Бухтарминские кладоискатели

«Эх, ещё бы поговорить с известным геологом относительно полиметаллических месторождений Алтая», – подумал он и снова заснул. И опять сновидение перенесло его во времена более чем столетней давности. Перед ним возник человек, явно нерусский, бойкий и, как показалось Роману, хвастливый и слегка смахивавший на гоголевского Хлестакова.

«Так это же Аткинсон собственной персоной, – догадался Роман, – английский художник, совершивший большое путешествие по востоку Казахстана! Вот уж совсем некстати, – подумал он, – мне он совсем не нужен».

– Да, я Томас Уильям Аткинсон, – заявил человечек в макинтоше и с тросточкой, – тот самый, которого ваш знаменитый географический деятель Семёнов назвал недостойным внимания, а о моём труде с описанием моего величайшего путешествия отозвался как о не внушающем доверия. А я бы сказал, что ваш этот Семёнов вовсе не достоин звания Тянь-Шанского, которое ему присудили. Его путешествие, которое он совершил позже меня на девять лет, не идёт ни в какое сравнение с моим, когда я в 1848 году зимовал в Копале.

«Какая наглость! – подумал Роман. – Эти англичане совсем потеряли совесть, сравнивая своё описание путешествия, больше похожее на бредни барона Мюнхгаузена, с действительно научным достижением Петра Петровича Семёнова!» Но стоило только Роману открыть рот, как Аткинсон затараторил снова:

– Вы, русские, назвали меня шпионом. У вас даже нет перевода моей замечательной книги на русский язык, а ведь она и спустя более ста лет до сих пор переиздаётся в Англии и США и пользуется популярностью.

«А ты двоежёнец, – мелькнуло в голове Романа, – законную жену оставил в Англии, а в Петербурге обманом женился на другой, почему в описании своего путешествия ни разу не упомянул о своей спутнице». Вместо всего этого он только сказал с оттенком возмущения: «Да ну вас!», на что Аткинсон затараторил:

– Погодите, я ещё не сказал про вашего уважаемого Геблера. Я же был у него в гостях и видел всю его подноготную. Знаете ли вы, что он держал крепостных, а его благоверная жёнушка Александра Степановна насмерть забила одну из девушек? И потом этому уважаемому доктору с большим трудом удалось отстоять её, так как ей грозила тюрьма?

«Ах, так он ещё и склочник! – опять удивился Роман. – Хотя кто знает, что творилось в те времена даже с уважаемыми людьми».

Роман мог многое сказать Аткинсону, но тот неожиданно исчез, а на его месте появились знаменитые геологи И. В. Мушкетов и В. А. Обручев. Не дожидаясь вопроса Романа о том, почему Мушкетов, будучи в 1874 году в Зыряновске, не оставил своего заключения о генезисе месторождения, Иван Васильевич со свойственной ему прямолинейностью и даже грубостью заявил:

– Я приехал в Зыряновск на масленицу, все в поселке гуляли и были пьяны, и я, ничего не добившись от вашего начальства, сел в тарантас и уехал, так как очень торопился в Ташкент, куда меня пригласил на работу генерал-губернатор Кауфман.

Обручев же был не столь краток, а скорее многословен:

– В 1914 году, когда я из Уймона проходил через Зыряновск, началась Первая мировая война, и тут уже было не до научных изысканий. На Иртыше стоял пароход, готовившийся отплыть в Усть-Каменогорск, и я поспешил, чтобы успеть на него попасть. Что касается генезиса вашего месторождения, – продолжал он в мягком, спокойном тоне, – то я скажу вам следующее: если вы спросите десять геологов о генезисе такого сложного месторождения, как ваше, то вам расскажут десять вариантов, а каков соответствует реалиям, не скажет никто. Нет ничего более предположительного, нежели теории и фантазии геологов, тем более когда дело касается генезиса магматических, извержённых месторождений с последующей метаморфизацией. Здесь будет больше фантазии, далёкой от истины. Все геологи фантазёры, и от этого никуда не денешься – у них такая стезя.

Конечно, такой ответ не удовлетворил Романа и он обратился к знаменитому геологу, бывшему у него одним из любимейших исследователей, с вопросом:

– Владимир Афанасьевич, мы вас ценим не только как учёного и путешественника, исследовавшего Центральную Азию, но и как писателя за ваши книги «Плутония», «Земля Санникова» и другие, но хотелось бы услышать ваш прогноз о перспективности Алтая в геологическом отношении и возможности открытия здесь новых месторождений. В частности, в районе Зыряновска и гор Холзуна, где вы проходили в 1914 году.

