Прятки

– Спасибо тебе за всё, – говорю я, когда мы выходим из спальни Олли.

– Да это пустяки. У него классная комната. Я так понимаю, увлечение гонками у него серьёзное? – улыбается он.

– О, ты даже не представляешь насколько!

– Мой брат Алекс раньше тоже увлекался этой темой, и у него много игрушечных машинок было. Могу привезти их Олли, если ты не против. Алексу они всё равно не нужны и пылятся где-то в кладовой. А наш будущий галактический гонщик, думаю обрадуется.

– А если они ему понадобятся? Или его детям будущим?

На самом деле мне просто неловко принимать от него какие-то подарки. Пусть это и для Олли, мы ведь знакомы всего второй день. Хотя, надо признать, событий за эти два дня произошло больше, чем за несколько предыдущих недель моей жизни.

– Он оставил себе несколько коллекционных моделей, а остальные выбросить хотел, но в итоге мы просто убрали их вместе с моими игрушками в кладовую. Так что ничего ему не понадобится, а если будут дети, чего точно не произойдёт в ближайшем будущем, то он в состоянии купить им всё, что они захотят.

– Это неудобно, правда, ты и так много всего для нас сделал.

– Неудобно шорты через голову надевать. Я лишь подбросил тебя домой и с братом немного помог, это мелочи. Если бы не хотел, то ничего бы и не делал. Но мне нравится проводить время с тобой, пусть и таким образом, – от этого признания бросает в жар и я смотрю на него, не моргая. – Да, знаю, что мы знакомы второй день, но я не перестаю думать о тебе с того самого момента, как увидел в коридоре.

– Я…не знаю, что сказать.

– И не говори ничего. Просто хотел, чтобы ты знала. И я не буду торопить события, чтобы ты не подумала, что я какой-то мажор с плохими намерениями – это не так. Знаю, что тебе нужно время, чтобы это понять и чтобы мы узнали друг друга, но не отталкивай меня, ладно? Обещаю, я не буду давить на тебя, но мне бы хотелось, чтобы мы виделись чаще и общались не только о проекте для профессора Линча.

Мысли сейчас как улей с обеспокоенными пчёлами. Я тоже этого хочу, но вспоминаю предостережение мамы, что такие парни лишь играют и уходят. Как понять, какой он на самом деле? Говорить красиво многие умеют. С другой стороны, он помог мне в первый день, сегодня спас в ситуации с братом и, кажется, искренне наслаждался нашей компанией. Возможно, это просто развлечение для него – поиграй с бедняками и почувствуй себя принцем на белом коне, но что-то мне подсказывает, что Влад совсем не такой.

– Наверное, мы могли бы попробовать, – слышу я собственный голос, и парень улыбается, демонстрируя красивые ямочки на щеках.

– Отлично, я очень рад! – он едва не подпрыгивает, перекатываясь с пятки на носки и обратно. – Ну, я поеду тогда, пока твоя мама не вернулась и не вытащила меня отсюда за волосы.

– Не драматизируй, она не настолько сумасшедшая. А вот соседи слить бензин или испортить машину могут, – говорю я, кивнув в сторону Мерседеса, когда мы выходим на улицу.

– Для поцелуев ещё слишком рано, да? – спрашивает он и встаёт напротив меня.

– Наверное.

– А если в щёчку?

– Это, думаю, можно, – усмехаюсь я, и он быстро целует меня в уголок губ.

Ну, это почти в щёчку. И всё равно меня охватила волна невесомой легкости, пронизывающая каждую клеточку тела. Кожа пылает от прикосновения его губ, хоть оно и было мимолётным.

– Спокойной ночи, Ника.

– И тебе спокойной ночи.

Смотрю, как он садится в машину и уезжает, и возвращаюсь в дом, совсем позабыв о сне. Я вляпалась! Сильно! Ох, бедное моё сердце…

Глава 6

Мама так и не пришла домой ночевать, а её телефон до сих пор отключен. Знаю, что это бесполезное действие, но я всё равно пыталась ей дозвониться каждый час. Думала, что у неё телефон разрядился, и ждала, что она всё-таки хоть немного его зарядит и ответит или хотя бы СМС напишет. Такое уже раньше случалось, но она никогда не пропадала на целую ночь без предупреждения. Дурные мысли заселили мой разум, и из-за этого я почти не спала, вздрагивая от каждого звука с улицы. Но то были или соседи, начавшие отмечать еженедельный праздник под названием «выходные», или дерзкие парни на странно тюнингованных в собственных гаражах машинах, невесть на что похожих, зато с такими колонками внутри, от звука которых окна в доме дрожат, когда они мимо проезжают.

Есть один плюс – сегодня выходной, а это значит, мне не придётся будить Олли и самой везти его в садик. За посещаемостью в детских садах в Англии следят строго, но не в нашем районе. Они не попросили никакой подтверждающий документ, когда я сказала им, что по пятницам брат ходить не будет из-за занятий в реабилитационном центре. А когда я забирала его раньше времени, потому что было по пути, когда я возвращалась из школы и просто не хотела туда-сюда несколько раз ходить, они были только рады – чем раньше детей разберут, тем скорее воспитатели уйдут домой. Но кто будет их винить? Точно не я. Ну а сегодня же мы проведём весь день дома, тем более на улице дождь и серость.

Когда тревожность превышает все мыслимые лимиты, пишу Эми, что мамы до сих пор нет, и я не знаю, куда себя деть от нервов. Подруга в это время всегда спит, но мне всё равно становится чуть легче от того, что я хоть с кем-то поделилась. С кружкой чая и разогретой в микроволновке булочкой усаживаюсь за старый деревянный стол у окна, наполовину затянутого плющом. Дождь стучит по подоконнику, и я ёжусь от одного только звука, заворачиваясь в тёплую кофту как в кокон. Надо ли говорить, что отопление здесь ужасное? Туман, окутавший всю улицу, настолько густой, что, кажется, его можно резать ножом. Такая погода всегда приносила с собой уныние, но сейчас, вспомнив о вчерашнем вечере и лёгком поцелуе Влада, понимаю, что очень даже рада и мне всё равно на эту сырость и серость. Если бы не мама и её внезапная пропажа, то, наверное, я светилась бы от счастья.

Господи, я знаю человека всего два дня, а влюблённость уже проникла в каждую клеточку моего тела. Опасно, но мне хочется рискнуть. Впервые случилось так, что моя симпатия взаимна. Обычно я тихонько вздыхала в сторонке, любуясь объектами своего обожания, пока они встречались с кем-то другим. Со мной же почти не пытались знакомиться, предпочитая девчонок-спортсменок – «повезло» мне попасть в класс волейболисток с бесконечными ногами, длинными красивыми пальцами и атлетическими телами богинь. Сначала чувствовала себя гадким утёнком, но потом смирилась и приняла всё как есть. И вот Влад. Хочу верить, что это не какая-то изощрённая игра моими чувствами, после которой я останусь на руинах своей и без того раненой души.

***

Мечты и фантазии улетучиваются, как только я вижу знакомый силуэт, приближающийся к дому нетвёрдой походкой. Облегчение и злость смешиваются в странный коктейль – я счастлива, что она жива, и злюсь, что мама предпочла попойку своему сыну. Выхожу в коридор и вижу в её руке бутылку Мартини. Неплохой переход с дешёвой водки и каких-то непонятных коктейлей на дорогой алкоголь.

– О, а вот и дочь! – говорит мама, привалившись к двери, и улыбается. – И тебе доброе утро! Что такая хмурая? Так, сейчас, подожди, мы это исправим.

Она протягивает мне большой чёрный пакет, полный конфет и шоколада. И это не дешёвые товары со скидкой девяносто процентов, это качественные сладости, как те, что я беру для Олли. Она скупила половину полки в магазине? Брала всё, что видела? Украла это всё? Мама никогда не покупала сладости с того момента, как папы не стало.

– Тебе нужна глюкоза, съешь что-нибудь тогда настроение поднимется, – объясняет она, пока я стою, ошалело смотря то на неё, то на пакет. – Ты конфеты не видела никогда? Что за реакция такая?

– Где ты это всё взяла?

– В магазине. Не проснулась ещё что ли? Соображаешь туго, возвращайся в кровать. Я тоже пойду спать, а то устала совсем.

– А где ты была всю ночь?

– Деньги зарабатывала. Мы больше не бедные, Ника! Бедность теперь в прошлом, – смеётся мама и вытаскивает из кармана пачку, в которой не меньше тысячи фунтов, так что у меня дыхание перехватывает.

Во что она ввязалась? Это не может быть законно. Сначала забитый едой холодильник, теперь пакет шоколада и пачка купюр. Плохо, всё очень и очень плохо. Я будто оказалась в сериале, и мы приближаемся к кульминации, когда к нам ворвутся полицейские или бандиты. В первом случае мы дружно поедем в участок давать показания и, вероятно, загремим за решётку. Во втором – останемся лежать в лужах собственной крови прямо в доме или умрём в муках где-нибудь на заброшенных складах.

– Где столько платят?

– Я же говорила тебе уже, что ищу клиентов и получаю процент от сделок с больницей. Вчера хорошо поработала и сразу же получила то, что заслужила.

– Для чего ты их ищешь, мама? – не понимаю я, и у меня трясутся руки от нервов. – Что это за сделки такие?

Она ввязалась в криминал. Большие быстрые деньги – это всегда что-то незаконное. Мы столько близко не видели, а сейчас она держит их в руках и машет ими, будто веером.

– Мне нельзя об этом никому рассказывать, я договор подписала. Теперь надо карточку новую завести и туда их положить для сохранности, а то мало ли, всякое бывает, – размышляет она, вытаскивает несколько купюр и протягивает мне. – На, ты же там на какую-то доску для рисования копила. Это мой вклад, так сказать.

Забираю деньги и решаю отложить их на всякий случай.

– Ты вчера не забрала Олли из центра. Мне позвонили за час до закрытия. Если сама не могла, то почему мне не сказала, я бы сразу после занятий поехала за ним.

– Эдди, вот бессовестный! – ругается мама, ударив себя по бедру. – Я просила его забрать Олли, и он сказал, что это не проблема! Ничего доверить нельзя!

– Кто такой Эдди?

– Мой бойфренд и коллега.

Кровь отливает от лица, и я понимаю, что мы избежали катастрофы благодаря безалаберности этого самого Эдди. Всё ещё хуже, чем я себе представляла. Слушаю и не верю своим ушам. Она никогда не была надёжным родителем, но чтобы настолько наплевательски относиться к больному маленькому ребёнку…это что-то новое. Гнев затуманивает разум, и я едва держу себя в руках, чтобы не кричать, потому что не хочу разбудить и перепугать брата.

– Мама, как можно доверить Олли неизвестно кому? А если бы он с ним что-то сделал?

– Да что б он сделал-то? У него у самого двое таких дома, ну, немного постарше.

– С этого дня я сама буду заниматься Олли – водить его в садик и на эти занятия. И это не обсуждается! Никаких Эдди рядом с ним! Господи, папа в гробу бы перевернулся, если бы узнал обо всём этом, – вздыхаю я, прижимая ледяную дрожащую ладонь ко лбу.

Сейчас и Эми не смогла бы обвинить меня в том, что я пересмотрела документалок про маньяков – дети пропадают, над ними издеваются самые близкие, а мама была готова подвергнуть риску нашего маленького Олли! Не то чтобы другим малышам в такой ситуации было легче, но брат даже попытаться убежать не смог бы. Воображение рисует страшные картинки, и теперь меня всю трясёт. Олли – слишком лёгкая мишень для кого угодно, и я намерена защищать его любыми способами.

– Папы вашего давно нет! Прикажешь мне оставшиеся годы гнить в одиночестве?

– Я никогда этого не говорила и не была против твоих отношений – встречайся с кем хочешь, но не в этом доме! И я не допущу, чтобы рядом с Олли были едва знакомые люди! Как так можно, мама? Ты о нём вообще не беспокоишься?

– А обо мне кто побеспокоится? Думаешь, легко было рожать его, зная, что мы остались без Джеймса? Легко было вас тянуть всё это время на мою нищенскую зарплату? Я заслужила любящего мужчину рядом с собой, ясно? Наконец-то хоть кто-то видит во мне человека, а не кошелёк, кухарку и прачку! Работу помог найти. Да, не забрал Олли, значит, не смог. Ты же съездила сама, что начинаешь тут? И сразу думаешь плохо о человеке!

Ей платят пособие на нас, и, конечно, оно небольшое, но если б мама не пьянствовала, то мы бы могли жить более-менее нормально и не считать каждый пенс. И у неё хватает наглости в чём-то нас обвинять!

– Я ничего о нём не думаю. Но не приводи его в этот дом и не подпускай к Олли. Если придётся, вызову социальные службы.

Это была бы катастрофа, но если она приведёт в дом какого-то непонятного мужика, мне придётся это сделать, а потом искать способ оформить опекунство над братом. Слишком много забот и бюрократии, но другого выхода просто нет. Надо начать изучать это всё как можно скорее, чтобы, в случае чего, действовать без промедлений.

– Посмотрите на неё, в службы она позвонит! Умеешь настроение испортить, этого у тебя не отнять! Что ты за человек такой мерзопакостный? Ни капли благодарности нет. Это всё воспитание Джеймса, он тебя распустил совсем!

– Я благодарна тебе за всё, что ты для нас сделала, но если ты хочешь быть с этим мужчиной, то переезжай к нему. Для нас это может быть небезопасно, и я не прощу себе, если с Олли что-то случится. Ты сама говорила, что чужие дети никому не нужны, а у нас он ещё и инвалид.

Не может этот Эдди быть хорошим и надёжным человеком, раз втянул её в какую-то грязь, которая неизвестно чем обернётся в будущем. И подпускать черт знает кого к себе и Олли я не могу, хватит с нас матери-алкоголички, которой плевать, что и как с нами будет. Не хочется стать героями какого-нибудь подкаста об убийствах, где ведущие будут смаковать каждую деталь, описывая нашу трагическую смерть.

– Эдди любит детей!

– Мне всё равно, кого он любит, и я тебя предупредила мама! А если опека возьмётся за нас, то отберёт Олли и твою работу проверять начнёт. И если вдруг там что-то не совсем законное, то плакали все эти фунты, – говорю я, хоть и понимаю, что этот разговор стоило бы отложить до момента, когда она проспится.

– Лучше в нищете жить, да?

– Да, лучше уж так, чем играть с законом. Потому что такие как мы не выигрывают, мама! У нас нет влиятельных друзей или родственников, которые могут прикрыть наши спины! И если ты так любишь этого Эдди и хочешь жить с ним, то к нему и перебирайся, а мы сами тут как-нибудь справимся.

Она разражается смехом, сгибаясь пополам. Не понимаю, что такого смешного я сказала. Да, придётся найти какую-то постоянную работу и попросить Эми помочь с Олли – она никогда не отказывала, работает удалённо, так что на какое-то время это может сработать, а дальше посмотрим. На необходимый минимум я заработаю, да и стипендия у меня пока неплохая, так что с трудом, но справились бы. Я уже обдумывала подобные сценарии, когда мама стала пропадать у подруг на все выходные, обсудила это с Эми, и мы решили, что пока это лучший вариант.

– Справятся они, ну-ну, я бы на это посмотрела! Картинки свои будешь на улице продавать? Ладно, не истери ты так, никого я не приведу сюда – куда тут от вас спрячешься? – фыркает она, будто мы тараканы какие-то. – Неблагодарная ты, Ника. Не думала, что из тебя вырастет такая эгоистка!

Она машет рукой и уходит в спальню, бормоча что-то себе под нос о том, какая я ужасная дочь. Я же возвращаюсь на кухню, чтобы написать об этом Эдди Эми, пока меня не разорвало от эмоций. Не к добру всё это, не к добру!

Глава 7

– Чёрт, Никки, это совсем нехорошо! – говорит Эми сонным голосом, и я слышу шелест одеял.

Чтобы она поняла весь масштаб трагедии, я рассказала ей обо всём, хоть и понимала, что это может быть небезопасно. Но Эми можно доверять и она точно никому не разболтает, ей самой прекрасно известны законы и правила нашего района – молчи, если хочешь жить, а не быть очередной статистикой в отделе убийств местной полиции. У меня голова идёт кругом и я в такой панике, что не знаю, за что хвататься – искать работу, изучать информацию об опекунстве, составлять текст обращения в детский сад, чтобы Олли не отдавали никому, кроме мамы и меня? Столько всего навалилось, что дышать тяжело.

– Я знаю, Эми, знаю. Что мне делать? Я не справлюсь! Это всё слишком! Ещё и университет…

– Так, стоп! Прекратила панику немедленно! Ничего ещё не случилось.

– Но может! – перебиваю я, разодрав заусенец на пальце до крови.

Иду в ванную, чтобы обработать рану и заклеить лейкопластырем. Дурацкая привычка с годами не прошла, как обещали доктора. Они прописывали горький лак, чтобы я не грызла ногти, и терапию, на которую, конечно, меня никто не водил – мама предпочитала посиделки с подружками, а мне приказала врать папе о занятиях, на которые мы сходили всего один раз. Я была ребёнком и только радовалась, что вместо бесед и упражнений с социальным психологом мне разрешали смотреть мультики или играть с детьми маминых подруг. Так, собственно, мы с Эми и познакомились. Тогда я и представить не могла, насколько мы сблизимся и сколько всего переживём вместе.

– Знаю, но паникой сейчас не поможешь. Опеку над Олли оформить не так-то просто – тут надо ещё доказать несостоятельность вашей матери, ведь тебе нужно не временное лишение её родительских прав, иначе она пустит службам пыль в глаза, лишь бы не терять пособие и избежать проверки её этой мутной работы. А тебе придётся найти какую-то официальную работу, чтобы денег хватало на содержание брата. И это не должно быть в ущерб учёбе, ты понимаешь?

– Ты, правда, думаешь, что учёба важнее брата? – ушам не верю, что Эми такое сказала.

Ни одна учёба не стоит того, чтобы оставлять Олли в опасности. А зная нашу мать, я – его единственная надежда на более-менее нормальную жизнь. Прекрасно понимаю, что это тоже не идеальный вариант, но кому ещё будет до него дело? Опеке? У них таких детей вагон с прицепом. Приёмной семье? Там могут попасться психи, заботящиеся лишь о выплатах и льготах. Системе плевать, и я не могу допустить, чтобы эта машина раздавила моего брата.

– Нет, конечно, но ты не можешь рушить свою жизнь и своё будущее. Не сейчас. Другого такого шанса поступить сюда может и не быть, ты же это понимаешь?

К сожалению, и это я прекрасно понимала. Каждый год абитуриентов всё больше, финансирование всё скуднее, и руководство делает всё возможное, чтобы загнать людей в кредиты и заставить платить огромные деньги. Это ведь не только о хорошем образовании, но и о шансе на лучшую жизнь. И когда ты рождаешься с золотой ложкой в зубах, то и проблем у тебя нет, а если нет – держись за эту возможность, потому что от неё буквально зависит твоя жизнь. Ведь здесь проще завести нужные знакомства, получить стажировку в крутых агентствах, которые сотрудничают с университетом, проявить себя, создать профессиональное портфолио. Для меня это не просто красивая корочка – это доказательство, что я смогла, я в состоянии выбраться из положения, в котором мы оказались благодаря маме. Если бы только папа был жив…

– Да, но…

– Никаких «но»! Я присмотрю за Олли, ты знаешь, что это не проблема. Но опеку-то такой расклад дел не устроит, если ты будешь работать сменами, например, а ребёнок – болтаться по твоим друзьям. И преподаватели не оценят прогулы. Поэтому тут надо подумать хорошо о разных вариантах, всё оценить и действовать с холодной головой. Я тоже поспрашиваю своих знакомых о вакансиях для тебя, поэтому, Никки, прекрати панику хотя бы здесь!

Если бы это было так просто. Мозг будто воспалён, решение никак не находится и кажется, что выхода нет. Проблемы разом рухнули мне на голову, и я не в состоянии справиться сама. Если бы не Эми…даже представить не могу, что бы делала без неё. Подруга всегда остаётся голосом разума и не даёт мне скатиться в бездну катастрофической паники.

– Что мне делать сейчас?

– Найти пример заявления, чтобы Олли не отпускали ни с кем другим, написать его и после выходных отнести в детский сад. Даже если это можно сделать онлайн, лучше напиши, так у них точно не будет отговорки, что они не увидели, письмо улетело в спам и так далее. Сама знаешь, как наша система работает. И с этим Эдди – попытайся достать его номер, чтобы я смогла узнать о нём как можно больше. Сама понимаешь, одного имени недостаточно. У нас таких Эдди штук сто в Ист-Энде, если он отсюда, конечно. Если хочешь, я могу расклад таро сделать на него?

– Господи, Эми…

– Ты недооцениваешь силу карт, моя дорогая!

Тут и без её гаданий ясно, что ничего хорошего от этого человека не жди. Вопрос времени, когда всё станет хуже и сможем ли мы вообще выбраться из этой ямы, которую мама выкапывает своими же руками.

– Не трать зря время. Мы и так знаем, что он принесёт одни неприятности.

– Справедливо. А теперь иди и достань мне его номер.

***

Заглядываю в спальню Олли, чтобы убедиться, что брат спит и не позовёт меня в самый неподходящий момент, а после тихо крадусь по коридору, на цыпочках ступая по немного скрипящим половицам. Останавливаюсь у двери и перевожу дух, чтобы собраться с силами и забрать этот чёртов телефон. Прикидываю, где он примерно может находиться – на тумбочке у кровати, в сумке, на столе, в кармане кофты. Если в руках, то придётся отступить.

Храп разносится по тихому дому, и я медленно поворачиваю ручку и ещё медленнее открываю дверь. Жуткий запах ударяет в нос, так что я едва не задыхаюсь. Она не проветривала свою комнату несколько дней, и получился убийственный коктейль из перегара, пролитого на пол дешевого алкоголя и застоявшегося затхлого воздуха. Неужели ей самой не противно так жить? Когда папа был жив, мама была примером чистоплотности, а сейчас их спальня превратилась в помойку. Вещи свалены горой на стуле, дверцы шкафов открыты, кругом пыль. Она просила меня не трогать эту комнату, а у меня и желания не было сюда входить, но теперь понимаю, что зря я этого не сделала – надо будет хотя бы минимально разобрать этот бардак, когда мама проспится и уйдёт на работу.

Из-за плотных штор здесь полумрак, но я всё-таки различаю силуэт матери, безвольно раскинувшейся на кровати, так что одна рука почти касается пола, а голова запрокинута под непонятным углом. Внимательно смотрю под ноги, чтобы не запнуться о валяющиеся здесь бутылки и вещи и всё-таки нахожу телефон на прикроватной тумбочке. Мама стонет и переворачивается на бок, а я замираю, не сводя с неё глаз. Спит. Не дыша, подхожу к тумбочке и медленно беру телефон в руки, после чего, прижав его к груди, быстро ретируюсь, и рискую выдохнуть только в коридоре. Нет, быть воровкой я бы точно не смогла. Уверена, что за эти короткие минуты я обзавелась несколькими седыми волосами.

***

– Ну? Что там? – в очередной раз спрашиваю я, пока Эми стучит по кнопкам своего ноутбука.

– Ничего. Номер зарегистрирован на какую-то женщину, но информации о ней тоже нет ни в одной базе, я думаю, что документы поддельные и её вообще не существует. Как и той чёртовой больницы, о которой ты говоришь. Уверена, что название именно такое?

– Да, я видела её трудовой договор. Сейчас перепроверю, подожди!

Все документы мы храним в одной папке в шкафу у самого выхода, чтобы в случае пожара успеть взять её с собой и не состариться в очередях в самых разных инстанциях, пытаясь восстановить их. Фотографирую договор и отправляю снимок Эми, чтобы она перепроверила, правильно ли ввела данные.

– Странно и то, что на карте эта больница вообще не отображается. Есть устаревшие данные, что на этом месте какие-то склады и заброшенный завод. Ты сама была там хоть раз?

– Нет, что мне там делать?

– Ну, не знаю, мало ли. И ни в одном реестре она не числится. Ничего не понимаю, это просто невозможно. Какая-то больница-призрак, так просто не бывает! Скину своим товарищам, у которых более серьёзные программы есть, и попробую что-то через них узнать, ладно? Может, у меня здесь что-то сломалось.

– Хорошо. Как только узнаешь любую информацию, даже если она бесполезной тебе покажется, скажи мне, ладно?

– Конечно, не сомневайся.

***

Товарищам Эми тоже ничего узнать не удалось. Следующие несколько недель я думала о том, как бы спросить у мамы о её работе и об этой больнице, чтобы не звучать как параноик и не вызвать подозрений, но она пресекала любые попытки поднять эту тему, чем только подкрепила мою уверенность в незаконности всего, что творится в том месте. Если бы не Влад и работа над проектом для мистера Линча, я бы окончательно сошла с ума. Он отвлекал и заполнял те пустоты в моей душе, о которых я раньше и не задумывалась, пока барахталась в собственных проблемах. Сейчас же я поймала себя на мысли, что мне спокойно даже от того, что он просто сидит рядом и пишет очередной код, то и дело облизывая нижнюю губу.

– Ты пялишься, – говорит он, глядя на меня поверх очков.

– Знаю.

– И тебя не смущает, что я поймал тебя с поличным?

Его бровь выгибается, а на щеках появляются мои любимые ямочки. Этот человек – произведение искусства. Именно так в моём представлении должен выглядеть Дориан Грей Оскара Уайльда.

– Ни капельки, – улыбаюсь я, а он качает головой. – Ты очень красивый.

– Больше не считаешь меня опасным мафиози? – усмехается он, на что я закатываю глаза.