Мономах. Сильный духом

Казной, вывезенной из Киева, Изяслав надеялся купить себе союзников для борьбы с братьями. Однако череда невезений продолжилась у него и по прибытии в Польшу. На этот раз польский князь Болеслав, взяв богатые дары у Изяслава, отказал ему в помощи. Летописец сообщает: «Еже все взяша ляхове у него, показавше ему путь от себе». Морально избитый Изяслав не желал мириться с потерей великокняжеского престола и продолжил поиски союзников в других западноевропейских странах.

Старинный город Туров был основан у слияния двух рек Язды и Струмени, притоков реки Припяти. Земли, где он расположен, населяло восточнославянское племя дреговичей. По преданию, название город получил от правящего здесь князя Тура. Впервые Туров упоминается в документах еще в 980 году.

Владимир Мономах легко воспринял вести о том, что ему необходимо перейти на княжение в другой город. Он считал свою миссию во Владимире-Волынском и Червенской Руси выполненной. Край утешен и заново отстроен. Набеги неприятеля жестко пресечены, соседние ляхи получили заслуженный урок. Неторопливые сборы заняли чуть больше недели. Мономах встретил прибывшего вместо него на княжение во Владимир-Волынский сына Святослава Ярославича, Олега, и, передав ему бразды правления, со спокойной душой пошел в Туров.

Новый великий князь Святослав из кожи вот лез, чтобы показать всем, что теперь именно он, а не кто иной, является самым главным князем на Руси. Повод для торжества ему долго ждать не пришлось. Великий князь Святослав Ярославич решил отметить с размахом годовщину канонизации первых русских святых – мучеников-страстотерпцев благоверных князей Бориса и Глеба, покровителей всей Русской земли. По всем городам, селам, деревням и весям Руси были отправлены гонцы, приглашавшие всех желающих принять участие в торжествах в Киеве.

В конце апреля 1073 года в Киеве, как и год назад, собрались все князья Рюрикова рода, за исключением бывшего великого князя Изяслава Ярославича и его семьи. Не обошел вниманием Святослав и того, кого еще вчера обвинял в интригах против него, полоцкого князя Всеслава. Всеслав принял приглашение и прибыл в Киев со всей семьей, тем самым показывая свою расположенность к новой власти.

Праздник, задуманный для показа тщеславия Святослава, неожиданно для него самого оказался под угрозой срыва. В распри трех братьев Ярославичей вмешался игумен Печерского монастыря – Феодосий Печерский. Церковный пастырь отказался благословлять Святослава. Для великого князя ситуация стала критической. Если бы Феодосий Печерский прилюдно обвинил Святослава в злодействе и нарушении завещания их отца, Ярослава Мудрого, это был бы конец. Проще было бы уйти к половцам в степь и там княжить, чем оставаться в Киеве. Святослав взбеленился от ярости. Но делать было нечего. Феодосий Печерский – непререкаемый авторитет для всей Русской земли. Святослав пошел к старцу на поклон. Феодосий не принял великого князя. Святослав и вовсе растерялся. Много всевозможных сложностей он мог себе представить на пути к собственному величию, а такое развитие событий никак не предвидел. Великий князь второй раз пошел на поклон к старцу, Феодосий был непреклонен и снова не принял Святослава.

«Все. Делать нечего. За что боролся, на то и напоролся. Из князя в грязи», – в отчаянии подумал Святослав.

Вдруг на великокняжеском дворе появился инок из Печерского монастыря. Это был Лазарь. Святослав узнал в нем былого прославленного витязя Твердислава. Теперь Лазарь был кротким и смиренным иноком. Святослав тут же пал на колени и пополз целовать ноги старцу. Лазарь величественным жестом остановил его:

– Что же ты, княже, от добра добро ищешь? Чем же не сиделось тебе в стольном Чернигове? Отчего на брата своего единоутробного руку поднял? Разве забыл ты, княже, мудрые слова отца своего, Ярослава? Отец завещал вам любить друг друга и жить мирно друг с другом. Предрекал он вам, что если будете жить в распрях, ссорах и ненависти, то погибнете сами и погубите землю отцов и дедов своих.

– Я… Он… Мне сказали… Донесли… Я не хотел… Я… Он… Меня… – Святослав потерял дар речи. Он ползал по полу и не мог двух слов связать.

