Спасение ведьмы

– Чтобы сглазить, Виталик, надо завидовать. А я не завистливая. Порчу наводить не умею. Ты знаешь о том, что у каждой ведьмы свой круг способностей, персональный? Вот кто-то может это делать, а я нет. А чтобы обратку послать, мне в личном контакте нужно быть с человеком, видеть его, понимаешь?

– Ни фига я не понимаю, – Инин махнул рукой. – Я понимаю, только одно: как этого грёбаного Исполнителя выловлю, яйца ему отстрелю.

Аля какое-то время сидела молча, задумчиво глядя на веселящийся в камине огонь. Инин перебрался с кресла на кровать, и вытянувшись на ней смотрел рилсы.

– Виталик! – вдруг позвала его Алевтина. – Если тебе всё же удастся Исполнителя отыскать, может ты не станешь его калечить и убивать? Я вот, что подумала. У меня друг детства есть. Он немного умом слабоват, в специнтернате учился…

– Вот как? – Инин снова не дал ей договорить. – А ты же говорила, что нет у тебя друзей и помочь тебе некому.

– Да так и есть. Кроме него нет никого. Но какой из него помощник? Говорю же, он слабоумный. Слабоумный, но очень надёжный. Я полностью ему доверяю. Так вот, он в частном доме за городом живёт. Ну, дом, конечно, это громко сказано – домишко на самом отшибе. В этом домишке подвал есть. Что если Исполнителя не убивать, а в подвале его подержать, пока ты с Архивариусом не разберёшься? Друг мой его караулить будет.

– Хм, – глаза Инина сделались круглыми от удивления. – А что это ты вдруг решила проявить заботу к этому нелюдю, который, заметим, твою мать убил?

– Ты про обратку говорил, вот я и подумала, зачем принимать лишний грех на душу? Закон кармы никто не отменял.

– Вот значит как? – Инин сжал кулаки. – Я его карма. Никакого подвала! Никакой пощады уроду! Клянусь, я найду эту мразь, и отстрелю сначала яйца, потом башку. Точка.

– Дались тебе его яйца, – Аля вздохнула и пошла в душ.

Инин отложил телефон и погасил свет. Огонь в камине ярко горел, наполняя комнату таинственным первобытным мерцанием. Инин лежал и глядел на огонь. Оранжевые языки пламени резвились под треск поленьев – вольные, бесцеремонные, непредсказуемые. Инин любил глядеть на огонь. Огонь завораживал. Огонь умиротворял. Огонь выжигал все мысли, оставляя в голове лишь томную уютную пустоту. У Инина возникло ощущение, что он уже где-то видел это: этот камин, этот огонь, эту объятую его мерцанием комнату. Конечно, они уже не первый день в отеле, и он уже не раз разводил в камине огонь, отключая центральное отопление, но будто бы видел он всё это не здесь, не сейчас… «Дежавю, – решил Инин. – Такое бывает. Зачем думать об этом? Ни к чему засорять мозг». Он снова растворился в безмятежности созерцания пламени.

Аля вышла из ванной. Одета она была не в свой длинный, до пят, халат. На ней снова был тот самый бордовый коротенький пеньюар, который сводил Инина с ума, когда Аля щеголяла в нём в съёмной квартире. До сей поры, за всё время их жизни в отеле, она не надела его ни разу.

«Тут всё просто: коварная женская месть, – сделал мысленное заключение Инин. – Зла на меня за то, что уезжать не хочу, вот и хочет раздраконить меня и не дать».

Аля, взяв гребень, села на край кровати, принялась неторопливо расчёсываться. Отсветы пламени играли на шёлке её пеньюара, гладили мокрые волосы, ласкали голые, гладкие, как у фарфоровой статуэтки, ножки. Инин больше не глядел на огонь. Глядел на неё. Глядел откровенно, нагло, беззастенчиво пожирая глазами её высокую, мерно поднимающуюся и опускающуюся под халатиком грудь, на градины сосков, выпирающие сквозь тонкий шёлк, на изящный изгиб тонкой талии, на эти фарфоровые, одурманивающей красоты ножки… И невероятной силы желание закипело в нём, загорелось жарче огня в камине. Обладать ею. Прямо сейчас. Сию же секунду. Немедленно.

