Монах Ордена феникса

Альфонсо взвыл; он пинал ногой по голове Курста, выталкивая его из норы, выталкивал человека, с которым прошел три битвы, с которым делил еду и небо над головой, которому мог доверить свою жизнь в бою. Он бил по лицу ногой своего лучшего друга, по его удивленным глазам, кричащему рту. Волк выдернул Курста за ноги, огромные зубы сомкнулись на его горле, крик его замер в ветках деревьев, отдав свою силу Лесу.

Тогда Альфонсо последний раз рыдал навзрыд, глядя, как в метре от него, волк вынимает кишки из его друга, наматывая себе на красную от крови морду, дробит его кости, проглатывая их. Тогда волк не полез в нору за Альфонсо- Сарамон принял жертву, он был доволен.

А может просто волк не хотел рисковать и так порезанной мордой, наевшись Курстом.

Альфонсо проснулся в холодном поту, еще засветло, и больше не мог уснуть. Проклятый Курст, лицо которого стерлось из память и теперь было расплывчатым пятном, дрался с ним за место в норе, которая была огромной, на целую дружину. Но Курст все равно вытолкал Альфонсо, как делал это раз за разом, в каждом сне, и смеялся над ним, когда волк грыз Альфонсовы ноги. Внезапно и совсем болезненно на душе, вспомнились родители Альфонсо; после трех дней в норе, на диете из червей и капающей сверху грязной воды, он все же решился вылезти, едва управляя трясущимся от страха телом. Он чудом вернулся в Лагу, чтобы узнать, что он выжил один единственный, что позорный поход отряда пытаются стереть из истории страны, стирая с лика земли участников похода. Его прокляла церковь, как продавшего душу Сарамону, его искала Великая инквизиция, и он едва спасся в Лесу, в том самом, в котором все потерял.

Люди отвергли Альфонсо, но Лес его приютил, дал ему контрабандные травы – деньги, для того, чтобы купить себе имя в любой стране, роме родной.

По подсчетам Лилии, путь он домика до ее деревни составлял около двадцати дней, причем в пути можно было как замедлиться, попав в болото, так и ускориться, если бы стая волков взялась бы их подгонять. Никто не совершал ранее столь долгую прогулку кроме нее, и не знал, как к ней готовиться и что брать, поэтому изначально ориентировались на ведьму, но та наварила отваров для волос, чтобы не секлись кончики, наготовила мазей для кожи, чтобы не обветрилась, и наковыряла сажи для глаз, чтобы «как лохудра, не накрашенная, в свою деревню не заявиться». При упоминании еды и воды махнула рукой – Лес прокормит.

Так и получилось, что все пошли в том и с тем, в чем пришли в домик, только Лилия, всю неделю издевалась над «мужицкими» штанами, пытаясь их ушить так, чтобы «булочки обтягивало».

– Гы-ы-ы, – заржал Гнилое Пузо, увидев результат ее работы, – булочки обтягивает что надо.

– Смотри, чтобы между твоих булочек шов не разошелся, – едко добавил Альфонсо.

– За своей задницей следи, – огрызнулась ведьма.

– Ха-ха-ха, он и без штанов может по лесу бродить, опыт имеется, – снова заржал Гнилое Пузо.

Великое путешествие, как окрестил его Тупое рыло, началось спозаранку, перед самым рассветом. Настроение было у всех, кроме Лилии, настороженное и сосредоточенное, а ведьма, всегда бывшая эпицентром вихря болтовни и шума, так просто разошлась, едва не приплясывая по дороге.

– Ведьма, уймись! – попытался урезонить ее Альфонсо.

– А то так широко шагаешь, что штаны порвешь, – заржал снова Гнилое Пузо, после неожиданно для всех, в том числе и для самого себя, споткнулся и упал. Встать самостоятельно он так и не смог – правая нога его совершенно отказывалась шевелиться, словно превратившись в тряпку.

