Прятки

– Нет, бойфренда твоего нового богатенького! Наша, конечно, что за дурацкие вопросы?

– Он не мой бойфренд, я же сказала тебе, что мы просто вместе работаем над проектом.

Если честно, я думала, что она забудет о нём или решит, что это всё ей приснилось, но и здесь не повезло. Ладно, больше Влад здесь не появится, так что надо просто подождать, пока она найдёт новый повод для жалоб на меня.

– Надеюсь, в проект не входят дети? Я ещё слишком молодая, чтобы быть бабушкой.

– Нет, не переживай. Лучше скажи, где ты столько денег взяла?

– Нарисовала! Ника, ты сегодня туго соображаешь, как я посмотрю, – она закатывает глаза, будто я глупость сказала, но вопрос ведь вполне логичный.

– И где ты столько заработала?

Ещё на прошлой неделе мы забирали уценённые продукты в местном супермаркете и ходили в продовольственный банк за бесплатной едой для бедных, а сейчас в холодильнике места свободного нет и упаковки тут такие, на которые мы и не смотрели, потому что стоит это всё дорого.

– Меня повысили и теперь мы заживём как нормальные люди, – ухмыляется она, подняв палец вверх.

– И какая у тебя теперь должность?

– Никакая, я привожу клиентов в клинику и получаю процент от каждой сделки.

После того, как её уволили с должности медсестры из трёх больниц, она нашла работу уборщицей в какой-то странной клинике на окраине района. Платили ей немного, но всё-таки это лучше, чем выживать на крошечное пособие по безработице, особенно когда цены растут буквально каждую неделю. Ей обещали повышение, но я не думала, что оно будет таким резким и с таким скачком в зарплате. Выглядит, мягко говоря, странно, но решаю больше ничего не спрашивать, потому что неизвестно, сколько она ещё продержится на своём новом посту. Алкоголизм и продвижение по карьерной лестнице несовместимы. По крайней мере, для таких людей как мы, за кем не стоит кто-то влиятельный, как за каким-нибудь артистом, например.

***

Подходя к университету, чувствую лёгкую тошноту, ладони потеют, а пальцы немного покалывает. Вот уж не думала, что буду бояться идти сюда, но после вчерашней встречи с Кэсси и её подружками не уверена, что они не попытаются достать меня снова. Не люблю конфликты, и меня жутко угнетает такая напряжённая атмосфера. Вся радость от поступления сюда и всех перспектив улетучилась, и для этого всего лишь нужно было опоздать на первую пару в первый же день и, не делая ничего специально, нажить себе врагов в лице неадекватных охотниц за парнем. Начало почти как в какой-нибудь комедии про неудачницу, вот только роль эта мне совсем не нравится.

На парковке вижу машину Влада и сердце пропускает лишний удар, когда он выходит из неё и машет мне рукой, мягко улыбаясь. Надеюсь, не из жалости. Машу в ответ и уже думаю шагать быстрее, как он сворачивает и идёт ко мне. Нет, я могла бы убежать и солгать ему, что опаздывала на встречу с какой-нибудь подругой, но как это будет смотреться со стороны? Позориться совсем не хочется, нам ещё вместе работать.

– Привет. Милая кофта, – улыбается он, указав на маленькие вязаные белые облачка на моём голубом свитере. – Если бы уют был человеком, то выглядел бы как ты.

Эми говорит, что меня тянет на уютные вещи, потому что всего этого мне не хватает дома и, возможно, она права. Нет, я не выгляжу как переросток в детсадовской одежде – всё гармонично, не зря ведь меня приняли на факультет дизайна. Думаю, отчасти этот стиль, отражающийся и в моих работах, и сыграл свою роль в зачислении, когда я представила приёмной комиссии портфолио. Приятные мелочи создают настроение, запоминаются и завершают любую композицию, будь то наряд, обложка для книги или макет сайта – всё кроется в деталях. И это поняли почти все студенты нашего факультета, так что каждого можно рассматривать и анализировать, как какой-нибудь арт-объект со своим посылом и концепцией. Мой стиль – это пастельные тона, заколки и резинки с забавными фигурками на них, много вязаных вещей, особенно шарфов. В Лондонском холоде они ещё и тепло дарят. И я обожаю маленькие детали вроде тех же облаков или ягод, что сама связала и пришила к старым кофтам, преобразив их. Мама назвала всё ребячеством, но мне нравится.