– Полно тебе, княже, – спокойно промолвил Лазарь. – К игумену Печерского монастыря Феодосию сейчас же иди. Зовет он тебя. Кайся, княже. Моли Господа Бога грехи отпустить твои великие.

– Я… Прости… Я… Храм…

Теперь уже слезы перекрыли горло Святослава. Он ревел, сжимал в кулаках дорогие ковры и бился лбом о дубовые доски.

– Полно тебе, княже, – снова размеренно произнес Лазарь, – ступай к игумену Феодосию.

Святослав вскочил на ноги, беспрерывно отвешивая земные поклоны, расцеловал руки Лазарю и, не прекращая кланяться, стал пятиться к выходу. Выскочив во двор с взъерошенной бородой и шевелюрой на голове, с выпученными красными от слез глазами, без шапки, в чем был, без памяти, стремглав побежал в Печерский монастырь к игумену Феодосию.

Великий князь пришел к почитаемой во всей Русской земле обители. Издали завидев высокого высохшего седовласого игумена Феодосия, Святослав упал на колени. Игумен медленным жестом показал князю, чтобы тот встал на ноги и подошел ближе. Святослав встал, семеня на месте, еле-еле передвигая ногами, будто по колено увяз в глине, с трудом приблизился к Феодосию и снова пал ниц.

– Встань, княже! – твердым густым голосом сказал старец.

Святослав не решался даже оторвать взгляд от земли, а не то чтобы встать.

– Ну же, княже, встань, – повелительно промолвил игумен.

Святослав робко поднялся с колен, но взор все еще боялся поднять.

– Зачем, княже, живешь, как злодей лихой? – тихо, но властно спросил Феодосий Святослава.

Голос старца пронял князя до костей. Душа выворачивалась наружу. Святослава затрясло, как в лихорадке.

– Й… я… я… – снова замямлил Святослав.

– Слова твои не стоят ничего. Дела показывают истинную сущность человека.

Святослав упал, как подкошенный. Его трясло. Казалось, он не в себе, рассудок покинул его.

– Надеюсь, не все потеряно с тобой. Еще не до конца загубил ты душу свою делами черными.

Святослав затряс головой. Было непонятно, лихорадит ли его, или это он сознательно кивает, соглашаясь со словами старца.

– Не приходи ко мне больше, княже. Но людям я не скажу этого. Не для тебя ради, а Руси во благо. Ты, княже, брата своего старшего выгнал, войну затеваешь, кровью умыться хочешь. Не по-христиански это.

Корчащийся на сырой земле Святослав затих.

– Церкви святые с правителями земными в мире должны жить. Ибо мы души и сердца людские к Господу Богу нашему направляем, а вы земными страстями управлять должны.

Было видно, что Святослав каждой клеткой своего организма впитывает слова игумена.

– Повторю тебе, княже. Дел твоих черных не одобряю я. Пока с братом своим не помиришься, за благословением не приходи ко мне. Но, если люди ссору между нами с тобой увидят, другие князья восстанут на тебя, как ты восстал на брата своего. И пойдет отец на сына, а брат на брата. И прольется кровь людей безвинных. Не могу допустить я этого. Оттого приду я на праздник, тобой устраиваемый. Возьму грех на душу ради мира и спокойствия на Русской земле.

Три дня после этого великий князь не выходил из своих покоев.

2 мая 1073 года, в день празднования годовщины канонизации первых русских святых – мучеников-страстотерпцев благоверных князей Бориса и Глеба, в Киеве состоялась торжественная церемония закладки каменной Успенской церкви Печерского монастыря. Великий князь Святослав Ярославич лично дал старт началу строительства и выкопал часть рва для фундамента будущего монастыря. В этом благом деле принял участие и Владимир Мономах, который приехал из своего нового княжеского города Турова. Как и великий князь, Владимир Мономах выкопал часть рва для фундамента будущего монастыря, передал для строительства крупную сумму денег и привез с собой искусных мастеров в строительстве каменных храмов.

После торжеств, проведя в гостях у отца несколько дней, Мономах уехал обживаться в свой новый город Туров.

