Спасение ведьмы

– Не надо туда ходить, – глухо произнесла Аля.

– Да не бойся, ты. Я буду осторожен, как Штирлиц.

– Не надо туда ходить. Я чувствую, – с нажимом повторила она.

– Опять чувствуешь? – Инин вздохнул. – Что же мне теперь делать с твоими чувствами? Ах, да! Совсем забыл. Ты же у нас ведьма.

– Зря иронизируешь. Помнишь, как я тебя от машины спасла?

Это было уже не предположением – фактом. Поэтому Инин решил не спорить.

– Помню.

– А раз помнишь, прислушайся.

– Аль, у меня тоже интуиция работает хорошо. И я чувствую, что всё будет нормально. Я тебе обещаю, слышишь? – он положил свою на ладонь на её.

Позвонив Светлакову, Инин предложил встретиться в той же пивной, в которой они были в последний раз.

– Ты сказал, что там шашлык жёсткий и публика быдловатая! – удивился Юра.

– Знаешь, мне сейчас плевать и на шашлык, и на публику.

– Да что с тобой случилось такое?

– Вот завтра и расскажу.

Светлаков слушал, сосредоточенно сдвинув брови. Когда Инин закончил, выпил залпом полкружки пива. «Девушка! – крикнул официантке, – нам пол литра водки, любой».

– Ну ты и попал, Виталька! – Светлаков провёл рукою по лбу. – В кино бы такое увидел, не поверил бы, а тут… «порою правда всякой выдумки страннее», да… А за бабулькой твоей я пригляжу, конечно. Тут ты спокоен будь.

– Спасибо, Юр.

– Шеф-то твой тебя не уволит? Кто знает, сколько тебе в Турции сидеть придётся.

– Он самодур, конечно, но в целом мужик нормальный. Я уж придумаю легенду какую-нибудь, чтобы он мне дистанционно работать разрешил. Надеюсь, решим вопрос.

– Ну, дай ты бог.

– Юр, мне консультация твоя нужна. Хочу понять, что в голове у Архивариуса? А у Исполнителя, что? Таких уродов можно назвать нормальными? Или они психи больные?

– Иными словами, твой вопрос о психологии членов тоталитарных сект, по-научному, выражаясь.

– По-научному, выражаясь, – Инин кивнул.

– Ну, гляди, лидеры тоталитарных сект, как правило, личности властные, с завышенной самооценкой – считают себя, если уж не богами, то, по крайней мере, мессиями. Для них законы не писаны, они особенные, они по своим законам живут. Рядовые же члены секты, наоборот, – люди с низкой самооценкой, зависимые, склонные попадать под влияние. Для них воля лидера – есть воля бога. Они, как зомби – любой приказ лидера исполнят, не думая.

– Ну, об этом я и без тебя догадывался, – сказал Инин, – ты мне объясни, они нормальные или нет.

– Да, сложный вопрос. Раз на раз не приходится. Короче, твой Архивариус может быть шизофреником с бредом величия, может быть паранойяльным психопатом, а может быть просто сукиным сыном, что очень любит власть и бабло. Девушка! – Светлаков раздражённо окликнул официантку. – Я водки вас просил принести.

– Сейчас-сейчас, – извиняющимся тоном пообещала девушка.

– А вообще, Виталя, – продолжил Светлаков, – чтобы понять, что в голове Архивариуса, нужно знать «золотую» идею их секты.

– Золотая идея? Что за зверь такой?

– Тебе по-научному объяснить?

– По-научному.

– «Золотая» идея – это собственная доктрина секты, которая используется в организации и распространении культа. Она является для адепта жизненной установкой, определяющей его систему ценностей и отношений. Понял?

– Исчерпывающе.

Официантка поставила на стол запотевший графин с беленькой. Друзья выпили.

– Так есть у тебя идея об их золотой идее? – спросил Светлаков.

– Идея? – Инин пожал плечами. – У меня нет, а у Али есть. Она говорила, что вроде как, они могут считать, что всё идёт сверху – за всё в ответе лишь бог. Они верят, что их божественное предназначение – очищать мир от скверны. И, так как мы с моей ведьмой – скверна, от нас следует мир освободить.

