Читать книгу Славный путь к поражению (Александр Александрович Петров) онлайн бесплатно на Bookz (12-ая страница книги)
bannerbanner
Славный путь к поражению
Славный путь к поражению
Оценить:
Славный путь к поражению

4

Полная версия:

Славный путь к поражению

Немало внимания приходилось уделять вопросам культуры производства, нужно было привить людям понимание того, что и на заводе со столь большим стажем, как ЗИВ, все должно быть аккуратно и красиво. Интересно, что А. Громченко оказался не только хорошим специалистом по ликвидации аварийных ситуаций, но и прекрасным дизайнером. Под его руководством были разработаны и реализованы проекты реконструкции предзаводской зоны, заводоуправления, бытовых помещений основных цехов. Его большим достижением стал проект оформления новой заводской столовой. Само здание было построено быстро и стало настоящим подарком строительных служб коллективу. Казалось, сделай типовую столовую, и люди будут довольны. Но ко времени завершения ее строительства у многих на заводе появился азарт соперничества: «А у нас должно быть не хуже, чем на “Лавсане”». И одним из главных проводников этой идеологии был именно А. Громченко. Он взял типовой проект и подвергнул его существенной переработке. Предложил новую схему раздачи пищи, сбора подносов и посуды, а главное представил эскизный проект дизайнерского оформления каждого помещения. Я вначале стал возражать, убеждать, что инициатива дизайнеров невыполнима: слишком высок художественный уровень, потребуется много дефицитных материалов, в конечном итоге будет затянут ввод. Но главный механик В. Савкин переубедил меня, и проект был реализован, причем без задержки сроков ввода. В итоге их усилий была создана очень удобная и полезная для работников завода и соседних предприятий столовая. В течение нескольких лет она была победителем различных городских и республиканских конкурсов. Создание нового облика завода было замечено в главке. На завод начали направлять делегации химиков из соцстран для ознакомления с мерами по решению экологических проблем и совершенствования технологии. На традиционных праздничных шествиях руководство демонстрировало единство и уверенность в своих силах. На праздновании Дня химика дирекция выступала единой командой. Но в реальности накапливались серьезные проблемы.

Я не был глубоко знаком с особенностями производства вискозных волокон и нитей, но как специалист с хорошим технологическим кругозором понимал, что важнейшим фактором любого производства химических нитей является устойчивость процесса. Как правило, она определяется уровнем обрывности нитей. Незадолго до моего прихода на завод в цехах формования нитей были внедрены так называемые манжеты. Это новшество было заимствовано с Киевского ЗИВа, оно существенно снизило время проведения съема куличей – самой тяжелой и вредной операции для прядильщиц. Переоснащение машин заканчивалось при мне и часть лавров не совсем заслуженно досталось мне. При ежедневном утреннем обходе цехов женщины подходили ко мне и высказывали благодарность.



Однако на втором году моей работы при посещении прядильных цехов мне начали высказывать замечания по поводу повышения обрывности нитей на формовании. В подобной ситуации резко возрастает нагрузка на прядильщиц, значительно увеличивается время их пребывания в зоне с высокой концентрацией сероуглерода. После каждого разговора в цеху приходилось приглашать главного инженера В. Ким и главного технолога А. Розенберга и пересказывать им разговор в цеху. Ситуация, к сожалению, не менялась и однажды, после очередной встречи с прядильщицами, не застав в кабинете В. П. Кима, я пригласил А. Розенберга в свой кабинет и отчитал его, повысив голос. Понимая, что это был далеко не первый разговор по поводу обрывности Розенберг, принял его с пониманием и пообещал принять меры. Через некоторое время секретарь сообщила мне, что в свой кабинет вернулся В. Ким. Зашел в его кабинет и увидел Розенберга, сидящего за столом с ручкой в руке, и стоящего позади него Кима. Подошел поближе и понял, что А. Я. Розенберг пишет что-то под диктовку Кима. Воспользовавшись растерянностью «писателей», я попросил дать мне листок бумаги. Почитал, в записке на имя начальника главка от лица Розенберга сообщалось, что я крайне грубо отношусь к высококвалифицированным специалистам, без должных оснований обвиняю их в проблемах, не связанных с их функциональными обязанностями. Письмо было не закончено, очевидно, что если бы я не вошел, описание моих недостатков могло продолжиться.

