Славный путь к поражению

Пытался объяснить проблемы, которые невозможно будет решить, убеждал, что рациональней сохранить периодичность процесса синтеза полимера и внедрить усовершенствования из схемы ICI. Но в условиях общей увлеченности идеей, которая «выводит нас на принципиально новый технологический уровень», услышан не был. Дальнейшие события подтвердили неработоспособность установки.

В апреле 1969 года на Курский комбинат пришел приказ из Главного управления Минхимпрома о направлении начальника химико-прядильного цеха опытно-промышленного производства А. А. Петрова для работы на Могилевском комбинате синтетического волокна в должности заместителя главного инженера по производству. Мне было двадцать семь лет, после шести лет работы в Курске и четырехмесячной практики в Англии у меня была уверенность, что в части подготовки по технологии производства «Лавсан» я имею наиболее широкий кругозор среди могилевских коллег. Роль интриг, оппозиции в работе вообще как фактор не воспринимал, и поэтому для меня не было вопроса, справлюсь или не справлюсь с работой в новой должности. Учитывая, что «Лавсан» в Курске пошел в новом направлении, в котором мне не было места, я освободился от сомнений относительно чувства долга перед воспитавшим меня коллективом. При снятии с партийного учета удивился откровению секретаря парткома комбината Д. Горлова. Он сказал, что партком не согласен с моим переводом и не понимает политики дирекции, согласно которой все перспективные специалисты русской национальности с неоправданной легкостью отпускаются с комбината. Я понимал его обеспокоенность. С уходом с комбината большого числа русских специалистов, направленных со значительным повышением на новые предприятия химических волокон в Волжск, Щекино, Могилев, ведущая роль в управлении комбинатом переходила к специалистам еврейской национальности. Но, в отличие от секретаря парткома, не считал, что это есть следствие политики дирекции. Отбор кадров для новых заводов проводил главк, и он действительно больше ориентировался на специалистов русской национальности. Специалисты из Курска вошли в состав руководства новых заводов в Могилеве, Волжске, Щекино, Житомире. Получалось так, что не по вине директора Курского комбината, а из-за наличия дискриминации в кадровых назначениях на новых предприятиях, ведущую роль в управлении его производствами и службами получали специалисты еврейской национальности. На замечания Д. Горлова я промолчал, но он, словно прочитав мои мысли, добавил: «Приказ из главка необходимо выполнять, но первопричины согласования подобных приказов до их выхода надо искать в другом». Детали мы не стали уточнять, он молча подписал открепительные документы члена КПСС.

Приказ по главку воспринял как важное и желанное назначение. Сходил последний раз на городскую демонстрацию Первого Мая, попрощался с коллегами на заводе, с друзьями по баскетбольным и волейбольным сражениям, проводил товарища по волейбольной команде в армию, попросил неделю отпуска, отвез сына, которому было два с половиной года, к теще в Ивановскую область. Она работала учителем в поселке Новые Горки, в тридцати километрах от Иванова. Была весенняя распутица, машины ходили только до Лежнево, далее нужно было нести сына на руках восемь километров по проселку. Было это 3 мая, дул сильный ветер, шел дождь со снегом. Погостили день и уехали с женой в Ленинград напрямую через родные, милые сердцу города Иваново, Ярославль, Рыбинск, Тверь. Приехали в Ленинград, утром и во всех привокзальных киосках стали спрашивать, где можно остановиться на четыре дня. Никто решить проблему не мог. Потеряли надежду. В одном из киосков бросил, как оказалось, волшебную фразу: «Странно, большой город, а остановиться негде. В Москве хоть на окраине, но все-таки устроишься». На пожилую продавщицу газет она подействовала. Упрекнув москвичей в заносчивости, она сказала: «И у нас знающие люди всегда найдут место. Поезжайте на такой-то рынок и устраивайтесь в Доме колхозника». Приехали, получили скромный чистый номер с удобствами в коридоре. Остановились, довольно скоро убедились в преимуществе расположения. Каждое утро свежее молоко, сметана, творог, овощи. Хождение и поездки по северной столице с раннего утра до вечера, вечером – театр.