– Ну, она-то, понятно. А ты с какой радости скверна?

– Так помешал же им в «справедливом» возмездии.

– Ясно. – Светлаков разлил водку по рюмкам. Молча выпили.

– Только здесь неувязка одна, – сказал Инин. – Если мы скверна, и нас нужно казнить, то причём здесь Алина мать, собака, и даже моя машина, чёрт бы её побрал?

– Что, говоришь, они Але сказали? Что хотят, чтобы она поняла, что значит терять? – спросил Светлаков.

– Ну, да. Я так понимаю, что это месть. Архивариус потерял сына, значит Аля взамен должна потерять мать, собаку…

– А ты машину, – закончил за Инина Светлаков. – Это не только месть, Виталя. Они хотят, чтобы вы помучились. Это садизм.

– Да, Аля тоже самое говорила: они хотят, чтобы мы страдали прежде, чем помереть.

– Они хотят, чтобы жертва страдала, – Светлаков задумчиво смотрел на графин. – Видимо, это тоже часть их «золотой» идеи.

– Жертва? А ведь следователь так и сказал: возможно вы не только объекты мести, но и выбраны в качестве жертв какого-то ритуала, – вспомнил Инин. – Вот только какого? – и наполнил рюмки.

– Знаешь, о чём я сейчас подумал? – спросил Светлаков, выпив. – О треугольнике Карпмана.

– По-русски выражайся, – попросил Инин.

– Это треугольник – жертва-преследователь-спаситель.

– А! Так бы и сказал. Про это я кое-что слышал. Так о чём ты подумал?

– Ну, для упрощения роль спасителя мы опустим, оставим только жертву с преследователем, – начал рассуждать Светлаков. – Ты слышал слово «виктимность»?

– Это типа поведение жертвы?

– Именно! Есть такая теория, что жертва сама провоцирует преследователя её преследовать. Значит, если жертва перестанет играть свою роль, она станет для преследователя неинтересной. Нет жертвы – нет преследователя, понимаешь? – Светлаков налил ещё водки. – Вот если кот побежит от собаки, она непременно за ним погонится – это инстинкт. А если кот убегать не станет, то собака тоже не побежит. Или возьмём святое писание. Бог разрешил Аврааму принести в жертву вместо сына овцу, что тот и сделал. Но, представляешь, что было бы, если бы Авраам попытался принести в жертву льва? – Светлаков расхохотался. – Лев не может быть жертвой!

– К чему ты клонишь? – Инин задумался. – Что мне не стоит бежать от Исполнителя?

– Да! А вместо этого найти его и надрать ему задницу! – с радостным жаром вскричал Светлаков. – Вопрос только в том, – сказал он, сразу же посерьёзнев, – где найти, и как надрать…

– Яйца ему прострелить, – выпалил Инин.

– Ладно, Виталь, – Светлаков замахал руками, – не обращай внимания – тупая идея. Это я спьяну сморозил. Мотать вам с Алей нужно отсюда, и чем скорее, тем лучше. Так что, давай вздрогнем с тобой на посошок, – он поднял рюмку, – чтобы вся эта грёбаная история закончилась наилучшим для тебя образом. А то двенадцатый час уже – сейчас моя Валька звонить начнёт. И это, – он погрозил Инину пальцем, – ты будь на связи всегда. Держи меня в курсе, понял?

Придя домой, Инин с пьяной улыбкой сообщил Але: «А знаешь, что мне Светлаков сказал? Сказал, что Исполнителя надо найти и жопу ему надрать».

– Я надеюсь, что со мной сейчас говоришь не ты, а выпитый тобой алкоголь? – грозно спросила Аля.

– Надейся. Я спать, – ответил Инин, валясь на диван.

На завтрак Аля приготовила глазунью с беконом. Дождавшись, когда Инин доест, спросила: «Ты помнишь, что нёс вчера, пьяница?»