Он поднялся с кровати, сел рядом и тут же поцеловал её в губы. Аля отпрянула, оттолкнула его. Не резко, не грубо, но решительно, с силой.

– Виталик, не надо.

– Фух! – Инин выдохнул, руками сжал себе голову. – Не надо… А зачем ты в этот халатик вырядилась? Это предложение? Игра? Месть мне?

– Ни то, ни другое, ни третье. Просто мой длинный халат уже весь засален. В прачечную сдать надо. Пришлось этот надеть. Я не могу дома в уличной одежде ходить. Я же тебе говорила.

– Если ты думаешь, что я хоть на грамм тебе верю, пристрели меня, – Инин язвительно улыбался.

– Доставай пистолет, – Аля кивнула в сторону шкафа с сейфом.

– Э нет, не пристрелишь. Потому что не верю я тебе ни на грамм, ни на миллиграмм.

– Виталик, послушай, – она говорила, опустив глаза, будто бы чувствуя себя виноватой. – Ты видный мужчина. От таких женщины без ума. Такие, как ты, не знают отказов. Но… Как бы сказать тебе? М-м-м… Ну не мой ты типаж, – наконец, решилась она. – Ну абсолютно не мой. Прости. Я могла отдаться тебе из чувства благодарности, или… или из жалости. Но я уже знаю тебя, Виталик. Для такого, как ты, это было бы унижением.

Инин долго молчал, вновь уставившись на огонь. А ведь она права. Права, чёрт возьми! Подачек ему не надо.

– Спасибо за честность, – вымолвил он. – Я спать, – и с этими словами залез под одеяло, закрыв глаза.

– Виталик! – она потрогала его за плечо. – Вина хочешь? – в руке Аля держала бутылку «Бароло».

– Какое вино? – поразился Инин. – Мне за руль завтра.

– Когда это тебя останавливало? – игриво спросила Аля.

– Да не хочу, вот и всё! – сердито ответил Инин, укрывшись с головой одеялом.

«А всё-таки молодец, эта стерва! – подумал он перед тем, как заснуть. – Расставила все точки над «i». Обидно, конечно, но зато, как камень с души. Завтра же куплю ей пижаму. И пусть только попробует ещё раз свой халатик надеть!»

Он провалился в сон. Кто-то опять тронул его за плечо. Проснулся. Открыл глаза. Немыслимой красоты, рыжеволосая обнажённая женщина с изящным и крепким телом грациозно и плавно двигалась в пленительном танце под негромкие пряные звуки арабской музыки. В комнате полумрак. Позади танцовщицы в камине горел огонь, рыжее трескучее пламя… Его отсветы бликовали на теле женщины бронзой, мерцали, переигрываясь с трепещущими тенями, шалили, завораживали, манили… Глаза женщины были огромны и зелены, как два изумруда. Казалось, они светились, горели ярче огня в камине. Не проснулся… Это тот самый сон, который приснился ему за пару дней до того, как всё началось. Только тогда он не разглядел лица женщины. Сейчас же он видел предельно чётко и ясно, как наяву – у женщины лицо Алевтины.

Виталий махнул рукой: «Сгинь морок!» Морок не сгинул. Изгибая своё тело в танце женщина подошла к нему, поставила колено на кровать, зазывно улыбнувшись, наклонилась. Упругие и наливные, идеальной формы груди, оказались прямо над его лицом. От них, и от всего её разгорячённого танцем тела шёл аромат ванили и топлённого молока. Дыхание женщины было частым, обжигающим, как ветер саванны, покрытые алой помадой пухлые губы влажны, огромные глаза безудержно пылали неподдельной страстью… Он моргнул. Он встряхнул головой. Он не мог в это верить.

