравлическим приводом на все колеса!

…Вот бы с Петькой Бурцевым Рудого свести, тот тоже любитель автомобилей, подумал я и, сдержав зевок, взглянул в окно.

***

До посёлка Победа ехать недалеко, всего-то километров девять-десять. Улицы там пыльные, дома разбросаны далеко друг от друга. Единственное большое здание ― баня, которая осталась от воинской части, когда-то расположенной рядом. В этом году баня выглядела наряднее. Её шлакобетонные стены поштукатурили и побелили. В фойе, узком помещении, вытянутом вдоль фасада здания, покрасили стены и лавки; левая дверь ведёт в мужское отделение, правая ― в женское. Справа витрина буфета с окошком для покупателей. В раздевалке вдоль стен установлены пронумерованные шкафчики, выкрашенные в ядовито-зелёный цвет.

– Ира, ― говорила нашей пионервожатой Сталина Ивановна, ― я тебя умоляю, главное правильно пересчитать форму и полотенца. Мешок с вещами не оставляй без присмотра. Дальше вся ответственность будет на тебе и Ларисе.

– Хорошо Сталина Ивановна.

Воспитательница попросила внимания и объявила:

– Ребята, напоминаю правила безопасности при помывке в бане. Не баловаться, не шалить! Кто будет безобразничать, за ухо отведу в угол. Так и знайте!

Запомните, при наполнении тазика водой сначала открываем холодную воду, потом горячую. В душе вначале открываем кран холодной воды, потом горячей, регулируем температуру воды. Когда помылись под душем, вначале закрываем горячую воду, отступаем в сторону и закрываем холодную. Запомнили? Первой закрываем горячую, потом холодную!

Правила не соблюдаем ― в душ не ходим! Всё понятно?

– Понятно.

– В парилке не париться. Понятно? Теперь можете мыться.

– Блин, при них что ли раздеваться? Стрёмно как-то, ― шепнул мне Ефимов Витька.

По правилам, в раздевалке обязан находиться кто-нибудь из руководства. Пацаны шептались и подталкивали Глухарёва, он кивнул на меня и тихонько сказал: «Пусть он поговорит, чтоб без старших в предбаннике мыться». Не наша вина, что у нас вожатый не парень. Раздеваться при воспиталке и, тем более при пионервожатой никто не хотел. Прошлый год почему-то делать это было не так стыдно.

– Что, ссышь спросить? ― спросил меня Глухарёв.

– С чего ты взял? ― бросил ему и обратился в воспитательнице:

– Сталина Ивановна.

– Чего тебе?

– Разрешите без дежурства старших в предбаннике.

Она посмотрела на меня, смущённого просьбой, на мальчишек и, понимающе, улыбнулась:

– Хорошо, будите одни. До первого замечания. Согласны?

Закивали головами. Толкаясь подходили обменять форму, но в банное отделение не торопились, ждали, когда выйдут воспитательница и пионервожатая.

Я присел на скамейку и своего шкафчика. Каждый хотел первым заскочить в банное отделение и захватить таз. Кто был здесь прошлые годы, знали, что их обычно на всех не хватает. Васька Асеев, не утерпев, и намереваясь заскочить первым, потянул с себя трусы и тут же получил звучный хлопок по голой заднице от Глухарёва. Правильно, одобрил я, заслужил.

Сталина Ивановна строго взглянула на Кольку Глухаря, но промолчала и, следом за Ириной Николаевной вышла из предбанника.

По обе стороны от прохода установлены ряды узких скамеек из искусственного мрамора, прямо ― дверь в парилку. Левая стена с двумя окнами, закрашенными на нижнюю треть зелёной краской. У правой стены две раковины с холодной и горячей водой, чуть дальше дверь между мужским и женским отделениями. Есть и душ. Как всегда, в бане толкотня и неразбериха…

«Печенька, ― окликнули меня. ― Таз для тебя захватил». Я оглянулся. Кузя махал мне рукой. Кто-то из пацанов уже мылся, кто-то пошёл в парилку. Несколько мальчишек бродили вдоль скамеек, выискивая свободный таз. Я устроился рядом с Кузнецовым спиной к двери. На соседней скамейке сидел Весёлкин. В один таз с водой он опустил ноги, с другого мылся.

– Весёлкин, дай таз. Зачем тебе два? ― канючил Асеев.

– Аська, спину потрёшь, ― дам, ― пообещал Весёлкин.

Асеев, согласно кивнул и взял вехотку. Митин, с нашего звена, крутился у двери в женское отделение, потом заглянул в замочную скважину.

– Ну что там, Митька? ― крикнул ему Юрка Круглов. ― Видно кого?

– Чем-то заткнуто, бумажкой, наверное, ― ответил Митькин и тут же взвизгнул как поросёнок.

Это Круглов подошёл к нему и со всей силы шлёпнул по голой заднице: «А не подглядывай!»

– Весёлкин, дай таз, ― канючил Асеев: ― Я тебе спину потёр!

– Сейчас ополосну, дам, ― ответил Весло.

Он сходил к раковине и вернулся с тазом, наполненным водой.

– Вот, ты мне спину тёр, а я тебе воды за это набрал. Все по-честному?

– Да, спасибо, Серёжа.