Ушел с незаконченным письмом к себе в кабинет начал осмысливать, что делать. Пригласил секретаря парткома А. А. Статинова, показал ему письмо, рассказал, что ему предшествовало. Статинов взял письмо и сказал, что нужно советоваться с И. П. Людоговским – первым секретарем Октябрьского райкома партии. Через пару дней меня и А. Статинова пригласил к себе И. П. Людоговский и спросил, какое у меня мнение по поводу дальнейшего сотрудничества с В. Ким. Я сказал, что в моей практике раньше ничего подобного не было и поэтому определенного мнения по ситуации не имею. Людоговский высказался твердо. Он сообщил, что ранее в райком поступала информация о том, что служба главного инженера в ущерб вопросам обеспечения технологической дисциплины на основных производствах чрезмерно много уделяет внимания разработкам второстепенного характера. Причину этого люди видят в желании ее руководителей получать высокие денежные вознаграждения. От себя он добавил, что неудовлетворительное состояние основных фондов, которое сложилось к моему приходу на завод связано с теми же проблемами. Почему с вашим приходом их удалось решить за полтора года, тогда как раньше были сплошные оправдания. Болел несколько лет один человек – директор предприятия, но все остальные шесть с половиной тысяч работников во главе с главным инженером исправно получали зарплату и высокие премии. Видя, что этих доводов было недостаточно для принятия мною решения, Людоговский продолжил. Он сказал, что для качественной оценки ситуации необходимо учитывать национальный состав инженерно-технических работников завода. Тебя захотели поссорить не столько с главным технологом завода, а конкретно с А. Я. Розенбергом, безусловным лидером еврейской общины завода, и если не проявить твердости в данном случае появится много проблем. А. Статинов придерживался позиции первого секретаря. В заключение Людоговский сделал жесткое заключение: «Подумай, но я скажу тебе свое мнение – если ты не станешь ставить вопрос перед главком об уходе В. Кима, то его поставит райком». Я попросил пару дней, для того чтобы определиться со своей позицией.

На следующий день пригласил к себе А. Розенберга и попросил его объяснить причины написания письма. Привел доводы о том, что критика группы прядильщиц в мой адрес была обоснованной, и я считаю справедливым, что они вели со мной разговор на повышенных тонах. Соответственно, он должен признать мое право на выбор характера разговора с ним, тем более, что тема уже неоднократно обсуждалась. Неожиданно он расплакался и сделал признание, которое меня удивило: «Я виноват и должен вам признаться во всем. Вы помните тот ужин на “Лавсане”, который был организован по случаю приезда первого замминистра Л. И. Осипенко. От “Лавсана” главным представителем были Вы, а от ЗИВа В. Ким. Он тогда взял меня с собой, и это было очень почетно. Л. Осипенко в своем тосте сказал, что оба могилевских предприятия химических волокон успешно работают и пользуются заслуженной славой в отрасли. Во многом это связано с тем, что на важнейших участках стоят молодые люди с прекрасной инженерной подготовкой. Далее он сказал, что у них прекрасное будущее один из них в ближайшее время станет директором крупного предприятия, другой – замминистра. Через пару недель Вы стали директором нашего завода, после этого Ким мне сказал, что он ожидает своего назначения на должность замминистра. В ожидании того, что это произойдет в ближайшее время, прошло больше года, и весь этот период он требовал полной поддержки его действий. Боясь за себя, я вынужден был выполнять его требования, в том числе и по противодействию Вашим инициативам. Все это привело к написанию жалобы». После этого откровения мне пришлось поверить в обоснованность позиции райкома партии. При принятии решения мной учитывались и другие обстоятельства. Ким имел специальность, не соответствующую профилю предприятия, в молодости он закончил Астраханский рыбный институт. Выполняя в основном административные функции, при наличии в окружении опытных заводских технологов у него не возникла потребность в глубоком изучении особенностей процесса. Его способность к быстрой организации исполнения различных программ породили на заводе шутку о том, что энергию надо измерять не единицами в один ватт, а в один ким. Но для должности главного инженера важно прежде всего умение дать критическую оценку всех сторон программы, в том числе оценить ее влияние на безопасность. Сочетание высокой энергичности с незнанием деталей на химическом производстве крайне опасно. Отрицательно на дела влияло и то, что обе личности в тандеме Ким-Розенберг были натурами увлекающимися. Рутинные обязанности они зачастую приносили в жертву необоснованным идеям.