– Вот так больно? – Лилия кольнула Гнилое пузо кинжалом (у нее был свой, больше похожий на грибной ножичек).

– Нет.

– А так? – и кольнула в другую ногу.

А потом, прослушав долгую тираду по поводу варварских методов ее диагностики болезни, заключила:

– Гумусик.

– Чего? – не понял Альфонсо.

– Гумусик. Гусеничка с большими ножками. Только коричневая. Ой, у вас здесь они такие маленькие, и не видно, вот у нас гумусики, с руку длиной, но и парализуют все тело, даже сердце и легкие. Вообще зачем ты в розмарин полез, они обычно там гнезда делают?

– Это смертельно? – спросил Гнилое Пузо.

– Не страшно, если получится дня три не дышать и обойтись без биения сердца…

– Не глупи, ведьма, – взорвался Гнилое Пузо, – я не подохну? Я вообще ноги не чувствую!

– Не подохнешь. Только дня два ходить не сможешь.

И все разом оглянулись назад на домик, из которого только что вышли: до него было всего десять метров. Мужчины схватили Гнилое Пузо и потащили обратно в дом. Таким образом Великий Поход превратился в Невеликий.

– Может, подождем до лета? – спросил запыхавшийся Гнилое Пузо, бросив на землю проверочный камень, с которым пробежал заветные десять кругов, – это безумие, грести в такую даль осенью, когда скоро будет холодно…

–И зверям голодно… -вставила Лилия.

– Нет времени, – отрезал Альфонсо. Сколько понадобится Степи, чтобы стереть с лица Великого континента Эгибетуз? А что будет с Иссилаидой, и где она сейчас? И с кем? Мысль о том, что какая то тварь сейчас обнимается (или, о боже, целуется) с ней, приводила его в ярость и отчаяние, способное довести его хоть до края Земли. Да и потом, год в одном помещении с ведьмой…

– Это нас Бог предупредил, о грехе, – уверенно сказал Тупое рыло, – это было знамение.

– Это была чья то глупость, – резко сказал Альфонсо, – совать ноги, куда не следует. Смотри, куда идешь, и никакие тубусики…

– Гугусики, – влезла ведьма.

– Хренусики! – взорвался Альфонсо, – не лезь, когда тебя не спрашивают, баба!

– Не лезь к вам, так Вы еще до болот все поляжете! – крикнула ведьма и, надув губы, пошла жаловаться на грубость Альфонсо волку.

– Великим не знаю, а скучным поход точно не будет, – бросил Гнилое Пузо.

Переняв опыт Лилии, путники повесили свои котомки с вещами за спину, наслаждаясь полной свободой рук. У всех в мешках лежали плащи, прятаться от дождя, у Альфонсо еще лежала веревка, топорик и крюк от прежней охоты, кресало и огниво, болтался арбалет и полный колчан стрел к нему. Гнилое Пузо тоже обзавелся кресалом и огнивом, взял рыболовную сеть, медный котелок, которым и бренчал на весь Лес, четыре ложки и немного соли. Тупое рыло тоже нагрузили веревкой с железным крюком, навалили сухарей, а еще он взял с собой Великую книгу и запас наконечников для стрел, поскольку планировал в ближайшем будущем сварганить себе лук. Ведьма набрала косметики, на замечания взять что-нибудь полезное, высунула язык и фыркнула.

Пройдя десять метров от домика, все невольно оглянулись назад, а потом посмотрели на Гнилое Пузо, отчего тот пошел нарочито твердой походкой. А после того, как домик пропал из виду, Лес обнял путников своими могучими лапами – деревьями, растворил в себе, сделав маленькими песчинками огромного организма, под названием Лес.

Пять часов ходьбы прошли на удивление спокойно, хотя мужчин и не покидало ощущение тревожности, постоянной опасности, казалось, звери смотрят на них из всех кустов, сверкая красными глазами, облизывая слюнявые клыки. Лес был насторожен, опасен, таинственен и величественен настолько, что невольно приходило в голову его божественное происхождение, даже Перкун переставал быть таким уж нереальным.