Весёлкин опрокинул воду из таза на голову Аськи. Тот заорал благим матом.

– Ты что? ― возмущённо взглянул я на Весёлкина.

– Ничего. Пусть закаляется как Суворов в детстве.

Дверь приоткрылась и к нам заглянула Сталина Ивановна, глядя поверх наших голов, прикрикнула:

– Вы что здесь творите! Что за вопли такие? На улице слышно. Вы мне что обещали!

– Водой холодной он обливается! ― пожаловался Ася, указав на Весёлкина.

– Все, тихо. И чтобы больше не звука! И запомните, я никуда не ухожу и всё слышу! ― припугнула она и прикрыла дверь.

– Сталина Ивановна, тихо будет, я обещаю! ― крикнул запоздало ей в спину Глухарёв, а Весёлкину и Асееву пригрозил: ― Только вякните!

***

Ребята, что уже помылись, шли одеваться. Одним из последних я приоткрыл дверь, выглянул в предбанник. Ни воспитательницы, ни Ирины Николаевны не было. Облегчённо вздохнув, я вышел. Что за фигня? На моей вешалке галстук, рубашка, шорты, трусов ― нет!

Растерянно оглянулся на ребят и увидел ехидные усмешки Матвейки и Коряги. Это меня взбесило. спёрли! Я надел шорты на голое тело, подошёл к Глухарёву и потребовал:

– Скажи шестёркам своим, чтоб вернули!

– Ты о чём? ― спросил он с деланным удивлением.

– Они знают, ― кивнул я на Матвеева и Катрягу.

Глухарёв посмотрел на своих прихлебателей, но они пожали плечами.

– За пропажу после ужина ответишь! ― пообещал я, обулся, надел рубашку, пионерский галстук и пошёл на выход. Понял, придётся драться. Когда я ещё был в фойе Глухарь окликнул меня:

– Печенька, ты в пожарном ящике искал?

Видимо, он всерьёз воспринял моё предупреждение и драться, как и я, не хотел. Ничего ему не ответив, я вернулся в раздевалку, достал из пожарного ящика свои трусы. Надевать их было уже поздно, в отделение входили ребята с третьего отряда, а в фойе, через открытую дверь я видел их пионервожатую. Прошмыгнув мимо неё с трусами, завёрнутыми в полотенце, я вышел на улицу повеселевшим. В отряде надену.

Перед баней стоял автобус, который привёз ребят третьего отряда. «Ольга Сергеевна». Среди мелких девчонок была и та, что так лихо отплясывала в актовом зале, с хвостиками незаплетённых волос. Она встретилась со мной взглядом, видимо, узнала меня, поскольку её улыбка стала, как и прошлый раз, дерзко-самоуверенной. Она гордо ― нос кверху, прошла мимо меня, оглянулась, проверить мою реакцию на неё, увидев, что я провожаю её взглядом, не удержавшись, прыснула в ладошку и побежала в баню.

Смешно, мелкота, вряд ли ей больше двенадцати, а её уже интересует, как старшие на неё реагируют. Мне-то практически пятнадцать уже!

***

Вышла из автобуса со стопкой пионерской формы «Ольга Сергеевна». Она заметила меня и улыбнулась. Худенький мальчишка с её отряда предложил ей:

– Ольга Сергеевна, давайте помогу донести.

– Нет, мне «Лёша-Алёша» поможет. Поможешь? ― обратилась она с улыбкой ко мне.

– Помогу.

Что бы я ответил, не помогу, что ли?

– Как тебе в лагере, ты отдыхал уже здесь? ― спросила она

– Каждое лето, ― ответил я, забрал у неё стопку одежды и пошёл за ней.

Девчонки с нашего отряда провожали нас любопытным взглядом. «Ольга Сергеевна» вошла в баню, а меня на крыльце остановил Кузнецов:

– Завтра «День открытия смены», ― напомнил он.

– Знаю.

– Будем девок зубной пастой мазать?

– Вдвоём пойдём, ― поставил я условие.

– Договорились. Жалко только на них зубную пасту тратить. Я за «Особую» тридцать восемь копеек отдал, ― поделился Кузя.

– Моей можешь. У меня «Московская», ― предложил я, но он не согласился:

– Своей буду. Акварельные кисточки захвати.

– Возьму, ― пообещал я.

…Кузнецов не был жмотом. Просто зубную пасту купить сложно. Её выпускала московская фабрика «Свобода», и она не всегда была в продаже. Большинство ребят приехали с зубным порошком за шесть копеек.

Пройдя в баню, я распахнул дверь в раздевалку, чтобы передать стопку формы и отшатнулся от смешливого визга полураздетых девчонок с третьего отряда. Они, уже в трусишках и майках ― а кто и вовсе в трусиках, запищали, увидев меня. Я закрыл глаза и отшатнулся. «Ольга Сергеевна» взяла у меня пионерскую форму и упрекнула: «Лёша, прежде постучать нужно». Извинившись, я выскочил в фойе и плотно прикрыл дверь. Блин, ерунда какая-то… Могла бы предупредить, чтоб постучался.

***

– Автобус один сломался, ― сказал мне Юрка Круглов, когда я вышел из бани и подошёл к нему. ― Я слышал, как Любовь Андреевна нашей вожатой об этом сказала, ― объяснил он сказанное.