Прятки

Я всё-таки спросила у него обо всех этих сплетнях, и моя догадка оказалась верна – конкуренты его отца-бизнесмена пытаются навредить любой ценой. А оружие в багажнике принадлежит его старшему брату Алексу, который увлекается стрельбой и брал машину Влада, когда ездил на тренировку. Он даже показал мне пустой багажник, чем убедил больше не поднимать эту тему и не сомневаться в его словах.

– Кто это тебе такое сказал? Я всё ещё жду звонка, когда ты попросишь меня прикрыть тебя перед полицией, пока сам будешь закапывать очередной труп своего врага в каком-нибудь лесу.

– Даже так? И ты прикроешь?

– А что ещё мне останется делать? Я должна организовать тебе минимум три алиби за ту коробку с машинками для Олли и за то, что помогаешь забирать его из центра.

– Это пустяки, вот когда мы на настоящую гонку Формулы 1 с ним поедем, тогда и поговорим.

– Тогда я с тобой за всю жизнь не рассчитаюсь.

– Одного алиби хватит.

Он говорил, что Алекс дружит с пилотом Формулы 1 Дэмиеном Кальдероном и неплохо общается с другим пилотом Лэндоном Фостером, но в моей голове всё ещё не укладывается, что такие известные люди находятся буквально через одно-два рукопожатия. Всё как-то нереально, будто это сон, вот только просыпаться не хочется. Я чувствую себя самозванкой, пробирающейся на чужой праздник жизни, хоть и понимаю, что это мои собственные комплексы говорят за меня. Но пока мы окончательно не сменили тему, всё-таки решаюсь спросить о том, о чём волнуюсь уже многие недели.

– Тогда могу я у тебя ещё кое-что попросить?

– Конечно, – отвечает Влад, и остатки веселья исчезают с его лица.

– Мы с подругой пытались узнать хотя бы что-то об одной клинике, но зашли в тупик. Ты не мог бы посмотреть?

– Да, а в чём проблема? Мне надо волноваться?

– Нет. Просто о ней говорил наш знакомый, ну, что он хотел бы туда устроиться работать, но всё это как-то подозрительно выглядит. И ещё у меня есть контакт человека, который ему эту работу предлагает, так вот о нём мы тоже ничего найти не можем.

Не хочется врать ему, но я не могу признаться, что в этом замешана моя мать. У него и так о ней не лучшее впечатление сложилось, пусть и правдивое. Мне же важно знать, во что она вляпалась и что это всё-таки за Эдди. Она больше не говорит о нём и не пытается пригласить к нам, но сама частенько ночует где-то в его квартире. Полагаю, часть своего заработка тоже у него оставляет, потому что перестала сорить деньгами, хоть и обновила кое-какую технику в доме и даже заказала забор, дабы отгородиться от соседей и их собак, любивших оставлять «сюрпризы» у нашего крыльца.

– Пришли мне всё, что у тебя есть, и я посмотрю, что можно сделать. Хотя… ты помнишь адрес?

– Да.

– Тогда у меня есть идея получше! – улыбается он и захлопывает ноутбук.

***

– Мне совсем не нравится эта идея! – в сотый раз говорю я, пока мы едем в сторону клиники.

Он ради этого даже последнюю пару прогулял, соврав преподавателю, что плохо себя чувствует. Оно и видно – гонит так, будто от этого зависит его жизнь. Я пыталась отговорить его, но после пятнадцати минут бесполезного спора сдалась.

– Говорю тебе, мы не будем подъезжать слишком близко. Просто посмотрим, что там за обстановка.

– Ехать туда вечером в принципе небезопасно.

– Если по нам огонь не откроют, то всё нормально, эта машина достаточно быстрая, чтобы скрыться.

– Ты как-то не очень умеешь успокаивать! Какой ещё огонь?

– Да я же шучу, расслабься. Тебе, правда, надо бы перестать смотреть столько криминальных роликов, – усмехается Влад.

Теперь у них с Эми появилась общая забава – упрекать меня в излишней подозрительности. Я же не понимаю их безалаберность и наплевательское отношение к тому, что творится вокруг. И, нет, я не считаю, что драматизирую. Уверена, что почти все жертвы преступлений и представить не могли, что с ними всё это случится.

– Издевайся, сколько влезет!

– У меня и в мыслях не было издеваться над тобой, – отступает Влад, проведя рукой по моим волосам, но я шлёпаю его по ладони.

– Оно и видно! Держи руль обеими руками, пожалуйста!

– Ты просто во всём пытаешься найти криминал. Его не так много, как тебе кажется.