Только Лилия шла легко, постоянно вертела головой, восхищалась всем подряд, и вообще, чувствовала себя как дома.

– Ой, шубка! – вдруг вскрикнула она ни с того ни с сего. «Шубка» услышала ее возглас, замерла на полусогнутых ногах, посмотрела на путников, облизнула свою лисью морду и прыгнула в заросли.

– Лисья шкурка красивая. И теплая. И воню-ю-ю-ючая! Шкурку в вине неделю отмачивать надо, а то задохнесся…

– Давай из твоего пса шубку сделаем, – обронил Гнилое Пузо.

– Сделай, -равнодушно сказала Лилия, – если договоришься с Песико, чтобы он отдал тебе свою шкуру…

Именно в этот момент Песико зевнул, расщеперив поистине огромную пасть, в которую пролезла бы голова человека. Гнилое Пузо заткнулся.

– Все, привал, – сказал Альфонсо.

– Чего это? Вы чего, слабачки, устали что ли? Мы прошли всего полдня!

При этом, через пять минут она взгромоздилась на волка, потирая больные ноги, и поехала на нем верхом.

– Э, ведьма, а можно я тоже на нем покатаюсь? – крикнул Гнилое Пузо.

– Заведи своего и катайся. Ему нельзя двоих катать, он еще маленький…

Огромное чудовище, длиной почти два метра оказался щенком. «Щеночком» как назвала его ведьма, ласково трепля за шею, отчего пес только что не описался в приступе блаженства. Эта дружба была странной, для Альфонсо – волк убивал и ел, волк боялся только силы, а перекусить пополам Лилию ему ничего не стоило, и все же огромный зверь так легко, еще и с удовольствием, преклонялся перед своей маленькой, хрупкой хозяйкой.

– Это любовь, – сказала Лилия, – чувство, которое тебе не знакомо. Вы все воспринимаете Лес как врага, а воспринимать его надо, как живое существо со своим характером, своими законами, порядками. И если Лес примет вас, вы поймете его законы и примете их, станете частью…ой, какие ромашки огромные!…Леса, то он станет вам…ой, нет, у нас в деревне ромашки больше… родным домом.

Полянка, в которую уперлись путники, не представлялась опасной для непосвященного – красивая, еще зеленая трава, пока высокая, но уже склоняющая головы перед осенним холодным ветром и жадным солнцем. Но для посвященных путников полянка была опасна: на ней не было деревьев, а значит…

– Ага, земляные змеи, – озвучила Лилия то, что только хотел сказать Альфонсо, но не успел и информация стала не актуальной, – дай ка веревку и крюк.

Посланный кривой кусок железа, заневоленный веревкой, полетел со всей силы, на которую были способны ведьминские ручки; крюк даже до земли не долетел, как огромные кожаные «чулки» повыпрыгивали из травы, хватая его зубастыми пастями. От количества змей у Альфонсо потяжелело на душе – поляна был огромной, долгообходимой (если ее вообще можно было обойти), так еще и змеи были огромные – самая маленькая, которая промахнулась и со стуком упавшего деревянного ведра, шлепнулась в траву, была двухметровой. Лилия резко дернула за веревку и куча змей вдруг сбилась, часть разлетелись в стороны, а две огромных змеюки, насаженные на крюк, полетели в сторону ведьмы. Это был первый случай из жизни Альфонсо, когда змеи, приземлившись, пытались удрать от добычи, особенно осенью, когда пора было набивать желудок и ложиться спать; Лилия уперлась ногами со всей силы в землю, но змеи потащили ее в траву.

– Песика, помогай!

Пес схватил веревку пастью, и выдернул и ведьму и змей, и огромный кустарник, за который они пытались зацепиться, играючи и взвизгнул, ожидая похвалы.