– Ущипни меня, – сказал Виталий.

– Лучше ты. Только не ущипни, а сожми, – ответила она шёпотом, с придыханием, положив его руку на свою грудь.

Их губы встретились, сомкнулись в яростном поцелуе, языки сплелись, дав ход химической реакции невиданной силы. Их тела алчно сливались, неистово лаская друга, вцепляясь, царапая, извиваясь, стискивая, толкая, двигаясь в унисон навстречу друг другу… В свете огня по стенам, как черти, метались тени. Пространство кипело от женских стонов и вскриков, от мужского рычания. Камин горел… Атомный взрыв. Такой исполинской мощи оргазма Инин не испытывал ещё никогда. Блаженная пустота. Нирвана. Небытие…

Они лежали рядом, на спине, согреваемые и освещаемые огнём камина, нагие, свободные, сладко уставшие, уютно опустошённые.

– Что это было? – спросил её Инин.

Аля какое-то время молчала, задумчиво глядючи в потолок с загадочной полуулыбкой, а потом вдруг заговорила стихами.

– Прекрасно в нас влюблённое вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которую дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

– Это Пастернак? – Инин глядел на неё с изумлением.

– Гумилёв.

Аля взяла с тумбочки сигарету и закурила.

– Открою карты, Виталик. Конечно же ты мне понравился, как мужчина. С первого же взгляда. Ещё там, в «Небе». Мне сложно представить женщину, которая бы осталась к тебе равнодушной. Но, видишь ли, мой дорогой, есть одно «но». Убеждена, что в твоей постели перебывало столько женщин, что вряд ли кто сможет их сосчитать. Для тебя переспать – рядовое событие, очередная галочка в списке. И этих галочек уже так много, что ты заскучал. Тебе слишком легко всё давалось. С другими. Но я не как все. Я особенная. Запомни, Виталик.

– Да ты… Да это… – обычно бойкий и находчивый на язык Инин растерялся.

– Теперь ты веришь, что я действительно ведьма? – спросила Аля, то ли шутливо, то ли всерьёз, хищновато сверкнув зелёными, как трава, глазами.

– Теперь не сомневаюсь, – ответил Инин, сам не понимая, насколько в его словах было иронии, а насколько правды.

На следующий день они никуда не поехали. Весь этот день они не вылазили из постели, занимаясь любовью. Это произошло столько раз, что Инин сбился со счёту. А впрочем, он и не считал…

28

Никуда не поехали они и на следующий день, и на другой. Три дня они не выходили из номера. Секс-марафон продолжался. Инин поражался самому себе: как он, которому уже на второй встрече с очередной пассией становилось скучно, мог так залипнуть?

В это утро он сказал, вслух обращаясь к себе: «Блин, это зависимость какая-то, наркотик!»

– Зависимость? – победоносно улыбнулась Аля.

– Ага.

– Любая зависимость всегда сладка, плоды её горьки.

– Да тебя хоть на цитаты разбирай, – хохотнул Инин.

– И в блокнот записывай.

– А в телефон можно?

– Нет, исключительно в блокнот с обложкой из крокодиловой кожи, инкрустированной бриллиантами, – с шутливым вызовом изрекла Аля.

– Как приобрету, так сразу начну. – Он встал с кровати и потянулся. – Однако, пора и делом заняться. Сегодня в «Путь к себе» едем.

– Не надо нам туда ехать, – Аля вмиг помрачнела. – Тем более сегодня не надо.

– А то беда случится? – спросил Инин с язвительной интонацией.

– Случится.

– Беду бояться – в лес не ходить, – Инин уже натягивал джинсы. – По любому в город надо, еда вся закончилась, и сигареты.

Понимая, что спорить с ним занятие совершенно бессмысленное, Аля принялась нехотя одеваться.

– Ты-то куда намыливаешься? В номере сиди! – прикрикнул на неё Инин.

– Сейчас! – огрызнулась она.

Всю дорогу до города Аля была, как на иголках.