Полгода на Руси все жили в согласии друг с другом. И лишь поздней осенью появились новости, которые всколыхнули не только последние засохшие листья на деревьях, но и легкую дымку спокойствия в Киеве. Природа везде увядала и готовилась ко сну, но один человек, знакомый всем на Руси, не увядал, а, наоборот, пытался возродиться. Возродиться из политического небытия. Этот человек – Изяслав Ярославич. После того как его обманули и, взяв деньги, но отказав в помощи, попросту ограбили в Польше, он продолжил поиски союзников. Эти поиски привели его в Германию. Осенью 1073 года Изяслав Ярославич объявился при дворе германского короля Генриха IV. Чем закончится очередная авантюра бывшего великого князя, было неизвестно. Одно было ясно: тонкая мирная нить на Руси может оборваться в любой момент.

В январе 1074 года из Германии от короля Генриха на Русь к великому князю Святославу Ярославичу прибыли послы. В своем письме Генрих вежливо, но настойчиво просил Святослава вернуть великокняжеский престол старшему брату Изяславу. В случае отказа Святослава Генрих намекал на возможность применения с его стороны более решительных мер. Великий князь не лежал в Киеве на лаврах победителя. Он внимательно следил за политической и военной обстановкой в странах Европы. Поэтому ему была хорошо известна конфронтация и расстановка сил на данный момент.

Король Германии Генрих IV был очень деятельным и амбициозным правителем, поэтому у него были как союзники, так и противники. Злейшим врагом Генриха был польский князь Болеслав II. Напряжение во взаимоотношениях между этими правителями возросло до такой степени, что стороны готовились вступить в войну друг с другом. Внутри собственного государства Генрих вел долгую и изнурительную борьбу с саксами. Еще одним непримиримым врагом германского короля был римский папа Григорий VII, который не ограничивался своим верховенством в духовных делах, а еще и активно вмешивался в дела светской власти. Григорий грозил королю Генриху отлучением от церкви. Единственным союзником германского короля был чешский князь Вратислав II, который вел войну с их общим врагом, польским князем Болеславом.

Великий князь Святослав Ярославич прекрасно понимал, что ни о какой реальной военной помощи со стороны германского короля Генриха Изяславу не может быть и речи. Тем не менее Святослав решил подстраховаться и отправил с послами богатые подарки германскому королю. В Германии для Изяслава было все предрешено. Получив богатые дары из Киева, германский король тут же указал на дверь бывшему великому князю. И снова поплелся невезучий Изяслав куда глаза глядят. Только вот что делать дальше? Ситуация усложнилась до предела. Увезенной из Киева богатой великокняжеской казны больше нет. А власть продолжает манить. Что предложить в обмен на военную помощь? И ничтожная душонка Изяслава нашла выход.

Наступила весна 1074 года. Из Чернигова прибыл гонец. Мономах стал читать письмо от отца. С первых же строк Владимир узнал, что у Всеволода Ярославича и его жены Анны родилась третья дочь, Мария. У молодого князя заблестели слезы радости на глазах. Он прервал чтение и отложил письмо. Выйдя на свой княжеский двор, Владимир сразу же получил богатую порцию весеннего настроения из теплых солнечных лучей, пения птиц и ароматного воздуха, насыщенного запахами цветущей яблони и вишни. Казалось, душа молодого князя расцвела в эту минуту вместе с природой. Он сделал пару шагов и услышал чириканье птицы. Владимир оглянулся. Под крышей княжеского терема ласточки вили гнездо. Пара маленьких птичек, словно пчелки-труженицы, старательно обустраивали свой будущий домик. Мономаха умилила и растрогала эта картина. Снова слезинки заблестели на глазах молодого князя.

Вернувшись в дом, Мономах продолжил чтение письма от отца. Лицо его стало серьезным. Он в задумчивости провел рукой по густой бороде.

– О-о-о… Вот так дядя… Понесло так понесло… А еще старшим в роде называется… Такой не то чтобы Русь католикам отдаст, он душу дьяволу продаст и глазом не моргнет. Страшный человек.

Мономах прочел от отца: «Дядя твой старший, Изяслав, к папе римскому Григорию пришел и за помощь в возвращении великокняжеского престола Русь ему предлагал в залог, точно монету разменную».

Радости римского папы не было предела. Всю Русь на блюдечке с золотой каемочкой сам великий князь предлагает. Григорий не верил собственным ушам, что наяву слышит это. Самому князю Изяславу хитрый Григорий вида, конечно, не подал и не выдал своего восторга. В обтекаемых фразах, витиеватыми речами Григорий пообещал, что постарается что-нибудь сделать для князя. На деле же он был лично готов примириться со своим заклятым врагом, германским королем Генрихом, помирить Германию с Польшей, да и вообще перемирить кого угодно, лишь бы не упустить столь выгодный шанс. Немедленно помчались гонцы в Германию к Генриху, в Польшу к Болеславу, в Чехию к Вратиславу. Всех этих правителей римский папа Григорий с небывалой любезностью просил и даже требовал вернуть богатства изгнаннику Изяславу и как можно скорее оказать ему военную помощь для возвращения великокняжеского престола.