– Куда поползли, сапоги, – крикнула ведьма захлебнувшись азартом, и схватила одну из змей – самую огромную- за хвост, отчего та моментально обвила ее тело, стремясь раздавить. Кинжал Лилии оказался у змеи в черепе точно между глаз за миг до того, как Тупое Рыло дернулся ее спасать, и за полтора до того, как стальные змеиные мышцы начали бы, ломая ей кости, уменьшать Лилию в толщине. Вторую змею за хвост тащил пес, та тоже, не надеясь вырваться, моментально окрутила его, сжала так сильно, что даже волчьи ребра захрустели, а пес завизжал от боли, пытаясь схватить змеиное тело зубами. Так получилось, что спас его Альфонсо, отрезав змеюке голову одним ударом кинжала.

– Ух ты, какой ножик! – восхитилась Лилия кинжалом, когда тот блеснул на солнце – и красивый!

– Принцесса подарила.

– А, эта фифа изнеженная. Конечно, денег полно, людей то обирать…

И ведьма нарочито резко отвернулась к улову – две змеи, одна шесть, другая пять метров.

– Хорошие, – приговаривала она, ловко быстро и точными движениями потроша рептилий,– у нас в деревне давно всех поубивали: на кошельки, сапоги, сумочки. Моя Песика самую большую поймал! Хороший мальчик! Все, привал, шкурки нужно проветрить и просушить.

– Какой привал? – вскрикнул Тупое Рыло. Альфонсо промолчал, но сказать хотел примерно то же самое, – не приведи Господь здесь привалиться, с этими тварями по соседству.

– Эти твари из травы не вылезают, – сказала Лилия, стряхивая с себя кровь, кишки и остальные внутренности змей, – а мы пока еще наловим. Да и звери, с той стороны, незамеченными не подкрадутся, а с другой костерок разведем. Только это,– добавила ведьма, – до ветру по одному не ходите, и сторону не перепутайте.

– А ты когда через Лес одна шла, с кем до ветру ходила, ведьма? – спросил Альфонсо.

– С Песиком. Держи крюк, кидай и тяни, только резче, мясо у змей вкуснючее, только надо базилика надергать, укропа, ой, а если гвоздика обнаружится… О, пальцы себе пооткусываете…

Проснулся Альфонсо от отборного мата, сопряженного с истерическим смехом Лилии, поднялся с плаща на котором спал, и обнаружил, что кто-то накидал на его ложе травы. Вонючей, жесткой, колючей травы. Этот «кто- то» нарывался на взбучку, но, посмотрев на орущего на весь Лес Гнилое Пузо и сконфуженного Тупое Рыло, осекся. Покрытые красными точками, с ног, до головы, прилагая титанические усилия, чтобы не расчесывать эти укусы, оба бедолаги не могли терпеть и чесались, как обезумевшие, которые пытаются содрать с себя кожу.

– Какого черта они не покусали Вас! – это несправедливость злила Гнилое Пузо сильнее всего.

– Видишь, травкой мы обложены, – выдавала Лилия по слову после каждого приступа смеха, – полынь, называется.

– Кто их покусал? – спросил Альфонсо, едва очнувшийся ото сна.

– Блохи, – сказала Лилия.

И гнев от травы в постели испарился. И вправду, лучше мятое лицо от жестких стеблей, чем такое приключение, которое чесалось весь день до вечера.

Змеи и вправду оказались вкусными, хотя гвоздики и не нашлось, зато Лилия откопала дикий чеснок, а развешенное на ветках мясо за ночь подвялилось, образовав собой стратегический запас пищи на два – три дня, если не удастся поохотиться.

Альфонсо собрался обходить поляну, возможно, несколько дней, но ведьма, услышав такие его слова, фыркнула, закинула котомку за спину, и шагнула прямиком в заросли. Пес, нисколько не сомневаясь, двинулся за ней, а вот остальные смотрели на нее с ужасом и недоумением. Однако змеи не нападали.