– Если такое самовнушение тебе помогает, то ради бога. Я останусь при своём мнении!

– Хорошо, хорошо, как скажешь.

Мрачная промзона под серым небом выглядит как съёмочная площадка фильма с каким-нибудь сюжетом о гангстерах, заключающих свои грязные сделки в этих богом забытых зданиях. Ну, или про апокалипсис – тоже подойдёт. И чем дальше мы едем, тем хуже. Какая здесь может быть больница? У кое-каких построек и вовсе нет окон, асфальт давно разбит и в ямах образовались лужи. На гравийной дороге видны следы шин, значит, это место всё-таки не пустует. Я пыталась изучить местность через онлайн-карты, но запрос не обрабатывался, выдавая мне картинки леса или просто белые пятна. Подумала, что был сбой, но теперь кажется, что «сбой» вполне себе контролируемый и неплохо проплачиваемый кем-то влиятельным. Тишина здесь звенит, словно натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Время тут будто остановилось, причём, не в этом десятилетии. Влад не рискует подъехать ближе, за что я мысленно благодарна ему.

– Ты уверена, что не перепутала ничего? – спрашивает он, выключив фары и изучая разруху, что перед нами.

– Уверена. Но это совсем не похоже на больницу. Даже не рядом.

– Да, странно это всё. Друг ваш, кажется, собирается вляпаться в какие-то неприятности. Объедем по периметру?

– Нет! Нет, пожалуйста, давай уедем прямо сейчас? Мне здесь не нравится. Совсем не нравится.

Возможно, он бы и хотел проехать вдоль зданий и внимательнее изучить обстановку, но увидел моё почти паническое состояние и передумал. Нет, правда, не надо нам здесь кататься. Не сомневаюсь, что машина у него быстрая, но всё-таки не пуленепробиваемая. Да и нарваться на какую-нибудь банду тоже не хочется. В планах умирать сегодня не было, мне ещё ужин готовить и Олли кормить.

– Вам надо серьёзно поговорить со своим другом, – отвечает он, выезжая за пределы этого жуткого места, и я чувствую, как тревога от нахождения там постепенно угасает.

– И мы поговорим. Обязательно поговорим. Может, ему адрес дали неправильный. Потому что я ничего не понимаю. Но ты всё-таки поищи информацию о том человеке и об этой клинике.

– Поищу, я обещаю.

Надо было давно проверить, что это за «клиника» такая. Но откуда мне было знать, что мама будет обманывать? Я ведь не могу контролировать каждый её шаг, да и не хочу становиться ей родителем – хватит с меня Олли, которому я заменила мать. Он только в этом году перестал называть меня мамой и переключился на имя, да, настолько всё было плохо.

Когда я вхожу в дом, то слышу музыку и голоса на кухне. Мама смеётся, а я вздыхаю, понимая, что спокойной ночи сегодня не будет. За столом сидит темноволосый загорелый крупный мужчина с такими чёрными пронзительными глазами, что хочется сбежать и спрятаться под одеялом, предварительно подперев дверь комодом.

– О, дочь! Наконец-то соизволила вернуться! – говорит мама, и её язык уже прилично заплетается.

На столе нет алкоголя, только две чашки чая и печенье. Мужчина не выглядит нетрезвым, его взгляд более чем ясный.

– А что здесь происходит?

– Знакомься, это Эдди. Эдди – моя дочь Ника.

Чёрт…

Глава 8

Гнев вскипает во мне с такой скоростью, что я едва удерживаюсь, чтобы не схватить стоящую в углу швабру и не ударить ею по столу. И пусть этот чёртов чай окажется на маме и её, прости господи, Эдди. И это имя… так ему не идёт, и я не удивлюсь, что оно фальшивое, как и он сам.

На плите вижу только чайник, из носика которого идёт пар. Ни сковороды, ни кастрюли, ничего, в чём могла бы быть еда. Мойка тоже пустая. Прекрасно!

– Где Олли? Ты его кормила? – спрашиваю я и сама удивляюсь, насколько жёстко звучит мой голос.

– Что за тон? – мама разворачивается и выгибает бровь, будто у неё есть право возмущаться в этой ситуации.

– Нормальный. Я спрашиваю, ты кормила своего сына или нет?

– Раз такая заботливая, что же сама не накормишь? Вперёд, плита в этом доме без пароля! Не помню, чтобы я нанималась в прислуги, Мисс Университет.

Ясно, никто никого не кормил. Хорошо, если она вручила ему пакет чипсов, а не просто посадила перед телевизором. Пару раз было так, что он кое-как приползал на кухню и ел сухарики прямо их пачки, сидя на полу, потому что это была единственная еда, до которой он мог дотянуться. А когда он немного окреп и смог открывать холодильник, то я ловила его с сырыми сосисками и немытой морковью. С тех пор всегда оставляю хоть какую-нибудь еду в его комнате и на эти полки на кухне ставлю воду, а ещё тщательно промываю овощи, на случай, если вдруг он проголодается, а меня в этот момент дома не будет. Такое могло случиться лишь в выходные или если меня задерживали после занятий, но рисковать и без того хлипким здоровьем брата я не собиралась.

– Я была на занятиях!

– Любовным наукам обучалась со своим богатеньким сосунком? – усмехается мама, но её шутку никто не оценил.

Нормальные родители бы радовались, что их ребёнок поступил в хороший университет без всяких взяток и связей, получает стипендию и хорошее образование. Мама же упрекает меня, будто я, правда, в проститутки пошла и всей улице об этом объявила с гордостью.

– Лена, угомонись, – просит Эдди, ёрзая на стуле.

– Да, Лена, угомонись. А вам уже пора домой, Эдди.

– Ты кто такая? Ты кем себя возомнила? Приказы она раздаёт! Полюбуйся, Эдди моя дочь-проститутка! Не успела порог университета переступить, как сразу же нашла богатенького мальчика. Он её и в гости приглашает в свой золотой район, ясно для чего, и на Мерседесе катает. Девочка-то не промах! Всегда знала, что ничего хорошего из неё не выйдет!

Эту песню я слушаю с того самого момента, как она впервые увидела Влада. А когда узнала, что мы проводим много времени вместе, то совсем с катушек слетела и то, что она несёт сейчас – цветочки. Обычно обвинения перерастают в истерику, и она орёт до тех пор, пока не закашляется от сухости в горле и перенапряжения голосовых связок.

– Лена, правда, прекрати, – этот Эдди явно такого не ожидал.

– Я ещё даже не начинала! Маленькая потаскушка решила, что может командовать в этом доме! Кто оплачивает твоё проживание здесь, а? Я! Кто еду покупает? Я! Сама палец о палец не ударила, а туда же – приказы раздаёт. Неблагодарная соплячка! А знаешь что, Эдди, нам, действительно, пора. Такая самостоятельная, да? Вот и разгребай всё это дерьмо сама! А я наконец-то поживу спокойно. Подожди меня здесь, Эдди, я скоро.

Она протискивается мимо меня, специально сильно толкнув плечом, плетётся в спальню и гремит там дверцами шкафов. Я так понимаю, вещи собирает. Чувствую себя так, будто родитель в этом доме я, а она – бунтующий подросток, что решил в очередной раз показательно уйти из дома.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, пока Эдди выполняет приказ мамы, дожидаясь её, как верная собака.

– Привёз её домой и не планировал входить, но Лена настояла, – спокойно отвечает он, кивнув на пустую чашку. – Но мы в любом случае бы когда-то встретились. Думаю, она говорила тебе обо мне?

– Упоминала. И мы договорились, что она встречается с вами за пределами этого дома.

Не понимаю, откуда во мне появилась эта смелость и даже наглость, но он должен знать, что ему здесь не рады. Я в одном шаге от того, чтобы позвонить в опеку и полицию. Эдди ничего нам не сделал, а вот маме проблемы и проверки обеспечены. Но если это единственный способ защитить меня и Олли от её непонятных партнёров, то я буду действовать. Надеюсь, Влад сможет что-то найти на него и тогда обращение в полицию будет не беспочвенным. Можно попробовать выбить запретительный ордер на приближение. Да, это совсем не гарантия безопасности, но хоть что-то.

– Ты негативно настроена по отношению ко мне, как я посмотрю, – улыбается он, будто мои слова его совсем не задели, хотя, полагаю, так оно и есть.

– Я защищаю себя и брата. Мама этого сделать не в состоянии, очевидно. Ничего личного.

– Как-то не очень уважительно по отношению к матери, не находишь?

– У нас это взаимно, не находите?

– Нахожу. Значит, тебе всё равно, если она уйдёт?

– Мешать её счастью я не собираюсь. Но строить его в этом доме она не будет, – отвечаю я, потому что сказать «да» не могу, не настолько мне всё равно.

Не будь она алкоголичкой и не путайся с непонятными мужиками, то я бы и слова не сказала. Конечно, потерять папу было больно – да до сих пор больно, о чём это я, но никто не ждал, что она будет хранить верность погибшему человеку. Какой смысл в этом? Только вот её понесло совсем не в том направлении, и теперь я не могу остаться в стороне.

– Что ж, я, пожалуй, на улице подожду. Хорошего вечера.

Манеры не спасают положение – он пытался сбить меня с толку, но этот взгляд…Чёрт, с этим мужчиной что-то не так, я знаю. Назовите интуицией, шестым чувством, предчувствием. Уверена, если бы Эми увидела его, то не стала бы и думать о том, чтобы достать свою любимую колоду карт и сделать расклад – всё ясно, как небо в солнечный день.

– И вам.

Я ведь видела припаркованный Фольксваген у нашего дома, но решила, что это кто-то к соседям приехал – у них подъездная дорожка занята их развалюхой и встать там просто негде. А оказалось, что мама наплевала на наше соглашение и забыла о своих словах, что тут не протолкнуться и от нас с Олли не спрятаться.

– Можешь звонить куда хочешь, поняла? Я буду только рада избавиться от такого балласта в виде вас с братцем! – выплёвывает мама и выходит из дома с чемоданом, громко хлопнув дверью.

Итак, это случилось – она ушла и теперь всё на мне. Не знаю, надолго ли, но я ведь предполагала, что такое произойдёт рано или поздно. И я так зла и расстроена, что не сожалею. Мне страшно. Очень страшно. Я нашла работу иллюстратором в издательстве и подрабатываю графическим дизайнером в рекламном агентстве, но надо будет разобраться с пособием на Олли, с опекунством и прочей бюрократией. Эми помогла мне изучить информацию по теме, и мы даже подготовили несколько заявлений, которые теперь, если мать не образумится и не вернётся, мне придётся подписать и отправить в опеку. Можно было бы попытаться всё это скрыть, но если органы опеки или полиция узнают об этой лжи, то у меня совсем не будет шанса оставить Олли с собой.

Пока мама сорила деньгами, я спокойно принимала их и откладывала, чувствуя, что они могут пригодиться – не зря. Там немного, но на первое время хватит, а дальше уже придётся поднапрячься. Готова ли я к этому? Нет. Есть ли у меня выбор? Тоже нет. Пока мне платят мало, но, надеюсь, всё изменится. Или же просто начну искать ещё одну работу, и тогда я не представляю, как с этим справлюсь. Сегодня надо принять снотворное, чтобы не утонуть в пучине катастрофических мыслей. Я не могу сломаться, у меня нет на это права!

– А что такое балласт, Ника? И куда она ушла? – слышу я голос Олли и собираю все силы, чтобы обернуться и выглядеть спокойно, будто ничего страшного не произошло, и наша мать только что нас не бросила, убежав с любовником.

– Глупости она говорит, Олли. Даже не бери в голову.

Он так испуган и растерян, что я поднимаю его и крепче прижимаю к себе.

– Она не вернётся?

– Вернётся, конечно! Но она какое-то время поживёт у своего друга, потому что оттуда ей ближе добираться до работы. А дел очень много. Но мы же с тобой уже достаточно взрослые, чтобы справиться самим, правда?

Олли слабо кивает, и я несу его обратно в спальню. Там на полу нахожу пустой пакет от кукурузных палочек – вот таким и был его ужин.

– Ты голодный?

– Да. Палочек мало было и я не наелся.

– Тогда смотри мультики, а я быстро что-нибудь приготовлю.

– И мы опять будем есть здесь? – он смотрит на меня щенячьими глазами, что отказать ему я не в состоянии.

– Конечно. Это же наша космическая база!

Включаю новую серию «Галактических гонщиков» и иду готовить омлет с овощами, всё ещё не осознавая, как наша жизнь в очередной раз изменилась за пару мгновений.

***

Влад звонит, чтобы узнать, как у нас дела, потому что переживает каждый раз, оставляя меня здесь, хоть я и врала ему всё время, что мама больше не нападает на меня и у нас всё хорошо. Он по голосу понимает, что что-то не так и через сорок минут уже стоит на пороге. Не хочу втягивать его в семейные драмы, но от его присутствия мне спокойнее. Мы укладываем Олли спать и Влад тоже решает остаться. Мама сегодня точно не придёт, так что я не сопротивляюсь.

– Говорят, поцелуи снимают стресс, – лукаво улыбаясь, говорит Влад, практически сидя на моём рабочем столе и проводя пальцами по моим губам.

– Я тоже слышала эту теорию.

– Может, проведём эксперимент на практике и сделаем свои выводы?

– Умеешь ты пошлости в красивую обёртку завернуть, – усмехаюсь я, и он сокращает расстояние между нами.

Его губы касаются моих мягко и осторожно, будто опасаясь спугнуть трепетные моменты нашей близости. Но с каждым новым прикосновением возбуждение нарастает, пальцы скользят по коже, источая дрожь предвкушения. Закрываю глаза и позволяю себе раствориться в его объятиях. Я чувствую его сильные руки, бережно обнимающие меня, ощущаю биение его сердца, синхронизирующееся с моим. Поцелуй полон нежности и страсти, сводящих меня с ума. Я таю в его объятиях, забывая обо всем на свете, кроме наших переплетенных тел и сплетающихся языков.

– У меня никогда, я… – говорю я, отрываясь от его припухших губ, когда мы оказываемся на кровати.

– Первый раз? – он выдыхает мне в губы, и я киваю. – Хочешь остановиться?

– Нет хочу. Просто посчитала правильным предупредить.

– Хорошо. Я осторожно, доверься мне, – ободряюще улыбается он и снова накрывает мои губы своими.

Чувствую тепло его тела и слышу тяжёлое дыхание, пока руки осторожно обвивают мою талию и скользят ниже, пока он целует и немного покусывает кожу на шее. Закрываю глаза, и ощущения усиливаются, а тело покрывается мурашками. Теперь я понимаю, что такое потеряться в удовольствии. Всё вокруг будто исчезло, есть только он и я. Сначала мы медленно двигаемся в такт друг другу, а после движения становятся куда интенсивнее, дыхание сбивается и приходится закрывать рот рукой, чтобы не издать слишком громких звуков и не разбудить Олли.

В этот момент я поняла, что нашла в нём своё убежище, ощутила себя как никогда счастливой.

Глава 9

До Рождества остаётся всего ничего, а мама так ни разу и не переступила порог дома с того момента, как бросила нас с Олли. Никакой информации о клинике и человеке, на которого зарегистрирована сим-карта Эдди, мы ничего не узнали. Но ясно одно – мама всё время лгала о месте своей работы. Я уже и не уверена, что хочу знать, с кем она связалась и на какой тюремный срок «наработала». Что примечательно – Эдди стабильно приезжает раз в две недели и оставляет конверт с деньгами в почтовом ящике. В каждом есть записка, что с мамой всё хорошо и это её помощь нам. Не уверена, что она вообще знает о его «благотворительности», потому что ни разу не позвонила и не написала нам, чтобы хотя бы спросить о том, как мы вообще тут живём. И сказать, что это странно – ничего не сказать. Но деньги нам нужны и я не настолько гордая, чтобы от них отказываться.

Тем не менее, справляемся мы лучше, чем я себе представляла – заказов от писательниц на обложки и открытки к их книгам становится всё больше, и я берусь даже за те, что мне не нравятся и не откликаются, потому что сейчас совсем не до избирательности. Мама Эми, которая, конечно, в курсе всей ситуации, посоветовала пока не писать никакие заявления в опеку, потому что сейчас они не сочтут меня надёжным опекуном из-за учёбы и не самой стабильной работы. Действовать начнём только в том случае, если вдруг у кого-то появятся какие-то вопросы и подозрения – тогда Эми и её родители, а также Влад подтвердят, что мама ушла совсем недавно, поэтому никаких заявлений никто никуда не подавал. А пока будем справляться так. Мечтала, что буду лучше местных, что никогда не стану обходить закон, ведь стоит только ступить на эту дорожку, как не заметишь, что уже бежишь по ней вприпрыжку, но иллюзии разбились о реальность.

– Ника, а когда мы найдём ребёнка под ёлкой? – спрашивает Олли, когда они с Владом появляются на кухне с бумажными снежинками в руках.

Я в этот момент перемешиваю овощи в духовке и едва не обжигаюсь, когда слишком резко оборачиваюсь и смотрю то на брата, то на Влада, который улыбается своей фирменной улыбкой. И такая она у него невинная, будто не он Олли какие-то сумасшедшие идеи подкидывает.

– Кого мы найдём под ёлкой? – мой голос выше на несколько тонов и, кажется, кое-кого это забавляет.

– Ребёнка, – невозмутимо отвечает Олли, пока Влад усаживает его за столик для кормления.

– Какого ещё ребёнка, Олли? Ты хочешь куклу? – не понимаю я, и блондинистый паршивец, который точно знает, о чём говорит мой брат, совсем не помогает ситуации. – Что ты ему наобещал? Какой ребёнок? Что происходит?