Мономах ужаснулся. До чего жажда власти может довести человека! Нижнего предела, до которого могут опускаться люди в погоне за своими тщеславными устремлениями, казалось, вовсе не существует.

На следующей неделе Владимир поехал к отцу в Чернигов. Торжества по случаю рождения дочери дополнялись политическими переговорами. Мономах обсудил с отцом поведение своих дядей. Бывший великий князь Изяслав обретался где-то в странах Европы и был готов ухватиться за любую спасительную соломинку, лишь бы вернуться на олимп власти. Святослав же чувствовал себя совершенно комфортно в Киеве и был готов пойти на любые козни и интриги, лишь бы эту власть не потерять. Два родных брата, ведомые жаждой всевластия, стали заклятыми врагами. Ни один ни другой сдаваться и уступать своему противнику не собирался. Было ясно, что они готовы идти до конца. Только где этот конец и через какие грани и жертвы они еще переступят, никто не знал. Это и пугало князя Владимира Мономаха.

Две недели длились торжества в Чернигове. Владимир уже заскучал по своему Турову. Но черниговский князь все еще не отпускал его. Мономах хорошо знал своего отца и понимал, что у Всеволода Ярославича есть какой-то нерешенный вопрос, но он чего-то ждет. Наконец, встретив очередного гонца, прочитав какие-то новости, Всеволод пригласил сына на разговор.

– Сын мой, пишет мне сестра твоя двоюродная, принцесса Дании Ингигерда. В Дании, при дворе короля Свена, уже 8 лет живет его племянница Гита. У девушки трагическая судьба. 8 лет назад ее отец, последний англосаксонский король Англии Гарольд, погиб в бою с нормандскими завоевателями. Норманны победили, и Гита вместе с двумя братьями бежала из Англии. Их мать Эдита, которую за красоту прозвали Лебединая Шея, осталась в Англии и скоро была убита норманнами. Со временем оба брата Гиты погибли. Теперь эта девушка абсолютная сирота. Моя племянница, принцесса Ингигерда, сообщает, что Гита твоя ровесница. Она хороша собой, но, главное, эта девушка с добрым, отзывчивым сердцем и чистой душой. Судьба закалила ее, и у Гиты сложился сильный характер. Она хорошая хозяйка и может стать прекрасной хранительницей домашнего очага. Если ей дать заботу и любовь, она станет верной и надежной помощницей своего мужа, любящей и заботливой матерью. Сын мой, не хочешь ли ты взять эту девушку себе в жены?

Румянец выступил на щеках молодого князя Владимира. Он хотел что-то сказать, но отец перебил его:

– Не забывай, сын мой, что в будущем, если, не дай Бог, у тебя случится распря с кем-то из князей, ты не сможешь обратиться за военной помощью к влиятельному тестю, как это делают многие князья.

– Мне не военные союзники, а верная и надежная жена нужна, – решительно ответил Мономах. – Я возьму эту девушку себе в жены! – добавил Владимир.

Отец и сын немного помолчали.

– Что касается межкняжеских распрей, – начал говорить Владимир, – я не хочу ни с кем воевать внутри своего Отечества, а если все же такая ссора случится, то я точно не собираюсь приводить иноземные войска русскую кровь проливать. В войне же по защите Руси от половцев, поляков или еще какой внешней угрозы мне вся Русская земля в помощь будет.

– Молодец, сынок! – сказал Всеволод Ярославич, одобрительно кивнув головой и радушно похлопав Мономаха по плечу.

Еще через пару дней Владимир уехал к себе в Туров. Прибыв домой, Мономах с любовью наблюдал за ласточкиным гнездом, из которого часто выглядывали желторотые птенцы. Молодой князь думал, что, даст Бог, скоро и его дом превратится в уютное гнездышко, которое со временем наполнится детьми.

Так в повседневных хлопотах лето сменила осень, а ей на смену пришла сонная зима. В Турове, Чернигове, Смоленске и Переяславле – везде на Руси люди радовались собранному урожаю, заготовленным дровам на зиму и самому главному, что их родные и близкие живы и здоровы. Не много человеку для счастья надо.