– Чертова ведьма, – проскрежетал Гнилое Пузо, – да они ее боятся, она сама кого хочешь сожрет.

– Не боятся. Тут что то другое. Почему она идет не прямо, а петляет, как заяц? – спросил Альфонсо.

Альфонсо вообще сомневался, чтобы змеи кого-нибудь боялись, если вообще приспособлены были это делать. Но увиденное у него не находило объяснения, пока не встрял Тупое Рыло:

– Она по тем желтым кустам идет. От куста к кусту.

– Правильно, Тупорылый, – крикнула Лилия уже почти на другой стороне поляны, – это зверобой, и змеи его не любят. А зря, отвар из него облегчает менопаузу.

– Очень полезная информация, – буркнул Альфонсо и полез в траву. Вид огромных змей все еще стоял перед его глазами, а еще он знал: если змея его схватит, никто не придет ему на помощь, так же как он не придет на помощь другим, иначе – всем смерть. Он шел очень осторожно, единственно из-за мужской гордости и насмешек Лилии, потому что если бы не она, он бы ни в жизнь не сунулся в эти заросли. Однако змеи и вправду боялись этих кустов: ползали рядом, даже страшно и жутко целились, казалось, прямо в лицо, но не прыгали, а шипели и уползали.

– А почему они боятся этой травы? – спросил он у Лилии, когда пересек поляну.

– Поймай одну, спроси, – усмехнулась ведьма.

Альфонсо этого делать не стал. Некоторые вещи нужно просто принять как данность, и тогда легче живется.

А все таки, почему, интересно?

10

Следующие четыре дня путники прошли относительно спокойно, это даже казалось странным. Однако на пятый день спокойствия небо затянуло низкими, противными тучами, которые и начали поливать землю дождем, превращая пыль в грязь, просто прохладные ночи в промозглые холодные мокрые ночи, а приятную прогулку в жестокую борьбу с грязью.

– Скоро будут болота, – предупредила Лилия, выдергивая из жижи свою ногу. Грязь громко чмокнула, брызнула ведьме в лицо, оставив на нем крупные черные капли. По земле стекали ручейки воды, ноги разъезжались, увязая на половину голени, и каждый шаг давался путникам титаническими усилиями, даже волк, взявший Лилию на буксир, позволяя ей держаться за свой хвост, заметно устал, и дышал тяжело, вывалив язык. Воздух был сырым и тяжелым, и вскоре все промокли насквозь, не смотря на плащи, надетые на голову. Тупое рыло поскользнулся, рухнул, со всего своего роста, прямо в самую большую лужу, которую нашел, долго выкарабкивался из нее, сдирая ногтями слой хлюпающей жижи с краев лужи.

– Нужно развести костер, – проговорила Лилия, – иначе мы все тут окоченеем.

Она сама давно уже висела на своем Песико, который и пропахал ее волочащимися ногами приличную борозду.

– Легко сказать, – простучал зубами Альфонсо, – здесь сейчас веточки сухой не найд-е-е-е-ешь, твою мать!

Альфонсо шел первым, по этому, не увидев обрыва, заросшего кустарником, первым же и скатился по нему вниз, жестко упав на задницу. Ехал он сначала ногами вперед, но потом его развернуло, стукнуло лодыжками и дерево, и закинуло в какие то кусты спиной вперед. Острые шипы вонзились ему в спину так, словно ему на спину высыпали десяток напуганных котят. Гнилое Пузо приехал следом, жестоко матерясь, пытаясь тормозить кинжалом; тот мало, но помог – он остановился прямо у кустарника, не доехав до него совсем чуть-чуть. Волк, а соответственно, и висящая на нем Лилия спустились спокойно, благодаря огромным волчьим когтям, а вот Тупое рыло, побрезговав, по религиозным соображениям прикасаться к зверю и ведьме, прикатился, всем телом влетев в кусты. Вытащили его исцарапанным и грязным (хотя грязными были все абсолютно).

