Славный путь к поражению

В целом два с небольшим года работы на заводе искусственного волокна для меня стали неоценимой школой жизни, и я должен высказать слова громадной благодарности всем работникам завода, руководителям цехов, производств и служб. Жалею, что в личном архиве не удалось собрать фотографии всех, кто способствовал моему росту, помещаю в книге лишь имеющиеся снимки. Важно, что руководство заводом было передано моим соратникам по работе.

Хотелось бы отметить еще одно важное для меня событие, которое произошло в первый год работы на заводе. В 1973 году я близко познакомился с В. К. Гусевым. Он, будучи директором Энгельсского завода ацетатных нитей, приехал в Могилев на отраслевое совещание по новой технике.

Наши должности были формально равны, но он к тому времени имел уже почти десятилетний стаж успешной работы директором более крупного, чем ЗИВ предприятия. Я, пообщавшись с ним лично в течение пары часов, увидел громадную разницу не только между его и моей школой, но и уровнем его и моих прошлых руководителей по Курску и Могилеву. Интуитивно я понял, что это образец для моего самосовершенствования. Дальнейшие события полностью это подтвердили, мы снова встретились через пятнадцать лет.

Не сложилось

Новый виток спирали

Летом 1975 года в МХП было принято решение о совершенствовании структуры подотрасли. В соответствии с ним предусматривалось объединение предприятий, расположенных в городе Могилеве, – ЗИВа и МКСВ. Учитывая масштабы МКСВ, его значение для отрасли и Республики, было принято решение об объединении двух заводов на базе МКСВ. Это автоматически означало решающую роль руководства МКСВ в формировании структуры объединения, будущего статуса ЗИВа, судьбы его руководителей. Я с этим мысленно смирился, полагаясь на здравые действия П. Н. Зернова, с которым у меня за два года работы в качестве директора ЗИВа сохранились хорошие отношения. Однако на деле оказалось не все так просто. В один из летних месяцев в Могилев приехал начальник главка «Союзхимволокно» Б. А. Мухин и провел пару дней на «Лавсане» и в обкоме партии. Мы на ЗИВе понимали, что решается вопрос назначения руководителя объединения, сроках его создания, ждали, когда нас проинформируют. На второй день пребывания Б. А. Мухина мне позвонил П. Н. Зернов и попросил, чтобы я приехал после работы в дом приема гостей в профилактории «Сосны». Приехал, вижу, что на ужине присутствуют Б. А. Мухин, его кадровик, секретарь обкома партии по промышленности В. С. Пилюто, П. Н. Зернов, некоторые сотрудники заводоуправления. Быстро поужинали, Зернов предложил всем потанцевать. Он был уже серьезно пьян и необычно возбужден. Подходил к сотрудницам и давал им указание подходить самим к гостям и приглашать их на танцы. Для меня это новая форма вечерних ужинов «с дамами» была необычной. В один из моментов, когда гости были заняты танцами, Зернов подошел ко мне и сказал: «Поздравляю тебя, ты добился, чего хотел. Сегодня Б. А. Мухиным согласован с обкомом вопрос объединения двух предприятий и назначения тебя генеральным директором». Далее он продолжил: «Я не могу сказать, что это справедливо и правильно, но я удовлетворен тем, что я первым тебя разглядел в Англии, добился твоего приезда в Могилев». Далее он сказал для меня неожиданное. Он признался, что много сделал для выращивания из меня крупного руководителя, но были случаи, когда его «путал бес» и он настраивал людей против меня. Он привел мне в качестве примеров два конфликта с отдельными сотрудниками на ЗИВе, но я его успокоил, что никакого вреда они мне не принесли и ему расстраиваться нечего. Ситуация в некоторой степени повторяла ноябрь 1973 года, но в то же время она серьезно отличалась. Очевидно, за нами наблюдал Б. А. Мухин. После слов П. Н. Зернова он подошел, отвел меня в сторону и сообщил ту же самую информацию: «Я сегодня был в обкоме и согласовал с В. С. Пилюто и вторым секретарем обкома М. С. Кулагиным вопрос твоего назначения на должность генерального директора вновь создаваемого объединения. Будь, пожалуйста, внимателен во всех своих действиях». П. Н. Зернов продолжал выпивать, повышать активность, В. С. Пилюто, видя все это, предложил закончить ужин. Мы все разъехались.

Я понимал, что это первый и очень важный этап согласования, далее должны последовать официальные согласования (с ЦК КПБ, ЦК КПСС), должность генерального директора крупнейшего в стране химического предприятия стала номенклатурой секретариата ЦК КПСС. На все это необходимо время, и я ждал соответствующих вызовов. Решение почему-то затягивалось, начал волноваться. Наконец, было объявлено: П. Н. Зернов назначается генеральным директором нового объединения, А. А. Петров – главным инженером – первым зам. генерального директора. Как мне далее пояснили, ситуация после «тайной вечери» в профилактории «Сосны развивалась не по сценарию, согласованному с начальником главка. П. Н. Зернов на следующий день попросил встречи с вернувшимся из командировки первым секретарем обкома В. В. Прищепчиком, высказал ему сожаление о том, что в отсутствие «хозяина области» его замы М. К. Кулагин и В. С. Пилюто проявили самоуправство и обком не должен соглашаться с этим. Отстранением П. Н. Зернова от должности генерального директора создаваемого объединения Министерство хочет доказать неправильность инициативы обкома по снятию В. С. Белявского в 1973 году и назначении на его место П. Н. Зернова. Эти события проходили всего полтора года назад, для всех они были свежи в памяти. При этом П. Н. Зернов убедил обком и Министерство в том, что он сам хотел бы закончить работу на производстве, но просит дать ему поработать в новой должности всего лишь год. За этот срок он закончит диссертацию, получит звание кандидата технических наук и перейдет на работу в Москву, в исследовательский институт.

В. В. Прищепчик увидел логику в доводах П. Н. Зернова, отменил согласования, и все организации начали поиск компромиссного решения. На назначении меня первым замом настояли райком, секретарь обкома по промышленности В. С. Пилюто, М. К. Кулагин. Все нашли эту программу разумной, гуманной. Что касается меня, то несостоявшееся назначение генеральным директором у меня большого сожаления не вызвало. Мне было тридцать три года и стать в этом возрасте главным инженером крупнейшего объединения в химической отрасли СССР было также почетно. Перспектива прихода на должность генерального директора объединения через год также способствовала воодушевлению. При этом оценка П. Н. Зернова как личности и руководителя для меня, хотя и несколько снизилась за период 1973–1975 годов в связи с появлением существенных трудностей в работе объединения, оставалась высокой. Как ранее указывал, он имел бойцовский характер, обладал высокой способностью к мобилизации в трудный период жизни. При этом эта мобилизация носила, как правило, интеллектуальный, комплексный характер. Она формировалась в его голове в виде стройной последовательной программы действий. Очевидно, он ее создал и в данном случае. Моя работа на ЗИВе закончилась в августе 1975 года, и я был рад, что смог передать управление заводом в руки сильных и уважающих меня людей. Директором завода стал А. Статинов.

События по первоначальному выдвижению моей кандидатуры насторожили П. Н. Зернова. С одной стороны, он отмобилизовался и энергично взялся за организацию объединения, с другой стороны, усилилась ранее наблюдаемая подозрительность к окружающим. Он понял, что все руководители обкома и министерства, участвующие в согласовании кадрового вопроса с Б. А. Мухиным летом 1975 года, остались на своих позициях и при своем мнении по отношению к его и моим деловым качествам. Эта ситуация предопределила характер нашей работы в 1975 и начале 1976 года. Руководители подразделений относились к нам обоим с должным уважением. П. Н. Зернов – действующий директор, А. А. Петров – будущий. Надо выполнять требования обоих. Зернов старался советоваться по всем основным вопросам, включая кадровые, программам создания новых производств. Рабочий день был очень загружен. На полную мощность работали производства первой очереди, требовалось много внимания уделять вопросам выполнения плана, технике безопасности, воссозданию на смежных предприятиях импортных аналогов замасливателей, вспомогательных веществ. Выделяемых валютных средств было недостаточно для приобретения импортных запчастей, приходилось вместе с механиками и инженерами конструкторского бюро и запасных частей расшифровывать секреты и особенности изготовления импортных узлов и деталей, воспроизводить их. Показательной в этом плане была работа по воспроизводству комплектов ножей грануляторов для резки полиэтилентерефталата. При работе ножи одного узла должны были с высокой степенью точности входить в зазоры между ножами другого. Комплект состоял из двух узлов, в каждом из которых было пятьдесят ножей и пятьдесят дистанционных колец. Необходимо было обеспечить точность расположения каждого из ножей одного комплекта относительно «своего партнера» на уровне ±3 микрона по всей длине узла, то есть пятьсот мм. Отклонение от этого требования означало выход из строя комплекта уже в первые часы работы. Решение этой и других аналогичных сложных задач было осуществлено, но каждый раз с момента возникновения проблемы до ее качественного закрытия уходило много времени. Страдало производство, падала технологическая дисциплина. Наибольшее снижение уровня работы наблюдалось на ПКСН. Здесь вырабатывались три основных ассортимента – технические нити высокого и среднего текса и текстильные нити. Каждый основной ассортимент делился на ряд видов. Производство каждого ассортимента включало до восьми технологических операций. Это было финишное производство. В нем выявлялись недостатки, заложенные в полуфабрикатах предыдущих производств диметилтерефталата и полиэтилентерефиката, и накладывались проблемы, связанные с нарушением технологической дисциплины в цехах ПКСН. После отъезда англичан в конце 1972 года произошло постепенное ослабление контроля качества по всем технологическим переходам комбината. К концу 1975 года эти проблемы приобрели столь значительный масштаб, что возникла угроза выполнения плана по одному из важнейших показателей – номенклатуре продукции. В четырехмесячный период обучения в Англии в 1968 году все специалисты были разделены по группам технологических операций. И именно меня обучали правилам контроля качества на производстве технических нитей. В 1972 году я прошел аналогичный курс в Англии по текстильным нитям. По указанным причинам именно мне более всего было видно, в какой степени мы отклоняемся от требуемого уровня работы, и насколько это может иметь тяжелые последствия в дальнейшем. Попытки заострить внимание всех служб к проблемам ПСКН вызвали болезненную реакцию П. Н. Зернова. Я почти два с половиной года работал на ЗИВе, и критику работы ПСКН он воспринял, как критику непосредственно в его адрес. Предпосылкой для такого восприятия было также то, что в период моего отсутствия главным инженером комбината работал И. В. Кудрявцев. Он обладал наивысшей квалификацией среди специалистов объединения в технологии органического синтеза, но не имел знаний в области производства нитей. П. Н. Зернов, будучи генеральным директором, лично контролировал это производство. Необходимо отметить, что и мне далеко не все было понятно в причинах периодического появления массовой обрывности нитей на формовании и вытяжке. Одно дело – краткие заграничные курсы на меньших по масштабу производственных участках с ограничениями, связанными с трудностями перевода разъяснений с английского, и другое дело – поддержание идеальной дисциплины на крупнейшем комплексе с числом работающих более трех тысяч человек. К моменту развития этого конфликта ситуация в статусе моем и П. Н. Зернова существенно изменилась. В. В. Прищепчик, взяв на себя ответственность за решение главного кадрового вопроса в пользу П. Н. Зернова, хорошо осознавал необходимость принятия исключительных мер по его поддержке. Обком фактически стал в большей степени, чем в 1973 году заложником своего кадрового решения и должен был нести свой крест молча. С целью защиты П. Н. Зернова он сделал его делегатом съезда КПСС (первый квартал 1976 года) и выдвинул в депутаты Верховного Совета СССР. Не все союзные министры имели подобное сочетание титулов. С ними Зернов стал недосягаем для любых критиков на многие годы. Перед директором с подобными знаками отличия раскрывались двери всех государственных ведомств. Использование этих возможностей создавали прекрасную перспективу и для предприятия, и соответственно лично для П. Н. Зернова. Ему было сорок шесть лет. Мое присутствие напоминало о другом периоде жизни, унизительном для него. Кроме того, я оставался носителем потенциальной угрозы его замещения. В 1976 году мои требования по исправлению ситуации на ПСКН к руководству производства и служб были признаны необъективными, надуманными. Публично было сказано: «Вы, Петров, за два года работы на ЗИВе своими действиями дезорганизовали технологию вискозного шелка, а теперь вернулись и хотите сделать то же самое на ПСКН». Такую оценку в его интерпретации получил краткосрочный срыв технологии, связанный с повышением обрывности нитей из-за увеличения скорости формования по инициативе службы главного инженера ЗИВа. Мне было предложено не мешать в работе руководству производства нитей.

Это стало отправной точкой для формирования новых отношений между нами. П. Н. Зернов перестал советоваться со мной по кадровым вопросам, начали возникать конфликты между мной и его заместителями. Я понимал свою уязвимость в новой ситуации и постарался принять меры по самосохранению. Стал максимально внимателен ко всем его указаниям, добивался их полного выполнения на производственных участках, перестал вступать с ним в какие-либо дискуссии. Ранее они проходили по вопросам технологии, как правило, один на один. Смирился с его политикой по усилению роли других заместителей директоров, в том числе с неформальным позиционированием некоторыми себя в качестве первых заместителей директора. На всех совещаниях старался ссылаться на отдельные положительные итоги, как результаты выполнения указаний Зернова. Здесь я ничего нового не изобретал, я повторял действия П. Н. Зернова в последние годы его совместной работы с В. С. Белявским. Согласился с тем, что меня, главного инженера, отстранили от работы над новыми проектами третьей очереди – ДМТ, штапель-3. Принял на себя наиболее рутинные функции по обеспечению ритмичной работы действующего производства, техники безопасности, экологии, культуры производства. Это создало определенные комфортные условия для П. Н. Зернова. Он, выполняя функции генерального директора, одновременно выделял время для работы в ЦЛК над своей диссертацией, активно включился в любимую им деятельность – изобретательство, в том числе по основному проекту ЗИВа – сосисочной оболочке, активно участвовал в переговорах с инофирмами, представительствовал на мероприятиях Министерства и ЦК КПБ. Спортивный задор, свойственный в полной мере его натуре, реализовался в тот период неожиданно. Он пристрастился к охоте и стал удачливым стрелком. Среди его трофеев были два волка, кабаны. Охота сформировала круг близких людей, в том числе из его некоторых замов, стала весомой частью его жизни еще и потому, что она укрепляла его контакты с руководством МХП, обкома, ЦК КПБ и Совмином БССР.

В 1973 году еще при В. Белявском по итогам совещания у А. Н. Косыгина была согласована программа строительства производства полиэфирного штапельного волокна мощностью первой очереди – шестьдесят три тысячи тонн в год. Был объявлен конкурс на поставку комплектного импортного оборудования для производства мономера, полимера и самих волокон. Причем ставилась задача закупки непрерывной технологии полимеризации и совмещения ее с формованием волокна. Поставщик оборудования первой мощности ICI (Англия) не смог участвовать в конкурсе, так как ее первая опытно-промышленная установка полимеризации оказалась неработоспособной. Дюпон (США) поучаствовал в переговорах, но затем отказался раскрывать ноу-хау, так как имел громадное техническое превосходство перед всеми. У немцев («Хехст») не было на начало переговоров установки совмещения полимеризации и формования. Но в процессе переговоров они провели большую работу на своем заводе в Спартенбурге (США) и решили эту сложную технологическую задачу. В итоге они предложили требуемое техническое решение и оптимальные финансовые условия. Контракт с фирмой «Уде Хехст» был подписан в 1973 году, в короткий срок было построено здание, и начался монтаж оборудования, пуск которого назначался на конец 1976 года.

Могилевское ПО «Химволокно» продолжало строиться чрезвычайно высокими темпами в соответствии с программой, сформированной в период работы В. С. Белявского. Заканчивалось строительство ДМТ-2, первых мощностей производства волокна № 3, продолжалась работа по созданию совместно с ГДР производства терефталевой кислоты и производства волокна № 2 с установками непрерывной поликонденсации ТФК и формования волокна. Практически восемьдесят процентов всех новых проектов, реализуемых в отрасли, насчитывающей почти сорок предприятий, приходилось на Могилевское ПО «Химволокно». Объединение продолжало регулярно посещать высшее руководство страны и Республики.

П. Н. Зернов оказался хорошим организатором подобных приемов. Он прекрасно усвоил школу своего воспитателя, директора ЗИВа А. Никонова и даже значительно превзошел его. Подготовка объекта, посещение его руководителями, доклад возле макета или карты о ходе строительства, банкет для приезжих гостей, далее охота для министров с участием первого секретаря обкома и председателя облисполкома, руководителями ЦК КПБ, ужин на охотничьей базе. Организация всего этого конвейера была на высоком уровне. Для Л. А. Костандова охота была любимым хобби. Коллеги из его сопровождения говорили, что именно из-за нее он получил первый выговор по партийной линии. В день похорон И. В. Сталина, объявленный днем траура, работая директором предприятия в Казахстане, уехал охотиться на перелетных гусей. Он любил приезжать в Могилев, чтобы после ознакомления со строительством новой установки посидеть на вечерней заре с субботы на воскресенье в шалаше на лесной поляне в ожидании тетеревиных токов. П. Н. Зернов еще более усилил связь с министром, тем что способствовал привлечению зятя Л. А. Костандова – работника «Техмашимпорта», к поставкам импортного оборудования для нашего объединения. Участие в проектах Могилева было прекрасной школой, способствовало росту имиджа любого руководителя подразделения Министерства, так как успех был гарантирован. Много внимания уделялось организации летнего отдыха на лесных базах объединения для работников министерства и их детей. Укрепление авторитета П. Н. Зернова на базе хороших финансовых показателей первой очереди, высоких темпов строительства второй очереди и освоения широкого набора приемов сближения с руководством отрасли и партийных органов при занятии мной позиции спокойной «рабочей лошади», очевидно, снизили актуальность задачи устранения ранее опасного соперника. Кроме того, приближалось завершение строительства цехов ДМТ-2-3 и штапеля-3 – объектов, которые по мощности и технической сложности существенно превышали первую очередь. Вновь потребовался опытный координатор пуска.

В конце 1976 года я был подключен к завершению строительства штапеля, официально приказом был назначен председателем рабочей комиссии по его приемке. Руководил производством В. Магдалинский – мой коллега по производству волокна-1, сыгравший неоценимую роль в его опережающем запуске. Войти координатором и арбитром на завершающей стадии строительства между руководством строящегося производства и строителями всегда трудно. Первые требуют максимума готовности, вторые – ускоренного проведения пуско-наладочных работ и пуска, как правило, неподготовленного в соответствии с требованиями безопасности производства. Но у нас с Виктором Магдалинским был опыт совместной работы и единая идеология по совмещению завершающей стадии строительства и пуска. Мы говорили на одном языке. Но к декабрю 1976 год – сроку ввода объекта по государственному плану, о пуске не могло быть и речи. Проект предусматривал очень высокую плотность установки оборудования и прокладки коммуникаций в производственных помещениях. Линии обогрева с температурой теплоносителя триста пятьдесят градусов проходили вплотную с линиями особо огнеопасных растворителей – метанола и этиленгликоля. Предстояло еще огромное количество сварочных работ, проведение которых в условиях хотя бы одной работающей линии было чрезвычайно опасно.

Мы с Виктором встали на позицию нецелесообразности выделения минимального пускового комплекса для демонстрационного пуска на рабочих средах и выдвинули программу проведения возможных пуско-наладочных работ на водных средах при одновременном завершении сварочных работ по комплексу. Немецкие специалисты поддержали данные подходы. Получить на стройку дополнительных монтажников не удалось. Все они были задействованы на реально пусковых стройках Республики и страны. Не удалось из-за значительного числа строительных недоделок существенно продвинуть и пуско-наладочные работы. В результате штапель-3 подошел к концу декабря с низкой готовностью. Несмотря на это, в Москве и Минске было согласовано решение о приеме объекта рабочей комиссией, что означало подтверждение ее эксплуатации на рабочих (пожароопасных) средах. Затягивание фактического ввода объекта на одну–две недели при представлении официальной отчетности об осуществленном пуске было распространенной практикой тех лет. Но в случае с данным производством требовалось подписать документы о приеме объекта в эксплуатацию за пять–шесть месяцев раньше срока будущего реального ввода. При этом под сфальсифицированный ввод министерство устанавливало план выпуска продукции, соответствующий нормативным срокам освоения мощности. Я попытался убедить П. Н. Зернова, что нельзя принимать объект. Он был непреклонен. Сказал, что приемка согласована Министерством и секретарем ЦК, что он получил гарантии Минмонтажспецстроя СССР и Минпромстроя СССР о том, что с января 1978 года на стройку введут пятьсот сварщиков, и они за месяц закончат все сварочные и монтажные работы. Я не согласился с ним, сказал, что по соображениям безопасности и качества работ это не реально, и поехал к секретарю обкома по промышленности В. С. Пилюто. Он меня выслушал, не получив никаких заверений, я вернулся на комбинат. Через час позвонил ему снова, чтобы узнать его позицию. По словам секретарши, он уехал, и до конца дня его не будет. Как потом оказалось, он проникся моими доводами о шести месяцах и поехал в ЦК КПБ убеждать руководителей в отмене решения. Об этом узнал П. Н. Зернов и сообщил ситуацию В. В. Прищепчику. Тот остановил В. С. Пилюто на въезде в Минск и потребовал немедленного возвращения. Я был вынужден подписать акты приемки объекта. Прошел Новый год к концу января со всей Российской Федерации были стянуты большие силы монтажников и строителей. Но их численность далеко не соответствовала обещанной, число сварщиков не превысило сто человек. Стало ясно, что монтаж и пуско-наладка затянутся на полгода. Зернов понял опасность моих инициатив, нарушающих его планы, и стал меня очень серьезно критиковать. Использовался любой повод, который на производстве нашего масштаба жизнь предоставляла ежедневно. Некоторые близкие друзья посчитали это концом моей карьеры. Ситуация была настолько ясной, что часть из них даже нашла повод не прийти на мой тридцатипятилетний юбилей. Он праздновался скромно в домашней обстановке. Звонки по телефону тех, кто не смог прийти с объяснениями ложных причин, действовали удручающе на пришедших гостей. Он – умный, сообразил, а я здесь сижу и рискую. Но меня новая ситуация не пугала. Хорошо понимал, что «коней на переправе не меняют». Вводились мощности, увеличивающие потенциал комбината более чем втрое, и если уж есть необходимость моего снятия, то надо решать, кто меня заменит в столь трудный и опасный период. У меня сохранялось мнение, что после пуска и освоения первой очереди комбината, прошедшего без единой крупной аварии и человеческих жертв, П. Н. Зернов отводил мне роль своего талисмана, и потому желанию избавиться от соперника противодействовало чувство опасности потери этого талисмана. Он был суеверным и твердо считал, что при любых знаниях производства и требовательности в вопросах техники безопасности руководителю должна сопутствовать удача. 8 летняя практика прошлых пусков показывала, что она сопровождала меня. Главное – я сам верил, что она меня не покинет.

Гуд бай, Америка

Пришлось очень напряженно работать по обеспечению сверхвысокого ритма работы монтажников и подготовить пуск, замаливая свой предновогодний «грех». Для успешного пуска необходима была хорошая практическая подготовка. В марте 1977 года мне поручили стать руководителем группы специалистов в тридцать человек, которые должны были пройти двухмесячное обучение на аналогичных штапелю-3 установках «Хехста» в Германии и США. Безусловно, этот великодушный жест Зернов осуществил по отношению ко мне для того, чтобы я приобрел уникальный опыт по эксплуатации установок высшего мирового уровня. Взялся за организацию поездки. По программе в Германии была полная определенность. При этом по США ясности не было. Необходимость поездки в эту страну была совершенно очевидна, так как фирма «Хехст» только в США на своем новейшем заводе в городе Спартанберг имела установку аналогичную той, которая была продана Могилевскому комбинату. Но из-за проблем с американским посольством Техмашимпорту не удалось до нашего отъезда в Германию оформить визы специалистам, которые по программе после месячного обучения в Германии должны были продолжить обучение в США. В конце февраля прилетели во Франкфурт на Майне. Этот город, относительно небольшой по размерам, во время войны не сильно пострадал от бомбардировок. Он не имел крупных оборонных предприятий, кроме того на финишном этапе войны американцы наметили разместить в нем штаб своей группы войск. Размещение штаба состоялось и это предопределило архитектурный стиль послевоенного развития города. Если большинство городов Германии приняли все меры для того, чтобы сохранить или восстановить прекрасное историческое наследие, то Франкфурт начал копировать облик американских городов, вытягиваясь ввысь. В определенной степени этому способствовало и то, что город облюбовали крупнейшие банки. В итоге через тридцать пять лет после окончания войны в центре Германии сформировался некоторый аналог Чикаго, доминирующими зданиями в облике города стали стеклянные башни в сорок и более этажей. Нам предстояло проходить практику в предместье Франкфурта на заводе «Хехста» в городе Оффенбах. Это было небольшое предприятие по производству полиэтилентерефталата. Оно было примечательно тем, что его специалисты самостоятельно разработали технологический процесс и оборудование для производства полиэтилентерефталата по непрерывной схеме. Именно там, на заводе в Оффенбахе, я обратил внимание на то с какой гордостью немецкие специалисты, представляясь, указывают свой титул: дипломированный инженер или доктор. На заводе нас познакомили с механиком производства, по нашим меркам эта должность по рангу относилась к специалистам среднего звена. Но при этом он был представлен как главный разработчик немецкого аппарата поликонденсации. Именно неспособность специалистов «ICI» решить проблему создания горизонтального аппарата поликонденсации, в котором бы мешалка длиной четыре метра и диаметром почти в полтора метра прилегала бы к внутренней поверхности цилиндрического аппарата точно на величину три миллиметра, не позволила англичанам создать установку непрерывной поликонденсации. Таким образом, простой немецкий заводской инженер лишил английский концерн лидерства в области производства полиэфиров, которым они владели несколько десятилетий. Не менее авторитетной фигурой в производстве полиэфиров был доктор Вольф. Он возглавлял на заводе все технологические разработки в этой сфере, сумел добиться высокого уровня качества и обеспечил успешный пуск нескольких установок непрерывной поликонденсации в Японии, Бразилии и других странах. Его назначили ответственным за обучение нашей группы. И надо отметить, что справился с этой задачей хорошо. Нас поселили на некотором отдалении от Оффенбаха в горной парковой зоне. Гостиница была старенькой и неблагоустроенной. Очевидно, что летом она могла пользоваться у любителей природы большой популярностью, однако в марте она пустовала. Фирма, возможно, поселила нас в нее из соображений экономии. Мы протестовать не стали, так как увидели преимущество в проживании в горной парковой зоне. В. Малых – зам. директора института из Твери сразу же попытался нас привлечь к утренним пробежкам по лесу. Я вначале в них не участвовал, отсыпался, приходил в себя после перегрузки на работе, возникшей перед отъездом. Но через несколько дней понял, что надо бегать. Проблема возникла в связи с тем, что бутылка сухого итальянского вина емкостью семьсот пятьдесят миллилитров в тот период в Германии стоила меньше, чем бутылка молока, и многие наши ребята при покупке припасов на ужин стали отдавать предпочтение итальянскому продукту. Начал бегать сам и агитировать всех «за здоровый образ жизни». Сформировался своеобразный критерий: кто по утрам не с нами, тот с ними – итальянскими производителями. Бесспорным лидером в утренних пробежках был В. Малых – рост выше ста девяносто сантиметров, строен, в молодости мастер спорта по баскетболу. Володя намного опережал нас, и я в этих забегах был даже не вторым. В молодости у меня был первый разряд по лыжам, я входил в тройку лучших лыжников института. И понял, что за четырнадцать лет работы сильно потерял спортивную форму. Проблема прежде всего была связана с тем, что я за эти годы сильно прибавил в весе. Через некоторое время оказалось, что не все так безнадежно: умеренное питание и утренние забеги привели к некоторому снижению веса, отставание от лидеров стало заметно меньшим. Обнаружив это, задумался – прошло десять дней командировки, которая должна длиться два месяца. Если все это время я буду регулярно бегать, то смогу восстановить уровень своей тренированности. Далее в каких бы городах Германии мы ни жили, я каждый день по утрам независимо от погоды бегал.