– Конечно, помню. Портфель с бухгалтерскими документами, – он отхлебнул кофейку из чашки.

– Не портфель ты нёс, а бред.

– Бред? Тогда нет, не помню.

– Кому там задницу надо надрать?

– Задницу? Какую? – продолжал валять дурачка Инин.

– Не мазанную, сухую. Дурак, твой Светлаков!

– А вот с этим согласен. Дурак. – Инин поднялся из-за стола. – Спасибо! Яичница твоя просто отменная! – Он проследовал в зал, сел на диван и принялся натягивать джинсы.

Аля, в своём ультракоротком халатике, встала напротив, сложив на груди руки.

– Куда это ты собираешься?

– Халатик у тебя замечательный.

– Знаю. Ты мне это уже в десятый раз говоришь. Куда собираешься, спрашиваю.

Инин вздохнул.

– Сегодня суббота.

– Значит, к бабушке?

– Значит, к бабушке.

– Виталик! Это опасно.

– С чего это вдруг опасно?

– Возможно, они уже тебя там поджидают.

– Да откуда они знают, где бабушка живёт? – он просунул голову в горловину свитера.

– Ты всё дурачка продолжаешь строить? Через интернет любой адрес найти можно.

– Тогда найди мне, пожалуйста, – он продел в рукав руку, – адрес Архивариуса с Исполнителем.

– Я их фамилий не знаю. Если б знала, нашла.

– Да, дознаватель ты хоть куда, – он оправил надетый свитер.

– Не ходи туда. Это опасно, – повторила Аля.

– Ну, послушай. Не могу я к бабушке не пойти. Я билеты в театр взял. Она уже две недели ждёт не дождётся, что мы в театр пойдём.

– Так ты ещё и в театр собрался?! – всплеснула руками Аля.

– Давай здраво помыслим, – Инин поднял указательный палец. – Они что, круглосуточный пост на морозе выставят, меня поджидая?

– А вдруг… а вдруг они уже у неё в квартире?

– Сейчас! – Инин засмеялся. – Чтобы моя бабуля незнакомому дверь открыла?! Аль, ты накручиваешь себя. У страха глаза велики. Пойми, перед отъездом я просто обязан бабулю увидеть, сказать, что в отпуск еду. Когда мы ещё с ней увидимся? Послушай, – он мягко взял её за запястье, – я тебе обещаю: всё будет нормально. Ты на встречу со Светлаковым тоже меня не пускала. Но вот же я. Жив-здоров. Так что, не бойся ты ничего. Завтрашний день нам с тобой на сборы, а послезавтра – вперёд! Стамбул, здравствуй!

– Береги себя, ради бога. Будь предельно внимателен, слышишь? – Аля с мольбой глядела в его глаза.

– Всё. Будет. Нормально. – повторил, выделяя каждое слово Инин.

Февраль радовал оттепелью. С крыш капало, по-весеннему светило солнышко. Глядя из окна автобуса на оттаявший город (Инин поехал бы на такси, но Аля строго-настрого запретила, а он послушал) не верилось, что где-то там, среди строений его необъятных кварталов, затаились невидимые, ополоумевшие убийцы, маньяки-охотники, жаждущие его, Инина, смерти. Так не бывает. Нелепица, фантасмагория, вздор…

Поднявшись на третий этаж, Инин позвонил в знакомую с давнего детства дверь. Один длинный звонок, два коротких – это из с бабулей условный сигнал. Загодя расстегнул куртку, готовясь войти. Дверь не открывали.

Он позвонил ещё – два длинных, один короткий. Подождал, прислушался – за дверью ни шороха. Раньше такого не было никогда. Под ложечкой заворочался холодный червяк тревоги. «Да нет. Ничего не случилось. У тебя ж интуиция. Если бы что-то было не так, ты бы почуял, – успокаивал себя Инин, – наверное, телевизор громко включила, вот и не слышит».

Открыл дверь своим ключом. Первый раз. До этого пользоваться им не доводилось. Жуткое дежавю мелькнуло в сознании. Когда-то, сто лет назад, в другой, прошлой жизни, он также открывал дверь в съёмную квартиру отца. «Нет! Чушь!» – Инин прогнал видение.