– Да, вы верно упомянули мои популярные книги, – отвечал Владимир Афанасьевич, – но забыли сказать о «Золотоискателях в пустыне» и «В дебрях Центральной Азии». Джунгария (а в неё когда-то входил и восток Казахстана), как и ваш Алтай, – мои любимые места. Я много путешествовал, но именно эти края полны таинственного очарования.

А вам я бы посоветовал не задерживаться на геологических теориях, а больше придерживаться практики. Алтай ещё не раскрыл все свои тайны. Ищите, и вас ждёт удача! Но при этом не забывайте слова моего любимого героя Лобсына, сказавшего: «Я не столько люблю золото, сколько его поиски».

И тут он произнёс загадочную фразу, заставившую Романа удивиться и призадуматься:

– Впереди вас ждёт удивительный и таинственный сюрприз.

«Удача, кажется, уже пришла, – подумал Роман, – но что за сюрприз нас ждёт, и как жаль, что никто из великих геологов не может сказать, что за месторождение мы открыли! – С этой мыслью он и проснулся. – Многое из того, что я сейчас видел во сне, мне рассказывал Станислав, – вспомнил он. – Да, жаль, корифеи геологии не ответили на вопрос, не подсказали, не дали совет, прав ли был Максим, считавший, что главное месторождение ещё предстоит открыть и его ли мы нашли. Я даже сомневаюсь, стоит ли обнародовать своё открытие и хорошо ли будет, если начнётся его разработка».

Сюрпризы древней выработки

Было совсем рано, когда встал Роман. Солнце ещё не вышло из-за Холзуна, и в ущелье, погружённом в глубокую тень, царила зябкая прохлада. Роса блестела на листьях чемерицы и бадана, свежее утро обещало яркий день. Роман разжёг потухший за ночь костёр, вскипятил чай.

Дождавшись, когда солнце осветило противоположный склон, со словами: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела», стал трясти за плечо заспавшегося Степана.

Тот вскочил, недовольный:

– Какой я тебе граф! Сам ты маркиз! Надоел со своим графом!

На что Роман спокойно парировал:

– Плох тот солдат, что не хочет быть генералом. Раз не граф, то извольте накрывать стол!

Сначала нехотя, а затем с охоткой мальчишки умылись, позавтракали и полезли в «гору», то есть к штольне. Шахтёрские термины понемногу входили в обиход.

Вторая выработка, идущая поперёк первой, оказалась сырой и ещё более холодной. Влажные своды с кое-где висящими каплями воды, казалось, хранили холод зимы. Свет фонарей гасила мрачная тьма подземной галереи, пройденной в тёмных горных породах. Опять тускло поблёскивали металлы, стоило поцарапать стенки тоннеля – кое-где белым цветом проглядывали прослои кварца. Жилы и дайки этого белого минерала светлой и извилистой лентой выделялись на чёрных боках каменной галереи. Впечатление было такое, что стены выработки закопчены и покрыты налётом и грязью столетий.

В одном месте путь преградила груда камней, вывалившихся из стенки. Её легко обошли, но куски породы и руды, упавшие с кровли, попадались почти на каждом шагу.

«Интересно, как всё происходило в древности? – думал Роман. – Любая мелочь была сложным препятствием. То же освещение, вентиляция, водоотлив, не говоря уже о том, как врубаться в скальные породы, не имея достаточно твёрдых металлов. Бронзовое зубило тут же затупится, встретив кварц или гранит. Всё это легко представить, но сложно объяснить, как были пройдены эти выработки. Или взять то же освещение. Что можно было придумать в то время?»

Примитивный светильник из глиняного сосуда с жидким жиром и опущенным в него фитилём? А из чего сделать фитиль, если даже одежда состояла из шкур животных? Вопросы, вопросы… Но древний человек был смекалист и находил выход из сложных положений.

– У меня всё время такое впечатление, что нас вот-вот придавит, – признался Егор. – Шутка ли – над нами целая гора!

– У тебя явно фобия замкнутого пространства, – откликнулся Степан, и, словно желая подтвердить эту мысль, горная выработка сжалась со всех сторон, а главное, свод стал таким низким, что дальше пришлось пробираться на корточках, а Агафон даже опустился на коленки. Это было тем более неудобно, так как всё чаще попадались лужи на полу. Здесь царила мёртвая тишина подземного царства, лишь изредка нарушаемая звуками падающих с потолка капель воды.

