Литерный особой важности

– Вам компенсируют отгулами,– попытался подбодрить свою спутницу Гончаренко.

– Ох, если бы! Это в нормальных организациях так…А у нас…У нас только мы начальству должны! А оно все долги нам прощает великодушно,– рассмеялась вполне беззаботно женщина, чуть сильнее прижавшись к Богдану. Он ощутил ее мягкое податливое жадное тело, теплоту ее рук и аромат кожи, и помимо воли снова, как и несколько раз до этого ощутил острое возбуждение. Как не пытался Гончаренко себя убедить, что эта связь временно, что все их отношения всего лишь игра, необходимая для выполнения основной задачи, но каждый раз от прикосновений Марины терял голову, окунаясь с головой в водоворот ее бешеной энергетики, расходящейся волнами вокруг нее.

– Куда пойдем?– спросил он, когда они оказались за невысоким кованым заборчиком, отделяющим привокзальную площадь, отгораживающую закрытый мир железной дороги от остальной планеты. – Ты сильно устала?

– День и правда был суматошный,– кивнула женщина, прикусив полноватую губу, будто бы раздумывая над чем-то,– если честно, Сереж, то меня еле ноги держат…

Она грустно посмотрела на привокзальную площадь, окруженную с четырех сторон рядами торговых ларьков и павильонов, вокруг которых собиралась молодежь, чтобы вечером попить кофе и пообщаться. В ее голубых бездонных глазах промелькнула легкая грусть, как понимание того, что ее лучшие годы позади, что когда-то после двенадцатичасовой смены она могла плясать до утра до упаду, а потом еще вести детей в садик, прибираться дома, занимаясь хозяйством. Сейчас и дети уже выросли – два сына -оболтуса, изредка навещающие мать по большим праздником, да и здоровье уже не то…Если бы не встреча с Сережкой, милым мальчиком, в которого она влюбилась сразу же и безоглядно, то уже давно бы уже сидела дома, вяжа крючком теплые махровые носки, да смотря по телевизору очередной бессмысленный бразильский сериал.

– Марин…– Богдан аккуратно взял ее за руку и крепко обнял за плечи, глядя прямо в ее глаза, заблестевшие от накативших неожиданно слез.– Работа есть работа. Она выматывает, и я все понимаю…Тем более такая ответственная, как твоя. Поэтому, если не хочешь никуда идти, то я провожу тебя до дома, а потом пойду к себе…

– Я приготовлю ужин!– торопливо добавила женщина, смахивая длинным наманикюренным пальцем выкатившуюся из уголка подведенных черной тушью глаз предательскую слезинку. И по ноткам в ее голосе можно было легко понять, что одним ужин весь этот вечер не закончится.

– Хорошо,– облегченно выдохнул Богдан, которому после того, что случилось в гостинице идти было некуда. И вся надежда его была на эту миловидную даму – бальзаковского возраста. Надежда ли? Расчет? Или его просто тянуло к ней? Он и сам пока толком не мог разобраться в себе.

Познакомились они случайно, столкнувшись в супермаркете во время похода за продуктами. Интересная женщина в железнодорожной форме заинтересовала его. Привыкший из всего, чтобы не случалось извлекать хотя бы какую-то пользу, Богдан решил продолжить знакомство. И бойкую, шуструю и немного болтливую Марину предложил подвести в знак извинения до дома вместе с тяжелыми сумками покупок. Как ни странно это бы выглядело на первый взгляд, она согласилась без всякого жеманства и кокетства. Было заметно, что уставшая, замордованная бытом женщина давно живет без мужской помощи и внимания, привыкшая надеяться только на себя. За короткий путь от «магнита» до дома Богдан выяснил, что работает она на железной дороге дежурной по станции Чуйка, двое сыновей давно женились и редко заглядывают к маме, живет она одна, тяня на своих хрупких плечах дом, работу и хозяйство. Первый муж, за которого она вышла в студенческие годы, оказался гулящим, разошлись она чуть ли не в первый год совместной жизни, оставив о себе на память двухмесячного сына он пропал с экранов радаров, даже не явившись в суд для окончательного развода. Второго она застукала с его первой женой, когда он пошел проведать дочь от первого брака. С тех пор Марина жила одна, разочаровавшись во всем мужском поле поголовно. Все это Богдан узнал минут за пять, пока серые жигули «такси» не затормозили у синих деревянных ворот.

– Спасибо за все!– поблагодарила его Марина, выбираясь из автомобиля.– Было очень приятно поболтать. Болтать, как же! Говорила в основном она, но в каждом ее слове была своеобразная магия, которая дурманила голову, заставляла жадно ловить каждое брошенное слово. Сначала Богдан считал, что дело в необычном тембре, но потом стал уверен в том, что из могучей энергетики, перехлестывающейся через край у эмоциональной женщины.

Потом он ждал ее точно так же, как и сегодня возле работы, провожал почти две недели, довольствуясь лишь пустыми разговорами. И лишь спустя несколько дней, он впервые остался у нее, ни секунды, не пожалев о том, что между ними произошло.

– О чем ты задумался?– осторожно спросила его Марина, открывая ворота во двор. Надо же! За чередой воспоминаний Богдан и не заметил, как они пришли домой. На заднем дворе затявкал пес. Злобная псина никак не могла привыкнуть к нему, каждый раз надрывно облаивая его при каждом появлении.

– Да так…– пожал плечами он.– У меня тоже сегодня был непростой день,– перед глазами мелькнула картинка с рухнувшей грушницей, словно подкошенной. Убил ли он ее? Ищут ли его? Сможет ли девчонка его подробно описать?

– Проблемы на работе?– участливо спросила Марина, распахивая дверь в веранду.

– Не больше, чем у тебя,– приобнял ее за плечи Богдан, наслаждаясь теплотой и нежностью ее кожи,– начальство, телеграммы…

От его прикосновения Марина вздрогнула и подалась вперед, заплетая свои руки за спиной возлюбленного. Ее жадные губы нашли его, впиваясь в них страстным поцелуем. Они закачались, лаская друг друга руками. Женщина выгнулась, как кошка, глухо застонав.

– Я с работы…– прошептала она, пытаясь отстраниться, но возбужденный Богдан не дал ей этого сделать.

– Плевать!– жарко прошептал он, шаря по ее белой шелковой блузке в поисках пуговиц. Пальцы путались в складках одежды, а желание было столь велико, что терпеть не хотелось, да он и не мог. Ткань с треском разорвалась, обнажая большую грудь в тоненьких прожилках вен с розовыми крупными сосками. Пуговицы полетели вниз, стуча по деревянным половицам.

– Сереж…

Его язык коснулся ее мгновенно затвердевшего соска. Не силах сдержать стон, Марина почти закричал, ничуть не смущаясь своих эмоций. Как же она ждала этого момента! Как мечтала о мужчине, который бы смог вот так вот ласкать ее тело, не требуя ничего взамен. Боже…Как…

Молния на юбке разъехалась в сторону. Богдан целовал грудь женщины, теряя рассудок от аромата ее тела, от мягкости и нежности ее кожи.

– Сережа…Сережа…Милый…– стоны женщины становились все громче. Он подхватил ее на руки и понес в спальню. Они беспрерывно целовались до боли в губах, заставляя друг друга трепетать от предвкушения непередаваемого наслаждения, которое дарила им каждая близость.

– Родной мой…любимый…– уже в голос, не сдерживая эмоций простонала женщина, чувствуя, как нежно и аккуратно он вошел в нее, начал двигаться. Что-то огромное, жаркое, словно вулкан, разгоралось внутри нее с каждым его порывистым движением. Повинуясь жгучему желанию, Марина подалась вперед, отдавая всю себя навстречу этому сумасшедшему потоку огненной лавы, наполнившей ее изнутри.

– Да…– выдохнул он, содрогаясь всем телом, ощущая всем своим телом, что они испытали это счастье вместе, сгорая от своих глубоких желаний и чувств.

В голове плясали яркие звездочки. Богдан чувствовал себя опустошенным. Капелька пота скатилась по его груди. Рядом лежала, прижавшись к нему Марина. Ее дыхание было приятно ощущать у себя на плече. И на миг, задумавшись, Гончаренко понял, что будь эта другая ситуация, другая обстановка, то непременно остался бы с ней. Ему стало неудобно оттого, что всю эту сжигающую, всепоглощающую страсть он использует в сугубо прозаических целях, что вся его жизнь, это сплошной обман, театр масок, которые он вынужден надевать перед выходом на сцену. Вот и женщина, которая явно его любит, почему-то называет его Сергеем, будто чужая жизнь вокруг него, и он проживает ее, оставляя свою где-то далеко, и в ней нет ни радости, ни любви, ни заботы, ни простого человеческого счастья. А может плюнуть на все? Рассказать ей все? Признаться…Уехать из этой чертовой страны, забыв прошлое, как страшный сон?