– Это всего лишь крыжовник, он не ядовитый. О, ягодки еще не опали, – сказала Лилия, сунув в рот одну из ягод. А потом лицо ее скрючило так, что Альфонсо просто разорвало от смеха, не смотря на исколотую спину.

А потом он перестал смеяться. Все необозримое пространство, перед которым они остановились, закрывал непроходимый бурелом, заросший крыжовником, плющом, кучей переломанных, переплетенных между собой деревьев с торчащими из грязи корнями.

– Черт возьми, сколько же мы через это продираться будем? – воскликнул Гнилое Пузо. – Ведьма, как ты пошла через эту чащобу?

– По тропинке, – невозмутимо ответила Лилия.

– И где эта тропинка? – спросил Альфонсо.

– А я знаю? – взорвалась ведьма, – я вообще случайно на нее попала. А сейчас ее возможно даже и нет уже.

Впервые за долгое время у Альфонсо опустились руки. Полное бессилие перед этими непроходимыми зарослями, отчаяние, внезапная слабость и головная боль свалились на него резко, словно камни с горы и что-то в нем сломали.

– Ну и что нам теперь делать? – спросил он жалобно, и все удивленно на него посмотрели: как то само собой разумелось, что он руководит походом, и такой вопрос от лидера означал крах. Минуту сидел Альфонсо в грязи, не обращая внимания на немое удивление его спутников, а потом, поразмыслив, понял, что ответ на этот вопрос очевиден. Идти дальше, назад дороги нет.

–Ладно, привал, – сказал Альфонсо, и, превозмогая объятия притяжения земли, обещающее отдых, встал на ноги, – найдите место посуше, натяните над ним плащи, разведите костер. А я пойду посмотрю, нет ли где поблизости тропинки. И, сделав два шага, упал в изнеможении.

– Ладно, – булькнул он в грязь, – немного отдохну.

Трясущимися от холода руками, исколовшись и исцарапавшись вволю, путникам кое-как удалось натянуть на заросли плащи, образуя что-то вроде укрытия. Долгое время, по очереди, задыхаясь от усталости, мужики рубили ветки, бросали под ноги, утрамбовывали и приминали, пытаясь сделать место, где можно было бы отдохнуть не в грязи. Нудный, противный дождик лил не переставая, отчего с сухими ветками возникли серьезные проблемы: битый час Тупое рыло сдирал кору, состругивал намокший слой дерева, колотил, со всей силы, кресалом по кремню, пытаясь поджечь стружку; долго и упорно все дискутировали, какой толщины, длины и из какого дерева должны быть стружки, пока, в результате множества криков, брани, угроз и оскорблений на грани ссоры, из кучки опилок не вырос маленький огонек. Маленький язычок тепла в мокром, холодном мире, маленький язычок надежды в море отчаяния и безысходности, хрупкий, слабый, но такой долгожданный и оберегаемый. Только сухие ветки, только тоненькие прутики, четыре руки держали над ним плащ, защищая от воды, все лучшее, только чтобы этот светоч не умер, едва рожденным. Впрочем, вскоре этот светоч разгорелся так, что плевал на дождь, грыз даже сырые огромные поленья с таким жаром и хрустом, что обжигал даже в полуметре от него. У костра установили дежурство, чтобы неустанно кормить ненасытного проглота. Время едва перевалило за полдень, нужно было идти, но ни сил встать, ни желания покинуть этот теплый мир и снова окунуться в этот мокрый и грязный не нашлось. Горячее змеиное мясо и вовсе разморило всех.

Ближе к вечеру дождь кончился. Ночь еще не наступила, но все равно было темно, и в темноте, Альфонсо услышал голос Лилия:

– Дождь кончился, раздевайтесь.

– Я не против, конечно, но время не подходящее, – хмыкнул Гнилое Пузо.