Вошёл. В доме тихо. Версия с громко включенным телевизором оказалась неверной.

«Бабуля!» – позвал Инин.

Она не отозвалась.

Не разуваясь, прошёл по прихожей, нетерпеливо толкнул дверь в зал.

Бабуля лежала посереди комнаты ничком на ковре. Одна рука подобрана под себя, другая выброшена вперёд.

Хотелось заорать. Он сдержался. Опустился рядом с бабушкой на колени. Бережно перевернул её на спину. Лицо бабушки было мертвенно-бледным, почти белёсым. Невидящие глаза открыты. Он положил ладонь на бабушкин лоб. Лоб оказался пугающие ледяным.

«Нет!!!» – завопил внутри Инина чей-то отчаянный голос.

Он провел ладонью вниз по бабушкиному лицу, закрывая ей веки. Ту руку, что была выброшена вперёд, положил на грудь. Это получилось не без труда. «Трупное окоченение. Значит, смерть наступила более, чем восемь часов назад», – отстраненно сказал другой голос, спокойный и холодный, как бабушкин лоб. На бабушкину руку капнуло что-то прозрачное. «Сто лет не плакал. Оказывается, не разучился», – скакнула нежданная мысль.

В следующий миг на кухне раздался шум. Инин вздрогнул. Окатило ушатом страхом. «А вдруг они у неё в квартире?» – пронеслись в голове слова Али.

Он метнулся в сторону, схватил похожую на булаву из толстенного стекла вазу, и двинулся в сторону кухни. Пнул ногой дверь. В углу раскачивался отключившийся холодильник.

«Чёртов гроб!» – ругнул его Инин.

Тут зазвонил мобильник. Звонок шёл с неизвестного аккаунта в Телеграм.

– Я знаю, что ты сейчас делаешь, Виталий Инин, – зазвучал уже ставший знакомым и таким ненавистным голос. – Ты познаёшь, что значит терять. Ты тоже умрёшь, но не завтра. Сначала ты должен испить чашу страданий, полную боли и страха, Виталий Инин. Ибо такова воля Его. Иеасэ рцонха!

– Я убью тебя, мразь! Слышишь? Убью!!! – заорал Инин уже не слышащему его абоненту. – Я яйца тебе прострелю…

В ногах возникла ватная слабость. Зад Инина успел поймать табуретку. Уронив лицо в руки он зарыдал. Плечи подбрасывало, ладони вмиг стали мокрыми, а губы продолжали упрямо шептать: «Я убью тебя, мразь. Убью».

Глава 7

19

Раскалённая лава ярости рвала грудь изнутри, подкатывала кипящими клочьями к горлу. Инин схватил телефон. Набрал Алевтину.

– Я проклинаю тот день, когда встретил тебя, – прошипел он, прилагая усилия, чтобы не заорать так, что можно было бы сорвать голос.

– Что случилось? – опешила Аля.

– На кой чёрт ты свалилась на мою голову? Твои проблемы – не моя карма.

– Что случилось, Виталик? Ты пугаешь меня.

– Ты во всём виновата! Ты! Вот, что случилось! – не силах больше сдерживать себя, Инин сорвался на крик.

– Виталик, ты что? Объясни…

– Да пошла ты! – он лупанул пальцем по кнопке завершения вызова с такой силой, что на экране образовалась трещина.

«А-а-а-а!!!» – Инин заревел по-звериному – оглушительно, протяжно, отчаянно.

И отпустило. Неожиданно резко. Будто бы кто-то щёлкнул невидимым переключателем.

«Возьми себя в руки, истеричка проклятая! Она жертва обстоятельств, такая же, как и ты».

Он схватил телефон, чтобы перезвонить. Не успел. Аля звонила первой.

– Виталик…

– Извини, – он выдохнул. – Они бабулю убили.

– Как? Что? – Алин голос будто споткнулся.

– Захожу домой, а она мёртвая на полу лежит.

– Господи! А ты уверен, что…

– Не сама она умерла, – не дал закончить Инин. – Ублюдки мне позвонили.

– Господи!

– Аль ты скажи мне, что делать сейчас нужно? Куда и кому звонить.

– Я приеду сейчас. Напиши адрес.

– Не надо. Скажи кому и куда звонить.

– В поликлинику, врача вызвать, и в полицию.

– Понял.

– И ещё, Виталик, ты до приезда полиции бабушку не трогай, а то у них к тебе вопросы возникнут.

– Понял.

– Адрес скажи. Я приеду, – повторила Аля.

– Не скажу. Дома сиди. Если что – я на связи, – он отключил вызов.

Позвонил в полицию, поликлинику и Светлакову.

– Юр, тут проблемы. Бабушка умерла.

– Как? Когда?

– Пришёл к ней сегодня, а она…

– Блин… Виталь, соболезную. Но как же так? Вроде крепкая она у тебя была.

– Не сама. Помогли.

– В смысле?

Инин рассказал о звонке Исполнителя.

– Ты у бабушки сейчас?

– Да. Врача и полицию вызвал.

– Я еду к тебе.

– Не надо, Юр. Справлюсь.

Приблизительно через час пришла полиция – розовощёкий лейтенант и сержант – прыщавый парнишка кавказских кровей.

«Признаков насильственной смерти не обнаружено», – объявил Инину лейтенант, вручая Инину листок протокола осмотра тела.

Потом пришла врач – тучная женщина с недовольным лицом. На бабушку, к тому времени уже уложенную на диван, она лишь едва взглянула. Уселась за стол, разложила на нём бумаги.

– Чем болела? – скороговоркой спросила она, даже не глядя ни Инина.

– Да ничем. – Инин пожал плечами. – Ну, давление иногда было.

Женщина с недовольным лицом что-то карябала ручкой в бумажках. Когда закончила, сказала дежурным тоном: «Вот бланк констатации смерти и посмертный эпикриз. Транспортировку вызову. Документы передадите сотрудникам».

– Транспортировку? – переспросил Инин.

Она, наконец, соизволила посмотреть на него взглядом учительницы на двоечника, сделавшего три ошибки в одном единственном слове.

– В морг доставят умершую, – с недовольным, как и её лицо вздохом, сказала врач.

Инин пробежался глазами по её писанине. В графе «заключение» было написано: «биологическая смерть до прибытия медицинских работников».

Едва он закрыл за ней дверь – пришёл Светлаков.

Ожидая прибытия транспортировки, беседовали на кухне. Инин курил сигареты одну за другой.

– Да, Виталька, – Светлаков выглядел растерянно, словно бы его только что разбудили, – триллер какой-то. Поверить не могу. Такого и в кино не увидишь.

– Как же она их впустила? – размышлял вслух Инин. – Она же осторожная была, никогда посторонним не открывала.

– Похороны когда, Виталь?

– В понедельник, наверное.

– Я с работы отпрошусь, помогу.

– Спасибо. Справлюсь. У меня ведьма по этим делам спец.

– Н-да… Удружила тебе эта ведьма.

Инин выпустил струйку дыма вниз.

– Ты, Виталь, после похорон, сразу давай дуй отсюда подальше. Отсидишься в Турции, покумекаем, как быть дальше. Обязательно придумаем что-нибудь.

– А вот не хочу бежать никуда! – в глазах Инина сверкнули злые огни.

– Оба-на! – Светлаков округлил глаза. – Чего это ты задумал?

– Хочу уничтожить ту мразь, что с бабушкой это сделала. Ты же сам говорил: не будь жертвой.

– Ты это, Виталя, брось! – на лице Светлакова появился испуг, он взял Инина рукой за плечо. – Мало ли что я с перепоя сказал! Не всерьёз это. Реально шансы оценивай. Тебе их сейчас не одолеть, а себя погубишь. Я понимаю, что ты на эмоциях, но… Не дури!