Богдан привстал, опершись на локоть, не сводя глаз с расслабленной Марины, нежившейся на кровати после мощнейшего оргазма.

А так ли она его любит? Сможет ли простить обман? Стоит ли свобода многих его товарищей, соотечественников минутной слабости? Почувствовав его внимательный и изучающий взгляд, Марина вздрогнула и открыла глаза. Ее длинные ресницы затрепетали, пухлые губы приоткрылись, жадно ища его. Женщина изловчилась и достала его поцелуем куда-то в область шеи. Это прикосновение стало для Богдана, будто тока разрядом. Он пошевелился и отстранился, чувствуя себя подлецом, что с лишенным принципов националистом случалось довольно редко. Это чувство было для него ново и неприятно. Он скривился, опрокидываясь на спину. Очарование момента прошло. Гончаренко снова стал машиной, позабывшей о том, что есть настоящие чувства.

– Что-то случилось?– встревоженно спросила Марина, тотчас же почувствовав изменение настроения любовника. Между ними возникла некая ледяная стена отчуждения, о которую она уже ни раз обжигалась, словно милый Сережа допускал ее до определенной черты, до самим им выставленной границы, приближаясь к которой она не могла пройти дальше, чтобы заглянуть вглубь его души.

– Все нормально,– глухим осипшим голосом проговорил Богдан, вставая развороченной постели,– мне пора…

– Куда?– она укуталась в простыню, скрывая свою аппетитные формы.

– На работу…Там большой заказ…Мне нужно доделать кое-что…– замялся Гончаренко, чувствуя, что ведет себя, как мальчишка. Единственное место, где он мог бы сегодня ночью переночевать было именно здесь, у Марины. Об их связи никто не знал. И это было бы идеальным прикрытием, но что-то внутри него противилось этому. Что-то в область груди, а вот рассудок твердил обратное.

– Никуда я тебя не отпущу!– решительно встала с постели Маринка.– Подождет твоя работа, никуда не денется! Сейчас поужинаем, а потом если захочешь, то пойдешь. Негоже мужика голодным отправлять на ночь глядя…

Она быстро засобиралась. Ловко и оперативно собирая разбросанные вещи. Ничуть не стесняясь своей наготы, а Богдан любовался ею, чувствуя, как желание покинуть этот дом медленно проходит.

– Дай, мне пятнадцать минут,– попросила Марина, отправляясь на кухню, откуда тотчас же что-то заскворчало, запахло, дурманя обоняние аппетитными запахами. Гончаренко давно не ел домашней пищи. Последний раз в Виннице у тетки, когда навещал ее, будучи проездом в тех краях. Националистическое движение за свободную Украину имело именно в западной части страны большую поддержку, и Винница не была исключением.

С улыбкой вспомнив, ароматные пироги тетки Клавы, дурманящий запах огромного яблоневого сада, аккуратные чистые домики, он спокойно оделся и прошелся по спальни своей любовницы. Здесь он не был еще никогда. Узкий старенький трельяж, перед зеркалом которого были установлены несколько фотографий ее сыновей, стоял в самом углу. Напротив него примостился обшитый тканью невысокий табурет. Кресло, телевизор, кровать – все, как везде. Видно, что мужчина здесь не бывает. Розетка выпала, лампочка в люстре перегорела, освещая комнату лишь двумя другими. Отчего в углах спальни расползались широкие тени. Шторы постиранные, вокруг ни пылинки, ни паутинки. Марина была хорошей хозяйкой, даже несмотря на свой сумасшедший ритм жизни.

Богдан прошел босыми ногами по мягкому ворсистому ковру поближе к трельяжу. Посмотрел на фото. Оба парня были разными и похожими одновременно. Черты лица матери давали им сходство, как родным братьям, а вот цвет волос твердил о том, что они все же были от разных отцов. Один беззаботно улыбался, щурясь на солнце, а вот другой хмурился, подчеркивая этим свою серьезность. Он был явно младше и хотел казаться солиднее для своего возраста.

– Они редко ко мне приезжают. У каждого своя жизнь, и кому нужны долгие беседы об урожае, когда вокруг жизнь кипит и удивляет своими красками. Со временем, они пожалеют, что не скучали, не тратили свое драгоценное время, свою молодость, чтобы подарить матери счастье общения, поймут, когда будет поздно будет уже что-то исправлять…И мой телефон будет молчать, а они раз за разом посылать вызов, подписанный «мама»,– Марина подошла неслышно, обняла за плечи, заставив Богдана испуганно вздрогнуть.