– Гляди, вон та машина всё время за нами едет, – с тревогой озиралась она.

– Да куда же ей ещё ехать? Дорога одна, съездов с шоссе нет, – отвечал Инин. – Ну хочешь, пропустим её вперёд, чтобы ты не дрожала?

– Ой смотри. Смотри! – вскрикивала она при приближении каждого встречного грузовика.

– Вижу, – отвечал Инин, и брал максимально вправо.

– Осторожно! – Аля съёживалась при каждом крутом повороте шоссе. – Вдруг там за деревьями на дороге трактор стоит!

Инин вздыхал и сбрасывал скорость.

До места добрались без приключений. Апартамент «Пути к себе» располагался в недрах ненового семиэтажного здания, гордо именуемого бизнес-центром. Найдя на стоянке свободное место, Инин припарковался.

– Слишком близко к дороге стоим, – заканючила Аля, – опасно это.

– Чего в этом опасного? – спросил Инин, сдерживая накопившееся раздражение.

– Будто сам не понимаешь! Если они по дороге на своём самосвале поедут, им ничего стоить не будет сюда, где мы стоим вылететь, и в лепёшку нас.

– Аля! Да хорош накручивать себя! Ну достала уже, честно, – не выдержал Инин.

– Нет, давай куда-нибудь подальше встанем, – упорствовала Алевтина.

– Слушай, да мы же не будем в машине сидеть, мы же в центр зайдём.

– А когда уезжать будем? Они же следят за нами, уверена. Да в любую секунду самосвал может вылететь!

– Но ты же видишь, места нет на парковке!

– Значит, надо в другом месте машину поставить, не обязательно рядом с центром.

– Не буду я это делать, – отрезал Инин. – И вообще, чего мы в машине сидим, если ты говоришь, что в любой момент самосвал может вылететь? А ну, давай на выход!

Они вышли из машины. Отойдя от неё на безопасное расстояние, Аля остановилась.

– Ты чего? – спросил Инин.

– А что ты будешь делать, если и тут ничего не узнаем?

– К Вадиму твоему пойду. Он наверняка не всё нам сказал.

– И не скажет.

– Ну это мы посмотрим ещё. Пошли, – он потянул её за руку.

Аля упёрлась. Стояла, как вкопанная.

– Да что с тобой? – возмутился Инин.

– Курить хочется страшно. Издёргалась вся.

– М-да, а сигареты-то у нас закончились. Я бы тоже перекурить не отказался. – Инин огляделся по сторонам. – Жди меня здесь, я сейчас, – он увидел табачный ларёк по другую сторону улицы.

Дорогу пересекал пешеходный переход. Инин ступил на зебру. Как положено, посмотрел налево, пошёл. Дойдя до середины дороги, посмотрел направо… Боковым зрением ли, непостижимым ли седьмым чувством, Инин не то увидел, не то ощутил какое-то движение слева. Он пересёк середину дороги – слева машин быть не может! Могучая пружина под названьем инстинкт выживания сработала быстрей молнии. Инин в прыжке бросил своё тело вперёд. Поймал руками асфальт, перекувыркнулся через голову. Сзади раздался пронзительный женский крик. Вылетевшая на встречку, и чудом не сбившая его машина, визжа тормозными колодками, стремительно удалялась.

«Ах ты ж мразь!» – Инин бросился назад, к своему авто.

Метрах в ста пятидесяти отсюда перекрёсток со светофором. Если очень повезёт будет гореть красный свет. Шестёрка Исполнителя вынужден будет ждать. И тогда есть шанс успеть. В три прыжка Инин оказался рядом с машиной. Как хорошо, что он не стал слушать Алю и оставил авто прям у дороги!

Алевтина была уже тут. Вернулась. Как догадалась? Почувствовала ведьмовской «чуйкой»? Почему тогда не почувствовала, что через полминуты его попытаются сбить? «Позднее зажигание»? Думать об этом сейчас было некогда. «В машину!» – рявкнул он Але. «Тойота» сорвалась с места.