Встретился со старшим братом, он в то время работал детским врачом. Вместе поклонились бронзовому Петру, которому наши предки были обязаны фамилией. Отец рассказывал, что фамилию Петров (Петров сын) давали сиротам, которых усыновляли подразделения российской армии в период от Петра до Екатерины второй. По рассказам отца усыновление основателя нашего рода произошло в оренбургских степях в селе, разоренном Пугачевым. Фамилия защищала усыновленных от несправедливости окружающих.

Короткое пребывание в Ленинграде оставили двойственное впечатление. Поражало великолепие дворцов при одновременном понимании того, что все это привнесено извне и далеко не соответствует общему уровню страны. В глазах стояла дорога в Новые Горки. С этим чувством мы и приехали вдвоем в Могилев.

Ждали, но по-своему

В первый же день был принят генеральным директором В. С. Белявским. К тому времени я имел уже достаточное количество контактов с руководителями подобного уровня. На Курском комбинате учился у директоров Л. Ф. Сафронкова, К. Х. Кадоглы, но Белявский меня поразил. В нем не было солидности и, я бы сказал, вальяжности моих прошлых руководителей. Это был человек сорока лет, ниже среднего роста с седыми волосами, несколько завитыми и тщательно уложенными для закрытия довольно значительной передней части головы, на которой возможно они не росли. Его темные глаза сверлили собеседника, видя в нем противника или оппонента. Резкие, выразительные черты лица дополняли этот взгляд, подчеркивая постоянную готовность его обладателя к спору. Он был, как боксер на ринге, постоянно напряжен и собран. Манера разговора была немногословна, но очень убедительно словами, жестами, выражением лица защищала его позицию. Все это сочеталось с критической оценкой слов и доводов собеседника. В правильности первого впечатления я неоднократно убеждался позже.

В ту первую встречу сидел напротив нового руководителя, который был старше меня на пятнадцать лет, и ждал от него теплых стандартных слов, напутствия перед моей новой работой. К тому времени я уже знал причину моего срочного перевода. П. Н. Зернов продолжал болеть, министерство было обеспокоено положением дел на стройке, и по его настойчивому требованию осуществило мой перевод. В мои обязанности должны были входить: обеспечение руководства завершением строительства, организация пуско-наладочных работ и запуск технологических линий по группе четырех смежных производств. Но разговор неожиданно для меня приобрел другой характер. В. С. Белявский в очень спокойной, даже теплой манере объяснил мне, что получил письмо главка и рад моему приезду. Но он лично считает, что я человек молодой и всегда успею поработать в должности заместителя главного инженера МКСВ по производству. Сейчас же, в данный конкретный момент, полезнее и для меня, и для комбината, чтобы я пошел работать начальником строящегося производства штапельного волокна и добился существенного увеличения темпов строительно-монтажных работ с целью введения их в график. Именно это производство может сорвать пуск двух смежных производств первого пускового комплекса – по выпуску мономера – ДМТ и полимера – ПЭТФ.