В дверь позвонили. Приехала транспортировка. Выяснилось, что бабушку отвезут в тот же морг, куда отвозили Алину маму.

«Виталь, ты держись. На созвоне», – сказал Светлаков, прощаясь.

Инин вернулся домой чёрный от горя. Молча прошёл на кухню, откупорил бутылку водки, налил в кофейную чашку до половины, выпил не закусывая, не запивая.

Аля села напротив.

– Виталик, если бы ты знал, как я тебя понимаю.

– Не начинай, – махнул рукой Инин. – Лучше номер похоронного бюро, что с матерью твоей… ну это… Сохранился он у тебя?

– Я позвоню, я договорюсь, я всё сделаю, – закивала головой Алевтина. – Похороны когда?

– В понедельник, – бросил Инин и налил ещё водки в чашку.

Он выпил ещё и ещё.

– Ты бы поел, Виталик, – сказала Аля, – я борщ сварила. Она подошла к плите и включила конфорку под кастрюлей с борщом.

Инин ел механически, не чувствуя вкуса; в расфокусированных глазах стыла мутная пустота. Не доев, он отставил тарелку.

– Бабулю как положено похоронить надо. Завтра соседей обойду. Её все местные старушки любили. Директору школы позвоню. Может, кто-то её ещё помнит там. Пусть люди проводят. Ей бы приятно было.

– Родителям сообщил уже? Успеют до понедельника на похороны прилететь?

– Нет. И не буду.

– Почему ты не сообщил? Как же так? – поразилась Аля. – Ведь твоя бабушка мать твоего отца!

– Да сложно тут всё, – Инин скривился. – Давай эту тему закроем. Без них хоронить буду. Точка.

Аля замолчала, о чём-то задумалась, колупая ногтем трещинку на столе, потом поглядела на Инина.

– Виталик… – она медлила, мялась, – только ты не сердись, пожалуйста. Сначала послушай меня. Исполнитель далеко не дурак. Он прекрасно знает, что в наших ближайших планах смыться отсюда. Любой бы так думал на его месте. Поэтому ему надо спешить. И то, что он говорил: «умрёшь, но не сегодня, умрёшь, но не сейчас», по-моему, это уловка. Это лишь для того, чтобы мы немного расслабились, и не так спешили с отъездом. Он уже достаточно нас помучил. Он уже отнял у нас то, что можно отнять. Теперь ему осталось просто найти возможность расправиться с нами. Мы следующие, понимаешь?

– Аль, – Инин устало поглядел на неё. – Вот Исполнитель твой не дурак, а я дурак, по-твоему? Тебе кажется, что я сам про это не думал?

– И поэтому, Виталик, – она снова помедлила, – только не злись, но я вот что предлагаю. Поручить организацию похорон Светлакову. Ведь он же твой друг, он тебе не откажет. Он всё сделает, как положено. А нам с тобой нужно выехать как можно скорее. Уже в понедельник, как и планировали.

– Выехать, говоришь? Светлакову похороны поручить? – он жахнул рукой по столу так, что подлетели тарелка и чашка; бутылка водки подпрыгнула, ударившись о стол закачалась, но устояла. – Да я вообще никуда не поеду, пока Исполнителю яйца не вырву за бабушку, ясно тебе? – заорал Инин, вытаращив глаза. – Поезжай одна. Завтра же отправлю тебя.

Аля испуганно отпрянула.

– Успокойся. Успокойся, пожалуйста. Я… я просто… Послушай меня, Виталик. Одна я никуда не поеду. Ты из-за меня попал в эту историю, а я возьму и уеду? Я что, тварь последняя? Сдохнем вместе. Только, не думаю я, что твоя бабушка этого бы хотела.

– Правильно Светлаков сказал: нельзя позволять делать из себя жертву! – из Инина продолжал исторгаться гнев.

– Погубит тебя твой Светлаков! – в ответ закричала Аля. – Всё наоборот. Ты не понимаешь разве? Быть жертвой – это остаться здесь. Исполнителя мы всё равно не найдём, с его бандой не справимся. Останемся – только облегчим ему задачу.