В. Ким был уволен с предприятия в связи с переходом на другую работу. Главк ему предоставил должность начальника лаборатории экологии в ведущем отраслевом институте, выделил квартиру в подмосковном городе Мытищи. Через некоторое время проблемы с обрывностью были устранены, при этом обнаружилось, что возникли они в связи с переводом производства шелка на работу с повышенной скоростью формования. Для действующего оборудования скорости уже были предельными, и их увеличение даже на пять процентов негативно сказалось на качестве нитей. Переход был осуществлен в порядке выполнения рационализаторского предложения главного инженера без должной проверки новых режимов в малых масштабах, что являлось грубым нарушением действующих норм. Конечно, определенная доля ответственности за возникновение проблемы ложилась и на меня, я должен был знать о внесении изменений в режимы, и критика прядильщиц в мой адрес была справедлива.

На должность главного инженера ЗИВа был назначен М. Г. Титов, до своего назначения работавший в должности замдиректора по коммерческим вопросам. Ранее он прошел хорошую школу на различных производствах завода. Учитывая громадный опыт и знания технологии А. Розенбергом, несмотря на то, что его действия нанесли большой ущерб, он был сохранен в прежней должности. Думаю, что при проведении консультаций и принятии решения определенную роль сыграл и национальный фактор.

До прихода на завод мне казалось, что система управления предприятием достаточна одномерна: директорский корпус, начальники производств и служб, начальники цехов, начальники смен. Через некоторое время понял, что в условиях социализма в стране сформировалась многоплановая система управления и добиться успеха можно только в случае четкого функционирования всех форм влияния. Наряду с административными каналами управления на заводе было хорошо отлажена работа по линии партийного комитета. Его возглавлял А. Статинов. Он прекрасно разбирался в людях, понимал их устремления и сумел вырастить свой актив, состоящий из пропагандистов и секретарей цеховых партийных организаций. Как правило, их выбирали из числа авторитетных инженеров среднего уровня, к этой работе тянулись и молодые люди, желающие обратить на себя внимание. Аналогичная сеть был сформирована по линии профсоюзной организации. Цеховые профсоюзные организации во многих случаях возглавляли опытные рабочие. Эффективной формой повышения качества работы были цеховые собрания. Поощрялся критический настрой при их проведении, «начальству» на них иногда крепко доставалось. Для поддержания обстановки соперничества триумвират: дирекция, партком и профком на каждом этапе развития завода выращивал новых трудовых маяков. Как правило, критерием их достижений был уровень досрочного освоения пятилетнего задания. Наиболее способные становились на обслуживание двойного количества машин. Лучшие участвовали во всех торжественных мероприятиях, награждались высокими наградами. Им разрешалось «после консультаций в парткоме» выступить на собрании или партийной конференции с критикой дирекции и даже городских партийных руководителей. В этом плане завод был уникальным не только в Республике, отрасли, но и масштабах страны. В начале 1970-х годов на заводе трудились три Героя Социалистического труда. В подтверждение привожу копию одной из страниц юбилейного буклета. Большая группа работников, в составе ее директор завода, перемотчица Н. П. Королева были удостоены Ордена Ленина. Награжденные были во всех отношениях очень яркими людьми.



Награжденные были во всех отношениях очень яркими людьми, для меня было интересно наблюдать за процессом роста З. В. Бондаренко и Р. И. Савицкой.

Уникальным по меркам отрасли и Республики был и заводской Дворец культуры. Невозможно в нескольких тезисах рассказать о его громадной роли в жизни и коллектива завода, и населения всего города. Более пятисот детей всех возрастов регулярно занимались танцами, к зрелому возрасту многие из них достигали профессионального уровня. Зал дворца вмещал шестьсот человек, и те работники, кому доставался билет на праздничный концерт, были чрезвычайно рады. Все гадали, чем в этот раз их удивит танцевальный ансамбль.