Эта фраза Влада такая простая и, кажется, искренняя, что я не могу сдержать улыбку.

– Привет. Это очень необычный комплимент, мне приятно.

– Как ты сегодня? Я волновался.

– Почему? Всё хорошо.

Можно назвать меня жертвой стереотипов, но никогда бы не подумала, что парень из богатейшей семьи Великобритании и с кучей поклонниц станет со мной возиться. И, да, он выглядит мило и даже мягко хоть в реальной жизни, хоть на фото в сети, особенно если сравнить Влада с его старшим братом, но внешность ведь часто обманчива. В кино ему подобные обычно разбивают девушкам сердца и уходят в закат. Ну, или всё осознают и влюбляются до безумия, но это мне точно не светит, потому что никогда ничего легко не достаётся.

– Ну, вчера много всякого произошло. Тебе точно больше не влетело от мамы? Я готов поговорить с ней, если нужно, правда.

Щёки горят, кровь стучит в висках, и я обхватываю себя руками, пытаясь хоть немного успокоиться – этот позор забудется нескоро.

– Честно, не надо ни с кем разговаривать. Мама быстро успокоилась, когда я ей всё объяснила.

– И больше проблем не будет, если она увидит тебя со мной?

Надеюсь, она больше никогда не увидит тебя со мной. Ради твоего же душевного спокойствия. Но озвучить это я не решаюсь.

– Нет, конечно. Она…её забота выходит за грани разумного, особенно когда она выпьет немного больше вина, чем стоило.

Звучит, мне кажется, правдоподобно. Пусть думает, что она гипер-заботливая мама, чем алкоголичка, не умеющая держать себя в руках и не просыхающая уже которую неделю.

– Да, ты говорила, что она была на дне рождения.

– Ага, и девочки увлеклись, – улыбаюсь я.

– Понимаю, – он согласно кивает. – Кстати, ты вчера читала задание от Линча? Как тебе?

Профессор прислал список требований к работе, но я так устала, что не думала об этом совсем. Ужин, уложить спать Олли, поработать над обложкой книги для писательницы, с которой я сейчас сотрудничаю, и отправить ей пример макета, после чего уложить спать себя – это всё, на что у меня хватило сил. Да и кто думает об экзаменационном проекте, когда мы ещё и предмет-то толком не изучили?

– Читала, но, если честно, не думала об этом ещё. А ты?

– Ну, у меня есть кое-какие идеи. Можем их обсудить, когда у тебя будет время.

А у него, значит, свободного времени вагон и нет никаких забот, раз наша встреча зависит от моего расписания? А как же работа на какую-то IT-компанию? Дела всякие мафиозные?

– Это можно сделать по переписке или надо встретиться лично?

– Лучше лично, так будет быстрее, и я наглядно смогу тебе всё показать. Сегодня ты свободна?

Господи, куда же он так торопится? Хочет сделать всё в первую неделю и забыть? Не ради встреч со мной же он так старается. Что ж, если у него никаких дел нет, то это не значит, что и я готова сутки напролёт проводить за этим проектом.

– Это так срочно? Просто, сегодня день рождения у моего отца и…

– А, окей, без проблем, встретимся в другой день, – перебивает он и улыбается, давая мне понять, что мой отказ его совсем не обидел.

– Это не отговорка, я…

– Не оправдывайся, я прекрасно всё понимаю. Семья – это главное.