Инин молчал.

– Виталик, – Аля присела на табуретку и заглянула ему в глаза, – неужели тебе совсем не страшно? – спросила она тихим голосом.

– Честно? – Инин прищурился, – страшно. Но вырвать этой твари яйца желания больше.

– Тем более, надо уехать. Мёртвым ты ему яйца не вырвешь. Нам нужно время и безопасная обстановка. Мы подумаем и решим, как выпутаться. Но, если останемся, ни думать, ни выпутываться будет некому…

– Чёрт с тобой, – нехотя сдался Инин, – уедем. Но бабуля похороню я лично, и сделаю всё, как положено. Это больше не обсуждается.

– Чёрт всегда со мной, – улыбнулась Аля, – я же ведьма.

Инин перевёл дух. Налил ещё водки, уже не пол чашки – на донышко. Выпил. Отправил в рот ложку из отставленной тарелки с борщом.

– И всё-таки не могу я понять этих уродов. Ну ладно, ты для них зло, я для них зло, но бабушка-то причём? Мама твоя причём? Око за око, зуб за зуб? Но я сына у Архивариуса не отнимал. Зачем он приказал бабулю убить? Где здесь сраная справедливость?

– Здесь ритуал какой-то, Виталик. Принесение в жертву. И жертва эта, не столько смерть, сколько страдания.

– Светлаков говорил, что надо понять их «золотую идею».

– «Золотая идея»? Знаю, – закивала головой Аля, – читала. Думаю, их золотая идея, всё-таки справедливость, как они её понимают. Они считают себя проводниками божественной справедливости на земле. Если кто-то доставил кому-то страдания, должен заплатить тем же. Просто убить – этого мало. Нужно, чтобы жертва помучилась.

– И кому же я доставил страдания?

– Ну как кому? Тому ублюдку, что упал с крыши. Он же страдал, пока летел. Это, во-первых. А во-вторых, господину Архивариусу, тем, что помешал ему наказать меня, согрешил против справедливости, так сказать.

– Справедливости, говоришь? – Инин с презрительным выражением на лице, мотнул головой. – Это не справедливость. Это садизм.

– Да! Как-то в детстве я видела, как кошка убивала хомяка… мышь, – поправилась Аля. – Она не сразу убила её, нет. Она долго мучила мышку – отпустит было, а потом лапой за хвост, раз – и к себе. Придушит зубами, когти вопьет, и снова отпустит. Это долго длилось. Ой, долго. Она просто упивалась её страданиями, была на седьмом небе от наслаждения. Видел бы ты её!

– Ну а ты-то куда смотрела? Почему не вмешалась? Отчего мышку-то не спасла?

– А я не могла, Виталик. Я из окошка на это смотрела, которое не открывалось. Выйти я рада была бы, но мама дверь на ключ заперла, за водкой она отправилась, – Аля покосилась на стоящую на столе бутылку, – да и пропала часа на два. Садизм – это инстинкт низменный – наслаждение от страданий другого. Так ведь Фрейд писал? Фанатики во все времена выдавали инстинкты за богоугодное дело. Инквизицию вспомни. Святоши ведьм пытали так люто, как кошке даже не снилось, и кончали при этом в штаны, оргазмы испытывали, а себя уверяли, что заблудшие души спасают. И Архивариус наш такой же вот инквизитор, похоже.

– Не наш, – поправил Инин и убрал бутылку водки под стол.

Его бедро жёг бумажник в кармане. В бумажнике два неиспользованных билета в театр. Они с бабушкой должны были быть сегодня в театре! Она так ждала…

Он подошёл к окну, распахнул его, вынул билеты из портмоне и отпустил их ветру. На глазах опять навернулись слёзы. Никто не должен их видеть! Мужчины не плачут. Стоя спиной к Алевтине, он закурил. Слёзы высохли. Теперь он мог повернуться к ней.

– Аль, я спать. Голова тяжёлая, как чугун.

В морге Инина ожидало очередное дежавю. За стойкой регистратуры была та же самая очкастая девушка.