Спасение ведьмы

Он вошёл. По обе стены коридора, с дверями в ряд, выстроились девушки – в основном совсем юные, почти что подростки. Девчоночий ряд разбавляло несколько крепких мужчин в серой униформе охранников, что заложив руки за спины, апатично взирали на происходящее. По центру горою стоял Мехмет. Рядом с ним худенькая, как тростиночка, девушка.

«Привет, доблестным труженицам секс-индустрии! – Главный взмахнул рукой. – Внеочередное собрание нашего коллектива объявляю открытым».

– На повестке дня сегодня только один вопрос. Разбор нехорошего и очень тупого поступка вашей коллеги, – он подошёл вплотную к девчонке, Мехмет отступил в сторону. – Двадцать седьмая (здесь девушек называли только по номерам). Полюбуйтесь-ка на неё! – Девчонку трясло от страха, она стала бледной, как смерть. – Двадцать седьмая решила податься в бега. Покинуть нашу семью, так сказать. Тебе тут плохо жилось? – он наклонился прямо к её лицу.

– Нет, нет! Хорошо, – залепетала девушка срывающимся голоском, отступая назад.

– На месте стой! – рявкнул Главный.

Девушка вздрогнула и замерла.

– Хорошо, говоришь. Вы слышали? А чего убежала, дура?

– Не… не знаю, – двадцать седьмая вздрагивала всем своим худым телом.

– Это от большого ума, – заключил Главный. – А ну раздевайся, быстро! – вдруг вскричал он. – Всё с себя снимай! Всё!

Она подчинилась беспрекословно.

– Отныне одежда тебе не полагается. Будешь, как обезьяна, нагишом ходить, уяснила?

Девчонка судорожно закивала.

Он сделал шаг к ней и со всей силы ударил коленом в солнечное сплетение. Здесь никогда не били в лицо, били так, чтобы не было синяков на теле – товар не должен терять надлежащий вид. Девушка рухнула на пол, сжалась в комок, захрипела, задыхаясь, закашлялась. Он обошёл её и несколько раз увесисто пнул по почкам.

– Неделю кровью ссать будешь!

Девчонка стонала и корчилась на полу.

– Мехмет! Отволоки её на жару. К позорному столбу привяжешь. Пусть погреется там до вечера. И никакой воды не давать. А после, ну мы же гуманные люди, – он ухмыльнулся злорадно, – в бочку с холодной водой её, и пусть охлаждается часик-другой. Только следи, чтоб не загнулась – как отключаться начнёт, вытащишь. И сразу после этого – в горячий бокс суку! На трое суток. Кто-нибудь из вас бывал в горячем боксе? – он оглядел девчонок. – Руку подняли, кто бывал!

Три руки поднялись.

– Прекрасно! Расскажите другим, каково там было.

«Горячий бокс» представлял из себя подобие тюремного карцера царской России – крохотная камера высотою чуть больше метра, в которой невозможно было стоять не согнувшись. Стены, пол и потолок там были покрыты грубым цементным набросом, острые шипы которого царапали кожу, впиваясь в тело. Никакой вентиляции в камере, естественно, не было, поэтому днём в этом склепе стояла невыносимая духота (оттого бокс и назывался горячим). Железная дверь наглухо закрывалась, и несчастная узница оставалась в кромешной тьме.

– Трое суток, пока в боксе будет колбаситься, не кормить совсем, даже корки хлеба ей не давать, – продолжал отдавать распоряжения Главный. – Только два литра тухлой воды в день – вот её норма. Тухлой и тёплой. Приступай, Мехмет!

Здоровяк намотал длинные волосы беглянки на руку, и волоком потащил её по полу к выходу.

– В посольство она собралась! – Главный прохаживался взад и вперёд вдоль строя перепуганных девушек. – Ну пришла бы она туда, и что? Да её тут же в полицию бы сдали, так как паспорта у неё нет. А в полиции у меня много друзей хороших. Так что, всё одно здесь бы она оказалась. «Оставь надежду всяк сюда входящий». Знаете, где это написано было?