Но есть такие люди, для которых тихая и спокойная жизнь хуже некуда. Им нужны страсти, нужно кипящее жерло вулкана, крики, овации, признание толпы, а иначе и жизнь как будто вовсе не жизнь. Таким человеком был великий князь Святослав Ярославич. От потенциальных врагов он откупился. Последние надежды старшего брата Изяслава превратил в пыль. Что дальше? Этого мало. Так стало скучно жить. Кровь в жилах начала застаиваться.

Долгим зимним вечером Святослав Ярославич наедине сам с собой откровенно рассуждал:

– То ли дело были времена у предков моих. Олег Вещий, Игорь Старый, Святослав Игоревич, Владимир Красно Солнышко, Ярослав Мудрый – все они водили рати на Царьград. Святослав громил Хазарский каганат, ясов, касогов, печенегов и болгар. Владимир Красно Солнышко брал приступом греческий Херсонес. Гремела слава Руси, а впереди нее летела слава о выдающихся князьях. О них слагали легенды, пели песни. А что у меня? Ну, князь я, и что? Отнял хитростью и коварством великокняжеский престол у своего простоватого брата. А дальше-то что? Кто слагает обо мне легенды? Кто поет песни о моих подвигах? Кто в Европе знает о князе Святославе Ярославиче? Нет! Так больше жить нельзя! Надо срочно что-то менять! Надо вколачивать себя в историю! С чего начать? К чему подступиться? Вершить что-то на Руси? Нет. Не тот масштаб. Не такого полета птица великий князь Святослав Ярославич! Царьград? Высоковат для начала. Скандинавские страны далеки от Киева. В Европу надо идти. Что там? Все друг с другом воюют. Так надо разбить кого-то хорошенько! Увековечить славу о себе! Но… для начала можно и не самому ввязываться в бой. Ведь, будучи великим князем, достаточно только организовать военный поход. Отправить войска, а уже в случае успеха кто посмеет отнять лавры победителя у великого князя? Кто потом будет разбираться, ходил ли сам Святослав в этот поход или не ходил? Главное, что во времена моего великого княжения свершилось это событие. Мое имя войдет в анналы истории! А мелочи неважны. Так, план хороший. Надо действовать! Не упустить момент, пока Европа сама себя в войнах разрывает на части. А кого поддержать? Кого бить? Ясное дело! Поддерживать надо сильного, а бить слабого, чтобы успех был наверняка. Хорошо. Сам я не пойду. Слишком велик риск. Тогда кого послать? Кому доверить возглавить рать? Брату? Нет! Он тряпка! С ним больше позора на свою седую голову найдешь. Кого же тогда? Сыновей? Да кто из них в каком деле участвовал? Вдруг не получится. Надо так, чтобы наверняка. Может, сын Олег справится? Нет. Он хоть и храбрый князь, однако слишком вспыльчивый, и опыта опять же водить дружину нет никакого. Ведь поход в чужую страну – это не бой с соседним князем внутри Руси. Там целая наука. Надо быть и полководцем, и дипломатом, и в хозяйственной стороне вопроса хорошо разбираться. Погоди-ка! Мономах! Вот кто справится! Дружины он водил, поляков по Червенской Руси гонял, воины его уважают и любят. На переговоры с Изяславом в Сутейск тоже он ездил, да и Червенский край он же за год отстроил. Князь Владимир Мономах! То что надо! Он дело грамотно обернет, и успех будет гарантирован! Жаль, что не сын он мне! Племянник все же тоже ко мне имеет отношение. Не доверяю я ему, как мог бы доверить родному сыну. Хоть он и с добрым сердцем и чистой душой. Все равно. Где племянник, а где родной сын? А пошлю-ка я Мономаха старшим, а с ним сына своего Олега! Вот так будет то что надо! Можно начинать вести переговоры. С кем? Поляки сейчас с чехами воюют. Вот я в союзе с поляками-то чехов и разобью. Надо с Болеславом о союзе договориться перво-наперво. Пока это дело лучше оставить в тайне. Вдруг Болеслав откажется или еще что не заладится. А Мономах – так он всегда готов. Дружина его также легка на подъем. За сутки собрались в Сутейск против этих же поляков стоять пять лет назад! Да и во Владимире-Волынском, считай, через пару часов в поход выступили. Дам я ему в укрепление часть дружины из Киева, да отец его даст дружину из Чернигова, да из его родного Переяславля рать выступит. Олег, сын мой, со своей владимиро-волынской дружиной с ним пойдет. Великая сила соберется в единый кулак! Не устоять Вратиславу!