Удар был ниже пояса. Должность начальника производства была на ступеньку ниже по сравнению с должностью заместителя главного инженера. Но и это было не самым главным. Тем самым мне было показано, что инициатива с выпуском письма главка Минхимпрома исходила не от него, и что он не одобряет контакты П. Н. Зернова с главком по данной теме. Второе – он дал понять, что он на комбинате единственный хозяин и чувствует себя настолько сильно, что может не выполнять указания главка. У меня стремительно возникли мысли – что делать: возвращаться в Курск и объяснять, почему пришелся не ко двору. Позор! Начал рассуждать: кто я был в Курске – начальник экспериментального цеха с численностью сто восемьдесят человек. В случае успешного роста я должен был там пройти ступеньки замначальника производства и только потом, лет через пять–семь при успешном стечении обстоятельств, стать начальником производства, масштабы и технология которого была несколькими классами ниже в сравнении с показателями могилевских установок. Мне предлагают стать начальником крупнейшего в СССР производства синтетического волокна, с наиболее совершенной на тот момент технологией, а я должен думать – соглашаться, не соглашаться. Интересно, что, несмотря на осведомленность о серьезном отставании строительства производства волокна, мне не пришли в тот момент в голову сомнения – справлюсь, не справлюсь. Подобные мысли, как правило, последовательно выстраиваются, когда ты осмысливаешь ситуацию в спокойной обстановке. В тот момент они прошли в сознании одна за другой мгновенно. Пауза, которая естественно возникла после предложения В. С. Белявского, была незначительной. Ответ был дан: «Это предложение действительно больше отвечает интересам стройки, и я рад его принять, но для ликвидации столь существенного отставания потребуется Ваша прямая поддержка, и я на нее надеюсь». Очевидно, что ответ для него был неожиданным. Он оставался пребывать в напряжении, готовился приводить новые доводы, затем оно спало, но улыбка не появилась.

Конечно, после разговора с В. С. Белявским и позже я много думал, почему при подборе кандидатуры на должность зам. главного инженера по производству МПО «Химволокно» выбор пал на меня и почему ожидаемое назначение на столь высокий пост не состоялось. Версий и обоснований было много, но они состояли из разрозненных фрагментов и только с годами соединились в более или менее приемлемую для признания картину. Во-первых, необходимо отметить, что определенную рекламу мне создал Курск. Меня включили в состав группы, уезжающей в Англию. Направил комбинат одного из шести тысяч работающих, одного из тысячи ИТР. Это была серьезная поддержка. Во время обучения я проявил настойчивость в получении знаний и характер при толковании той или иной технической взаимосвязи, в том числе в дискуссиях с английскими специалистами.

Вторая причина состояла в том, что выбор своего заместителя делал П. Н. Зернов, при этом он руководствовался рядом критериев. В Англии он серьезно заболел, его положили в госпиталь, и он пробыл там несколько недель до тех пор, пока английские врачи не разрешили его транспортировать самолетом в Москву. Ходила версия, что это был микроинфаркт, но сразу же после обследования в СССР появились слухи, что ситуация сложнее, на восстановление его здоровья потребуется не менее двух лет. Можно было предположить, что микроинфаркт был следствием более серьезной причины. Нервная система П. Н. была напряжена настолько, что она постоянно воспроизводила для него серьезные страхи. Понятно было, что сорвавшись на руководстве заграничной учебой группы в тридцать человек, данный специалист не мог восстановиться в условиях завершения громадной стройки и пуска взрывоопасного производства, программы, на которой было задействовано более десяти тысяч строителей и эксплуатационников. Предприятию был нужен опытный специалист – координатор строителей, монтажников, эксплуатационников – англичан.

Но почему Зернов проявил постоянство в выборе, почему за шесть месяцев преодолел, как я думаю, сопротивление В. С. Белявского и добился в главке моего перевода, можно только предполагать. К тому времени на комбинате работало уже много специалистов, участвовавших в пуске Курского ПО «Химволокно», прошедших школу приемки оборудования в Англии: В. П. Гаврилов, Е. А. Платонов, А. П. Колесник, В. М. Пшеницын, Е. С. Киселев. Много опытных специалистов работало на производстве оргсинтеза.

Чтобы удовлетворить свое самолюбие, я частично объяснял выбор П. Н. Зернова наличием у меня широкого спектра знаний именно по полиэфирным производствам. Но затем я все более осознавал, что это была не единственная и даже не главная причина.

Свою болезнь он рассматривал как временное явление и выстраивал политику так, чтобы к моменту ее неизбежного окончания вернуться к полноценному исполнению обязанностей главного инженера. Угрозу этой программе он видел как в лице генерального директора В. С. Белявского, членов его окружения, так и среди приехавших из Курска руководителей производств. Они не воспримут свое новое выдвижение как инициативу П. Н. Зернова и не проникнутся к нему благодарностью. Ему нужен был посторонний для В. С. Белявского и его группы специалист, который будет благодарен за свое новое назначение именно ему, Зернову. Исполняющий обязанности главного инженера должен обладать достаточным опытом и характером, чтобы не «не наломать дров», но его молодость не должна порождать в нем преждевременных амбиций относительно занятия пустующего кресла главного инженера. После выздоровления Зернова он должен с благодарностью за предоставленную возможность накопления опыта вернуться на место заместителя главного инженера. В Могилеве на его бывшем предприятии ЗИВ не было специалистов по «лавсану». По этим причинам он должен был пригласить специалиста со стороны, чтобы его не «подталкивали» на самовыдвижение старшие члены группы. Настаивая на моей кандидатуре, отвечающей перечисленным требованиям, он, безусловно, рисковал. Молодой человек в двадцать семь лет должен был поддерживать жесткую дисциплину среди известных всей отрасли специалистов – это важнейшее условие безаварийного пуска. Но, очевидно, он не видел других путей для реализации личных амбиций, при этом мудро учитывал, что безопасность и успех в пуске в значительной степени будет зависеть от работы иностранных специалистов.

Думаю, что определенную роль мог сыграть и национальный фактор. Могилев – город сложный с многовековыми традициями сотрудничества белорусской, русской, польской и еврейской технической интеллигенции. В. С. Белявский приехал из Сибири с группой специалистов высокого уровня, инициативных, но при этом большинство из них напрямую или через членов семьи были связаны с еврейской нацией. В партийных органах и в главке должны были настороженно к этому относиться. Белявский в качестве зам. главного инженера по новой технике уже поставил Г. И. Гендельмана. Это был опытный специалист, прошедший долгую практику работы в Барнауле на действующем предприятии химических волокон и выросший там до должности главного инженера нового строящегося предприятия. Вернувшись в свой родной город Могилев, он руководил на «Лавсане» опытно-промышленной установкой и по результатам успешного пуска был выдвинут с должности, равной начальнику цеха сразу же на должность зам. главного инженера комбината по новой технике. Его кандидатура могла быть заслуженно рекомендована на должность заместителя главного инженера по производству, которая по статусу играла более высокую роль, чем его должность на пуске комбината. П. Н. Зернов не приветствовал подобное назначение, ревниво воспринимал симпатии В. С. Белявского к Г. И. Гендальману, у которого видел избыточную уверенность в себе как предпосылку для последующего самовыдвижения. Имея большой опыт работы со специалистами еврейской национальности на ЗИВе и в целом тесно сотрудничая с ними по техническим вопросам, он все-таки в кадровой политике больше ориентировался на русских и белорусских специалистов. Мое русское происхождение, очевидно, также поспособствовало тому, что я выиграл этот негласный конкурс в главке. В то же время решение В. С. Белявского о направлении меня на производство волокна и сохранение при этом свободной должности зам. главного инженера по производству указывали на то, что он не хотел ссориться всерьез с главком.

Экзамен на зрелость

На производстве волокна к моменту моего назначения замначальника производства по технологии работали: Ю. П. Колесник – опытный специалист из Курска; А. Н. Розанов – начальник штапельного цеха, специалист с громадным опытом, пришедший с ЗИВа; В. В. Магдалинский – главный механик, член команды В. С. Белявского, прибывший из Красноярска. Виктор Магдалинский более двух лет работал приемщиком оборудования в Англии. Ю. П. Колесник как жена аналогичного приемщика А. П. Колесника в период 1966–1968 годов также проживала в Англии. В 1969 году она прошла двухмесячные курсы обучения на фирме “ICI”. Подчеркиваю эти детали, чтобы показать их более высокую по сравнению со мной осведомленность в образе технического мышления англичан. Меня, как нового начальника, они приняли доброжелательно. По Курску я был воспитанником Л. Г. Захаровой, начальника опытно-промышленного производства и ближайшей подруги Ю. П. Колесник. Она продолжила негласное шефство. Виктор Магдалинский видел во мне опытного технолога. Начали с выработки идеологии. Инициатива в наибольшей степени исходила от Виктора. Он доходчиво объяснил, что производство состоит как бы из двух частей: одна часть – основные технологические цеха, где нужно установить громадное количество дорогостоящего импортного оборудования, вторая – вспомогательные технологические и энергетические отделения, состоящие из технического чердака, небольших помещений с транзитными коммуникациями и значительным количеством отечественного оборудования. Они как бы окружают первую часть со всех сторон и сверху. Строители и монтажники не хотят работать во второй части. Они «с ножом у горла» требуют отдать в монтаж дорогостоящее импортное оборудование первой части. Их интересуют финансовые показатели, а не обеспечение технологической последовательности, необходимой для пуска. Надо добиться увеличения численности строителей и монтажников для ускорения работ на объектах во второй части и задержать выдачу в монтаж импортного оборудования. Я согласился с мнением Виктора и стал последовательно проводить эту линию на строительных планерках. Руководство треста «Лавсанстрой» после безуспешных длительных дискуссий вынуждено было существенно увеличить численность строителей и монтажников. Но в связи с тем, что они «разошлись» по техническому этажу, каналам, многочисленным вспомогательным помещениям, прогресса на стройке не было заметно. В. Белявский входит в основные цеха, а там неделя за неделей гектары голых полов. Критика начала усиливаться на третий месяц моей работы. Обстановка накалилась до предела. Строители жаловались в ЦК. Белявский на одной из очередных планерок сказал мне резко: «Вас Москва мне навязала, но я не посмотрю на Ваших опекунов и сниму с должности». У меня хватило сил ответить, что число строителей не доведено до установленной Вами численности, и прошу решить эту проблему. При этом я получил неожиданно поддержку со стороны зам. генерального директора по вопросам строительства Н. Е. Розанова. Этот уникальный специалист и руководитель имел к тому времени стаж работы в отрасли более двадцати пяти лет, участвовал в монтаже оборудования по производству капрона, вывезенного из Германии. В своих беседах с молодыми специалистами мог бросить короткую фразу типа: «Проблема была практически неразрешима, но мы с другом дали предложение Алексею, и в результате своевременный пуск установки был обеспечен». При этом под «Алексеем» имелся в виду Председатель Совмина СССР А. Н. Косыгин.

Увеличение численности по указанию Розанова было осуществлено. Мы выиграли время, и работы по вспомогательным объектам вышли на финишную прямую. Наши главные специалисты – В. Магдалинский, Б. Ерофеев, Г. Айрапетьянц – уже разработали под программу пуска четкий график монтажа машин формования и штапельных агрегатов. Она, как и первая программа, держалась в секрете, что позволяло поддерживать у руководства комбината мнение об отставании строительства объекта, до принятия дополнительных мер по ускорению работ и их рационализации.

К моменту сдачи основного оборудования в монтаж Виктор создал внутри производства четкую систему подготовки деталей трубопроводов и узлов к монтажу. За несколько дней до начала монтажа новой линии комплект всех узлов формировался по чертежам и сдавался монтажникам. Имея резко возросший фронт работ и полное гарантированное обеспечение узлами, они перешли на режим работы по двенадцать часов – «световой день», получая в итоге за счет высокой производительности тройную зарплату. К нам без всякого принуждения потянулись в большом количестве монтажники «Союзмонтажлегмаша» из Белоруссии и России. В конце лета мы разрешили монтаж импортного оборудования и сразу же по мере установки его отдельных позиций организовали проведение первой и второй стадий пуско-наладки. Англичане с пониманием включились в этот ритм работы и обеспечили высокий уровень контроля качества. На первых этапах меня поражало несоответствие наших людей их стандартам работы. Были случаи, когда при проведении испытаний на нейтральных средах аппаратчик включит насос, увидит, как он пойдет в разнос от вибрации, и бежит предъявлять претензию шеф-монтеру по поводу неисправности насоса. «Шеф» – так их называли ребята, подойдет, вытащит из папки памятку с перечнем типовых проблем для данного вида оборудования, осмотрит насос и сделает заключение:

– заполните цементным раствором колодец в фундаменте третьей шпильки;

– подтяните гайки на второй шпильке;

– установите проектные мягкие вставки между насосом и трубопроводами;

– очистите от окалины временно установленный фильтр на входе в насос;

– отрегулируйте арматуру вход/выход и т. д.

Замечания устраняются, и насос работает «о’кей». Скоро к этим требованиям все привыкли, и пуско-наладка пошла в хорошем темпе. Но были отдельные случаи, когда преимущество было за нашими специалистами. Так, при пуске установки осушения воздуха для пневмотранспорта мы обнаружили нарушения в последовательности выполнения операций: сушка воздуха – регенерация осушителя – охлаждение осушителя – сушка воздуха. Помучались над решением задачи вместе с англичанами и не достигли результата. Англичане заявили, что модель новая, им незнакомая, схемы нет, будем вызывать специалистов из Англии. Через пару дней сообщили, что специалисты в отпуске, будут через две недели. Нас это не устроило. Останавливалась наладка всей системы сушки, транспортировки. После ухода с работы англичан остались, «погоняли» установку с энергетиком производства Б. П. Ерофеевым вечер и ночь. К утру внесли изменения в схему и запустили осушитель. Англичане возмутились, сняли гарантию, но приехавший через две недели специалист, без принуждения расписался в акте выполненных нами работ и подтвердил гарантию на паспортный срок.

В сентябре 1969 года стало ясно, что при максимальной мобилизации мы способны привести производство в соответствие с высокими требованиями англичан и пустить его к концу года; потребовалось осуществить срочный отбор кадров для пуска, ускорить утверждение всех регламентов, ОСТов, рабочих инструкций. Возник первый трудовой конфликт. В коллективе прядильного цеха на должность аппаратчиков были приняты выпускники одного из белорусских техникумов, в большинстве своем – молодые девчонки. Часть из них работала на подготовке узлов оборудования к монтажу, большая часть убирала строительный мусор. Видя приближение пуска и не замечая инициативы руководства цеха по их обучению конкретным профессиям, они пришли ко мне и поставили ультиматум. Мусор больше убирать не будем, мы – выпускники техникума, давайте квалифицированную работу. Возглавляла забастовку Людмила Грушецкая – красивая девушка с польскими чертами лица. Пришлось уступить, взяли обязательство, что со следующей недели они будут четыре часа в день изучать новую технологию. Приняв это решение, мы тогда не догадывались, что перед нами в лице Грушецкой – будущий руководитель профсоюза всех химиков Белоруссии.

Облик объекта менялся с каждым днем. Строители и монтажники, выбравшиеся из своих нор – вспомогательных помещений, преображали основные цеха. К концу октября 1969 года в целесообразность и возможность пуска поверили и англичане. Мы договорились с Курским ПО «Химволокно» и привезли семьдесят тонн полимера. В декабре производство было введено в эксплуатацию. Стартовая продукция полностью соответствовала требованиям регламента. Важно, что мы полностью запустили проектную схему обогрева помещений, и большая часть отделочников «Лавсанстроя», не имея достаточного фронта работ на других производствах в Могилеве, всю зиму «облизывала» наши цеха.

Осознавая неизбежность пуска, В. С. Белявский еще за две недели до его осуществления вызвал меня и ознакомил с приказом о моем назначении заместителем главного инженера по производству. Оценивая потом успешное преодоление поставленного Белявским испытания, я считал, что мне прежде всего повезло за счет уровня деловых качеств моих коллег. Не случайно, и я могу признаться, без моей поддержки, в дальнейшем Ю. П. Колесник стала главным технологом всего объединения, В. В. Магдалинский – успешным руководителем самого крупного производства комбината – штапеля-3 (в пять раз превышающего масштабы производства штапеля-1), Б. Ерофеев – зам. главного энергетика объединения, Г. М. Айрапетьянц – главным прибористом.