Монах Ордена феникса

Бежали со всех ног, перепрыгивая через кусты, ветки, ямы. Переполох в деревне дал им метров сто форы, но бежать пришлось против ветра –опасность прибежать в другую деревню оставила беглецам на выбор только одно направление – то, откуда они пришли полгода назад. Впрочем, бежать долго они и не собирались.

–До озера – два дня, мы не убежим, – сказал Альфонсо, – они нас поймают, они охотницы и в Лесу, чего уж там скрывать, ориентируются лучше нас. На кустах оставили клочки ткани, волосы, ветки были сломаны в нужном направлении – четкий след, для хорошего охотника, который указывал, куда направились беглецы, был создан, после чего в конце он был тщательно засыпан перцем. Беглецы добежали до речки- еще одно везение, побежали по ней в бок, затем спрятались в первой попавшейся норе, вытолкав палками ошалевшую от такой наглости лису – хозяйку норы, просидели там до полудня, потом, решив, что охотницы уже порядком рассеялись по Лесу, осторожно и тихо пошли обратно по направлению к деревне.

Деревня пустовала, это было понятно из царившей там тишины; естественно, что заходить туда они не стали, но залезть на дерево и посмотреть, как там дела сподобились; лишь две фимиамы охраняли вход, остальных постов не было, хотя и должно было быть семь штук вокруг деревни. Даже собак не было. И по дороге в пещеру никто не попался, никто на их след не напал.

– Осталось поторчать в пещере дня три – четыре, пока все уляжется и обойти, аккуратно, это бабье гнездо, а там озеро и свобода, – сказал Альфонсо у входа в пещеру.

– Думаешь, они сюда не пойдут? – спросил Тупое Рыло.

– А зачем? – спросил в ответ Гнилое Пузо, – они не все до конца верят, что мы убили Зверя. Тем более, они думают, что мы бежим по старой дороге, кому придет в голову, что мы вернулись? Было бы что пожрать, а просидеть в пещере можно было бы и неделю, благо, что дыма от костра здесь не видно.

Альфонсо заботливо готовил дрова – за ними приходилось спускаться со скалы, потом тащить по узкой, извилистой тропинке наверх, но делать все равно было нечего, раскладывал еду, наворованную на первое время, напевал незамысловатую песенку свободного самца… Когда вспыхнувший костер оборвал ее.

Во тьме пещеры, отражая желтый свет костра, блеснули глаза. А затем и сами волки стали видны во всей своей красе – две неподвижные, большие серые туши с любопытством, уже долгое время совершенно бесшумно рассматривали пришельцев, так нагло и неосторожно зашедших в их логово. Рядом замерли около пяти – шести щенят – маленькие, пушистые комочки апрельского помета с черными, мокрыми носами и глазами бусинами.

– Твою мать, – прошептал Альфонсо. В пещеру, с новой порцией дров зашел Гнилое Пузо, засмеялся:

– Вот эти дуры сейчас по Лесу шастают, ищут нас. А мы тут, прям под боком.

Волк – наверное, самец, встал на ноги и зарычал. Более эффективного способа быстро заткнуть смех Гнилого Пуза не существовало в природе.

– Спокойно, мы уйдем, – тихо проговорил Альфонсо, медленно поднимаясь на ноги, пятясь назад. Злобный рык – волк бросился на него, но не прыгнул, а побежал, оскалив зубы; Альфонсо пнул ногой костер – попал удачно, парой полешек прямо по носу волку, отчего тот взвизгнул и отпрыгнул назад. Оба побежали из пещеры, едва не сбив Тупое Рыло, который оправдывал сейчас свое имя, глядя на своих путников удивленно непонимающим взглядом. Впрочем, он сориентировался быстро и тоже побежал за ними, не зная, правда, отчего бежит.

– Что? – крикнул он на бегу.

– Волки, – выдохнул Альфонсо. Он надеялся, что семейная пара сыта и за ними не погонится, и какое то время надежды оправдывались, но потом послышался топот волчьих лап. Точно нужно было рассчитать время – вот стук шагов затих и тут же Альфонсо прыгнул вбок – волчья туша едва его не сбила, но пролетела мимо, в прыжке расставив когтистые лапы, с рыком врезалась в какоф то кустарник.

Бежать от волка по Лесу бесполезно, единственный шанс – деревня. Забор Аббусино вырос как спасение – трехметровая стена обещала безопасность. Сходу Альфонсо запрыгнуть на нее не смог бы, но вот залезть на дерево и спрыгнуть вниз с ветки смог.

– Что смогут сделать и кошки, – подумал он, оказавшись снова в деревне. Можно было бы залезть на дерево и сидеть там, в роли птички, пока от усталости и голода не свалишься вниз – волки умели долго по очереди дежурить около своей добычи, иногда целой стаей, иногда вообще разбив около дерева лагерь.

– Зато живой, – услышал он тяжкий вздох. Гнилое Пузо и Тупое рыло спрыгнули следом, тяжело дыша, стараясь успокоиться.

– Ну что, щенки, нагулялись на свободе? – насмешливый голос Великой, смех двух ее громил – охранниц. И он резко оборвался, когда о ворота стукнулось тело.

– Волки!– закричали на воротах. Сильный удар распахнул ворота, волки – уже целая стая из семи штук, прыгнули во двор.

– Быстро, в замок! – Гнилое Пузо схватил королеву в охапку, потащил в ее избу; один из волков настиг их в два прыжка, но Гнилое Пузо , неожиданно для всех, развернулся – точно во время перед укусом за задницу, и швырнул мешочек с перцем прямо волку в морду. Волк аж подлетел от боли, запрыгал на месте, стал кувыркаться по земле, стараясь лапами содрать с себя эту чертову дрянь, наглядно показав остальным озадаченным хищникам, что нужно поостудить пыл.

– Сколько охотниц в деревне? – крикнул Альфонсо, закрыв за собой дверь на засов уже в замке.

– Четыре, – пролепетала королева и прижалась к Гнилому пузу, вообще не осознавая, что делает, – остальные вас ищут.

– Лучше бы они нас здесь искали, – буркнул Тупое Рыло.

От резкого и сильного удара хрустнула дверь, покосился вывернутый косяк. Охрана королевы выставила копья – смешное оружие против шкуры волка.

– Быстро, на крышу, – скомандовал Гнилое Пузо. И тут дверь слетела с петель, да нет, не слетела – разлетелась в щепки; волк влетел в избу, охрана бабы – громилы бросились на него с копьями, но два удара – и обе отброшены в стороны, словно мешки с соломой. Волк раскрыл пасть – огромную, словно проход в ад, Великая завизжала в предсмертном визге – первый укус предназначался ей, но Гнилое Пузо, вместе с кинжалом в кулаке, выставил руку вперед, и она пропала в пасти волка. Можно считать, что руки уже не существовало, как органа, теперь она стала пищей, но произошло удивительное –волк захрипел и сдох. Причем сделал это очень быстро, так и оставшись лежать с раззявленной пастью, уронив и Гнилое Пузо, который смог вытащить руку только уже лежа на полу. И она была целой. В крови, слюнях, но целой.

– Как ты его продырявил, у него шкура непробиваемая? – сколько Альфонсо ни старался, скрыть свое восхищение не смог.

– Шкура да. А вот от неба до мозга – мягонькое мясцо. Легко, кстати, протыкаемое.

В проеме двери появился другой волк, оскалился и зарычал, но залезать в избу, почему то, побоялся.

– А вот и мой прием, – крикнул Альфонсо, схватил бутылку водки с полки, швырнул в волка. Почему то он подумал, что это именно водка. Хотя…

– Моя ароматическая вода!– вскрикнула Великая, и тут же все почувствовали, как волк заблагоухал чарующим и нежным ароматом полевой ромашки, отчего скуксил морду и чихнул .

– На вот, лучше спиртом, – Гнилое Пузо протянул Альфонсо другую бутылку, благо, всю географию бутылок у королевы он знал наизусть. И, чтобы отогнать стаю, понадобился целый ящик крепких спиртных напитков.

– Спасибо за спасение, Пузечко, – трясясь от пережитых мгновений, королева потерялась, превратилась в слабую женщину, повисла на Гнилом Пузе, на глазах у изумленной охраны ворот и прибежавшей Лилии.

– Скажи спасибо своему алкоголизму, – пробурчал Гнилое Пузо, за грубостью пытаясь спрятать свое нервное возбуждение, трясущиеся руки и постепенно отстающий от мозга страх.

Охрану королевы тащили четверо мужчин, бросили на стол к Лилии, которая стряхнула на пол все свои тарелки, дорогущий кувшин, еду и вино.

– Быстро, ты, – ткнула она пальцем в первого попавшегося, – и это была Великая, – теплой воды, ты –второй попавшийся, крепкую водку, что осталась, чистые тряпки, вы четверо, держите вот здесь… Да сильнее прижимайте, черти!!

Первую громилу держали вчетвером – легким взмахом лапки, волк оставил на ее животе четыре глубоких пореза, почти выпустив кишки наружу. Корчась от боли, с палкой в зубах, билась бедняга в агонии, пока Лилия, не торопясь и совершенно не обращая внимания на душераздирающие стоны болезной, внешне спокойно запихивала внутренности в охранницу обратно, довольно приговаривая:

– Ладно-ладно, кишки целые, солнышко, терпи. Главное, кишки не порваны, кровь не испачкается, а шкуру зашить – плевое дело… Да держите крепче, уроды!

И она также спокойно, словно зашивая плед, но быстро и четкими движениями заштопала живот охранницы. От обработки водкой раны, та потеряла сознание.

– Выживет? – спросила Великая Лилию, стоя рядом с ведром в руках, в котором осталось немного воды.

– Если гнить не начнет…

Второй охраннице повезло больше – ей волк распахал оба бедра, отчего пришлось пережать ей обе ноги веревками; от боли она тяжело дышала, дожидаясь своей очереди, а дождавшись, потеряла сознание от потери крови, и ее Лилия зашила молча.

– Ладно, оставляйте обеих здесь, – вздохнула Лилия, мгновенно, после последнего шва, превратившись из собранной, властной и решительной знахарки в уставшую маленькую и слабую девчонку, – буду вытаскивать их из под носа у Смаргалы…

…Вот, а дерево стонало и не хотело рубиться, уворачивалось от топора и просило пить.

– Да стой же ты на месте, – сказал Мескотудиандо, размахнулся топором с красной, похожей на ветку дерева ручкой и отсек дереву руку –хлынула кровь, а дерево заорало, как резаное, и было любопытно, откуда летит такой громкий крик из полена, лишенного рта…

– Опять снились какие то бредни, которые услужливо сочиняла голова, и в эти бредни клином влетел крик, пронзительный, визгливый крик:

– Проспали!! Сволочи!! Хорош дрыхнуть, дармоеды, – по спинам спящих, точнее, резко выдергиваемых из объятий Бога сна Амордея, начал гулять веник, хрустя соломинками своих веточек – ручек, – скоро суд, а вы тут!!…

Альфонсо открыл глаза, перестав быть… как же его звали во сне… короче тем, кем он там был, и широко открыл глаза, чтобы практически ничего не увидеть. Солнце еще не почтило Землю своим светом- теплом, потому было темно, и Лилия, мечущаяся по пристройке, виднелась только силуэтом.

– Окстись, ведьма, – крикнул Альфонсо, – суд в полдень, а сейчас еще даже не рассвет!

– А сейчас вы еще даже зенки не продрали, а столько нужно сделать! Вставай, тело на тюфяке!

Понеслась карусель, инициатором и главным организатором которой выступила Лилия: пинками выгнала всех троих мужиков купаться, ни свет ни заря, потом заставила бриться, стричься. потом достала новую одежду из сундука: широкие у бедер штаны, вышитые рубахи с красными воротами, новые сапоги из телячьей кожи, кожаные куртки коричневого цвета; в общем, ведьма неплохо разжилась за последние полгода. Двух охранниц королевы вынесли, едва им стало лучше, чтобы обеспечить покой, и Лилия засуетилась еще пуще прежнего: теперь она одевалась сама. И это было страшное испытание для сундуков с одеждой, одежды и самой Лилии. Летели в стороны платья, юбочки, сарафанчики; блестели, сиротливо, брошенные украшения на разных полках, мощно и быстро, на грани насилия, влезали ноги в сапоги, туфельки, тапочки, все потом летело вверх, разлеталось по углам.

– О господи, эти сапоги с этой юбкой… Ну куда ты пошел, в новой рубахе, а? Какая улица, там пыль и грязь?… Я тебе сяду! Помнешь… Нет, этот браслет не смотрится… Сапоги все начистили салом?

Дальше пошла кропотливая и сложная работа по рисованию лица и сооружению прически. Много нервов ушло, чтобы уложить достойно шикарные, черные локоны, не выпустить в свободное висение ни одной волосинки. Казалось, что и вправду времени не хватит – солнце поднималось отрешенно от земных проблем, быстро и беспощадно.

– Фух, все готово, – выдохнула Лилия. И выпрямила спину.

– Лилька, ты просто богиня красоты, – услышал Альфонсо свою речь, и сам ей удивился. Странно, но глухая, скрытая, словно полупотухший вулкан, ноющая, казалось, задавленная боль по утраченной любви вновь сделала его мягким и сентиментальным, нашла выход странным способом. Альфонсо стал жалеть Лилию, ведь она тоже любила его, любила обреченно, без надежды на ответные чувства, и все же легко могла пожертвовать даже своей жизнью ради… И почему нельзя сделать ей что-то приятное, особенно если это не сложно.

– Черт, я становлюсь бабой, – подумал Альфонсо, – надо бежать отсюда срочно…

Лилька отскочила назад, словно ее ударили по лицу, выпучила глаза и покраснела до самых кончиков ушей.

– Что правда? – прошептала она еле слышно и начала теребить себе пальцы.

– Правда, – влез Гнилое Пузо, – ты самая красивая ведьма из всей деревни. Да чего уж там, даже из всего Леса.

– Ты просто божественна, – тоже прошептал Тупое Рыло. Пылавшие внутри него противоречивые чувства остыли, как он сам говорил, возродив его еще большим верующим, позволив пройти испытание, хотя это и было тяжело. Тяжело настолько, что Тупое Рыло даже стал бледнее, больше проводил времени на коленках, успокаиваясь в молитвах.

– Ой, ребята, я вас так люблю, – вдруг, ни с того ни с сего, зашмыгала носом Лилия, – простите, что держала вас всех в рабстве… Хотя у нас это честь – служить женщине…

И в тот же момент, пока никто не успел даже среагировать, бросилась на шею к Альфонсо, с целью «обнимашков», как она их называла, потом к Гнилому Пузу, потом к Тупому Рылу. Тот, прикоснувшись к ее тонкой, хрупкой талии, дернулся так, словно в него засадили гвоздь, прямо в позвоночник, и кровь, и так не жалующая его лицо в последнее время, совсем его покинула. Тот разрушающий весь его мир огненный смерч, бушующий в его голове, разносил его мир в щепки, ломал жизненные устои, веру, жизнь. Но Лилии и этого было мало.

– Спасибо, спасибо, что спас мне жизнь, – проплакала она тихо, и поцеловала Тупое Рыло в щечку. Ему проще было бы пережить удар кувалды по голове – и то не так бы подогнулись ноги, не так бы разрывались легкие, в бесплодной попытке насытиться воздухом, не так жестоко подвинулся бы Агафенон, перестав быть центром жизни Тупого рыла.

Лилия, красная от нахлынувших на нее чувств, пряча мокрое от слез лицо, словно что- то вспомнив, выбежала из избы, потом забежала обратно, крикнула «быстрей, на площадь» и снова убежала.

– А завтракать мы чего, не будем? – спросил Гнилое Пузо. Лилия забыла нацепить на них кандалы, и пришлось это делать самим, поскольку мужикам без кандалов ходить по деревне без конвоя не полагалось.

Королева на суд тоже прихорошилась, как только могла; даже глядя на остальных женщин, очень сложно было представить их в лесу, свежующих кабана или дерущихся с волком, хоть и были они почти все крепкие, полные, дородные и рослые. Все, кроме Лилии, которую за глаза называли мелкой, и при этом совершенно не ошибались, а ее это прозвище все равно бесило.

Великая вышла на помост, посмотрела на присутствующих странным, отсутствующим взглядом, вздохнула, глянув мельком на Гнилое Пузо и, собравшись с духом, сказала, вздохнув так, словно бросилась в ледяную воду:

– Сегодня мы судим троих мужиков, которые пытались сбежать в Лес…Лилька, иди сюда.

Лилия встала рядом с Великой, став больше ростом, от такой чести. Она в жизни бы никогда не подумала, что будет вот так стоять, перед всеми, и потому нервничала, постоянно поправляя платье.

– За такое преступление полагается порка палками по спине и сутки позорного столба. Но эти три мужика вернулись, чтобы спасти меня и остальных от нашествия волков…

– Не льстите себе, Ваше величество, – язвительно усмехнулся Гнилое Пузо, особенно язвительно сказав «Ваше величество», – мы просто сами от них спасались, потому и…

Тут он получил древком копья по спине, совет заткнуться, и действительно заткнулся. Можете бить меня до смерти, говорил его взгляд, но все равно я не буду подчиняться бабам.

Но все же не стоит лишний раз попусту открывать рот, сказал хруст его позвоночника.

– Так, или иначе, – как то даже грустно сказала Королева, – своей жизнью я… то есть мы, обязаны вам.

– Они и мне жизнь спасли, от костра, когда меня сжечь хотели, под страхом смерти, прямо с креста сняли, почти задохшуюся… – затараторила вдруг Лилия, – великий, Перкун, я уже думала все – конец тебе, солнышко, уже пятки подгорали, так больно было…

– Лилька, умолкни…

– Ага, – Лилия оборвала свою тираду и надула щеки так, как делала всегда, когда рот ее успевал закрываться раньше, чем воздух из легких прекращал поступать, создавая во рту избыточное давление.

– В гробу вывезли… – пискнула напоследок Лилия и затихла, опустив глаза вниз, смущенно рассматривая свои новые сапоги, начищенные сажей и свиным салом.

–И какое наказание или же награду ты предлагаешь своим мужикам? – спросила Великая.

– Пускай катятся на все четыре стороны. От них одни беды – я одна через весь Лес прошла, хоть бы одна зверушка огрызилась, а с этими – все кому не лень на нас нападали, даже щуки были. Ни одного проклятья Леса не упустили, везде вляпались…

– Но тогда ты останешься одна?

– А их все равно силком не удержишь. Не привычные они к нашим обычаям, да и потом…– Лилия нежно погладила живот, – я уже не одна…

Великая смотрела на Лилию сначала удивленно, потом грустно, потом в глазах ее явственно показалась тоска, которая предназначалась известно кому. С такими чувствами добровольно позволяют вырвать себе сердце: Королева была женщиной, и эта женщина безумно влюбилась.

–И вправду, сколько от них беспокойства, – думала она, глядя на Гнилое Пузо, сколько лет все было предельно ясно и легко- женщина властвует, мужчина подчиняется, и вот, появились эти, и теперь мне хочется подчиняться… Вот почему он не хочет склонить голову, почему эта его жесткость и гордость так меня пленит, и вот, задница, тоже красивая?… Не смотрит на меня даже, козлина, ненавижу его, всю душу мне измотал… Боги, что вы за люди такие, за что такие мучения?

– Быть посему, – Великая изначально планировала сказать это твердым, властным голосом, но вырвался тяжкий вздох. Фимиамы вообще своих эмоций скрывать не умели. – Вы свободны и вольны идти, куда хотите…

У человека всего шесть эмоций – казалось бы, все должно было быть предельно просто, но нет же – эти сволочи так смешиваются, что порой вообще не понятно, как описать свое внутреннее состояние. Альфонсо легко получил то, к чему стремился – вот тебе радость, радуйся, но нет, было еще и грустно, и как то странно тяжело на душе.

– Что мне мешает остаться здесь, жить в деревне, с Лилией, ведь там я все потерял? – подумал он. Ответа не было. Но было осознание, того, что здесь он все равно остаться не сможет, его не покидала надежда найти Волшебный город .

– Отведи меня к Отшельнице вашей, пусть расскажет мне, как пройти в Волшебный город, – сказал он Лилии, как только с него сняли кандалы. Та не понимающе посмотрела на него:

–Что? Отшельни… А, эту бабку мерзкую? Так она умерла год назад.

Тут надежда и сдохла.

– Что-о-о-о? Какого черта ты мне раньше не сказала, тварь?!!

– А если бы сказала, где бы я была? Пеплом в земле?

– Я убью тебя, ведьма!!

– Не сметь, – взвизгнула Лилия, и тут же зарычал волк, приподнявшись на лапах, – ты прекрасно знаешь, что сам бы так же поступил, если бы тебе нужно было бы.

– Конечно знаю, ведьма, но от этого не легче! Ты разрушила все мои надежды, все теперь пойдет прахом!

–Ну, значит нужно было иметь надежду попрочнее, если она у тебя чуть что – сразу разваливается, – спокойно сказала Лилия. Потом она продолжила, уже нежно:

– Послушай, прости меня за все. Вали к своей принцессе, пусть ей повезет больше, чем мне и ножик свой любимый не забудь, только не злись… Пройти туда, дальше в Лес – самоубийство, и эти мелкие зверушки не чета тамошним тварям.

– Иди к черту, ведьма, – буркнул Альфонсо, но уже почти успокоившись. Все рухнуло, но, с другой стороны – он жив, хотя и мог умереть сотню раз в Лесу, а пока есть жизнь, все можно поправить. Только надо придумать, как.

После столь длительного суда готовился праздник – бабы строгали салатики, нарубали и жарили мясо, подразумевались танцы, чего Альфонсо не понимал – что за удовольствие лишний раз двигаться просто так под барабаны. На правах мужчины, он теперь мог танцевать с любой женщиной, может, даже с несколькими.

– Великая, я прошу слова, – вдруг изрек Тупое Рыло и все приготовления к празднику замерли. Застыли ножи в женских руках, оборвались разговоры в женских ртах, устремились на него женские глаза.

– Великая, я хочу остаться в деревне на правах мужчины.

– Э-э-э, ну ладно…

– Лилия, – Тупое Рыло перевел взгляд на ведьму и та замерла, почуяв неладное, – я люблю тебя всем, что у меня есть – сердцем, душой, мозгом…

– Яйцами, – вставил Гнилое Пузо.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж…

По деревне пронесся умилительный вздох – свадьбы в деревне редкость и чудовищное счастье для всех ее обитателей, кто, естественно, не был мужиком.

– Вот повезло дуре, – выронила изо рта одна из баб.

Тупое Рыло трясло, а Лилию, как назло, заклинило на тишине, и она молчала. Потом, посмотрев на Альфонсо долгим, внимательным взглядом, коротко сказала:

– Ладно…

Свадьба была такой, что даже сотня волков побоялись бы ненароком завалиться в деревню. Гуляли неделю, каждодневно осуществляя попойки, пиры и поздравляя молодых, фальшиво радуясь за них и откровенно завидуя. Альфонсо и Гнилое Пузо через неделю беспробудного пьянства засобирались в путь.

– Не бойся, я воспитаю твоего ребенка настоящим мужчиной, – Тупое рыло пожал руку Альфонсо.

– Даже если это будет дочь, – добавил Гнилое Пузо и тоже протянул ладонь, – вот не ожидал от тебя, святоша. Украла твою душу все таки ведьмочка…

– Если ради Лилии нужно идти в ад, то я готов, – Тупое рыло сжал его руку, – тем более, православную веру можно и здесь распространять, среди язычников.

–Подумайте, – обреченно сказала Великая, вроде бы как и всем, но глядя на одного единственного, – здесь у вас будет все, чего вы захотите…

Пока, Великая, – сказал Гнилое Пузо.

– Пока, ребята, – рыдала Лилия, – возвращайтесь, если вас там снова захотят прикончить.

– Тогда долго ждать не придется, – Альфонсо обнял Лилию, – всего доброго, – сказал он всем остальным, полупьяным, опухшим бабам, которые собрались их проводить, – будете в городе в лапах инквизиции, обращайтесь…

– К кому-нибудь другому, – добавил Альфонсо уже в виде своих мыслей.

Через пару десятков шагов, Лес спрятал от них деревню в своем деревянном чреве, оставив на душе легкую грусть, подарив сотни километров опасного пути и придавив грузом бесконечной свободы.

Часть 3

Эмгарст был полностью доволен жизнью, когда окидывал своим суровым взглядом необозримое поле, полностью занятое и изувеченное армией – его армией. Мощные мускулы тысяч солдат, стальные клинки тысяч мечей, наконечники тысяч стрел и копий, сверкающих на солнце опасностью, разящая сила топоров и алебард несли смерть и разрушение всему живому, вставшему на пути этой армии, а командовал этой армией он – Эмгарст Хладнокровный, генерал всея Степи, и по его указу эта безудержная, словно бурная река, мощь будет крушить, ломать, убивать все на своем пути. Впрочем, сейчас это было совсем не трудно: покочевряжившись, для виду, Эгибетуз выдохнулся после первой же серьезной битвы, и теперь те смешные, очень храбрые и мужественные, но маленькие отряды, которые, зачем то, продолжали нападать, служили больше для развлечения, чем представляли из себя что-то опасное.

Добавив толику хорошего настроения, вылезло солнышко и от того было тепло для осени, но не жарко.

Мумгальд Храбрый тоже особо не суетился: потряхивая сальцем на подросшем от привольной жизни, пузиком, не спеша приближался он к своему военоначальнику, улыбаясь улыбкой сытого кота.

–Какие новости, Мумгальд? – спросил его Эмгарст больше с целью почесать язык от скуки в период привала между маршами, чем действительно что-то узнать. Что в его (ладно, так и быть, еще немного короля) армии могло произойти такого важного, о чем бы ему моментально не доложили?

–Подводы с фуражом опять застряли в грязи, Ваше сиятельство. Провиант не успевает за армией, что не удивительно, если учесть, что сопротивление нам оказывают больше кусты репейника и лужи, чем враг.

–К концу осени Эгибетуз будет нашим, -поделился планами генерал. Пахло славой, новым богатством, новыми почестями от короля… В принципе, их и так хватает, но разве всего этого может быть мало?

–Все это в порядке вещей, – продолжил Эмгарст, вынырнув из мысленной церемонии своего награждения на той стадии, когда он говорил длинную, прочувствованную и торжественную речь, – неужели нет больше вообще никаких новостей? Аэроша не собирается сложить оружие?