***

Про день рождения отца я не врала. Пятый год, как его нет, но у меня так и не получилось с этим смириться и принять его смерть. И вот я снова собираюсь купить капкейк со свечкой и поехать на кладбище, потому что быть в это время рядом с мамой совсем невыносимо.

Обычно люди устраивают вечер памяти в день смерти человека, но мне такая идея совершенно не нравится. Я и так никогда не забуду пережитый кошмар, когда полицейские позвонили маме и рассказали об аварии. Всё было настолько плохо, что отца хоронили в закрытом гробу. Мама видела его в морге, и опознать получилось только по татуировке клевера на руке и по обручальному кольцу с гравировкой, но ДНК экспертизу всё равно провели для уверенности. Возможно из-за того, что я так и не увидела тело, мой мозг отказывается принять сам факт смерти отца. Он всё ещё живёт в воспоминаниях и часто мне снится. Иногда я даже забываю, что его нет. Вот только боль в груди не проходит, хоть люди и говорят, что со временем становится легче, что просто привыкаешь жить с этой потерей. У меня не получается.

Я протираю надгробие влажными салфетками, касаюсь пальцами фотографии, на которой отец улыбается. Слёзы горячими ручейками скатываются по щекам. Ставлю капкейк с зажжённой свечой рядом и, скрестив ноги, сажусь напротив.

– Если бы ты знал, как нам тяжело без тебя, – говорю я, хоть и знаю, что никто меня не слышит. – Мама топит горе в алкоголе и даже не думает бросать – всё хуже и хуже становится. Олли растёт, вся эта терапия в реабилитационном центре ему помогает. Но не знаю, смогут ли они поставить его на ноги – никто никаких гарантий не даёт. Он, кстати, очень похож на тебя, особенно глаза. И гонки ему нравятся, только не Формула 1, но, думаю, это дело времени. Я всё-таки смогла поступить в университет на графический дизайн. Мама недовольна, но ничего нового. Зато прокачаю свои навыки и смогу брать какие-нибудь серьёзные заказы с хорошим чеком. Может, я слишком радужно всё себе представляю, но у меня ведь уже неплохо получается, так что, надеюсь, оно будет стоить того.

В ответ умиротворяющая тишина и шелест листьев. Многие боятся кладбищ, но мне здесь спокойно, да и охрана неплохая, так что опасаться каких-нибудь сатанистов не приходится. Я бы сидела тут хоть до самого вечера, но ветер проникает даже под тёплую одежду, поэтому в последний раз провожу ладонью по надгробию, ощущая холод под пальцами, и иду к выходу. Автобусная остановка в пяти метрах от ворот. Странное решение, но зато идти далеко не надо. Закутываюсь в шарф, прячу руки в карманы и хожу из стороны в сторону, чтобы согреться.

Моё внимание привлекает Мерседес, такой же, как у Влада – он так резко разворачивается посреди дороги, что визг шин разносится по всей улице. Уверена, сейчас водитель нарушил несколько правил дорожного движения. Его счастье, что рядом нет полиции, но, наверное, на городские камеры этот манёвр всё равно попал и штраф ему прилетит по почте. Он подъезжает к остановке, и я понимаю, что машина не просто как у Влада – она его и есть.

– Вероника? Что ты тут делаешь? – спрашивает Влад, выйдя из авто. – И почему у тебя глаза такие красные?

Глаза не только красные, но и болят от слёз. И я, конечно же, забыла солнцезащитные очки дома – выглядела бы нелепо в них в такую пасмурную погоду, но тогда никто б не увидел свидетельства моей эмоциональности. Несколько прохожих уже одарили меня внимательными взглядами, но прошли мимо, похоже, решив, что их помощь не требуется.

– Отца с днём рождения поздравляла, – голос предательски дрожит, а глаза снова увлажняются, но я успеваю стереть слёзы до того, как они скатятся по щекам.

Влад смотрит на ворота кладбища, а потом на меня, складывая кусочки пазла, пока я выдыхаю через рот, чтобы быстрее успокоиться. Ненавижу плакать при людях. И если на случайных прохожих мне всё равно, то вот знакомые начинают говорить какие-то ободряющие слова, от которых не успокаиваешься, а рыдаешь ещё громче и сильнее.

– Он… – Влад начинает говорить, но запинается, указывая рукой в сторону кладбища.

Только киваю в ответ, потому что не уверена, что голос опять не сорвется, и я не разрыдаюсь.

– Садись в машину, ты вся продрогла.

– Не стоит, скоро мой автобус приедет.

– Сильно ты в автобусе согреешься? – спрашивает он, выгибая бровь. – Давай, залезай.

Он обходит машину и открывает для меня пассажирскую дверь. Что за настырный человек такой? Я планировала успокоиться, пока доеду домой, подумать, побыть в своих мыслях. Влад мне приятен, но сейчас из меня самой так себе собеседник и компаньон, а вместе молчать пока, наверное, будет неловко.

– Правда, Влад, я…

– Садись, Вероника! – Его голос звучит строже, хоть и негрубо, и я решаю больше не спорить, потому что люди вокруг уже оборачиваются, того и гляди всё-таки влезут, а то и полицию вызовут.

– Просто Ника.

– Хорошо, просто Ника, – улыбается Влад и захлопывает дверь.

Глава 5

Мы второй день знакомы и я второй раз в этой машине. Надо не забыть попросить его остановиться при въезде на нашу улицу, потому что если мама это увидит, то меня ждёт очередной скандал, к которому я не готова.

– Ты кофе или чай обычно пьёшь? – спрашивает он, пока выруливает на дорогу и пристраивается в более-менее свободном ряду.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты дрожишь и тебе надо согреться. Заедем за чаем или кофе, что-нибудь из еды можем взять. Я лично проголодался, у меня только вот лекция закончилась.

– Нет, мне не надо ничего. Здесь и так тепло, я согреюсь.

– Будешь сидеть и смотреть, как я ем и пью? Нет, так дело не пойдёт.

В машине щёлкают замки, и я чуть не подпрыгиваю, а после перевожу взгляд на Влада.

– Это чтобы ты не выпрыгнула и не побежала к остановке, – поясняет он.

– Выглядит как похищение, знаешь ли.

– Зависит от того, как на эту ситуацию посмотреть. Так и? Чай? Кофе?

Я не успеваю ответить, как у меня звонит телефон и на экране высвечивается номер реабилитационного центра, где занимается Олли. Кровь приливает к щекам, потому что это не может быть хорошим знаком – они никогда не звонят просто так.

– Извини, это важно, – говорю я, и Влад кивает, замолкая. – Алло.

– Здравствуйте. Это Вероника Хейл?

– Да, это я. Что-то случилось?

– Миссис Хейл не забрала Оливера с занятий и мы не смогли ей дозвониться. В договоре вы указаны как второе контактное лицо. Вероника, вы можете приехать сейчас? Центр закрывается через час. В противном случае нам придётся отправить Оливера в ближайшую детскую больницу и обратиться к детскому консультанту в социальную службу.

Да, для полного счастья не хватало, чтобы Олли забрали и отдали в приют! Им ведь стоит только приехать с проверкой к нам домой и увидеть пьяную маму, чтобы сразу же поднять на уши все инстанции. А вернуть брата будет очень сложно, учитывая все его проблемы со здоровьем и ненадёжность маминого положения. Я бы сказала, что службам на детей, по большому счёту плевать, но иногда они выбирают какую-нибудь семью и устраивают публичную порку с привлечением телевидения, политиков и прочих. У нас ситуация не самая ужасная, но я уже вижу эти драматические кадры бардака, который я убрать не успела после маминой вечеринки, всё это под грустную музыку, дабы вызвать у зрителей эмоции и побудить их проклинать нас, выслеживать и превращать жизнь в ад.

Но сейчас женщина говорила эти слова так спокойно и размеренно, но у меня давление поднималось после каждого произносимого ею слова. Мама снова нас подставляет! Не удивлюсь, если она уже спит где-нибудь у своих друзей или дома.

– Нет, не надо в больницу, я успею!

– Хорошо, мы вас ждём, – отвечает она и отключается, а я замечаю, как у меня дрожат пальцы.

– Я… Ты можешь высадить меня где-нибудь здесь? – спрашиваю я у Влада, пока пытаюсь открыть приложение такси, но руки так трясутся, что я несколько раз промахиваюсь мимо нужной иконки.

Влад отбирает у меня телефон, и мы встречаемся взглядами.

– У меня, правда, очень мало времени, Влад, и мне совсем не до игр, – говорю я и понимаю, что уже на грани истерики.

Если я прямо сейчас вызову такси, то успею до закрытия, мы не так и далеко от этого центра. Успею даже с учётом пробок.

– Никто и не играет. Куда надо ехать?

– Влад, я…

– Куда, Ника? – перебивает он, звуча жестче и всё ещё держа мой телефон в своей руке. – Ты сама тянешь время, которого, как я понимаю, мало.

Я сдаюсь, понимая, что он уступать не собирается. Какой смысл спорить? Всё равно сделает по-своему. Называю адрес, а навигатор, выстроив самый короткий маршрут, приятным женским голосом сообщает, что ехать двадцать минут. Влад перестраивается в другой ряд и едет на предельно допустимой скорости. Смотрю в окно, как проплывают многоэтажки, разноцветные магазины и прохожие, кутающиеся в пальто, словно от лютого мороза, а не от сентябрьской прохлады. Внутри же меня – настоящая буря. Гнев, обида, страх, – всё переплелось в тугой клубок, который душит и не дает дышать.

– Что случилось? – спрашивает он, возвращая мне телефон.

– Мама не забрала Олли из реабилитационного центра, а закрытие через час.

– А Олли это?

– Мой младший брат. У него занятия каждую пятницу, но чтобы мама его не забрала – такое впервые.

Влад оставил мои слова без комментария, но, думаю, и сам обо всём догадался. По пятницам мама держалась до вечера, привозила Олли домой, а потом на все выходные уходила к своим подругам, чтобы пить до самого вечера воскресенья. Мы её утомляли, а там она могла расслабиться и забыть об этой каторге – её слова, не мои. Ощущать себя грузом на её шее неприятно, но всё стало более-менее терпимо, когда я начала зарабатывать на иллюстрациях и помогать финансово. Пойти куда-то работать даже на полставки я не могла, ведь кто-то должен был сидеть с Олли, а оплатить услуги няни, да ещё и работающей с детьми с особенностями, мы не смогли бы. Какой тогда смысл в моей работе, если все деньги придётся отдать? Да и не факт, что их вообще хватило бы.

***

Когда мы приезжаем в центр центру, Влад идёт вместе со мной. Сгорая от стыда, я извиняюсь перед персоналом, говорю, что, наверное, у мамы что-то случилось на работе, и поэтому нет связи. Обещаю, что такое больше не повторится, и мы наконец-то выходим. Понимаю, что теперь придётся контролировать и это и, возможно, забирать брата самой. Одна проблема наваливается на другую. Влад во время моей беседы с персоналом отвлекал Олли и знакомился с ним, так что ни один из них ничего не слышал.

– А где мама? – спрашивает Олли, пока я везу его к машине.

Влад бросает на меня взгляд, будто тоже ждёт ответа на этот вопрос – эх, если бы он у меня был.

– Не знаю, малыш. Наверное, что-то на работе случилось и ей пришлось задержаться. Знаешь же, что такое бывает, – улыбаюсь я и останавливаюсь у задней двери машины.

Так бывало, когда она медсестрой работала, а не уборщицей, но брату обо всех деталях знать не обязательно, как и Владу.

– А почему ты остановилась? Мы не на автобусе поедем? – Олли продолжает засыпать меня вопросами.

– Думаешь, автобус лучше этой машины? – спрашивает Влад, присев на корточки напротив коляски.

Олли поджимает губы и осматривает машину, похоже, серьёзно обдумывая слова Влада и сравнивая Мерседес с автобусом. Его детская непосредственность вызывает у меня искреннюю улыбку, так что я выныриваю из пучины грустных мыслей. Брат проводит ладошкой по отполированной дверце и, кажется, ему нравится. Кто бы сомневался!

– Нет, эта машина, я думаю, лучше. Но я никогда на такой не ездил. Она быстрая?

– Очень.

– Как у «Галактических гонщиков»?

– Почти. Согласен на такой прокатиться?

– Да, – соглашается Олли и кивает, широко улыбаясь.

– А как…– начинает Влад, кивнув на коляску, и я понимаю, что он не знает, как пересадить Олли в машину.

– Я сама, он не тяжёлый, – отвечаю я.

Усаживаю Олли и пристёгиваю ремнями безопасности, а Влад ещё и подушку вручает, чтобы брат сидел повыше и мог видеть дорогу через лобовое стекло. Я складываю коляску и Влад загружает её в багажник. Замечаю там клюшку для гольфа и какое-то оружие, накрытое курткой. Похоже, во время всех его манёвров на дороге она съехала. Может быть это муляж, но выглядит правдоподобно. Да и зачем такому взрослому парню игрушечный пистолет? Ворон пугать? И насколько небезопасно провозить оружие так? А если полиция остановит для проверки? Наверное, надо было испугаться и спросить, что это такое, но я быстро отвожу взгляд и возвращаюсь в машину к Олли. Почему-то мне не страшно, хоть это всё и странно. Влад не кажется опасным, и я не думаю, что ему есть смысл хоть как-то вредить мне или Олли. Какой от нас толк? А его личные дела меня не касаются, этому правилу я научилась, живя в Ист-Энде – что там только не вытворяют, но если их не трогать, то тебя не зацепят.

– Прости меня, – вдруг говорит брат, когда я усаживаюсь рядом с ним и ещё раз проверяю ремень безопасности.

Влад от этих слов тоже замирает, зажав в руке ремень безопасности, и на мгновение мы встречаемся взглядами в зеркале.

– Ты о чём, Олли? – не понимаю я, повернувшись к брату. – За что ты извиняешься?

– За то, что я такой и за то, что тебе так сложно со мной, – отвечает он, а я готова разрыдаться прямо в этот момент.

Кто ему такое сказал? Он слишком маленький, чтобы самостоятельно такие выводы делать. Я никогда, даже когда было действительно очень сложно, не показывала этого. И уж тем более не говорила ничего и близко похожего на те слова, что он произнёс.

– Ты что такое говоришь? – спрашиваю я и обнимаю его, чтобы он не видел мои увлажнившиеся глаза. – Мне совсем несложно с тобой и ты именно такой, каким мы тебя всегда хотели видеть!

Влад, поняв, что ситуация выходит из-под контроля, заводит двигатель и выключает свет в салоне, отвлекая внимание Олли, так что тот отпускает меня и смотрит перед собой.

– Готов к поездке, Олли? – спрашивает Влад и заставляет двигатель взреветь, приводя брата в восторг.

– Ого! Да! Ты поедешь как галактический гонщик?

– Ну, нет! Убиться нам на мокрой дороге не хватало! – вмешиваюсь я, а Олли хмурит брови.

– Мы будем ехать быстро, но не так, как галактические гонщики. Гонять надо на специальных машинах и на специальных трассах, ты же знаешь об этом, да?

– Да, знаю, я же будущий гонщик, – улыбается Олли, но восторг от рёва двигателя всё ещё не прошёл. – А ты можешь ещё раз сделать вжинь-вжинь?

Он выполняет его просьбу, а я только качаю головой – мальчишки. Судя по взгляду, Влад в не меньшем возбуждении от происходящего, чем мой брат.

– Итак, куда мы заедем за едой? Я всё ещё очень голодный, ты всё ещё не согрелась, и будущему гонщику, думаю, тоже хочется перекусить? – спрашивает Влад.

– А можно вообще всё что хочешь? – спрашивает Олли, опередив меня, хотя я думала отказаться и покормить брата дома – он не должен очень уж проголодаться, потому что два часа назад в центре был ужин.

– Конечно.

– Картошку фри! И сок! – заказывает Олли.

– А гамбургер? Или наггетсы? – предлагает Влад.

– Ну, можно и их тоже.

– Что было на ужин после занятий? – вмешиваюсь я. – Ты опять ничего не ел?

– Скользкие овощи и картошка половинками. Это было невкусно, поэтому я мало поел. Почти все мало ели, Ника, я не один такой!

Скользкими овощами он называет любые тушёные овощи. Безусловно, они полезны, но можно ведь для детей придумать какой-то другой способ их подачи или даже приготовления, а не просто потушить на пару и разложить по тарелкам. Не каждый взрослый такое любит, что уж говорить о маленьких привередах.

– Я тоже не люблю скользкие овощи. Тогда сейчас закажем гамбургеры, наггетсы, картошку фри и сок, хорошо? – спрашивает Влад, повернувшись к Олли, на что тот согласно кивает.

***

В зале совсем нет свободных мест, так что Влад заказывает еду через окошко для авто и предлагает есть прямо в машине, потому что столик на троих освободится нескоро.

– Он обязательно накрошит, – предупреждаю я. – Или просто уронит еду на пол или сидение.

– Всё решается пылесосом. Если что, заеду на автомойку и там всё вычистят, не волнуйся. Пусть крошит. Поедим на парковке и поедем домой, идёт, Олли?

– Да, – соглашается брат.

Нам дали влажные салфетки, но я всё равно заставляю их обработать руки антисептиком – он всегда у меня в сумке и вот снова пригодился. Олли ест и рассказывает о галактических гонщиках и о своих занятиях в центре, а Влад только раззадоривает его вопросами. Обо мне они, кажется, вообще забыли, и я просто молча слушаю их и ем свой гамбургер, запивая его тёплым чаем. Мне удаётся наконец-то согреться, и тело расслабляется, так что в сон клонит. Но мысли о матери возвращают в реальность. Где она, почему не забрала Олли, не устроит ли очередной концерт, если увидит машину Влада и его самого? Стыдно даже думать об этом – если бы не он, я бы потратила кучу денег на такси и не меньше нервов. Клянусь, я полностью поседею к двадцати годам!

Вижу, как моё маленькое китайское радио наедается и устаёт говорить, зевая и едва не засыпая с картошкой во рту, но в итоге проигрывает эту битву и проваливается в сон. Решаем не будить его и Влад помогает мне занести брата в дом. Пока я укладываю Олли спать, Влад приносит коляску. Мамы нет, но в нашей ситуации это и к лучшему – хотя бы один скандал мы избежим. Вижу, как он осматривается и вся эта атмосфера ему не близка. Что ж, не все живут в хоромах или просто в домах с красивым ремонтом. По крайней мере, у нас чисто и, мне кажется, уютно. Обои сохранились ещё со времён, когда бабушка тут жила, мебель тоже почти вся её. Но в условиях, когда приходится даже на еде экономить, как-то не до новых вещей. Пока папа был жив, мы копили на новый дом, а после его смерти мама просадила все сбережения, так что не то что на новый дом, на самый простой ремонт не хватает.