Дворцом руководил Мамикон Киракозов по происхождению тбилисский армянин. Он же был постановщиком всех танцев. Его творческой музой и по совместительству руководителем танцевальных групп для детей от семи до десяти лет была дочь латышских стрелков Эльвира Петровна. Они были примерно одного возраста, но далеко ни одного роста, что неизбежно вызывало при встрече улыбку. Танцевальный ансамбль завода неоднократно приглашался в другие страны, побеждал на многих конкурсах. Высокое мастерство ребят и художественного руководителя позволило коллективу поставить многие танцы из репертуара ансамбля Игоря Моисеева. Сам Киракозов искрил добрым юмором, мастерски играл роли в пантомимах, причем не только на сцене, но и в жизни. Одна из них, исполненная еще до моего прихода на завод, стала легендой.

На заводе были трудности с сырьем. В. П. Ким со свойственной ему изобретательностью предложил поехать в Москву, пробиться на прием к министру Костандову и убедить его дать согласие на использование мобилизационного резерва. Ясно, что к министру попасть невозможно, но если взять с собой М. Киракозова, то помощники не осмелятся остановить встречу двух земляков. Собрался интернациональный коллектив: В. Ким, А. Розенберг, А. Цедик и М. Киракозов. Заказали четыре билета СВ в кассе на станции Орша. Приехали туда на машине к одиннадцати часам ночи. Обратились в кассу за билетами, а им говорят, что есть только два билета СВ, двум другим могут предоставить только плацкартные. Раздумывать не стали, В. Ким и А. Розенберг взяли СВ, коллегам постарше вручили плацкартные. Разошлись по разным вагонам. Утром перед Москвой В. Ким заказал два чая в свое купе, ждет. Чая нет, проводник бегает по коридору и все что-то носит в купе, расположенное в другом конце вагона. Ким не выдержал, остановил проводника и строго напомнил о чае. Тот взмолился: «Все помню, но ради бога простите меня, у нас такое ЧП. Далее он рассказал о том, что ночью “эти идиоты в Орше”, вместо того чтобы отдать резервные билеты начальника поезда заслуженному человеку, впихнули его на верхнюю боковую полку плацкартного вагона. Его сопровождающий пошел к начальнику поезда, и тот привел обоих ко мне. Начальник дал указание накрыть хороший стол, и мы вчетвером славно посидели. Расул Гамзатов нам читал свои новые стихи, такого прекрасного и в то же время простого человека я еще не встречал. Побегу отдам им свежие бутерброды и немедленно принесу Вам чай. Очень прошу извинить. Ким не сдержал любопытства и пошел за проводником, чтобы взглянуть в проем двери на знаменитого поэта. В купе сидели и наслаждались завтраком М. Киракозов и А. Цедик. Киракозов, увидев лицо Кима за спиной проводника, мгновенно поднялся и обнял Кима. Прошептав ему что-то на ухо, он широкими жестами, демонстрируя кавказское гостеприимство, пригласил его к столу. Тот пытался отказаться, ссылаясь на оставшегося в купе товарища. Пригласили и товарища, остаток дороги пролетел за разговорами о поэзии. В Москве Костандов решил все вопросы, отказать земляку он не мог.