– Как-то не жизнеутверждающе…– попытался улыбнуться Гончаренко, ставя фотографии на место.

– Зато честно…Сколько раз, будучи в командировке ты звонила своей матери? – неожиданно спросила Марина, убрав с лица улыбку, заставив задуматься.

– Наверное…

– Да ни разу! А ты попробуй, просто набери, подари ей всего минуту, поболтай ни о чем, послушай ее жалобы, сплетни, удели внимание…Поверь, ты сделаешь ее самой счастливой на свете.

– Просто работа…

– Работа, долги, споры, любовницы, жены, дети…А вот когда-нибудь, этот номер просто не ответит. И ты поймешь, как ошибался,– Марина встряхнулась, прогоняя от себя плохое настроение.– идем поедим…Все готово! Не обращай внимание, это возрастное.

– Ты прекрасно выглядишь!– Богдан попытался сгладить неловкость и обнял любовницу.

– Перестань мне льстит…

– Это правда!– возмутился Гончаренко, шутливо щипая ее за попу.

– Все остынет!– она вырвалась и прошла на кухню. На обеденном столе был накрыт ужин на две персоны, как в лучших ресторанах Киева. Пахло обалденно. Изголодавшийся за день Богдан, не тушуясь, приступил к трапезе.

– Ты говорила, что у вас дурдом на работе?– с набитым ртом завел он разговор, о котором давненько подумывал.

– Не то слово! Все, как с цепи сорвались!– отмахнулась Маринка, накладывая себе немного тушеных овощей.– Шлют указания одно за одним…

– И с чем это связано?– будто бы невзначай поинтересовался Богдан.

– Какой-то серьезный литерный через нас собираются пропускать. Очень уж важный! Секретный! Говорят, из-за него нашего коменданта,– она слегка понизила голос, словно их в доме мог кто-то лишний услышать,– капитана Лужина в своем кабинете застрелили…

– Ужас! Но ты-то этому не веришь?

– Не верю, Сереж!– улыбнулась Маринка.– Наш Лужин, Царствие ему Небесное, был бабник первой статьи. Вот, скорее всего какой-то рогоносец позора и не выдержал…По крайней мере так говорят.

Значит, мало кто связывает с литерным убийство коменданта, удовлетворенно подумал про себя Богдан. Все списали на банальщину с разборками между любовниками.

– А нового не прислали еще?– подмигнул он заигрывающе Гончаренко женщине. Молодой придет, красивый…

– Неужто ревнуешь, Сереж?– зарделась Маринка.– Назначить назначили, только вот представляться он будет завтра, что красивый не знаю…Девки говорят у него какая-то молоденькая красотка в помощницах, а мне милее тебя все равно нет…– она ловко перебралась к нему на колени и жадно впилась в губы. От поцелуя у Богдана закружилась голова. Тепло ее тела снова напомнило о том, что он ее безумно хочет. Руки сами скользнули по бедру, пробираясь в самое сокровенное.

– Ох…– выдохнула она, когда его пальцы скользнули по слегка набухшим губкам.

На сегодня Богдан решил забыть о долге, о все заботах, отдавшись этой опытной и чувственной женщиной с головой. Завтра будет день, завтра будет пища…Нужно обязательно посмотреть на этого нового коменданта с его помощницей. Встретиться с Исой. Что-то подсказывало ему, какое-то внутреннее чутье, что девка, которую он вырубил одним ударом в гостинице и помощница нового комендант – это одно лицо. Но это завтра…А сейчас….

– Идем скорее в спальню…– жарко прошептала ему на ухо Марина, наслаждаясь его ласками.

11

станция Чуйка

Поспать толком мне так и не удалось. Разные мысли лезли в мою голову, путаясь и мешая уснуть. С первыми лучами солнца я встал, потому как дальше тянуть было нельзя. И без того, голова была, словно налитая свинцом. Попил кофе и собрался на работу. Сегодня одевать мундир не стал. Хватит того, что вчера в нем целый день покрасовался. Для моей работы сейчас главное не выглядеть надутым павлином, разукрашенным аксельбантами и золотыми погонами, а тишина и неприметность.