Девушки пугливо пожимали плечами.

– Перед воротами концлагеря Маутхаузен, а также над вратами ада, по мнению Данте. Знаете такого писателя?

Девушки снова пожали плечами и испуганно переглянулись.

– Не удивительно. Знали бы – сюда не попали. Поэтому оставьте надежду. Надежда – мать дураков. Оставите её, и жизнь сразу легче покажется. Запомните, отныне и навсегда – вы товар, вы мясо. Судьба такая у вас. Карма у вас такая. Смиритесь уже. Смирение – высшее благо. – Он окинул невольниц суровым взглядом, стараясь заглянуть в глаза каждой из них. – Уяснили? А теперь по каютам!

Девушки торопливо разошлись по своим комнатам. Охранники заперли двери на ключ. Из этих дверей секс-рабынь выводят, чтобы отвезти на рандеву с очередным богатым клиентом – любителем извращений. В эти двери входят те, кто приезжает сюда; те, кому дозволено делать здесь всё, что угодно. За порчу товара – отдельная плата. По прейскуранту…

Пойманная беглянка изнемогала от зноя, привязанная к столбу на заднем дворе, стеная, слабеющим голосом просила напиться. Мехмет снимал это на телефон, дабы показать другим невольницам в назидание. Главный, выкупавшись в прохладной воде бассейна, развалился в шезлонге под тенью пальм. Принимал предобеденный аперитив, потягивая мелкими глотками виски со льдом. На обед его ждала запечённая баранья нога с розмарином.

Прежде, чем подняться в столовую, он зашёл в кабинет, в капитанскую рубку, как он его называл. На столе, рядышком с ноутбуком лежал старый и верный друг – резиновый чёртик. Краска на нём давно уже поистёрлась, но сам чертёнок крепился – не порвался, не истрепался; он по-прежнему исправно служил хозяину, оберегая от бед и принося удачу. Хозяин открыл ноутбук, заглянул в почту. Так и есть, в почте письмо от сына – пришли ожидаемые «депеши». Депешами, на своём сленге, они именовали досье на новых потенциальных невольниц – на девушек уже завербованных и готовых к отправке. Глаза бегло просматривали на экране, один за одним, листы – на листах фото и краткая информация. Вот они, новые дурочки! Собрались по контракту в Дубай, работать сиделками, парикмахершами, официантками… Чтобы срубить кучу бабла и вернуться домой богатыми. Идиотки! Никогда они не вернутся…

Вдруг его будто ударило молнией. Он узнал это лицо. Информация под фото гласила:

Алевтина Берестова

22 года

Рост 165

Вес 50

Параметры 88/60/87

Образование среднее медицинское

Родственники: мать (алкоголичка), дочь 2 года. Других родственников не имеет.

Он откинулся на спинку кресла. Заложил руки за голову. «Если чего-то сильно желаешь, вся Вселенная будет идти навстречу».

Шар круглый.

44

Инин вернулся домой мрачным, как туча, сел на диван. Сидел молча, уставившись в одну точку.

– Мрачен, словно Печорин, – сказала Аля, подсаживаясь.

– Печорин, он умный был, а я, по ходу, дурак, – отреагировал Инин.

– Ты знаешь об эффекте Даннинга-Крюгера? – Аля лукаво улыбнулась.

– Не слыхал.

– В простых словах, он заключаются вот в чём: дураки не могут понять, что они дураки, потому что они дураки. Следовательно, если ты сознаёшь, что дурак, значит, ты не дурак.

– Спасибо. Ты меня успокоила, – усмехнулся Инин. – Кстати, если, как ты утверждаешь, Макс ни при чём, почему он смылся?

– Так ясно же, Огородник ему приказал. Чтобы отвести подозрения от себя, чтобы ты на Макса подумал.

– Значит, по любому, Макс в теме?

– Ну, не факт.