– Одежду надо сушить, дубина, – рыкнула Лилия. Она совершенно не стесняясь разделась до гола, повесила свои вещи на палку, накрыла волка своим плащом, залезла под плащ к Альфонсо.

– Куда ж ты лезешь то?

– Успокойся, нужен ты мне. Просто так быстрее согреемся и меньше вероятности заболеть.

Нет лучшего источника тепла, чем голое человеческое тело, и замечания Лилии были более чем резонны. Но все равно, не слишком ли сильно она к нему прижалась? С другой стороны, голый Гнилое Пузо тоже прижался не хило.

– Ой, нет, похоже, это был все таки ложный крыжовник, – встрепенулась вдруг Лилия, выбралась из под плаща, экстренно натянула на себя клубящуюся паром одежду и скрылась в хлюпающем мраке.

Солнце слепило даже сквозь закрытые веки, едва только оно вылезло из-за деревьев, согревало лицо и душу. Альфонсо открыл глаза и оказался в ярком, залитом красноватым светом мире, где черные, мрачные деревья становились убежищем от дурных мыслей, увядающая трава – мягким ковром, синее, кристально чистое небо – гарантом прекрасного будущего. Невозможно поверить в то, насколько лучше становится настроение в зависимости от того, снизойдет ли Агафенон зажечь свой фонарь и явить людям тепло, или Сарамон затянет его, спрячет кашей унылых, серых облаков.

Даже впившиеся во все участки кожи ветки, служащие кроватью, не испортили настроение, даже утреннее пение ведьмы, которая, уже поднялась и ковырялась в зарослях травы в поисках съестного.

– Нет, черт возьми, только не это! – заорал Гнилое Пузо на весь Лес. Штаны, которые он повесил сушиться, как это сделали и все остальные, ночью слетели с ветки в костер и сгорели, оставив, на память, только поясок. Прыгающий вокруг костра в чудом сохранившихся подштанниках Гнилое Пузо, рвал на себе волосы, проклинал Богов, сыгравших такую злую шутку, но сделать ничего не мог.

–Кто должен был следить за костром? – грозно спросил Альфонсо. Настроение его моментально ухудшилось: смех-смехом, но без штанов поход дальше был невозможен, и, самое поганое это то, что среди массы благородных причин прекратить поход, как то болезни, хищники, плохая погода, отравление, это будет самый смехотворный повод из всех возможных. Черт, да в подштанниках Гнилое Пузо даже обратно не дойдет.

– Что ты за дубина? – орал Альфонсо, – ты должен был в это время следить за костром, какого рожна ты улегся спать, придурок? Как ты теперь без штанов по Лесу пойдешь?

– Ты же ходил, – огрызнулся Гнилое Пузо. Он был зол, он был оскорблен, но сказать ему в оправдание было нечего: он и вправду заснул почти сразу, как только принял вахту. И не важно, что все вымотались настолько, что не спать было не возможно, не важно, что все остальные тоже проспали свою вахту, потому что Гнилое Пузо их не разбудил. Причины не важны, важно следствие, а следствие таково: Гнилое Пузо пойдет через Лес в одних подштанниках, и замерзнет через пол дня пути. Впрочем, он уже трясся, очень хорошо ощущая температуру воздуха через тонкую ткань.

– Это было летом!! – взорвался Альфонсо и сжал кулаки, – это было в безумном бреду и я шел двести метров до домика, черт тебя дери!!

Тупое Рыло скривился в очередной раз при упоминании черта в его же собственной обители, но ему хватило чувства самосохранения не влезать в разговор и не злить Альфонсо еще больше, чтобы еще и получить под горячую руку. А вот Лилия, с ее чисто женским мозгом, краев не видела совершенно, и моментально встряла:

– Вот вы ходоки, я конечно, поражаюсь…

– Заткнись, дура!!! – это был просто звуковой вихрь, оглушивший бедную ведьму и откинувший ее на шаг назад. Песико грозно зарычал, но, увидев глаза Альфонсо, тоже как то скис.