К осени 1074 года военный союз Польши и Руси был готов. Выступать решили в следующем году.

С начала 1075 года личная жизнь князя Владимира Мономаха закипела так, что иногда он не узнавал сам себя и своего отца. Все началось с письма из Чернигова. Всеволод Ярославич писал сыну, что дело со свадьбой решено удачно и к лету этого года невеста уже будет на Руси. С этими словами черниговский князь звал к себе сына, чтобы обсудить детали предстоящей свадьбы. Владимир безотлагательно выехал к отцу. Через пару дней встретились. Отец обнял сына.

– Ну, сын мой, свершилось! Сестра твоя двоюродная Ингигерда пишет, что со стороны невесты препятствий нет, сама Гита выразила свое согласие выйти за тебя, да и датский король Свен поддержал ее в этом выборе. В июне сыграем свадьбу. Отмечать будем у меня, в Чернигове. Уж для сына своего любимого я постараюсь на славу! Пир на весь мир греметь будет! Лишь бы ты, сынок, жил счастливо со своею женою. По случаю такой радости души моей приглашу я на торжества князей всего Рюрикова рода со всей Руси. И простой люд честной, все, кто пожелает, пусть приходят. Никому ни в чем не откажу! Брата своего старшего, великого князя Святослава Ярославича, я уже уведомил о грядущей свадьбе. Да только о масштабах торжества, какое хочу устроить, еще не рассказывал. Со дня на день он ко мне в гости приедет, тогда и расскажу.

Не успел Всеволод Ярославич договорить эти слова, как ему сообщили, что брат его уже подъезжает. Всеволод с сыном вышел встречать Святослава Ярославича.

– Пойдем, брат мой любезный, к столу. Мы с сыном как раз обсуждали торжества.

– Какие торжества вы обсуждали? – спросил Святослав, усаживаясь поудобнее за богато накрытый стол.

– О свадьбе сына своего я уже говорил тебе. С невестой гости дорогие из Дании приедут. Король Свен и племянница моя Ингигерда выразили желание порадовать нас своим приездом. Тесть мой, хан половецкий, обещал приехать. Ну, уж я надеюсь, что и род наш Рюриков со всей Руси-матушки съедется. Гонцов по всей земле отправлю оповещать люд честной, пусть все отметят свадьбу сына моего любимого.

– Прекрасная идея! – поддержал Всеволода Святослав. – Болеслава, польского князя, тоже пригласить надо, раз уж мир мы с ним заключили.

– Да, конечно, – согласился Всеволод.

Тщеславного Святослава идея пробила молнией:

«Как?! Как на таком событии, организованном с грандиозным размахом, в присутствии не только русских князей, но и правителей из Европы, Скандинавии и из Половецкой степи, великий князь Святослав Ярославич будет в качестве гостя? Нет! Это недопустимо!»

– А знаешь что, брат мой. Пожалуй, выкажу я любовь и уважение племяннику своему любимому, сыну твоему, князю Владимиру Всеволодовичу, и закачу пир на весь Киев. Давай, брат, сделаем это радостное событие достоянием всей нашей Руси и отпразднуем его в сердце нашей Родины, в стольном городе Киеве?!

Всеволод Ярославич и Владимир немного смутились от такого поворота развития событий. Святослав заметил заминку своего брата и племянника и решил дожимать ситуацию до безоговорочной победы:

– Уважь, брат мой любезный! Не откажи мне в милости! Позволь выказать любовь к тебе и сыну твоему!

Когда ему нужно было, Святослав был мастер лести. Всеволод и Владимир молча поглядели друг на друга. Видя, что дело может сорваться, Святослав пошел ва-банк.

– Нешто гнев вы на меня какой имеете? И обидеть меня хотите отказом своим? – Святослав изобразил из себя жертву и наигранно замигал глазами, пытаясь выдавить из себя скупую слезу.

– Хорошо, брат, – сдался слабохарактерный Всеволод. – Будь по-твоему! Давай в Киеве устроим праздник!

Святослав торжествовал. Он так же наигранно кинулся обнимать младшего брата и своего племянника, слезливо приговаривая: