Здравствуй, Шура!

06.07.1943

Я подал заявление председателю Облисполкома:

«Прошу дать согласие на въезд в город Акмолинск жены главного бухгалтера Мороз Александра Александровича, работающего в топливной инспекции НКП в г. Акмолинске. Жена Мороза, Александра Харитоновна, рождения 1905 года, будет принята на работу в топливную инспекцию. В настоящее время она живет с двумя детьми в Ижевске, куда была эвакуирована из Гомеля в 1941 году».

Подписал мое заявление начальник топливной инспекции А.Тимохин.

08.07.1943

В открытке к жене Шуре снова повторяюсь о визе, вспоминаю о времени, когда собирали малину, но год назад было проще добиться отлучки, чем сейчас. Пишу о частых песчаных бурях, о сухой погоде, что давно не было дождя.

«…Получил сегодня пачку твоих писем. Я уже приметил, что два дня хожу на почту впустую, а на третий день получаю пачку. Спасибо, что за последнее время ты засыпаешь меня письмами. Приятно часто получать их. Вчера получил пару носков – это единственная мануфактура, полученная за полгода по карточке. Сейчас семь часов вечера. В духовке мой стандартный суп, и, когда допреет, закончу письмо и поужинаю. Днем пообедал в столовке, и на этом мое дневное питание закончится. Денег в эту получку, хоть и отложил тебе 90 рублей, не послал – себе ничего не остается. Поневоле пришлось выполнить твой приказ и не высылать деньги. Даже по ночам беспокоят ноги, и от этого настроение неважное. Почти никому, кроме тебя, не пишу. Целую всех».

Акмолинский Облисполком потребовал такую справку, которую мое начальство выдало:

«Справка выдана главному бухгалтеру топливной инспекции НКПС тов. Морозу Александру Александровичу в том, что его семье будет предоставлена жилплощадь в г. Акмолинске из жилфонда НКПС. Дана для предоставления Акмолинскому Облисполкому».

Справку подписал заместитель начальника топливной инспекции Лаврищев.

09.07.1943

Я писал жене Шуре в Ижевск:

«Два дня без твоих писем, а потом отдадут пачку сразу. Утро, холодно, отчего ноги болят еще больше. Были вчера на огороде. Есть маленькие огурчики, цветут помидоры, начинает цвести картошка. На горохе появились стручки. Когда мы с тобой, Шура, будем сеять, полоть, поливать, а? Когда-то ты жила в Сновске, а я в Гомеле, были в разлуке два года. Теперь тоже два года. Только теперь не прикатишь в выходной пригородным, не то расстояние. Вчера не доварил пшеницу, сегодня доварю. Ее также долго нужно варить, как и жевать. Привет нашим. Целую всех».

И в этот же день снова пишу Шуре вдогонку к посланной днем открытке:

«Сегодня после отсылки открытки получил визу и послал тебе ценным письмом. Так что действуй, Шура, покажи, кому надо, визу, и пусть он больше не выдумывает. Может, захочет посмотреть билет да плацкарту, так скажи ему, что дурака он валяет. Еще может на вокзал будет провожать. Вы наверняка все собрались? Или Борик у бабушки? А как далеко лагерь, где была Верочка? Не пишет мне, лентяйка. Целую, привет всем».

Копия визы на въезд Шуры в Акмолинск:

«Исполнительный комитет Акмолинского областного совета депутатов трудящихся, 09.07.1943, г. Акмолинск. Отдел хозустройства эваконаселения при Облисполкоме депутатов трудящихся не возражает против въезда Мороз Александры Харитоновны с детьми в г. Акмолинск по месту жительства мужа».

Проставил печать и подписал заместитель председателя Облисполкома, начальник эвакоотдела Франт.

10.07.1943

Я вновь пишу жене Шуре в Ижевск:

«Вчера ценным письмом на 200 рублей послал тебе разрешение на въезд. От тебя три дня нет писем. Твое последнее 59-е получил. Ох уж эти ветра с пылью! До чего надоели. Говорят, на хлеб будет урожай, а у вас? Очень болят ноги. Тебе, Шура, наверное, надоело мое нытье, но есть пословица: «У кого что болит, тот о том и говорит». Лечусь, может, пройдет».

Продолжаю на следующий день:

«…Получил твое 60-е – пишешь, тебе нездоровится. Это нехорошо. Самое поганое дело – заболеть. Успокаиваю себя мыслью, что все прошло, и ты здорова. Сегодня выходной, день жаркий. Ходили поливать огород. В столовке съел тарелку супа, вечером пшеница. От Шуры из Уфы получил открытку».

12.07.1943

Посылаю жене в Ижевск открытку:

«Смотри – не заболей! Тебе болеть не так просто, как мне – у тебя дети. Жду не дождусь результатов. Ценное с визой ты должна получить числа 20-го».

Далее я пишу, что штаны порвались, ботинки рвутся, белье принимает темный цвет. Повторяю об огороде, жаре, ветрах.

«Быстро идет время, вот уже полгода 43-го, а давно ли он начался? Верно пишешь, что проживешь и не наживешься. С нетерпением жду новостей. Целую вас всех».

13.07.1943

Сохранилась квитанция на перевод из Ижевска в Бугульму Гаврилову 13 июля 200 рублей. Вероятно, Шура переслала часть денег из тех четырехсот, которые ей посылал для отца Шурик.

14.07.1943

Пишу жене Шуре:

«Получил пачку твоих писем. Отвечаю на них заказным. Сижу в банке, жду денег по чеку. Пишу и жду, когда дойдет очередь. Жарко и безветренно. Сегодня пойду поливать огород, предварительно поставив котелок с пшеницей на плиту, и, если его не отодвинут, то суп будет готов. Часто отодвигают, и тогда приходится доваривать. Теперь пшеница у меня – основная еда, а по столовке ноги протянешь. Всякий раз, копаясь в огороде, я вспоминаю тебя и думаю, как бы хорошо нам копаться вместе. Ты у меня большой спец по огородам. Мой старик хоть и говорит, что много понимает, но вижу, что против тебя он пешка. Он все что-то переделывает: то сделает лунки, то завтра их переделает. Уже висят помидорчики, горох и чечевица со стручками. Огурцы цветут, но завязей мало. Морковка, капуста растут, картошка цветет. А ты на своем, наверно, подкапываешь картошку? Хоть бы скорее нам копаться вместе. Рад, что вы не голодаете. Я жду, когда же меня мой огород подкормит. Соскучился без растительной еды. Привет нашим. Целую».

16.07.1943

Я пишу в Ижевск жене Шуре:

«Получил твое 60-е письмо. По радио сообщили: наши под Орлом. Это уже недалеко от наших мест. Сегодня получил ответ из Москвы. К сожалению, неутешительный. Хлеба остается 500 граммов. Что ж, как-нибудь проживу. Трудно, но что делать. Скоро новый урожай, и дела и ваши, и наши, должны улучшиться. Думаю собраться с деньгами, да купить полпуда пшеницы, ведь, в основном, я теперь ею питаюсь. А в столовке водянистые супы – от них ноги протянешь. Запас пшеницы у меня подходит к концу. Может, тебе, Шура, и скучно читать такие нудные вещи, но о чем больше писать. О том, что лечу больные ноги, так это еще нуднее и неинтереснее. Целую всех вас».

18.07.1943

Пишу жене открытку:

«Сегодня выходной, все уехали на воскресник. Меня освободили по болезни ног. День жаркий, сижу в общежитии, чиню штаны и еще кое-что. Играет радио. Проверил, нет ли в койке клопов – нет. Живу чисто. В комнате нас три человека. Вчера достал карасей 4 кг, мой старый весь вечер их жарил, и мы сегодня с рыбой живем, и хлеба он мне дал. Рыба (по спискам) стоит 16 рублей. Сегодня на огород не ходил, болит живот и голова, понос и прочие фокусы. На дворе ветер, пыль, на зубах трещит песок, глаза хоть не открывай. Характерная Акмолинская погода. Уже ты, вроде, должна получить ценное с визой. Жду результатов по твоему делу. На своем огороде не подкапываешь картошку? Поклон всем нашим. Целую всех».