– Факт, не факт, а я прямо сейчас по Роксаниному адресу поеду и душу из этого ушлёпка вытрясу. Он мне всё, что знает выложит, и всё, что не знает. Сто процентов он в курсе, куда Огородник сбежал.

– Постой, – Аля придержала его за руку, – есть план получше. Помнишь, я говорила, что у меня друг есть слабоумный, а у него домик в глуши, за городом?

– Что-то припоминаю. Так что за план у тебя?

– Взять в заложницы дочь Огородника.

– Чего? – Инин опешил.

– Вадим обещал раздобыть её адрес. Сказал, дело нескольких дней. Мы отвезём девчонку к Толику, м-м-м… так моего друга зовут, а там есть хороший подвал…

– Ты с ума сошла? Как это отвезём?

– Ну ты, как маленький. Пистолет на что тебе?

– Это безумие. Ты серьёзно?

– А твой план перестрелять всю банду и Исполнителю пушку к яйцам приставить, не безумие? Это вообще реально?

– Я невинных людей трогать не буду, – Инин лупанул рукой по дивану.

– А они бабушку твою пожалели? Друга твоего пожалели?

– Мы не они, – Инин вскочил, заходил нервно по комнате.

– На войне, как на войне, Виталик.

– Нет!

– Ты всё же подумай, – не отступала Аля, – мы берём девку в заложницы – она наверняка знает другой его номер. Мы звоним ему и говорим, что дочка у нас. А она, ну, как в фильмах, на заднем плане: «Папа, папа, спаси меня!» И тогда ты выставляешь ему условие: либо даёшь адрес и телефон Архивариуса, либо твоей дочке конец. И дело сделано, понимаешь! Тебе не надо будет никого расстреливать, никому пистолет к яйцам приставлять не потребуется. Это лучшее решение. Ну согласись же!

– Для моральных уродов, может быть, лучшее. А я тебе ещё раз говорю – нет! Хотя… – он остановился, – дочку найти, конечно же, нужно, чтобы через неё Огородника отыскать. Значит, Вадим сказал, что это дело нескольких дней?

– Угу.

– Прекрасно. Только я не намерен сидеть эти несколько дней, сложа руки, и у моря погоды ждать. Сейчас еду в «Путь», у них как раз сходка сегодня.

– Зачем?

– Как зачем? Повыспрашивать у чудиков этих, может быть, знает кто, где Огородник прячется.

– Ну это вряд ли.

– Почему ты так думаешь? Опять видения ведьмовские?

– Причём тут видения? – Аля махнула рукой. – Разве без них не понятно, что лишний раз из дома выходить опасно. Следят за тобой. Тем более, когда ты так близко к Исполнителю подобрался.

– Что же мне, сесть в позу лотоса, и ждать пока Вадим дочку найдёт?

– А почему бы и нет? Ты же сам мне про мудрость недеяния как-то рассказывал, Лао-Цзы цитировал: «Дорога в тысячу ли начинается с первого шага».

– Так сделал я уже первый шаг, Алечка. Теперь весь путь пройти надо, – он вышёл в прихожую и натянул пуховик.

У входа в аудиторию стояла Эвелина с растерянным видом. Инин поздоровался. Она приосанилась.

– Вы не подскажете, где я могу видеть Семёна? – спросил Виталий.

– Мне бы самой хотелось это узнать, – ответила куратор по тантре. – Пропал Семён. Как в воду канул. Сегодня моя лекция и его. Уже начинать пора, а Семёна всё нет. И телефон не отвечает.

– Вот дела! – Инин изобразил удивление. – А Максим Иосифович не в курсе? Может быть, он знает, что с Семёном случилось.

– Так Максима Иосифовича тоже нет. Он уже вторую неделю в отъезде.

– Ой, как обидно, – Инин изобразил сожаление. – Я и с ним пообщаться сегодня хотел. А куда, если не секрет, он уехал, и когда вернётся?

– На ретрит уехал. Когда вернётся не сообщил.

– Так кто сейчас здесь за главного?

– А вы по какому вопросу? – озаботилась Эвелина.

– Хотел поприсутствовать на занятии, лекцию вашу послушать.

– Хм. Ну, в отсутствии руководителя и старшего куратора, наверное, я, – Эвелина слегка смутилась. В её смущении звякнули нотки флирта.

– Ну, если так, может быть, вы мне позволите? – он улыбнулся той самой улыбкой, своей, фирменной, перед которой обычно не удавалось выстоять ни одной даме.

– М-м-м… да. Лично я против ничего не имею, но… правила, знаете ли. Не имею я права пускать на занятия без разрешения Максима Иосифовича. Строго с этим у нас. – В Эвелине боролось желание и чувство долга.

– Я так понял, что из кураторов сегодня вы одна. Так, может быть… – он опять улыбнулся.

– Очень хотелось бы, вы поверьте, но… простите, всё-таки не могу. – Долг побеждал.

Подбежала опоздавшая дамочка, кивнула Эвелине, зыркнула на Инина, прошмыгнула в дверь. От дамочки осталось дорогое ароматное облако.

Инин сосредоточился. Светлаков, наверняка бы сказал, что сейчас он читает мысли, но Инин знал, что он просто угадывает. «Живанши. Господи! Как же давно мне никто не дарил духов! Просто так, за то, что я есть», – прозвучали в мозгу слова Эвелины.

– Когда у вас перерыв? – спросил он.

– Через сорок пять минут.

– Не прощаюсь. – Он быстро пошёл по коридору.

Через дорогу от бизнес-центра располагался парфюмерный бутик – наблюдательный Инин давно заприметил его. Он перебежал улицу по переходу, где пару недель назад одна из горилл Исполнителя едва не отправила его на тот свет.

– Что у вас лучшее из Живанши? – спросил он у девушки-продавца.

– Попробуйте это, – она держала в руках элегантный флакон Givenchy Organza. – Аромат-сказка, аромат-вдохновение!

Дождавшись перерыва, он заглянул в кабинет. Рукой поманил к себе Эвелину: «Можно вас на минуточку?»

Она вышла.

– Это вам. – Он протянул ей коробочку, обвязанную алой подарочной лентой.

– Что это? – Эвелина смешалась. – Господи! Это мои любимые! – коробочка в пальцах Эвелины дрожала. – Но за что? По какому случаю?

– Просто так. За то, что вы есть.

Из глаз Эвелины скользнули слёзы.

– Но как вы узнали? Как?

– Просто очень хотелось попасть на ваше занятие.

– Проходите же. Проходите, пожалуйста! – она широко распахнула перед ним дверь.

– Я бы с радостью, но как же правила?

– К чёрту правила. Заходите!

45

Инин сел за свободный стол у стены в заднем ряду – отсюда можно спокойно изучить всех. Вот две бальзаковского возраста тётушки за передним столом, как две капли воды похожие на Эвелину. Вот древний дед в антикварных очках с толстыми стёклами. Рядом с ним – хлипкий прыщавый юноша, со взором горящим. Вот невзрачный мужичок лет сорока пяти – он уже представлялся Инину. Как же его имя-фамилия? Виталий запамятовал. А вот персонаж действительно достойный внимания – крепко сбитый тип со внешностью братка из девяностых: бритый, смурной, взгляд исподлобья, с круглой мясистой мордой, шрам во всю щёку. «Бандит» – окрестил его Инин. Мог ли он быть кем-то из горилл Исполнителя? Легко. Виталий представил «бандита» за рулём самосвала, едва не сбросившего его машину в кювет; представил за рулём серой «Лады»-убийцы: «бандит» смотрелся там идеально. Вот ещё одна занимательная фигура – мрачный джентльмен, одетый во всё чёрное и поразительно напоминающий профессора Мориарти из советского фильма про Шерлока Холмса: высокий и крупный лоб, спереди залысины, отчего лоб кажется ещё больше, но сзади волосы длинные, торчащие во все стороны; глубоко посаженные глаза – они неподвижны, черны, в них что-то параноидально-зловещее… Именно так и должен выглядеть гений криминального мира. А вот, слева, за соседним столом – знакомая Инину зеленоглазая девушка с рыжими волосами. Инин кивнул ей, в ответ она приветственно махнула рукой, засветившись широкой улыбкой.

«Основной принцип тантры – воспроизведение сексуального союза между Шивой и Шакти, первыми представителями мужского и женского рода, – вещала с кафедры Эвелина, – это означает, что сексуальное единение необходимо для достижения сверхсознания».

Рыженькая свернула записку и бросила её Инину. Поздравляю с зачислением в наше сообщество! – было выведено на ней каллиграфическим почерком. Спасибо! Но пока рано, – написал Инин в ответ.

Их перекидывание не укрылось от внимания Эвелины – она бросила в их сторону косой взгляд. «Гляди-ка, ревнует уже, кошёлка старая», – внутренне усмехнулся Инин.

На перерыве девушка птичкой перепорхнула за стол к Инину.

– Ольга Кочергина, – она протянула руку.

– Виталий, – Инин пожал её.

– Так вы сдали экзамен по Бхагавад-гите?

– Нет. Кому сдавать? Максим Иосифович отбыл в неизвестном направлении, насколько я знаю.

– Так как же вас Эвелина до занятия допустила? – удивилась рыженькая.

– Договорился.

– Ловкий вы. Не припомню, чтобы кому-то удалось без санкции Максима Иосифовича в класс пробраться.

– Вуаля! – Инин развёл поднятые кверху ладони, и тут же поменял тему. – А вы случайно не в курсе куда Семён подевался?

– Огородник?

– Ну да.

– Понятия не имею.

– Оль, а кстати, почему у вас принято всех только по имени-фамилии называть, без отчества?

– Максим Иосифович говорит, что это напоминание, что у нас всех один отец – небесный.

– Однако, именно его одного здесь по отчеству называют. Отчего такая привилегия? Оттого, что он главный?

– Ну так у него же отчество особенное. Кем был Иосиф Обручник?

– Плотником, насколько я знаю.

– Верно. А ещё отцом Иисуса. То есть отцом бога-сына, следовательно. Так вот наш Максим Иосифович… – рыженькая остановила себя, подавив смешок.

– О как! Я понял на что намекает Максим Иосифович.

Они рассмеялись.

«А девчонка-то не фанатик вовсе», – отметил про себя Инин.

– Оль, а можно личный вопрос? Что вас сюда привело?

– Да интересно просто. Мне всё интересно. А вас?

– Стар я уже. Четвёртый десяток меняю. Пора о душе подумать, – Инин состроил гримаску скорби.

Оля расхохоталась.

«Смешливая, общительная, словоохотливая – от неё может быть толк», – смекнул Инин.

Сидящая за учительским столом Эвелина исподтишка наблюдала за парочкой, и была похожа на грозовое облако.

«Так. Доступ на занятия мне отныне закрыт», – понял Виталий.

Что может быть в голове у рыженькой? Он сконцентрировался.

«Суши хочется. Страсть, как хочется суши… – прозвенел в голове её голосок. – А не слабо бы было этому красавчику в ресторан меня пригласить, в «Тануки»?

«Перерыв окончен. Прошу всех вернуться на свои места», – объявила строгим голосом Эвелина.

Когда занятия закончились, Оля и Инин вышли из здания вместе.

– Слыхал я, что взносы у вас десять процентов с дохода, – сказал Виталий для поддержания разговора. – Не много ли за лекции Эвелины?

– Что вы! Здесь столько интересного происходит. Постоянно личностей занимательных приглашают. Вот на днях ученик самого Саи Бабы выступать будет.

– Оля, а что вы сегодня делаете? – вдруг спросил Инин.

– К уроку завтрашнему нужно готовиться. Я репетиторством занимаюсь. Абитуриентов на экзамен по истории натаскиваю.

– Так вы историк?

– Историк. В прошлом году универ окончила.

– А у меня идея возникла, внезапная и безумная, – Инин включил свою фирменную улыбку, выдержал драматическую паузу… – пригласить вас на ужин в одно замечательное заведение.

– Пригласить в заведение? – Оля опешила. – Это так неожиданно. Н-нет. Не могу.

«Эх, женщины, ну почему, когда вам хочется сказать «да», вы говорите «нет»!

– Оля, – Инин наклонился к её уху и понизил голос до шепота, – я хочу пригласить вас не просто в какое-то там заведение, я хочу пригласить вас в свой любимый ресторан – «Тануки» на Ворошиловской.

– «Тануки» на Ворошиловской? – Олин рот приоткрылся. – Это… это ведь и моё любимое место! Сто лет там не была.

– Так предложение принимается?

– Ну, как вам сказать? – она кокетливо улыбнулась.

– Следовательно, принимается, – ответил за неё Инин.

– Пожалуй, – согласилась она с той же игривой улыбкой.

– Постойте, а как же подготовка к уроку?

– На старом багаже выеду. Не впервой.

В кармане жужжал жуком поставленный в режим вибровызова телефон. Взглянув на экран, Инин увидел – звонок шёл от Али. «Вот ведь ведьма! Всё чувствует», – не ответив, он снова засунул мобильник в карман.

В «Тануки» Оля долго изучала меню. Инин глядел на неё и невольно сравнивал с Алевтиной. Зелёные глаза, рыжие волосы, среднего роста, стройная – на этом сходство заканчивалось. Глаза, по сравнению, с Алиными казались маленькими, губы тонкими. Если с Алиного лица можно было писать картины, воспевающие магию женской красы, то лицо Оли выглядело простоватым, деревенским, как назвал его про себя Инин, но миловидным. А тем, что ему определённо понравилось, была улыбка Оли – открытая, добрая, хорошая такая улыбка.

Она выбрала самый дешёвый сет. Инин её заказ проигнорировал начисто, заказав самое дорогое – премиальные сашими и суши с чёрной икрой, трюфельным крабом, осьминогом, лососем, морским ежом, фуа-гра и прочими экзотическими ингредиентами, о которых Оля, несмотря на свою любовь к суши, даже не слышала. Подали саке. Но, к Олиному удивлению, не в токкури и чоко – маленьких керамических площечках и кувшине, а принесли бутылку и два прозрачных бокала; к тому же, сакэ оказался холодным.

«Дорогие виды сакэ пьют холодными, – пояснил Инин, – подогрев лишает напиток деликатных вкуса и аромата».

– Ну, за знакомство! – Виталий поднял бокал.

К большому удовлетворению Инина, против алкоголя его новая знакомая ничего не имела – значит, развязать её язычок получится ещё проще.

После второго тоста они перешли на «ты». После третьего, Оля спросила: «Виталик, а кем ты работаешь?»

– Я скромный бухгалтер.

– И сколько же зарабатывает скромный бухгалтер, прости за нескромный вопрос?

– Столько, сколько нужно для того, чтобы делать вид, что ему живётся не скучно. – Он улыбнулся.

– Странно, – сказала Оля, – у тебя рот улыбается, а глаза нет.

– Знаю, – махнул рукой Инин, – мне об этом все говорят.

После четвёртого тоста Виталий признался, что ему не нравится имя Оля.

– Почему? – удивилась она.

– С белой крысой когда-то не угадал. Впрочем, давняя это история. Не хочу вспоминать.

– Нет, расскажи, расскажи. Интересно же!

– Не буду рассказывать. Лучше, можно я как-то по-другому буду тебя называть? Скажем, Лёлей.

– Чудной ты. Ну ладно. Я не против. Тем более, так меня уже называли.

– Нет, – Инин покачал головой, – Лёля тоже не нравится, слишком на Оля похоже. Давай-ка Лялей тебя назову.

– Лялей? Забавно. Лялей меня не звали. Но, – она отхлебнула сакэ из бокала, – мне, в принципе, нравится. Ляля, так Ляля. А про крысу ты мне всё-таки расскажи.

– Хорошо. Только позже. Сначала ты мне о себе поведай.

– А что ведать-то? – новоиспечённая Ляля пожала плечами. – Приехала сюда из Богословска – малюсенький такой городок, считай большая деревня. Истфак закончила в прошлом году. Работаю на фрилансе, молодёжь истории обучаю. Комнату у хозяйки снимаю. Вот и весь сказ.

– Нет, Ляля, так не пойдёт, – Виталий шутливо погрозил пальцем. – Ты мне не биографию, ты мне о том, что у тебя внутри расскажи. Например, о том, что ты в этом вашем сообществе делаешь, за что десятину с зарплаты своей отдаёшь? Ведь не просто же так, наверное? И отмазки, типа «мне всё интересно» или «ученик Саи Бабы выступает», не принимаются.

46

– Как же тебе объяснить? – Ляля призадумалась. – Ну вот ты родился, в детский садик пошёл, потом в школу, после в институт поступил, окончил, женился, детей родил, вырастил, на пенсию вышел, на диване лежишь, телек смотришь и кефир пьёшь. Скучно?

– Скучно, – согласился с ней Инин.

– А смысл жизни в чём?

– А нет его.

– Потому-то и нет, что скучно. Чтобы скучно не было, человеку чудо необходимо. Что-то поразительное, удивительное, необычайное. Люди в «Пути» они в основном чудные какие-то, в смысле, не только странные – они в чудо верят, и чудо ищут. Они все со смыслом живут, им не скучно.

– И какие же чудеса в «Пути»? То, о чём Эвелина сегодня вещала? – Инин усмехнулся.

– Ну, то, о чём Эвелина вещала это не совсем чудеса, конечно, а вот… – она осеклась.

– Что, вот?

– Но у нас ведь и другие лекции есть. Там много, что интересного происходит.

– Что, например?

– Так я же это говорила уже… вот ученик Саи Бабы приезжает.

Ляля явно что-то скрывала. Инин почувствовал – в секте происходит нечто такое, о чём ей говорить нельзя. Только вот, что именно? «Да, это тебе не духи с рестораном угадывать, – подумал Виталий, подливая Ляле сакэ, – если б я и вправду был телепатом, я бы все мысли её прочёл – вот то было бы чудом».

– Ляль, давай-ка начистоту. Ты что-то скрываешь сейчас, признайся.

– Скрываю? Да с чего ты это взял? – она неумело сыграла непонимание.

– Ляль, а врать-то ты не умеешь. Тебе хочется что-то мне рассказать, но… тебе нельзя. Это какой-то большой секрет? Вам запрещают об этом рассказывать?

Ляля замялась с ответом. Инин предложил ещё выпить. Она не отказалась.

– Ты меня страшно заинтриговала сейчас. Мне жутко интересно стало, что за тайны в вашем «Пути» вершатся. Вот просто зуд во всем теле, – продолжал давление Инин.

– Ну, не могу я. Я обещанье давала.

– А тебе хочется узнать про белую крысу? Хочется узнать, как я твой любимый ресторан угадал?

– Ужас, как хочется! – Лялины глаза вспыхнули.

– Давай баш на баш, я тебе свою тайну, ты мне свою. Справедливо?

– Ну… – она продолжала мяться.

– Ляля, слово даю, ни одна живая душа не узнает от меня твою тайну. Хочешь, я поклянусь?

– Поклянись.

Инин приложил руку к груди и сделал лицо очень серьёзным.

– Клянусь. И пусть я умру, если кому-нибудь проболтаюсь.

– Помирать-то, наверное, и не надо, но учти, карму свою ты подпортишь порядком, если вздумаешь проболтаться, – произнесла Ляля то ли в шутку, то ли всерьёз. – Если кто-нибудь об этом узнает, меня из сообщества исключат.