Первым заметил неладное идущий впереди со светом Степан.

– Ребята, кажется, тупик. Каменный завал до самого потолка.

– До кровли, – поправил его Роман, словно не желая мириться с окончанием пути. «Впрочем, а чего ещё можно ждать от тысячелетней выработки? – подумал тут же он. – Не золотых же самородков или золотой жилы в забое толщиной с палец! А на руду мы уже достаточно нагляделись».

– Завал слежался сплошной массой, его только с ломом можно взять, – продолжал Стёпа, – да и стоит ли его ворошить? Впереди будет всё то же самое.

– А для чего же мы тогда сюда пришли? – недовольно сказал Агафон и тут же добавил: – Подожди, посвети ниже. Кажись, какой-то предмет зеленоватого цвета на полу.

Все склонились, разглядывая у ног почву.

– Да, это медная зелень, – признал Стёпа и вдруг взволнованно изрёк: – Ребята, это же медная кайла!

– Верно, кайлушка! – признал Егор. – А ручка превратилась в какую-то глину. Видно, деревянная была.

И тут у всех открылись глаза и на другие вещи: в первую очередь приметили каменный молоток – этакую балду, истлевшими ремнями примотанную к ручке. Каменные клинья, разбросанные по почве, приняли за своего рода зубила.

– Это ж надо, что они работали, вбивая каменые клинья? – удивлялся Агафон. – Представляю, сколько их разбивалось и рассыпалось от ударов.

– Адова работа! – подтвердил Егор.

Но главное открытие ждало под каменным завалом. Едва отворотили крайние куски породы, как обнаружились человеческие кости. Явно голень человека со ступней из рассыпавшихся косточек. Тут уже ни у кого не оставалось сомнения: рудокопа придавило завалом.

– Однако, было землетрясение, – предположил Роман, – тряхнуло так, что шахтёра придавило и оползнем перекрыло выход из штольни. Вот и разгадка, почему о древнем руднике никто не знал. Все эти столетия или даже тысячелетия он был закрыт слоем земли.

Потрясённые находкой, ребята молча стояли у останков древнего человека. Роман сразу же запретил дальнейший разбор завала, заявив, что это дело профессиональных археологов.

Что было при теле бергала – осталось для всех загадкой. Кто знает: может, мешочек с золотом?

«Вот и сон сбылся, и предсказания Обручева об ожидающем сюрпризе», – подумал Рома, но ничего не сказал товарищам, а те продолжали осматривать выработку, освещая зажжёнными свечами все углы и закоулки. Вдруг стали открываться и другие предметы, которые с первого взгляда можно было принять за каменные обломки. Так обнаружилась каменная ступа и даже пестик при ней.

– Явно для долбления золотой руды, – не задумываясь, предположил Агафон.

Он взялся было раскидывать завал, остальные в нерешительности взирали на это.

– Стоп! – приказал Роман. – Дальше ни шагу! Оставим всё, как есть.

– Как это оставим?! – возмутился Агафон. – Там же древний бергал лежит. Стоит поработать часа два-три – и мы его раскопаем.

– Ага, раскопаем, там у него мешок с золотом, и мы всё это возьмем. Так, что ли?

– Брать не будем,только посмотрим. Столько мечтали, старались, нашли, а теперь нельзя. Так несправедливо! – канючил Агафон.

– Посмотрим, кости раскидаем – уничтожим ценный артефакт. Знаешь, как называются незаконные, самовольные археологи? Чёрные копатели. В общем, уходим, и слава богу, что ничего не успели испортить.

Молча и как-то торопливо все двинулись к выходу. Вынести из шахты даже ступку никто и не подумал, хотя у каждого была мысль: в ней должны остаться золотые крупинки.

Жизнь хороша, и всё ещё впереди!

Вид человеческих останков подействовал на юных рудоискателей угнетающе, и мрачная штольня стала казаться им склепом погибших бергалов. Молча все выбрались наружу, и солнечный свет ударил в глаза.

– Господи, как здесь хорошо! – вырвалось у Егора.

На что Стёпа отреагировал с некоторым скептицизмом:

– Это можно оценить только побывав под землёй. Значит, бергал из тебя не получится.

– Хорошо-то хорошо, а ведь через неделю в школу, – вспомнил Агафон.