«Ну, колдуй, ведьма!» – Инин выжимал газ. Да! Машине-убийце пришлось пережидать красный на перекрёстке. Инин успел проскочить на жёлтый за ней. Вот она – серая «Лада Калина». И номер, номер забрызган грязью! Да ведь эта та самая, что уже пыталась сбить его раньше!

«Ну, теперь держись, гад!» – помня о встрече в лесу, Инин инстинктивно ощупал карман: на месте ли пистолет? «Здесь он, родимый».

Водитель «Лады» заметил погоню, прибавил скорость, зигзагами обгоняя машины. Инин не отставал. Подрезаемые им водители сигналили и посылали вслед матерные проклятья.

«Не уйдёшь! Следующий светофор, и ты мой», – Инин стискивал зубы до хруста.

Поняв тоже самое, преследуемый внезапно свернул вправо, уйдя на узкую улочку между домами. На ней светофоров, скорее всего, не будет. Едва не опрокинув машину от резкого поворота, Инин помчал за ним. Скорость была такой, что дома, деревья, ларьки, казалось, сливались в единый бесформенный монолит. Из-под колёс вылетали фонтаны слякоти. Прохожие испуганно жались к стенам, ошарашенно пялясь на безумную гонку. Ставшая бледной, как тень, Аля на заднем сидении зажмуривала глаза.

Эта узкая улочка оказалась на редкость длинной. Она просто отказывалась заканчиваться. Колдобины, кривизна улочки, встречные, не позволяли приблизиться. Инин не догонял, но и не отставал. Видимо тот, кто был за рулём «Лады» тоже был знаком с экстремальным вождением. Вдруг, за очередным изгибом, улочка внезапно закончилась. «Лада» вылетела на широченную магистральную трассу.

«Так. Объездная дорога. За город едет», – смекнул про себя Инин.

Здесь «Лада» снова устроила слалом, зигзагами обходя машины, словно стоячие – Инин едва поспевал за ней, – но оторваться не позволял.

«Хорошо водит, гад», – зло процедил он сквозь сжатые зубы.

Город закончился. Вместо домов, заводских корпусов с чадящими трубами и унылых заборов промзон, мимо неслись заснеженные леса. Дорога сузилась, машин стало меньше в разы. Инин выжимал газ до отказа, стрелка спидометра приближалась к отметке 200. Его машина мощней. Расстояние сокращалось. Длинный прямой участок. Инин добавил ещё.

«Теперь не уйдёшь!»

«Тойота» почти поравнялась с «Ладой». Вот он, враг. Справа. В каком-то метре. Инину страшно хотелось увидеть его лицо.

«Ах ты ж паскуда!» – выругался Виталий. Лица у водителя не было. Вместо него – такая же балаклава, что была у придурка на крыше и у монстра в лесу.

Однако, финал уже близок. Сейчас Инин начнёт прижимать мерзавца к обочине. И мерзавец либо будет вынужден остановиться, либо будет вышвырнут с дороги к чёртовой матери!

Инин прошёл ещё вперёд, на полкорпуса автомобиля, и стал давать вправо, оттесняя «Ладу» к краю дороги. Водитель начал сбрасывать скорость. Инин тоже, не давая ему отстать. Всё по плану: ещё немного – упырь в балаклаве остановится, и тогда… «Лучше сначала ему выстрелить в шину, или сразу в плечо?» – уже начал прикидывать Инин, когда услышал за спиной пронзительный крик.

«Виталик, не надо! Остановись! Остановись!» – завопила Аля.

Но не было такой силы, чтобы могла сейчас остановить Инина. Этот бой он почти выиграл… и тут Алины руки закрыли ему глаза!

Убрать с руля даже одну руку для того, чтобы оттолкнуть Алевтину, на бешенной скорости на скользкой дороге, означало неминуемую катастрофу. Инину оставалось только орать: «Убери руки!» и тормозить. Машину стало нести, её закрутило. Толчок. Остановка. Только теперь Аля убрала руки.

Их машина, которую вытащило с дороги, по самый капот уткнулась в глубокий сугроб. Инин дал задний ход. Бесполезно. «Тойота» увязла намертво. «Лада» стремительно удалялась.

– Ты чего сделала, сука?! – он обернулся назад. Такой бешенной силы ярости он ещё не испытывал никогда в своей жизни.

– Я спасла тебя.

– Спасла? – заорал Виталий. Его трясло. Он прикладывал титанические усилия, чтобы не заехать со всей силы ладонью по этому испуганному милому личику с большими глазами.

– Если бы не остановился, он бы тебя убил.

– Убил? Что ты несёшь?

– У него тоже пистолет был, и он уже его приготовил.

– Что? Какой пистолет? Не видел я никакого пистолета.

– А я видела.

– Как ты могла видеть?

– Третьим глазом.

– У-о-о-а!!! – Инин завыл, саданув что есть мочи по подголовнику. – Ты дура! Ты чёртова идиотка! Ты больная! Ты совсем рехнулась уже со своими видениями! – он орал истошно, он орал истерично, выпучив глаза, брызгая слюной.

Аля молча ждала.

Когда он остановился, чтобы перевести дух, заговорила: «Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но знай, даже если ты меня за это убьёшь, я умру с чистой совестью. Я спасла тебе жизнь».

Инин безнадёжно махнул рукой.

Аля продолжила: «Я говорила, не надо сегодня ехать. Говорила, что беда будет. Ты не послушал. Ведь так?»

– Если ты у нас такая провидица, то почему не предупредила меня, когда я за сигаретами пошёл?

– Это работает не всегда. Ты же знаешь. Ты сам мне рассказывал про белую крысу.

Инин открыл бардачок. Вытащил старую сигаретную пачку. На его счастье в ней оказалась одна сигарета. Вышел на мороз, хлопнув дверью. Жадно курил, пытаясь вернуть покой. Покурив, ещё долго стоял, глядя на застывший в плену снежного царства лес. Когда вернулся в машину, Аля спросила: «Что теперь делать будем?»

«Просить, чтобы кто-нибудь нас из сугроба вытащил. Самим нам не выбраться», – ответил Инин, даже не взглянув на неё.

За весь оставшийся сегодняшний день он больше не сказал Але ни слова.

И лишь засыпая, когда перед внутренним взором проплывают путанные неясные образы, ему вдруг вспомнилось – он уже видел эту погоню. В том самом проклятом сне.

29

Он видел сон. И сон был прекрасен. Он понимал, что это лишь сновидение – так иногда бывает: ты спишь и знаешь, что всё не по-настоящему, что зыбкая пелена спадёт, сказка растает. Но просыпаться от этого сна решительным образом не хотелось.

Он видел себя на берегу моря, бесконечно голубого и тёплого. Он никогда не бывал на море, и видел его только по телевизору и на картинках, так почему же во сне всё так живо, так правдоподобно, будто бы наяву? Чудно было оказаться во сне на морском берегу, но главное было в другом. Он тут не один. Здесь с ним Аля. Вот она, задорно танцует у самой кромки прибоя. С развевающимися на ветру рыжими волосами. В маленьком красном купальнике… Он жадно смотрит на её ноги, живот, пупок, на то, что скрывается за красным лифчиком… Наяву он бы этого делать не стал. Аля сказала, что они просто друзья, и так делать нельзя. Но во сне он может смотреть, сколько захочется. От этого становиться приятно и щекотно между ног. Проснувшись, он будет вспоминать этот сон и снова делать то, что запрещено. Он знает, что это плохо. Так говорит Елизавета Петровна. Она тоже говорит: «Этого делать нельзя!» Ну почему всё то, что приятно нельзя? Какой злой волшебник придумал это?

Вдруг лазурные небеса вмиг почернели. С них раздался громовой голос: «Подъём, агент Жовнов! Быстро, подъём!»

Толик открыл глаза. Прямо над ним нависал директор.

«Быстро встал, умылся, и ко мне в кабинет», – приказал он.

Если директор разбудил тебя до подъёма – не жди ничего хорошего. «Хотя, – успокаивал себя Толик, – может, это будет боевое задание? Сложное и ответственное, но интересное?»

Через пять минут он стоял у директора в кабинете.

– Что хмурый такой, Жовнов? – спросил Григорий Иванович.

– Сон классный не досмотрел, – честно признался Толик.

– Что сны? Пена морская! – директор процитировал Фрейда.

– Точно! Мне море снилось. Как вы догадались, Григорий Иванович? – удивился Толик.

– А я, Анатолий, мысли читать умею. Так что, смотри у меня, – директор погрозил пальцем.

В ответ Толик лишь шмыгнул носом.

– Готов получить задание, агент Жовнов? – спросил директор сурово.

– Так точно!

– К Але беги и сюда её приведи. Сегодня за город едем.

– Это правда, да? Правда? – Толик подумал было, что он всё ещё спит.

– Я, Жовнов, на ветер слов не бросаю, запомни. Если, что обещал, всегда выполню.

Уже через час, ребята, ещё не верящие в своё счастье, сидели на заднем сидении директорской «Лады».

– Мама твоя волноваться не будет? – спросил у Али директор, обернувшись к ней с места водителя.

– Не будет. Она на смене сейчас. Вернётся вечером, поздно. – ответила Аля.

– А где твоя мама работает?

– Инженером, на кирпичном заводе.

– Ну тогда, в путь! – директор повернул ключ зажигания.

Конечно же, Аля врала. Ни на каком кирпичном заводе мама её не работает, перебиваясь случайными заработками. Проснётся она сегодня не раньше, чем в три часа дня, с головной болью, помятая и озлобленная. Пойдёт добывать деньги и водку. Вернётся лишь поздно вечером в драбадан пьяная, никакая. И рухнет спать.

А ведь Аля ещё помнит то время, когда мама была нормальной. Она и вправду работала инженером на кирпичном заводе. По вечерам читала Але детские книжки, а в выходные водила в парк, кататься на пони и каруселях. Один раз, в мамин отпуск, они даже съездили в Сочи на море. Как давно это было! Будто в каком-то счастливом, забытом сне. Потом (Аля так и не смогла понять, почему) мать стала прикладываться к бутылке. Сначала скрываясь, украдкой, но со временем всё беззастенчивей. Пока была жива бабушка, мать ещё балансировала на грани, но после смерти её, опустилась на самое дно. Алино детство кончилось, жизнь стала кромешным адом. Мать уходила в запои по многу дней. С работы её уволили. Постепенно дом стал освобождаться от «лишних» вещей – телевизора, магнитофона, шубы и курток, двух ковров, спального гарнитура, чайного и обеденного сервизов… Чудом оставались неприкосновенными только книги – бабушкина святыня.

«С ветерком помчим, ребята!» – подмигнул Григорий Иванович.

Место, куда он привёз их и впрямь оказалось сказочным. Отреставрированный особняк в два этажа, окружённый высоким забором, стоял на опушке, у самого края соснового леса. В лес убегала тропинка, которая, попетляв меж стройных сосновых стволов и мохнатых островков можжевельника, приводила к чудесному озерцу почти правильной круглой формы. По его изумрудной глади деловито плавала семья диких уточек. Чуть поодаль теснились кусты, усыпанные свежей малиной.

– Ну, Алевтина, готовь лукошко. Айда за ягодами! – объявил директор.

Аля, царапая руки, заполняла корзинку, не забывая, целыми пригоршнями кидать сладкую ягоду в рот.

– А где грибы-то, грибы? – спрашивал Толик.

– Они там, дальше в лесу, – отвечал Григорий Иванович.

После прогулки к озеру, вернулись к воротам. За воротами, перед симпатичным и современным домом, раскинулся ухоженный газон, а справа, к Алиному восторгу, голубел прозрачной водой бассейн.