21.07.1943

Я посылаю брату Шурику в Уфу в военную часть 6552 открытку, которая возвращается с надписью «выбыл»:

«Здоров, Шурик! Думаю, простишь мою халатность, что задержал ответ на твою открытку. Болезнь портит настроение и временами делаешься ко всему безучастным. Мне тоже батька жалуется на плохую жизнь, а помочь ему ничем не могу – сам еле свожу концы с концами. Хлеба получаю 500 граммов, что мало, обеды никудышные. Жду поддержку от огорода, но пока еще съел только один огурец. Ты пишешь, что не отвечаем тебе. Моя Шура переменила квартиру, а скоро должна опять переехать в другое место. Пока ее адрес: г. Ижевск, ул. Азина, д. 4. От Ивана письмо имею, но где он находится – не пишет. Не знаю, застанет ли тебя эта открытка в Уфе – развернулись бои под Орлом, и вас, возможно, перебросят из Уфы. А Орел от Щорса не так уж далеко. Так что, Шурик, мы скоро узнаем о судьбе матери и Аньки. Анька-то, возможно, жива, а вот насчет матери – не знаю. Ну, пока, Шурик. Пиши. Целую тебя, твой брат».

А жене Шуре в этот день я послал открытку:

«С утра идет дождь. Это первый хороший дождь за все лето. Мы два дня не были на огороде. Если дождя не будет, то пойдем окучивать картошку. Ты, Шура, наверное, подкапываешь и варишь картошку? Много ее у тебя? Пишу тебе почти ежедневно и уже не о чем писать. Дни проходят однообразно: один похож на другой. В твоих открытках я тоже читаю повторение одного и того же: пришла с работы, ушла на работу, варила то и это. И только иногда описываешь поездку к своим. Ко мне на почте так привыкли, что лишь подойду к стойке, заявляют: «Вам, Мороз, есть (нет) сегодня». Почему-то мне кажется, что твои открытки они читают. Удивляюсь, почему мои открытки не доходят до тебя. Я твои все получаю. Привет нашим. Целую всех».

22.07.1943

Открытку к жене Шуре я начинаю так:

«Здравствуй, Шура и детки. Шура, давай поговорим. Сейчас восемь часов вечера, только что сварил котелок гороха со своего огорода, со стручками. Сейчас со старым поедим. Это первый наш урожай. Правда, до этого съели три огурца. Всякий раз на огороде я думаю, как было бы замечательно, если б это происходило при твоем участии. А так, чего-то не хватает. Ну ничего, скоро вместе разведем такой огород, что чертям будет тошно. Ну, как твои дела по переезду? По-моему, ценное ты уже получить должна. Как Борис? Наверное, по росту уже догнал Веру? Ходили ли по малину, подкапываете ли бульбу? Целую всех».

23.07.1943

Открытка жене Шуре:

«Третий день нет от тебя писем. Получу сразу пачку. Лечусь. Огород поливаем через день – это мой старик все мудрит. То кричит – много наливай, то уже не надо. Как я убедился, он в этом деле ни черта не понимает, а хочет показать, что понимает много. Часто думаю: хорошо бы, если огород рос под твоим наблюдением, и еще лучше – под руководством твоей матери. Я помню, что мы помидоры поливали ежедневно, а он где-то вычитал, что нужно два раза в неделю. Картошка цветет. Есть разговор о поездке в командировку в Караганду дна на три. Тогда напишу. Я тебе, Шура, вот уже две получки не высылаю. Ты, наверно, будешь обижаться. И пока не купил на них ни черта, но хочу купить полпуда пшеницы. Привет всем. Целую всех».

24.07.1943

Пишу жене Шуре в Ижевск:

«Получил сразу четыре твоих письма: сначала о том, что ты заболела, а в позднейших, что уже выздоровела. Я было испугался, думал, что ты вступила в соревнование со мной по части болезни. Да, бабушка с Верой, наверно, ругаются, что ты им прислала такое пополнение и забирать не собираешься. Хоть бы скорее ты устроилась на новом и лучшем месте. Не знаю, может эта открытка и не застанет тебя на старой квартире. Предстоит поезда в Караганду. Не знаю, что брать с собой, там с питанием неважно. Целую всех».

В этот день начальник инспекции Тимохин выдал мне удостоверение личности № 211 сроком до 31 декабря 1943 года как главному бухгалтеру ввиду предстоящей поездки в Караганду.

25.07.1943

В открытке к жене я пишу:

«Сегодня получил письмо от Веры из колхоза. Ее письмо расстроило меня немало. Завтра отвечу на все письма. Оказывается, дети у нас нехорошие. Ты на Веру жалуешься, а Вера-большая жалуется и на Верочку, и на Борика. Что ж делать, пора уже нам с тобой привыкнуть за два года к неприятностям, которые со всех сторон сыплются на наши головы. Хорошо, Шура, что ты послала отчиму 200 рублей. Конечно, его предложение ехать вам жить к нему – запредельное. Старик ищет себе пристанище и думает, что он сможет как-то вас устроить. Завтра отвечу вашей Вере и тебе заказным. Сегодня получил от Шурика открытку из Чкалова, отдельный полк резерва комсостава, 5-я рота. Ну, пока, целую».

Получив не совсем приятные письма от жены Шуры и от Веры, я, посоветовавшись с начальником Тимохиным, на его имя написал заявление (после корректировки текста Тимохиным):

«Со времени эвакуации из Гомеля прошло почти два года. За это время странствований одежда моя пришла в ветхость, перспектив на получение новой у меня нет, а приобрести на рынке не имею никакой возможности. В результате я хожу в совершенно износившейся одежде. Согласно телеграмме ЦТП тов. Волкова № 4827 от 6 ноября 1942 года я назначался в Картранстоп на должность главного бухгалтера, а по прибытии на место оказалось, что я назначен бухгалтером с нормой снабжения, как служащий (в этом месте Тимохин не согласился с такой фразой: «проработав четверть века на транспорте, потерял право на 800 граммов хлеба», эту фразу я вычеркнул). У меня есть семья из трех человек. Семья проживает в городе Ижевске в тяжелых материальных условиях (а фразу: «живет в тесном углу и перебивается с хлеба на квас» Тимохин в черновике вычеркнул). Моя помощь семье, которая выражается в посылке максимум 200 рублей в месяц, мало реальна. От плохих условий жизни за последние годы здоровье мое сильно пошатнулось, и состояние его усложнилось последней болезнью – воспалением почек. По советам врачей я должен питаться молочно-растительной пищей. Фактически же мое питание ограничивается тарелкой супа и 400 граммами хлеба в день. Покупать продукты по рыночным ценам у меня нет возможности. Продавать на рынке я тоже ничего не имею, ибо при эвакуации из Гомеля я вез с собой мешок с документами и почти никаких собственных вещей не имел. Прошу об оказании мне возможной материальной помощи».

Следующее заявление было послано в Москву:

«Начальнику топливно-теплотехнического управления НКПС тов. Краснобаеву. Ввиду крайне тяжелого материального положения бухгалтера Мороз А.А. и ухудшившегося состояния здоровья, прошу вашего разрешения о выдаче ему денежного пособия в размере тысячи рублей за счет экономии по фонду зарплаты. Товарищ Мороз эвакуирован из Гомеля. Его семья проживает в городе Ижевск Удмуртской АССР. Заявление тов. Мороз прилагаю». Подписал начальник Картранстопа Тимохин.

29.07.1943

Я пишу открытку жене:

«Вчера получил твое письмо. Сегодня еду в командировку в Караганду дней на пять. Не буду от тебя иметь писем. На самом интересном месте я лишен этой возможности. Пишешь, что получила мое ценное письмо и пойдешь к Червякову. А что дальше – это я узнаю по приезду. В дорогу взял пять огурцов, горох и карточки на 500 граммов хлеба. Огурцы еще только начинают расти, маленьких помидоров много. Буду писать с дороги. Сегодня жарко. Пиджак мой не высыхает от пота, а другого ничего нет. Вчера получил мыло по карточке, вернусь – постираю кое-что. Ну, пока, мои дорогие».

30.07.1943

Я послал жене Шуре открытку из Караганды:

«Здравствуй, Шура! Вот я в Караганде, приехал сюда на несколько дней. Пишу сейчас в клубе, где мы до утра спали. Сколько тут шахт – все уголь, уголь вокруг. Завтра съезжу в новый город Караганду. Когда-то в этих краях жил Иван Гаврилов. Побаливают ноги, но ничего, терпеть можно. Ну, пока. Целую всех вас».

Не помню, чтобы я получил в виде помощи тысячу рублей, о выдаче которых ходатайствовал Тимохин. У меня не сохранилось никаких следов, напоминающих о получении такой, довольно крупной для меня, суммы. Вероятнее всего, что я этой «помощи» не получал. Дело в том, что в эти дни началось освобождение Орловщины от фашистов, орловец Тимохин А.А. был реэвакуирован, и некому было добиваться результатов по этому ходатайству.

К сожалению, мои письма к Шуре за весь август 1943 года не сохранились, а жаль! Конечно же я в них подробно описывал свои впечатления об этой молодой угольной столице – Караганде. Запомнилось, что, побродив по территории поселка Старой Караганды, где люди ютились в землянках, и где только здание клуба у железнодорожного вокзала было единственным приличным строением, мы на следующий день проехали километров десять, и перед нашими глазами открылась незабываемая панорама Новой Караганды. Среди голой степи как оазис в пустыне стоял город с асфальтированными мостовыми, с многоэтажными домами и прочими атрибутами современности. В центре красовалось здание дворца горняков, напротив били фонтаны. Территория города была небольшая, но строительство было в разгаре. Вдали виднелись угольные разработки.

Так как письма за август 1943 года ни мои, ни жены Шуры не сохранились, то сам процесс увольнения Шуры с завода я описать не могу, и только из ее трудовой книжки видно, что Мороз Александра Харитоновна, 1905 года рождения, среднего образования, принята на завод № 71 НКВ на должность старшей рабочей с 9 февраля 1942 года, а с 3 августа 1943 года ей дан расчет ввиду семейных обстоятельств. Девятого августа ей, рабочей № 891 цеха № 27, выдали на 100 рублей облигаций ввиду увольнения с завода.

04.08.1943 брат Шурик пишет мне в Акмолинск открытку:

«Здравствуй, дорогой Саша! Не знаю, чем объяснить твое молчание: или сильно болен, или еще какая есть причина. Я тебе, как и отцу, и Шуре в Ижевск сообщил адрес, но к большому сожалению, не имею ни одного письма. Меня очень беспокоит это молчание. Адрес у меня изменился: Полевая почта 83285 «Е», лейтенанту Гаврилову А.В. (прим. – слово Чкалов зачеркнуто цензурой). Так что пиши по этому адресу. Как твое здоровье, жизнь, работа? Я жив, но по-прежнему болею фурункулами. Врачи заключают, что это отзывается Сталинград. Да, Саша, много отняло у меня это время. Общая простуда, ревматизм и прочая хвороба. Но пока все же чувствую себя лучше, чем в Уфе. Дорогой Саша, жду от тебя весточки. До скорой радостной встречи. Целую крепко, твой Саша-второй».

07.08.1943

А ведь 300 рублей, посланных мною Шуре, так и не находились. Как говорится: где тонко, там и рвется. И седьмого августа я снова обращаюсь к почте об их розыске:

«Почтовое отделение Акмолинской почтовой конторы при Управлении Карагандинской железной дороги от гр. Мороз Александра Александровича. Заявление. 3 мая 1943 года по квитанции номер шесть мной были сданы деньги в размере трехсот рублей для пересылки по адресу: г. Ижевск Удмуртской АССР, ул. Азина, дом 52, Мороз Александре Харитоновне. До 27 июля эти деньги адресат не получил. 28 июня 1943 года я подал заявление о розыске, но результатов нет. Прошу ускорить розыск и вернуть деньги мне или переслать их по новому адресу: г. Ижевск, Удмуртская АССР, ул. Азина, дом. 4».

18.08.1943

Брат Шурик пишет из Чкаловской области из 5 роты отдельного полка резерва комсостава:

«Здравствуй, дорогой брат Саша!

Нахожусь я в Чкалове, как видишь по адресу – в резерве. Сколько пробуду – неизвестно, но сейчас приходится много работать. Живу здесь хорошо, конечно, хорошо в данном времени. Почему-то часто чувствую правую лопатку, где вышла пуля – ноет. Почему я так долго не писал? Потому что не было постоянного адреса, а сейчас адрес на обороте открытки. Пиши. Целую очень крепко, твой меньший брат Саша-второй. Саша, 18 августа мое двадцатилетие».

Уже три месяца прошло, как реэвакуировалась наша сотрудница Полтава Людмила Андриановна, я с ней даже обменялся письмами. На фронтах дела изменились к лучшему. Радио сообщало об освобождении Харькова, о боях на подступах к Орлу. Уже вместо начальника Картранстопа Тимохина А.А. документы подписывал и.о. Лаврищев И.Ф., а Тимохин, как бывший начальник локомотивного депо г. Орел, был вызван в Москву. Поэтому неудивительно, что я написал и послал в Москву такое послание, адресовав его по адресу: г. Москва, НКПС центральный отдел бухгалтерии, главному бухгалтеру Белорусской железной дороги Кровину Михаилу Ивановичу:

«Здравствуйте, Михаил Иванович!

Помните, вы говорили, чтобы я изредка напоминал вам о своем существовании. Теперь, когда Красная армия двинулась к Белоруссии, очень уместно напомнить о себе. Я работаю в Акмолинске в топливной инспекции, подчиненной непосредственно НКПС. Контора наша находится в здании Управления Карагандинской железной дороги. Семья моя по-прежнему живет отдельно от меня в городе Ижевске. Прошу вас, Михаил Иванович, отозвать меня на свою дорогу, когда придет время. С уважением, А.Мороз».

В открытке указан адрес на Акмолинск.

01.09.1943

Я пишу жене Шуре в Ижевск из Акмолинска:

«Получил твои письма до номера 94. От Веры из колхоза тоже. Ты слышала, Шура, наши заняли Глухов и вступили в Северную Украину, т. е. на наши родные места. Нужно полагать, что скоро наши края очистят от гадов. Уже есть предположение отозвать нас на свою дорогу, насчет меня тоже была телеграмма. Так что скоро, быть может, поеду. Конечно, к тебе заезжать не придется – не по пути. Я хочу твоего ответа вот по какому делу: у нас с тобой нет ни черта и придется начинать жить сначала. Есть постановление правительства давать эвакуированным ссуду на строительство в сумме 10 000 рублей с рассрочкой на семь лет, так что, может, и дом себе какой-либо построим. Но вопрос: где лучше обосноваться – в Щорсе или в Гомеле? Посоветуйся с мамой и Верой на эту тему и напиши мне. Конечно, меня могут назначить туда, куда это будет нужно, и тогда придется ограничиться казенной квартирой, но знать твое мнение нужно на случай, если место работы мне дадут по моему желанию. Как живешь? Как огород? Мне мой огород за затраченные труды много помогает. Весь август ел огурцы до отвала, а теперь принялся за помидоры. Картошка еще мелкая. Чувствую, что от растительной пищи почки мои поправились совсем. На огород ходим через день, обратно идем, нагруженные огурцами, морковкой, помидорами, тыквой. Даже дыни есть, но маленькие. На днях придется понемногу копать картошку. Вот бы я угостил тебя и детей огурцами. Огурцы неплохого сорта и большие. Вот хлеба мало. Если бы хлеба вдоволь, да масло бы подешевле, то можно бы сказать, что я вполне сыт. Понемногу я уже готовлюсь к отъезду, мне кажется, это время не за горами. Теперь радио приносит вести одна другой лучше, а приказы тов. Сталина о занятии городов уже объявляют по два раза в день. Жду весточки и надеюсь, что еще получу ответ. Пиши по-старому, в крайнем случае почта вернет их тебе обратно. Привет нашим колхозникам. Целую вас всех».

05.09.1942

Брат Шура писал отцу в Бугульму на улицу 14-ти Павших:

«Здравствуйте, дорогой отец!

Пишу еще одно письмо, но не знаю, почему не получаю писем от вас. Это меня сильно беспокоит, где вы сейчас и что с вами? Как ваше здоровье? Я нахожусь пока на старом месте, но скоро уже тронемся в путь. Хотел бы, конечно, на Украину. Сегодня радио принесло радостную весть: наши заняли первый город Черниговской области. Это город Короп, что находится в 80–85 км от нашего родного Щорса. Скоро, очевидно, и наш Щорс станет Советским! Хоть бы скорее! Как наши бедные мама, Аня и пацанята? Дорогой отец! Как я соскучился по вас, но еще далеко до встречи. Может быть, встретимся на своей Родине, хорошо, конечно, было бы. А пока до скорого. Целую очень крепко. Ваш сын Шура. Обратный адрес: Полевая почта 83285 «Е», Гаврилову А.В.».

Также в этот день брат Шура пишет мне в Акмолинск:

«Добрый день, дорогой Саша!

Получил твою открытку, спешу дать ответ. Нахожусь пока еще на старом месте, скоро двинемся. Хотелось бы, конечно, на Черниговско-Щорское направление. Сегодня радио принесло радостную весть о взятии города Коропа Черниговской области. Так приятно и торжественно становится на душе, когда через два года заговорили снова про Украину, Сновск, про Черниговщину. От отца почему-то не получаю ничего, хотя написал уже несколько писем по двум адресам: старому и новому. Шура из Ижевска тоже молчок, как они, бедные, борются с нуждой? Скоро можно будет двинуться на Родину. Сам чувствую себя хорошо, недавно выздоровел. Вот, дорогой Саша, прошло золотое лето, и я не видел его. Но ничего, будем живы – следующее проведем как положено. А пока до скорого. Целую, твой Саша».

И в этот же день брат пишет открытку в Ижевск моей семье:

«Здравствуйте, дорогие Шура и племяннички Верочка и Борик!

Написав письмо Саше, решил написать еще одно вам. Я жив, здоров, чего и вам желаю. Сегодня радио принесло радостную весть о взятии города Коропа в Черниговской области, что в 85 км от Щорса. Скоро, очевидно, Щорс станет Советским. Живы ли наши оставшиеся мама, Аня и пацаны? От отца не получаю писем, что очень беспокоит меня. Где он, что с ним? Почему вы не пишете мне? Неужели гневаетесь за что-либо? Дорогие родные, я скоро покидаю свое старое место и поеду в путь далекий, хотелось бы на свою Родину в Щорс, Гомель и другие. Пока, до скорого. Целую крепко, ваш Шурик».

13.09.1943

Брат Шурик пишет мне в Акмолинск:

«Здравствуй, дорогой Саша! Получил твою открытку от 1 сентября, за которую очень и очень благодарен. Недавно я послал тебе открытку, но, как только получил от тебя сообщение, даю ответ. Я еще на старом месте, живу по-прежнему, мучают чирии – заболевание фурункулезом, думаю делать переливание крови. Что меня волнует – нет ничего от отца. Причину не знаю. Ты пишешь, что ешь плоды из своей плантации. Приветствую тебя, Саша, с достигнутым. Война сделала тебя еще и агрономом, здорово! Дорогой Саша, как приятно и торжественной в душе, когда слышишь и читаешь о наших победах РККА, недавно в газете сообщили, еще перед взятием Бахмача, о занятии нашими войсками станций: Дочь, Чесноковка, Борзна, а потом Бахмач, Конотоп. Ведь это наша Родина, дорогой Саша! Скоро, я надеюсь, мы услышим о родном Щорсе. Какова судьба нашей мамаши-старушки, Ани с пацанами, выдержали ли они эти удары? Сейчас одно желание у всех – скорее бы разгромить проклятого Гитлера. А пока до скоро. Твой брат Саша-меньший. Целую крепко».