Это напоминание почему-то никому не понравилось.

– Без тебя знаем, – почти огрызнулся Егор, будто отмахнувшись от надоедливой мухи. А Стёпа, поморщившись, полушутливо добавил:

– Типун тебе на язык!

– А мне через десять дней уезжать в Томск, в Политех, – объявил Роман. – Уже вызов пришёл.

– Ты же не сдавал вступительные! – удивился Егор.

– Прошёл по конкурсу аттестатов. Поступаю на физмат.

– А как же история? Ты же увлекаешься историей.

– Мне и физика нравится. А краеведение останется увлечением.

– А на горного инженера? Мы же уже почти бергаеры.

– Нет, горное дело – это ремесло, геология – одни предположения и домыслы, а мне хочется заниматься настоящей наукой.

– А мы? Как же твой девиз: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела»?

– Всё имеет конец, и детство тоже. А что девиз, так он вовсе не плох и с ним вполне можно жить и дальше.

– Через год и мне поступать, – вздохнув, сообщил Степан.

– Вы вот собираетесь уезжать, а я дальше Зыряновска не был, – пожаловался Агафон, на что Егор живо ответил:

– Ну и не переживай, я был в Усть-Каменогорске, так он мне совсем не понравился. Дома, дома, трубы дымят, до леса далеко. Нет там ничего хорошего. Я вот в лесу хочу жить, как сейчас, и уезжать никуда не собираюсь.

– И я тоже, – согласился Агафон. – Буду охотником.

– Профессия охотника скоро отомрёт, – усомнился Егор. – Кому они нужны – соболя, белки, – когда искусственный мех делают?

– Ну тогда лесником – лес охранять.

– Это ты, Гоша, неплохо задумал, – одобрил Рома.– Лес человеку всегда нужен, в том числе и для души.

– А я, наверное, пасечником буду, как мой отец, – признался Егор. – Мне это дело нравится. Мы с Гошей лесные люди. Здесь сами родились, и наши родители с Бухтармы.

Лес стоял притихший, и вдруг над всей долиной пронёсся протяжный, как стон, громкий голос желны. Большая чёрная птица кричала, будто жалуясь на тоску и одиночество.

– А ведь лето кончилось, скоро конец тёплым денькам, – с грустью встрепенулся Роман. – Заплакала желна – жди осеннее ненастье, зарядит дождик, слякоть на дворе, а там зима. А как она плачет, желна – правда ведь, за душу берёт?

Егорке это вовсе не понравилось.

– Чёрный дятел? Ха, ты, Рома, чудак! Кому же нравится этот лешак? Чёрный, как ворон, а вопит истошным голосом – мороз по коже. Леший и тот так не завоет.

«Все люди разные и по разному всё воспринимают», – подумалось Роману. Все замолчали, не плакала больше и желна, а у Романа в голове вертелась навязчивые мысли, немного тревожные и грустные: «Всё кончено, всё кончено. Кончилась школа, кончилось детство и беззаботная жизнь с родителями». Он хорошо помнил слова, когда-то сказанные отцом: «Человек, сколько бы ни прожил, даже 90 лет, а детство занимает половину жизни». Это время открытия мира. Всего 13–14 лет, а сколько впечатлений, сколько радости, счастья, тепла родительского дома! «Неужели никогда больше не будет уютного дома на лесной поляне, не будет ночных прогулок по лесной тропинке из школы домой, я не услышу шума Большой Речки и не испытаю азарта рыбалки, когда на леске серебристым боком посверкивает хариус?»

Его мысли прервал звонкий голос Агафона:

– А кто мы теперь: кладоискатели, рудознатцы или археологи?

И в ответ уже пробивающийся басок Степана:

– Бери выше! Вы с Егором просто мальчишки с Большой Речки. А нас с Романом уже и мальчишками не назвать. И он громко продекламировал нараспев:

– Надежды юношей питают…

И снова, будто издалека, плаксивый голос Агафона:

– Как же так: столько всего было, нашли руду, старого бергала, и оказывается, мы никто! Я считаю, что мы можем теперь называться таёжными рудознатцами!

И Роману вдруг стало весело: «А ведь Гоша действительно ещё ребёнок! А у нас со Стёпой впереди взрослая жизнь! А жизнь – это вечность, где есть всё: это небо, лес, реки, поющие на деревьях птицы. И всё это остаётся с ними навсегда».