Подводя итог наших вчерашних приключений. Я сделал для себя лишь один полезный вывод. Белянкин оказался, несомненно, прав в своей патологической привычке подозревать всех и вся. В нашем маленьком городке действует хорошо организованная террористическая ячейка, хорошо законспирированная и отлаженная. Проблема была в том, что они знали о нас многое, а мы о них практически ничего. И направление, где искать, кого искать, с чего начинать было довольно туманно и призрачно.

Я был по-прежнему уверен, что сплошное прочесывание, на котором настаивал Белянкин, ничего не даст. Все эти «неводы», «тралы» и прочие планы МВД работали только с уголовниками, да и то, с теми, кто менее опытен, матерые волчары легко обходили заставы, досмотры и прочую стандартную ерунду. Тогда как быть?

С этой простой и одновременно почти неразрешимой задачей я вышел из дома, наслаждаясь утренней прохладой. Июнь в городе выдался довольно жарким, наверное, как компенсация матушкой природой за холодную и позднюю весну. Еще чуть-чуть и в воздухе появится тяжелое липкое марево, земля начнет нагреваться, станет невозможно дышать, а пока по раннему времени было терпимо.

Бандитов мы спугнули. Точнее спугнула Юлька своим появлением в гостинице. Винить ее смысла в этом не было. Кто же мог предполагать, что, ткнув пальцем в небо, мы окажемся настолько везучими, что с первого раза найдем главаря. Зато, теперь террористическая ячейка станет во сто крат аккуратней и осторожней.

Что мы можем сделать в данной ситуации? Все по стандартной схеме…Оповестить стрелковые команды железнодорожной ведомственной охраны. Организовать круглосуточные обходы и осмотры пути и инженерных сооружений. Самые крупные из них оборудовать засадами. Со слов Юльки составить в ЛОМе портрет предполагаемого террориста. Расклеить все объявления по вокзалам, станциями и раздельным пунктам. Провести разъяснительные беседы с руководителями подразделений станции. Все по стандартной схеме, ничего другого в голову не приходило. Иногда самое простое оказывается самым действенным из всех. Но даст ли она нам нужный результат? Я боялся подумать, что будет, если мы все же допустим этот террористический акт…

С этими мыслями я зашел в вокзал. Сухо поздоровался с охранниками, скучающими у окна, мирно беседующими с постовыми из линейщиков. Прошел к себе в каморку под лестницей, немного замешкавшись перед запертой дверью. Стоило ли будить мою помощницу так рано или все же погулять по станции? Терзаясь сомнениями, я уже решил пойти обратно, как позади услышал ее слегка насмешливый, но вполне доброжелательный голос.

– Там открыто, товарищ капитан,– сообщила она мне.

Мне пришлось задрать вверх голову, чтобы рассмотреть старшего прапорщика, который сейчас выглядел вовсе не по-военному. Короткий халатик оголял стройные ножки до колен, черные недосушенные волосы были распущены и спадали черным водопадом на тонкие плечи. Юлька была в домашних тапочках на босу ногу, с какой-то косметичкой в руках и полотенцем.

– А я вот у дежурного по вокзалу взяла ключи от комнаты отдыха…Кто ж знал, что вам в шесть утра спаться не будет…– пояснила она, сходя вниз.

Чтобы не выглядеть законченным идиотом, я попытался извиниться, потом понял, что это будет выглядеть еще большей глупостью, так как я все-таки, как никак, ее начальник и кабинет это мой, покраснел и завозился в кармане, чтобы скрыть свое смущение, делая вид, что ищу ключи.

– Я же сказала, тут открыто…– Юлька толкнула дверь в кабинет, обдав меня стойким запахом какого-то сладкого шампуня и дорогих духов.

В углу стояла собранная раскладушка. Одеяло и подушка были свернуты в круглый тюк и убраны в сторону. На стуле рядом с моим столом висела верхняя одежда моей помощницы.

– Я тут немного похозяйничала без вас,– объяснилась Лавоченко,– извините уж, но мне пришлось вашим именем дать распоряжение начальнику вокзала, чтобы тот посодействовал с местом для ночлега.

– А почему не в комнате отдыха? – нахмурился я.

– Как ни странно, но даже в таком забытом Богом вокзале все места оказались заняты,– пожала она плечами,– сегодня ночью комната освободится и господин Штукин обещал выделить ее мне, намекая на то, что готов даже лично помочь с обустройством,– последняя фраза была сказана лично для меня, как укол опытного рапириста. Я скрипнул зубами и промолчал. В конце концов она взрослая женщина и может просить помочь с обустройством кого захочет. Жаль, что не меня…Но…

– Можете выйти?– попросила она меня неожиданно. Борясь с захлестнувшим меня приступом необъяснимой ревности, я даже не сразу ее услышал и понял.

– Что?

– Мне надо переодеться, товарищ капитан. Я, конечно, понимаю, что вы как мужчина предпочли бы видеть меня в халате, но, думаю, что остальные посетители вокзала, включая Штукина, слишком уж обрадуются такому повороту событий.

– Да…Да….конечно…– растерялся, заметался в поисках сигарет, потом вспомнил, что они у меня в кармане, засуетился, покраснел, мысленно разозлившись на проклятую девчонку, которая снова вогнала меня в краску.– Я покурю пока…Минут пять.

– Сорока пяти секунд будет достаточно!– шутливо отдала воинское приветствие Лавоченко.

– И все же…Потом обсудим план на сегодня. У нас много работы…

– Есть, товарищ капитан!– браво гаркнула старший прапорщик, запирая за мной дверь.

Повертев в руках сигарету, я засунул ее обратно в пачку. Подышал, приводя мысли и свои чувства в порядок. Откуда-то сбоку послышались осторожные шаги. В конце коридора, ведущего в производственные помещения вокзала появился Штукин, лысоватый круглолицый, крючконосый начальник вокзала. Одет он был в идеально отглаженную форму, а в его руках торчал букет ромашек. Увидев меня у двери комендатуры, он резко свернул в сторону к кассам, сделав вид, что направляется не в мою сторону. Ну-ну…Подумал я. Донжуан хренов, уже тут как тут…А у самого жена, дети…

– Товарищ капитан, можете заходить!– раздался голос Лавоченко из-за двери.

– Я…

– Да слышала я, что никуда курить вы не ходили,– отмахнулась помощница. Она уже была одета в джинсы и зеленую футболку, которая явно шла ей, прекрасно гармонируя со светлыми, почти голубыми глазами. За то короткое время, что меня не было, она успела причесаться, быстро накраситься и даже поставить чайник.– Я решила попить для начала кофе. Вы не против?

Я согласно кивнул, усевшись на своем место, вяло перебрал пальцами кипу бумаг, какой-то текучки, оставленной мне Лужиным в наследство. Плюнул на них, тем более кофе был готов и ароматно дымился прямо у меня под носом.

– И какие у нас планы на сегодня?– отхлебнув горячего напитка уточнила Юлька, закинув ногу за ногу, мгновенно сбив меня этим простым движением с мысли.

– План прост…– собрался я, старательно отводя взгляд в сторону.– Для начала надо провести стандартные противодиверсионные мероприятия, вроде оповещение всех причастных, стрелковых команд, линейщиков, усиление патрулей и тому подобное. Разослать письма во все инстанции в какие только можно…

– Уже сделано!– кивнула Юлька, доставая откуда-то из-под стола огромный бутерброд с вареной колбасой.– Я позавтракаю, если можно? – уточнила она на всякий случай, откусывая небольшой кусочек.

– Можно…А…

– Еще вчера, когда вернулась из гостиницы,– ответила на мой невысказанный вопрос старший прапорщик,– подумала, что это надо было сделать в первую очередь. Все причастные службы оповещены. На одиннадцать в красном уголке движенцев состоится собрание под вашим председательством…

– Чего?

– Вы хотели познакомиться с начальниками местными, так сказать железнодорожной элитой…Чем не повод?– подмигнула она мне, беспечно помахивая перед моим лицом бутербродом.

– Лавоченко…

– А я что?– глаза моей помощницы изумленно округлились.– Я вообще не причем. Вы сами им вчера ночью все разослали за своей электронной подписью.

– Ладно…– смилостивился я, понимая, что девчонка, в сущности, права. – А тебе придется посетить наше славное ЛОВД и набросать словесный портрет твоего молдаванина. Там тебя встретить мой друг и поможет во всем.

– Легко!– согласилась Юлька. Опухоль с ее ушибленной щеки чуть спала, оставив лишь легкое покраснение.– То есть, так точно, товарищ капитан!

– Ладно, хватит ерничать…– выдохнул я, чувствуя почему-то рядом с ней себя каким-то древним стариком, хотя был ненамного старше ее.– Есть еще бутерброды? А то я не ел со вчерашнего вечера?

12