За все время работы в качестве директора ЗИВа и объединения мне не пришлось сделать ни одного подарка руководителям. Это нельзя связывать с особенностями моего характера, просто было такое время, за редким исключением никто это не делал. Не было намеков ни со стороны руководства министерства или партийных органов, не было мне известных примеров для подражания. Один раз я попытался сделать небольшой подарок одному из заместителей начальника главка, но, к моему счастью, дарение не состоялось. В период работы директором ЗИВа один из выходных дней я провел на охоте. Она была удачной, и мне досталась солидная порция туши кабана. На неделе я выехал в Москву решать вопросы по новой технике, решил взять с собой заднюю ногу, чтобы вручить заместителю начальника главка. Поехали вместе с главным экономистом А. Г. Цедиком. При приезде обнаружилось, что будущий получатель подарка срочно вылетел из Москвы на один из сибирских заводов и его до конца недели не будет. Я решил свои дела, дал указание Цедику остаться до понедельника и самому вручить подарок. В тот период все мы с большим трудом устраивались в гостинице постпредства БССР. Это был старинный особняк с большими комнатами-залами, в каждой из которых стояло по шесть–восемь коек. К вечеру они все были заняты директорами белорусских предприятий или их заместителями, специалистам рангом ниже, как правило, мест не доставалось, и они должны были ехать на ночь в гостиницы на окраине Москвы. В ту поездку нам повезло, мы с А. Г. Цедиком спали вместе в зале Чайковского. Так называлась комната в гостинице совершенно круглой формы, в которой по окружности торцами вплотную к стенам стояло восемь кроватей. Холодильника не было, туалет в коридоре, душ отсутствовал. Мясо пришлось повесить за форточку. Я вернулся в субботу в Могилев, вошел в подъезд своего дома и был поражен сильным запахом мочи при входе. Подумал, что раньше этого никогда не было, значит, и до нас добрались хулиганы. Но при подъеме на мой третий этаж я почувствовал, что запах усиливается. Дверь мне открыла жена с категорическим заявлением: «Забирай своего кабана, и чтобы больше я его не видела. Начала его жарить, хотела к твоему приезду приготовить завтрак, но тут же прекратила и уже полчаса проветриваю квартиру». Оказывается, сезон охоты заканчивался, и мы убили матерого самца, который в этот период несет в себе запах мужских гормонов. В выходные дни пытался связаться с Цедиком, который остался в Москве для вручения подарка, но этого не удалось сделать. Вечером в понедельник он позвонил сам. Я со страхом спросил, удалось ли выполнить мое поручение. Цедик ответил: «Только наполовину». Во мне все опустилось, и упавшим голосом спросил: «Как наполовину?» На что он ответил: «Передал, но не заму главка, а уборщице гостиницы. Я вытащил мясо из форточки в воскресенье, а оно, похоже, испортилось из-за теплой погоды, и я решил так будет лучше». Я готов был целовать телефонную трубку за такую удачу и творческий подход к поручениям Цедика. С тех пор я никогда подарки не пытался вручать.

Принимать подарки на ЗИВе тоже не приходилось. Исключение составил один случай. Однажды утром пошел на работу и чуть не споткнулся – у двери стояло полное ведро черники, обвязанное марлевой повязкой. Пришлось занести домой. Через полгода узнал, что это сделала одна работница, которой на личном приеме я решил вопрос предоставления места в детском садике.

Город Могилев невелик по размерам и численности населения и потому директор крупного предприятия и члены его семьи находятся всегда под пристальным вниманием коллег и сотрудников. Образ жизни членов семьи в этих условиях в значительной степени влияет на общие оценки руководителя. Интересно, что находясь среди жителей города, ты можешь не знать, что рядом с тобой стоят твои сотрудники. Однажды я чуть было не попал в историю, которая могла бы повлиять негативно на мою репутацию, но, слава богу, все обошлось. Где-то в августе, я на личной машине «Москвич-412» возвращался с заводской базы отдыха Межисетки. Торопился, потому что в Могилеве у меня была назначена встреча по теннису. Проезжая по шоссе в районе Межисеток, увидел на остановке женщину с ребенком на руках. Свободной рукой она интенсивно махала, давая понять, что ей требуется помощь. Обычно я не останавливался на дороге, боялся, что в случае аварии придется отвечать за травмы подобранного на дороге попутчика. Но подумал, что ребенку, может быть, нужна медицинская помощь и я не вправе проехать мимо. Остановился, пригласил женщину в машину, она тут же повернулась назад и кому-то помахала рукой. Подошел мужчина, стоявший метров в десяти в стороне от остановки, и я понял, что это ее муж. Семья «артистов» села в машину, и мы поехали. Проехав километров пять в сторону Могилева, женщина вдруг «ойкнула» и после некоторой паузы обратилась ко мне: «Извините нас, пожалуйста, но мы второпях на остановке оставили ведро яблок, очень просим вас вернуться за ними». Молча повернул машину, доехал до остановки. Женщина обрадованно взяла ведро, и мы взяли снова курс на Могилев. Приехали в город, женщина назвала адрес, ее дом оказался по маршруту моего движения. Подъехав к нему, я остановил машину и помог семье выйти. Ребенка на руки взял муж, а женщина, покопавшись в сумочке, протянула мне три рубля. Я категорически замахал руками, открыл переднюю дверь и сел за руль. Женщина открыла заднюю дверь и попыталась передать мне деньги через сиденье. Вновь сказал нет, она закрыла дверь и пошла к мужу. Я тронулся с места, но вдруг что-то меня осенило, я повернулся назад и увидел на заднем сиденье злополучную трешницу. Пришлось остановиться, взять ее и догнать семью. Женщина поняла мои намерения и уже в свою очередь замахала руками. Сунул деньги в ее ведро яблок, хотел повернуть назад и вдруг услышал: «Большое вам спасибо, вы так выручили нас, Александр Александрович».

У меня, как говорится в таких случаях, челюсть отвисла от неожиданности. Не прояви я настойчивость перед этой артисткой, прослыл бы директором завода, по совместительству подрабатывающим таксистом. Это всего лишь один случай из многолетней жизни в Могилеве, но, надо сказать, под пристальным взглядом членов коллектива каждый день в течение многих лет находился не только я, но и все члены моей семьи. Оценки их поведения в значительной степени отражались на мнении людей обо мне. Хорошо, что мои близкие в этом плане не создавали проблем. Жена работала инженером-исследователем в ЦЗЛ, сын хорошо учился, занимался самбо, ездил регулярно в заводские пионерские лагеря. Теща вместе с другими своими сверстницами обрабатывала огород на дачном участке в шесть соток, который мы получили на общих основаниях в кооперативе «Лавсана». Чтобы не отвлекать свои силы на стройку купил старый дом в деревне размером шесть на четыре метра, вылечил подгнившие в отдельных местах бревна вставками, приклеенными эпоксидной смолой, построил сам веранду и стал наслаждаться обустройством дома и участка. При этом нельзя сказать, что такое поведение было чем-то особенным. В то время его придерживались все руководители.

Но далеко не все в жизни директорского корпуса отрасли и работе было безгрешным. Продолжая работать в должности директора завода, летом 1975 года я получил возможность ознакомиться с действиями высшего «карательного» органа ЦК КПСС – комиссии партийного контроля, на партийном лексиконе – КПК. В апреле 1975 года в Светлогорске проходило очередной ежеквартальный совет директоров. К тому времени накопилась большая практика их проведения по простой схеме. На три дня директора отрываются от работы, собираются на одном из заводов отрасли совместно с руководителями главка, начальниками его подразделений. Отстающих руководителей отчитывают как плохих студентов, успешные – делятся передовым опытом. Как правило, работа в нормальном режиме проходит в течение первых шести часов, далее концерт художественной самодеятельности и ужин. За ужином многие директора отрываются по «полной». Объяснения достаточно логичные: «Ребята по три месяца находятся на виду своих коллективов, партийных органов, ведут себя как святые, не грех, если они позволят себе расслабиться на один-два дня. Завтра их снова ждет тяжелая работа».

В Светлогорске не обошлось без ЧП. Одному из директоров, молодому парню, в вечер, предшествующий пленарному заседанию местные летчики в ресторане крепко побили «морду». Ссора произошла из-за девчонок. Как шутили потом коллеги, наш директор вел себя по отношению к ним как на своем заводе, забыв, что в чужом городе у него несколько меньшие возможности. Неудачливому директору из-за слишком больших синяков на лице пришлось слушать выступление руководства и своих коллег, находясь в кинопроекторной зала совещания. Этот случай создал некоторую настороженность, и поэтому все остальные части программы отличались более деловым подходом. По окончании совета все собрались на обед, и по традиции на нем необходимо было принять решение о месте проведения следующего совета директоров. В разгар обеда я предложил провести это мероприятие в Могилеве на ЗИВе. Доводы были скромные: «Завод к тому времени пустит первое в стране производство целлюлозной сосисочной оболочки. Вы ознакомитесь с новой технологией и попробуете свежие сосиски». Предложение не вызвало энтузиазма. Возникла пауза, которую прервал командирский голос нового директора Барнаульского комбината химических волокон Сафонова. Он заявил, что у него есть другое предложение, следующий совет директоров нужно проводить в Барнауле. Интересное предприятие и самое главное – он сможет всем показать Телецкое озеро. Иностранцы платят по десять тысяч долларов, приезжают за шесть тысяч километров посмотреть на эту жемчужину Алтая, а вы все увидите в порядке служебной командировки. Доводы подействовали, все с энтузиазмом согласились.

bannerbanner