Часть 3. Подземный город

Они долго шли по этому коридору, поворачивая то вправо, то влево и забираясь всё глубже и глубже под землю в тайники пещеры. В одном месте они набрели на обширную пещеру, где с потолка свисало множество сталактитов, длинных и толстых, как человеческая нога; Том и Бекки обошли её кругом, восторгаясь и ахая, и вышли по одному из множества боковых коридоров. По этому коридору они скоро пришли к прелестному роднику, выложенному сверкающими, словно иней, кристаллами; этот родник находился посреди пещеры, стены которой поддерживало множество фантастических колонн, образовавшихся из сталактитов и сталагмитов, слившихся от постоянного падения воды в течение столетий.

Марк Твен. «Приключения Тома Сойера»

Письмо Роману

Вот месяц, как Роман – студент Томского политеха. С трудом отвыкал он от размеренной и неспешной жизни в крохотном таёжном посёлке. Медленно входил в ритм большого города с его вечной суетой, шумом трамваев и автомобилей, толкучкой в автобусах и толпами народа. После школьной жизни в интернате студенческая жизнь показалась ему вольготной, демократической и живой. Ему нравились шум и весёлый студенческий гомон, беготня по аудиториям с лекции на лекцию, из одного корпуса в другой, из столовой в общежитие. Жизнь, с утра и до вечера заполненная оживлённой деятельностью, как нельзя лучше подходила его живому характеру, тем более нравились лекции профессоров, активно проходившие семинары и коллоквиумы. Лишь раз удалось ему выкроить время, чтобы сходить в оперный театр, поразивший его великолепием старинного зала и особой театральной атмосферой, царившей там.

Месяц, всего месяц, а Роман уже успел позабыть столь яркие события последнего лета в родном Бухтарминском крае. А скорее всего, ему просто некогда было предаваться воспоминаниям и заново переживать всё, что случилось тогда в верховьях Хамира у подножья седого хребта Холзун. Всё это стало казаться Роману далёким прошлым, а порой он задавал себе вопрос: не была ли та штольня, рудный забой, сверкающий сульфидными минералами, чудесным сном и сказкой о выдуманном грозном хане Алтае? Куда более реальными были для него родной дом на солнечной поляне среди тайги, отец и мать, брат Стёпа и сестрёнка Надюшка. Даже ласковый пёс Шарик виделся ему во сне, а вот походы в горах и даже Максим почему-то стали казаться полузабытой, даже мифической легендой.

«Сегодня теормех, математика и физика», – мысленно перечислял Роман в уме, торопливо допивая утренний чай в институтской столовой.

– Тебе письмо там, на вахте, – на бегу сообщил однокурсник Костя. – Только что видел, лежит с красивой маркой.

Роман вскрыл конверт, пробежал глазами первые строчки, и всё поплыло у него перед глазами. Он вдруг сразу очутился в родном лесу среди своих друзей, Егора и Агафона, рядом с которыми стоял Степан. Почти всё содержание письма сводилось к их летнему приключению и как бы было его продолжением.

«Здорово, Рома, пишет тебе брат Стёпа. Спешу сообщить свежие новости и уже заранее думаю, как ты будешь завидовать и рваться на наш Хаир-Кумин, чтобы своими глазами увидеть продолжение нашей чудесной истории со всеми её тайнами и загадками. Сидишь, Рома, ты там у себя в Томске, ничего не ведаешь, а у нас новость. Егорка с Агафоном, охламоны, не выдержали, сбежали в пятницу от школы, чтобы проведать нашу штольню. Вот ведь самовольщики, невтерпёж им стало, ушли тайком от меня, не уведомив и не предупредив. А что её проведывать – только лишний след оставлять, но всё оказалось непросто, и у них был свой план. Короче, они разобрали тот завал, что был в конце штольни, пролезли в дыру, а там такое! Словом, чудеса, да ещё какие: выработка шла-шла и метров через 20 оборвалась в провал. Как они рассказывают, провалилась в яму. Светили своими свечками, да мало чего рассмотрели. Говорят, пустота и просвета не видно. В общем, шибко страшно им стало, побоялись спускаться, и я думаю, правильно сделали. Что хорошо – это то, что тайну они держат, рассказали только мне, и я теперь места себе не нахожу – хочется самому там побывать и выяснить, что за чудеса в решете, что там за яма такая. Для такого дела не грех и из школы на пару дней сплановать, благо ты знаешь, осень у нас сухая и тёплая. Дни стоят яркие, солнечные, такие, что в школе трудно усидеть – тянет в лес, на реку, за шишками и грибами. Думаю в начале октября сделать вылазку на штольню вместе с ребятами. Надо же посмотреть, что они там нашли, какую пустоту, и куда она ведёт.

Дома всё в порядке, мама каждый день вспоминает о тебе, беспокоится: здоров ли, сыт ли, всё ли в порядке. А отец каждый раз говорит: “На то он и мужик, чтобы учился, жил без мамы и папы и готовился к самостоятельной жизни”. Надюшка передаёт тебе привет и спрашивает, когда приедешь на каникулы.

Я уже упомянул, что тайну Чудской копи Егор с Агафоном пока не разглашают, держат язык за зубами, но ты-то знаешь наших зыряновцев, а может, и вообще сельских жителей: от них, как ни хоронись, ничего не скроешь. Достаточно было Агафону с Егором пройтись через Масляху, как уже это вызвало вопросы: куда идут и почему с ломиком и киркой? Народ деревенский любопытен и дотошен, это не городские жители, что живут в своей норке и дальше квартиры и службы никуда носа не кажут. Тот же Арчба кругами ходит вокруг меня. “А, дементьевские орлы! Как, много золотишка накопали?” Чует что-то, а откуда всё идет – ему невдомёк. В общем, интерес имеет, и мне это не нравится.

Да, забыл написать, что рядом со штольней пацаны вспугнули здоровенную медведицу с медвежонком. Они спали неподалёку, сделав лёжку в густой траве. Когда почуяли людей, медведица приподнялась, сделав стойку, а затем убежала. И тут только мальчишки заметили, что весь песок на берегу истоптан медвежьими следами, лежат кучи помёта, и есть предположение, что медведица заинтересовалась штольней на предмет устройства там берлоги и, возможно, даже лазила в неё, хотя следов этого ребята не обнаружили. Егор шёл первым, Гоша приотстал, и вдруг за скалой, что мы называем Броненосцем, открылась ему картина: в помятом бурьяне спит здоровенная медведица, а рядом с ней медвежонок, уже довольно взросленький. Тут, видно, пахнуло человечьим духом – медведица вскочила, воззрившись на Егорку, а он стоит ни жив ни мёртв и не знает, что делать. Медвежонок вдруг повернулся и не торопясь затрусил в противоположную сторону от ребят. Тут же и медведица, потеряв всякий интерес к неожиданным гостям, последовала за своим ребятёнком. Вот такая вышла история у ребят. Меня это очень напугало, ведь сам понимаешь: если медведица решила там обосноваться на зиму, то Егор с Агафоном здорово рисковали. Ну, как зашли бы в выработку, а она навстречу! Там ведь не развернёшься и не разойдёшься… Короче, пошёл я к Пахому Ильичу за советом, и вот что он мне рассказал:

“Да, действительно, медведь часто выбирает себе место под берлогу в пещерах. Но ведь пещера пещере рознь. Для зимовки таёжному дедушке нужно укрытие по типу землянки, чтобы была крыша над головой, даже лучше, если снежная. У нас настоящих больших пещер я не встречал – так, скорее ниши в скалах. Вот в них и залегает медведь. Он ведь сам себя греет, и чем меньше его берлога, тем лучше, тем ему теплее. А в большой пещере, думаю, ему холодно будет. Разве что если вход перекроет снежный заслон, иначе ему не резон зариться на просторное и холодное помещение”.

Рома, ты там в библиотеках покопайся: что за зверь такой пещерный медведь? Раз назван так – значит, в пещерах жил? Наверное, очень уж большой, раза в полтора-два больше наших? Читал где-то я, будто едва ли основной добычей у него был древний человек, то есть этот самый троглодит, что тоже обитал вместе с ним в пещерах. И куда он потом делся, этот пещерный медведь? Человек же вот как-то выжил, а медведя того нет. А может, он просто измельчал, превратившись в обычного бурого?

На этом кончаю, бывай здоров! Нас не забывай, а мы тебя ждём на каникулы. Твой брат Степан.

Яма зело не простая, пещерой называется

Верховья Хамира не самое близкое место. Чтобы навестить Чудскую копь, за день не управиться, даже если подъехать на лесовозе до Масляхи. А раз с ночёвкой, то надо ставить в известность родителей. Пётр Иванович уже забеспокоился: